Н. Бояркина Диалоги на завалинке

Первое, что отличает сельского жителя от го­родского, — это умение одеваться по погоде. Даже в слабый морозец не встретишь селяни­на без меховой шапки, а селянку — без тепло­го платка. Болеть невыгодно. Болеют хозяева — болеет весь дом. И в избе холодно, и скотина не кормлена.

По вечерам в деревенских окнах долго не зажи­гают свет. Горожанам кажется — сумерничают, экономят на электричестве. На самом деле все копошатся во дворе. Доят коров, чистят хлев, кормят поросят, загоняют кур, запирают сара­юшки от жадных до всего воришек. И только с приходом полной темноты начинает из окон падать на землю оранжевый свет. Оранжевые окна в ряд делают дома похожими на уплываю­щие в бездну корабли. Одинаковые окна у всех по милости сельмага, завозящего шторы раз в пятилетку, но столько, чтоб на всех хватило.

— Мне кажется, вы, горожане, ничего не имее­те, — говорила мне библиотекарша Света. — А у меня все свое: дом, двор, постройки, скоти­на. Что хочу, то и делаю. Хочу — подмету, хочу —

еще что-нибудь построю. И никто меня здесь не видит, не заглядывает. В деревне с голоду не умрешь, в любом случае себя прокормишь. Без­работица — понятие не деревенское. В дерев­не от работы загнуться можно. Летом пропол­ка, колорадские жуки, чьи-то козы, которые сжи-

Особое качество межличностных отношений в деревне основывается на подчеркнутой грубоватости и фамильярности обращения друг с другом, при­знается «тыканье» и обращение друг к другу по имени (часто уменьшитель­ному: Федька, Васька) или только по отчеству, которое выполняет функцию имени (Иваныч, Кузьмич). Обращение на «вы» считается городской чертой.

В потоке информационного обмена в деревне ведущую роль выполняют слухи, местная интерпретация исторических и общегосударственных собы­тий. Внутриобщинная информация доминирует над официальной государ­ственной.

Практически всем жителям деревни присущ ограниченный жизненный опыт: мало кто из селян, особенно в прежнее время, далеко и надолго уез­жал из своей деревни. Их жизнь небогата историческими и общечеловечес­кими событиями. Локальная замкнутость сельской культуры формирует осо­бый менталитет селянина, который не понимает быстроменяющейся город­ской жизни.

В деревне более высокий, чем в городе, удельный вес коллективной дея­тельности. Как показало исследование «Телевизионная аудитория», прове­денное уральскими социологами под руководством Л.Н. Когана, даже про­смотр телепередач происходит коллективно — всей семьей или дружеской компанией.

Сельские жители уделяют большее, чем в городе, внимание экологичес­кой культуре и охране окружающей среды.

Отсутствие культурного выбора, недоступность для селян многих видов культурной деятельности и развлечений, существующих у горожан (посеще­ние музеев, театров, художественных выставок, ресторанов, ночных клубов и т.п.), ограничивают культурные запросы и культурный кругозор, не позво­ляют им, а особенно молодежи, сформировать вкус, разносторонние потреб­ности, умение выбирать фильм или передачу. В деревне, особенно глухой,

рают все кусты, пока ты на работе, воды нет, таскай на коромысле десять, двадцать ведер, чтоб полить ягоды, овощи. На ведение домаш­него хозяйства тратится двенадцать с полови­ной часов в сутки.

День у меня расписан по часам. В шесть утра подоить корову. Потом задать скотине корм. Завтрак мужу и дочке приготовить. В восемь убираю со стола. Нагреть воды, помыть посуду. Десять — уборка, стирка. Летом — огород. Одиннадцать — готовлю обед. Полвторого — бегу на работу, к читателям. Библиотека рабо­тает до десяти вечера, так что все домашние дела — с утра.

В слякотную погоду читатели снимают в биб­лиотеке обувь, чтоб не запачкать дорожки. Воз­раст читателей — от 4 до 89 лет. Тысяча чело­век. Каждый пятый житель села, если считать с новорожденными. В основном читают газеты, фантастику, детективы, «практическую» лите­ратуру — от толкователя снов до «Советов ко­зоводам».

На то, что в городе отнимает час, в деревне тре­буется три. Чтобы в доме было тепло — топи печь зимой дважды, помыться — топи баню, это минимум два часа трудов. Воды принести, дро­ва натаскать, полы и в бане, и в предбаннике по­мыть. А стирка...

Многие бытовые приборы отказываются рабо­тать: микроволновые печи, моющие пылесосы, стиральные машины-автоматы. Они требуют столько электричества, что с их включением вышибаются пробки во всем доме. Даже в полночь можно услышать, как кто-то полощет белье на речке. Чтоб не обморозить руки, надевают сначала нитяные, а потом рези­новые перчатки.

Кто имеет крепкое хозяйство, даже в отпуск не может позволить себе съездить. И не в деньгах дело — хозяйство не отпускает. Зато мясо, кар­тошку, овощи, молочное покупать не надо. День­ги тратим на сахар, соль, масло растительное, муку. Все свое. Источник: Аргументы и факты. 1995. № 51-52.

смотрят и слушают все, что завезут, чаще всего в репертуар сельских клубов включают те фильмы, которые уже не идут в городе.

Город выступает законодателем моды — в одежде, прическах, музыкаль­ных предпочтениях, а деревня — реципиентом. Все культурные новации обычно зарождаются в урбанизированных центрах и через какое-то время проникают в деревню. Однонаправленный культурный поток объясняется рядом причин: дома и салоны моды, равно как и ее творцы, — это горожане; материальный достаток, а значит, и возможности купить дорогие модные но­винки у горожан выше; то же относится к уровню пол и культурности и вос­приимчивости, к новизне.

Ранние занятия физическим трудом на открытом воздухе сформировали иное отношение к физкультуре. На селе мало кто занимается дополнитель­ными узкофункциональными упражнениями (европейская система, йога, аэробика) для поддержания здоровья. В результате в значительной мере те­ряется организованная ритмика рабочего дня, способность рационально подходить к затратам времени, к своему здоровью.

Город изымает человека из той естественной среды, куда его в свое время поместила деревня, связавшая с землей. Человек, лишенный почвы, разме­стился в новой социальной среде, искусственной по своему характеру.

Правда, чистой и опрятной эта среда стала только сегодня, а на протяже­нии тысяч лет город мало отличался от деревни, служившей его органичес­ким подбрюшьем. В средневековом городе нечистоты выливали прямо на улицу, где сушилось белье горожан. Пыльные улицы, немощеные тротуары и антисанитария были долгое время уделом европейцев. Идиллический пей­заж деревенской местности тогда многим казался раем.

Но сегодня европейский город с подстриженными газонами, прибранны­ми скверами, величественными памятниками похож, скорее, на музей под открытым небом. В нем приходится передвигаться, сообразуясь со строги­ми правилами.

Городская среда с высокой концентрацией вещей, памятников, техничес­ких сооружений, зданий, улиц и интерьеров выглядит, как пионерская ли­нейка перед торжественным отчетом вожатого. Она сковывает и ограничи­вает естественное поведение, создает совершенно иной, нежели в деревне, психологический настрой. Чистота и порядок на улицах вызывают ощуще­ние уверенности, взаимной ответственности, а неубранные помойки или годами ремонтирующиеся дома — чувства тревоги, бессмысленности бытия, бессилия. Тротуары, улицы, дорожные знаки и т.д. служат своеобразными сигналами. Они предупреждают или направляют горожанина. Город состо­ит из множества соприкасающихся и переходящих друг в друга специализи­рованных «зон», в каждой из которых свои ценности, нормы поведения, свое отношение к вещам и людям⁴.

Социологи, проведя многочисленные исследования, выяснили собира­тельный образ деревни и основные отличия сельского образа жизни от го­родского: менее развитый и технически оснащенный труд, меньшее разно­образие рабочих мест и профессий, сильная зависимость от природно-кли­матических условий, как правило, более тяжелые условия труда. Для сельских поселений характерна большая слитность труда и быта. Преобладают соци-

⁴ Фетисова Т.А. Культура города // Новая литература по культурологии. Дайджест 2. М, 1995. С. 79—93.

ально и национально однородные семьи, нет городской анонимности обще­ния. Очень сильны общественное мнение, социальный контроль, особенно со стороны старшего поколения, традиции. Здесь ниже ритм жизни, проще формы общения, меньше психологических нагрузок (табл. 10).

Таблица 10 Городская и сельская жизнь⁵

Характеристика	Село	Город
Гетерогенность населения	Низкая	Высокая
Наличие формальных организаций и услуг	Низкое	Высокое
Уровень разделения общественного труда	Низкий	Высокий
Степеньанонимности отношений между людьми	Низкая	Высокая
Тип социальных отношений	Общность	Общество
Тип социального контроля	Неформальный	Формальный
Степень статусного ранжирования на основе видимых глазу символов	Низкая	Высокая

ABA МИРА МАРОККО

Большинство населения Марокко — коренные жители неарабского проис­хождения. Их называют берберами. Сами берберы именуют себя так лишь тогда, когда говорят по-французски или по-английски. Часто они предпочи­тают название «имазиген» («свободные люди»). Понятие «марокканец» вош­ло в обиход недавно и преимущественно у жителей промышленных центров.

Подавляющее большинство населения не умеет ни читать, ни писать. Классический, или литературный, арабский язык — язык Корана, правове­дения, науки, изящной словесности, деловой переписки и прессы — извес­тен лишь горсточке грамотных людей и не может служить средством обще­ния для всех.

Таким средством остается пока так называемый простонародный язык, в котором немало берберских слов и выражений и французских терминов. Свой исконный письменный язык вместе с алфавитом марокканские берберы ут­ратили. Сохранившийся устный язык продолжает жить в повседневном об­щении, в народных сказках, легендах, пословицах и поговорках, поэмах и песнях. На нем говорит 50—60% населения страны. Два мира, два общества — традиционное и современное — обитают по соседству. Стоит удалиться от крупных городов, как вы попадаете в Берберию. Здесь женщины ходят с от­крытыми лицами и одеваются в разноцветные одежды, а жильем часто слу­жит огромная черная палатка, под тентом которой могут разместиться 50, 100 человек и более.

Колонизация оставила заметный след в стране, разрушив ее социальную опору — племенную организацию. А единой нации в современном понима­нии еще не сформировалось. В сельской местности тут и там можно встре­тить ее отголоски и пережиточные формы.

⁵ Hess В.В., Markson E.W., Stein PJ. Sociology. 4th ed. N.Y., 1991. P. 534.

ДЕРЕВЕНСКАЯ ПРОЗА⁶

Теперь точно неизвестно, кем и когда был введен термин «деревенская проза», обозначивший целое направление в отечественной литературе, по­вествующее о сельских жителях. Прекрасные произведения о крестьянстве оставили, например, Л. Толстой, Ф. Достоевский, И. Тургенев А. Чехов, И. Бунин, А. Платонов, М. Шолохов, но их не принято называть «деревен­щиками». В 1920—1930-е гг. существовала «крестьянская литература», куда зачисляли таких авторов, как Ф. Панфёров, А. Чапыгин, А. Новиков-При­бой, а также С. Клычкова, Н. Клюева, С. Есенина. По мнению одних литера­туроведов, начало направлению «дере­венской прозы» в советской литерату­ ре положили повесть А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» и его же рассказ «Матрёнин двор», появившиеся в начале 1960-х гг. в журнале «Но­вый мир». Другие полагают, что оно началось с Ю.П. Казакова. Хотя он пи­сал и о городе, но именно с его рассказов «На полустанке» (1954), «Некраси­вая» и «Странник» (1956) пошла в рост новая ветвь русской литературы XX в. Термина «деревенская проза» тогда еще не было, но саму прозу уже громили партийные критики.

Помимо рассказов Солженицына и Казакова к деревенской прозе отно­сятся произведения В. Астафьева, такие, как «Последний поклон», «Ода рус­скому огороду», «Царь-рыба», хотя самого писателя чаше считают предста­вителем «военной прозы». К сельской проблематике тяготеет творчество писателей В. Солоухина и С. Залыгина. В круг «деревенщиков» входят так­же А. Яшин, В. Тендряков, Ф. Абрамов, В. Белов, В. Распутин, Б. Можаев, В. Шукшин, Е. Носов, И. Акулов, М. Алексеев, В. Личутин, В. Лихоносов, Б. Екимов. Кроме них в этом ряду обычно упоминались И. Друцэ, Й. Ави-жюс, Г. Матевосян, А. Айлисли и др. Помимо прозаиков большую роль в разработке деревенской проблематики сыграли известные публицисты. Наиболее ярким произведением стал цикл очерков В. Овечкина, объеди­ненный под общим названием «Районные будни», печатавшийся в 1950-е гг. Занимались деревенскими проблемами публицисты Е. Дорош с его извест­ным в свое время «Деревенским дневником» (1956—1972) и К. Буковский, а впоследствии — Ю. Черниченко, А. Стреляный. В центре внимания сто­яла послевоенная деревня — нищая и бесправная (стоит вспомнить, что кол­хозники, например, до начала 1960-х гг. не имели даже паспортов и без спе­циального разрешения начальства не могли покидать «места приписки»).

⁶ Источники: Большакова А.Ю. Нация и менталитет: феномен «деревенской прозы» XX века. М, 2000; Валикова Д. Штудии // Литература. 2001. № 5; Вильчек Л. Пейзаж после жатвы: Деревня глазами публицистов. М., 1988; Деревенская проза-2 / Сост. П.В. Басинский. М., 2000; Ковский В. Между прошлым и будущим. Заметки о деревенской теме в современном литературном процессе// Дружба народов. 1979. № 6. С. 243—261; Крест бесконечный. В. Астафьев — В. Курбатов: Письма из глубины России. Иркутск, 2002; Макина М. Деревенская проза 60—70 годов в ее историко-литера­турном и современном контексте. Л., 1980; Сурганов В. Человек на земле. Тема деревни в русской советской прозе 50—70-х годов. Истоки. Проблемы. Характеры. М., 1981; Чалмаев В. «Воздушная воздвиглась арка...» // Вопросы литературы. 1985. № 6. С. 73—117; Сухих И. Душа болит («Характе­ры» В. Шукшина, 1973) // Звезда. 2001. № 10.

Правдивое изображение сельской действительности можно найти в расска­зах А. Яшина «Рычаги» (1956) и «Вологодская свадьба» (1962), повестях «Вокруг да около» (1963) Ф. Абрамова, «Подёнка — век короткий» (1965) В.Тендрякова, «Из жизни Фёдора Кузькина» (1966) Б. Можаеваидр. В про­изведениях В. Распутина «Деньги для Марии» (1967), «Последний срок» (1970), «Прощание с Матёрой» (1976) на первый план выходили не соци­альные проблемы села, а проблемы нравственных ценностей народа в из­меняющемся мире; подобного рода прозе давались определения «натурфи­лософская» и «онтологическая».

После того как крестьянство получило, наконец, паспорта и смогло са­мостоятельно выбирать места проживания и виды деятельности, начался массовый отток населения из сельской местности в города; особенно это касалось Нечерноземной зоны. Оставались полупустые, а то и вовсе обезлю­девшие деревни, где царили вопиющая колхозно-совхозная бесхозяйствен­ность и почти повальное пьянство. В попытках найти причины социальных катаклизмов на селе авторы возвращались памятью в военные годы, когда силы деревни были надорваны (романы Ф. Абрамова «Братья и сестры» и «Две зимы и три лета», 1958 и 1968 соответственно; повесть В. Тендрякова «Три мешка сорной пшеницы», 1973 и др.), и касались такого губительного явле­ния в агрономической науке, как процветавшая многие годы недоброй па­мяти «лысенковщина» (повести Б. Можаева «День без конца и без края», 1972; В. Тендрякова «Кончина», 1968), либо занимались еще более далекими ис­торическими периодами, например роман С. Залыгина о Гражданской вой­не «Соленая падь» (1968) или книга В. Белова «Лад. Очерки народной эсте­тики» (1981), посвященная жизни дореволюционной общины Севера.

Врезка