Региональная конфликтогенность: методологические

Проблемы научного исследования

Региональная конфликтогенность: парадигмы

Научного исследования

Процессы регионализации в условиях социальных трансформаций резко повышают уровень конфликтогенности территориальных социумов. Понятие «региональная конфликтогенность» используется в современной науке для описания такого состояние территориального социума, которое порождает возникновение конфликтных ситуаций в регионе. Изучение региональной конфликтогенности дает возможность понять генезис региональных конфликтов, обусловленных появлением социальных субъектов с противоположными и противопоставляемыми интересами.

Проблематика научного исследования региональной конфликтогенности определяется в первую очередь существующими в современной науке методологическими подходами к изучению региональных конфликтов. В современной научно-исследовательской практике выделить широкое распространение получили два основных подхода к изучению региональных конфликтов, которые условно называются деятельностным и мотивационным.

Представители деятельностного, или узкого, подхода, рассматривая конфликт как как осознанное противоборство социальных субъектов с несовместимыми интересами, отождествляют его с открытыми, реализованными действиями социальных субъектов друг против друга. Поэтому за пределами их научного интереса остаются источники и мотивы этих действий.

Представители мотивационного, или широкого, подхода считают, что противодействие сторон в форме открытой борьбы является недостаточным признаком конфликта, поскольку конфликт начинается с появления противоречия между субъектами с противоположными интересами, которое первоначально может и не осознаваться. Поэтому сторонники этого подхода расширяют границы регионального конфликта до всех форм проявления антагонистических отношений, включая в понятие конфликта как само конфликтное взаимодействие, так и мотивацию конфликтного поведения. При этом в региональном конфликте они выделят скрытое и явное противоборство социальных субъектов с противоположными или несовместимыми интересами. Изучая срытое конфликтное взаимодействие субъектов, сторонники этого подхода особое внимание уделяют различным факторам, обусловливающим мотивацию этого взаимодействия. При изучении явного противоборства конфликтующих сторон внимание акцентируется на их базовых характеристиках, стратегии конфликтного взаимодействия, формах и способах конфликтного поведения.

В современной исследовательской практике при изучении региональной конфликтогенности, прежде всего ее структурных источников, можно использовать также идеи К. Маркса, Р. Дарендорфа и И. Галтунга. Идеи Маркса дают возможность увязать причинную связи конфликта с объективными социально-экономическими противоречиями. Во многих современных теориях уделяется большое внимание роли экономических факторов, групповых интересов, значению социального неравенства и борьбы за ограниченные ресурсы как источников конфликтогенных ситуаций.

Оригинальная концепция социального конфликта была разработана немецким социологом Р. Дарендорфом. Социальные конфликты, по его мнению, вырастают из структуры обществ, являющихся союзами господства. («институционально координируемыми ассоциациями»), которыми он обозначает любую социальную группу или организацию, где существует дифференциация социальных позиций и ролей по отношению к власти. В концепции Р. Дарендорфа господство выполняет две функции: 1) обеспечивает интеграцию общества посредством санкционирования норм; 2) порождает конфликт вследствие неравного распределения властных позиций. Основной источник конфликта, как считал Р. Дарендорф, – это борьба между конфликтующими группами за перераспределение власти (фактического господства) и авторитета (легитимного господства) в «институционально координируемых ассоциациях». Идеи Р. Дарендорфа относительно условий и этапов формирования конфликтных групп, факторов интенсивности и насильственности социальных конфликтов выступают методологической основой научного исследования современных конфликтов, в том числе и на уровне регионов.

Идеи И. Галтунга, получившие воплощение в «теории структурного насилия», внесли значительный вклад в понимание природы социальных конфликтов. Структурное насилие (непрямое и не всегда связанное с конкретным лицом) определяется И. Галтунгом как «социальная несправедливость», как неравное распределение власти и ресурсов. Структурное насилие, встроенное в социальные структуры, поддерживается ими посредством рангового соответствия и зависимого взаимодействия социальных субъектов.

В качестве методологического основания научного исследования региональной конфликтогенности можно использовать получившую признание в современном научном сообществе структурно-динамическую модель конфликта, позволяющую наметить основные ориентиры анализа его структурных и динамических показателей. В качестве основных структурных элементов конфликта, отличающихся динамизмом, открытостью и изменчивостью, эта модель выделяет: 1) социальная среда конфликта: 2) причины конфликта; 3) предмет конфликта; 4) участники конфликта (основные, частично вовлеченные, косвенные); 5) конфликтное взаимодействие; 6) взаимное воздействие структурных переменных конфликта; 7) последствия конфликта.

Исходя из характера конфликтного взаимодействия (скрытое, открытое), состава и оформленности участников конфликта, интенсивности конфликтных взаимодействий действий, методов и форм борьбы, в развитии конфликта исследователи обычно выделяют три стадии: 1) латентную; 2) манифестную; 3) завершающую. При этом некоторые исследователи предлагают различать понятия «потенциальный» конфликт и «латентный» конфликт (латентная стадия конфликта), полагая, что понятие потенциального конфликта означает существование социального противоречия, могущего при определенных условиях развиться в конфликт, и наличие социальных субъектов, имеющих вследствие противоположности своего социального положения объективно противоположные интересы, но еще не осознающих этого. Латентная стадия конфликта характеризуется углублением существующих противоречий между потенциальными участниками конфликта, осознанием противоположности своих интересов и формированием конфликтующих групп.

Исследователи считают, что для перерастания социальных конфликтов в открытую стадию необходимо возникновение следующих условий: 1) превращение конфликтующих социальных «групп в себе» в «группы для себя»; 2) достижение в обществе критического уровня недовольства существующим положением; 3) субъективная готовность и способность индивидов на коллективные действия ради достижения групповых целей; 4) мобилизация индивидов на коллективные действия.

В процессе превращение конфликтующих социальных «групп в себе» в «группы для себя» можно выделить следующие стадии:

– возникновение социальных групп с противоположными интересами, но еще не осознающих этого индивидами (формирование «групп в себе»);

– социальная идентификация, т.е. осознание индивидами общности социальных интересов и своей принадлежности к определенной социальной группе, деление социальных общностей на «своих» и «чужих»;

– осознание социальными группами трудностей в реализации общих интересов, выявление и идентификация социальных групп, блокирующих эту реализацию;

– манифестация общих интересов отдельными представителями социальных групп, появление лидеров и солидарных действий на локальном уровне;

– институционализация групповых интересов, формирование групповых норм и ценностей, возникновение органов координации и мобилизации, появление солидарных действия в широком масштабе (формирование «групп для себя»).

Достижение в обществе критического уровня недовольства существующим положением, источником которого являются социальная депривация, статусная несовместимость социальных групп, связано, как правило, с осознанием несправедливости этого положения. Субъективная готовность и способность индивидов на коллективные действия ради достижения групповых целей зависит от таких факторов, как значимость ущемляемых социальных интересов, наличие ресурсов и организационных структур, степень социального контроля, легитимность властных структур, стабильность элит. Мобилизация индивидов на коллективные действия осуществляется двумя способами – «сверху» и «снизу». Мобилизация «сверху» предполагает вначале разработку организаторами массового конфронтационного движения соответствующей идеологии и создания организационных структур. Мобилизация «снизу» начинается с лавинообразного взрыва массового недовольства, а идеологии и организационные структуры создаются уже в процессе массовых акций протеста.

Специалисты считают, что динамика конфликтов определяется взаимодействием самых разнообразных факторов. При этом наиболее глубинные факторы, такие как цивилизационный тип общества, характер функционирования базовых институтов, остаются стабильными на протяжении очень длительного времени и обуславливают наиболее существенные, долговременные тенденции развития социальных конфликтов. Динамика конфликтов в конкретный период в значительной мере определяется степенью сформированности и уровнем силы конфликтующих сторон.

При изучение региональной конфликтогенности следует исходить из того, что территориальный социум – это развивающаяся система, а его развитие проявляется прежде всего в диф­ференциации функций и статусов его субъектов. Структурно-функциональная трансформация территориального социума порождает неравенство социального положения его субъектов как вещественного (экономические и прочие блага и преимущества), так и позиционного характера (место в структуре власти, возможности обеспечения доминирования той или иной системы интересов или ценностей).

В изучении региональной конфликтогенности широкое распространение получили различные формы когнитивного редукционизма, связанного с попытками найти универсальную доминанту – причину всех региональных конфликтов. Это сопровождалось абсолютизацией значения тех или конфликтогенных факторов, порождающих региональные конфликтные ситуации.

В современных социально-гуманитарных науках сложилось пред­ставление о региональном социуме как постоянно усложняющейся системе межсубъектных отношений, где каждый субъект есть относительно самостоятельная систе­ма, а отношения – это процесс смены взаимосвязанных системных же по своей организации региональных ситуаций. Поэтому изучение региональных конфликтов как одной из форм межсубъектных отношений предполагает разработку многомерных методологических конструктов их научного исследования, предполагающих необходимость многофакторного анализа их генезиса. В такой методологической ситуации когнитивный редукционизм, связанный с поиском универсальных факторов региональной конфликтогенности, оказывается бесперспективным в научно-исследовательском плане, поскольку он ведет к упрощению и схематизации социальной реальности.

В то же время пред­ставление о региональном социуме как системе указывает на наличие территориальной органи­зации, известного порядка взаимодействия между ее субъектами, что дает основание предполагать каузальность регионального процесса, его детерминированность, а, следовательно, и неравнознач­ность отдельных факторов региональной конфликтогенности, их иерархию. Поэтому поиск социальных детерминант и выявление социальных каузальностей требует известной редукции, но не универсальной, а ситуативной. Это предполагает необходимость широкого использования методов ситуационно-факторного анализа при изучении конкретных конфликтогенных ситуаций в регионах. Причем изучения не только объективных, но и субъективных факторов региональной конфликтогенности, таких, например, как субъективные конструкты участников межсубъектных отношений, не обяза­тельно адекватных социальной действительности, однако активно воздействующих на нее через практику этих отношений.

Факторы региональной конфликтогенности находятся в многомерной взаимозависимости, параметры которой изменяются достаточно быстро, что определяет и их иерархию, и степень значимости, и даже содержание самих факторов. Динамика таких изменений обусловлена активностью и определенными стратегиями действия региональных политических субъектов, к которым относятся органы государственной и муниципальной власти, группы интересов, политические партии и движения, а также организации самодеятельного населения, в той мере, в какой оно сформировало способы и формы представительства своих интересов. Методологии ситуационно-факторного анализа предполагает выделение основные факторов, определяющих региональные процессы и развитие конфликтогенных ситуаций в них. Рейтинговая оценка факторов процессуального развития помогает достаточно корректно выявить «точки конфликтогенности» в регионах, общая региональная топография которых может стать основой разработки стратегии управленческих воздействий.

Таким образом, возникновение в регионе субъектов с противоположными интересами создает условия для формирования конфликтогенной ситуации. Для превращения этой ситуация в социальную реальностью, эти субъекты должны стать достаточно субъектными, т. е. способными на открытую конфронтацию с субъектами с противоположными интересами. Следовательно, полисубъектность регионального социума является источ­ником его имманентной конфликтогенности. Однако различие позиций конкретных региональных субъектов по конкретному поводу в конкретных обсто­ятельствах может вести, но может и не вести к конфликту, поскольку субъекты сами выбирают способы своих действий, хотя их выбор так или иначе детерминирован конкретными факторами. Такая совокупность «конкретностей» получила название социально-конфликтогенного пространства региона, протяженность и структурность которого определяется характером межсубъектных отношений. Это – отношения по поводу того, что обладает соотносимыми смыслом и ценностью для участников конфликтогенной ситуации, т. е. это всегда противоречие, столкнове­ние интересов, отражающих потребность субъекта в чем-то, на что претендует другой субъект. Возникающее противоречие объективируется не только во вза­имодействии субъектов (действие – реакция – измененное действие), но и в их психологических и социальных состояниях (изменение в процессе взаимодействия социальных функций, статусов, ролевых установок, а в конечном счете и диспозиций субъектов).

При этом объективная и субъективная составляющие конфликтогенной ситуации находятся в единстве: с одной стороны, субъекты конструируют ситуацию (и свои действия в ситуации) в соответствии со своими представлениями о ней, тем самым осуществляя выбор соответствующих моделей поведения; с другой стороны, сами эти модели ограничены определенными условиями, которые являются объективными потому, что субъекты могут их изме­нять в процессе своих действий, но не могут их отменить как данную a priori предпосылку этих моделей. Кроме того, модели поведения участников конфликтогенных ситуаций в регионе постоянно уточняются, конкретизируются, корректируются, а, значит, и изменяются, вступая во взаи­модействие с другими моделями действий, направленными на тот же объект и реализуемыми другими субъектами. При этом взаимодействующие модели поведения включены не только данную конфликтогенную ситуацию, но и всегда в более общие социальные связи, поскольку сам отбор и формирование моделей поведения в конфликтогенной ситуации, активность субъектов в их реализации есть результат накопленного социального опыта, а взаимодействие субъектов есть и взаимодействие их опытов.

При изучении региональной конфликтогенности следует исходить из того, что ее детерминантой выступает прежде всего полисубъектность социального пространства региона, в котором постоянно происходит не только увеличение количества прямых и косвенных участ­ников социального процесса, но и усложнение их связей.

Усложнение и дифференциация межсубъектных связей и взаимодействий, с одной стороны, затрудняет ориентацию субъектов в социальном про­странстве региона, а с другой – расширяет репертуар их социальных действий, связанных с выбором целей, способов и направлений этих действий. Все это ведет к уплотнению социального пространства региона, которое чаще оказывается мнимым, присутствующим не в объективной, а в субъектив­ной реальности участников процесса, к возрастанию, в конечном счете, риска формирования противоречий в качестве источника региональной конфликтогенности.

Социальное про­странство региона включает в себя не только множество субъектов, но и разнообразные объекты, выступающие в качестве более или менее сильных стимулов разнообразной деятельности взаимодействующих субъектов. Различные позиции субъектов в социальном пространстве региона определяют их разное от­ношение к одним и тем же объектам. Центрация субъектов на ограниченном круге объектов придает большую целенаправленность их действиям, которые опирается на модели «понимания-деятель­ности», разработанные, возможно, даже не самими субъектами, а другими субъектами в подобных ситуациях. Отсюда следует, что исходная модель-матрица поведения субъекта в конкретной ситуации всегда является, не вполне адекватной этой ситуации. Вместе с тем эта априорно неадекватная схема является для субъекта основой понимания, оценки, про­гнозирования конкретной ситуации, включая сюда и его представления о собственную роль в данной системе отношений, сопря­женных с ними целях, средствах и возможностях, а также предполагаемых реакциях других участников ситуации.

Это вполне соответствует так называемой теореме У. Томаса, согласно которой человек осмысли­вает объективную реальность, определяет свое собственное отношение к ней, включая тем самым объективную реальность в свой субъективный мир, инте­грируя ее в свою субъективную реальность. В то же время, в своих действиях в объективном мире он руководствуется субъективной картиной этого мира, своими представлениями о нем. Эти представления, как бы они ни соотно­сились с объективной действительностью, интегрируя направленные на нее действия субъекта, объективируются, превращаясь посредством основанных на них действий в объективно данный элемент объективного же мира, стано­вятся действительными.

Наличие в социальном пространстве региона субъектов с различными, порой несоизмеримыми «картинами» социальной реальности является субъективной основой региональной конфликтогенности. Чем выше нестабильность территориального социума и более сложным становит­ся процесс формирования установок, обеспечивающих субъектам возможность ориентации в социальном пространстве региона, тем выше становится уровень региональной конфликтогенности. Более того, если высокая социальная динамика, (изменение структур, статусов и рангов структурных элементов) входит в диссонанс с соци­альной мобильностью в регионе (возможностью субъектов изменять свою позицию и диспозицию в динамично меняющемся территориальном социуме), то возникает социальная аномия, т. е. исчезают ориентиры, обеспечивающие нормальное функциониро­вание субъекта в социальном пространстве региона. При этом если субъект не удовлетворен своей позицией и предписываемой ею диспозицией, но не имеет или не находит возможности их изменить, то у него возникает, с одной стороны, неудовлетворенность собой, а с другой – недовольство другими. Формируется предпосылка враждебного отчуждения от социального мира и, соответственно, от других субъектов, начинает конструироваться конфликтогенная матрица социального поведения.

Таким образом, при изучении региональной конфликтогенности следует учитывать, что между ее уровнем и социальной динамикой и социальной мобильности в регионе существует не просто корреляция, а прямая функциональная зависимость: региональная конфликтогенность – следствие динамичного развития территориального социума и дезориентации его субъектов в динамично развивающемся социальном пространстве региона. Это позволяет сформулировать некоторые методологически важные для конкретной исследовательской практике положения:

1. Конфликтогенность – это атрибут любого территориального социума, обусловленный тем, что отдельные его субъекты не могут существо­вать вне взаимодействия с другими субъектами. В основе этого взаимодействия лежат социальные противоречия, порождающие конфликт интересов, ценностей и интерпретаций.

2. Региональная конфликтогенность обусловлена наличием самых разнообразных факторов, ни один из которых не может быть признан универсальным (доминирующим), но комбинация которых создает уникальность конфликтогенных ситуаций в регионе. Поэтому необходим конкретный анализ конфликтогенной ситуации в контексте регионально организованного пространства, вне которого ситу­аций просто не бывает, а реальные процессы превращаются в схемы.