Геоидеологическая парадигма региональных исследований
Центральным понятием геоидеологической парадигмы региональных исследований является «геоидеология», появление которого в научной литературе связано с работами немецкого геополитика первой половины ХХ в. К. Хаусхофера. Под геоидеологией он понимал, с одной стороны, систему идей, позволяющих, раскрывать особенности положения государств в глобальном геопространстве, с другой – систему представлений, определяющих их внешнюю политику, исходя из необходимости расширения своего жизненного пространства.
Большое влияние на представления о геоидеологии в середине ХХ в. оказали работы немецкого ученого К. Шмитта, который придал геополитическому противостоянию сухопутных и морских держав не только исторический, но и идеологический характер[28]. Это противостояние приняло у него метафорический смысл борьбы «Бегемота» («номоса» Земли) как олицетворения традиционного общества и консерватизма и «Левиафана» («номоса» Моря), враждебного консерватизму.
Однако в последней четверти ХХ в. среди интеллектуалов Запада стали модными суждения о деиделогизации общества и конце идеологий в эпоху глобализации. Согласно этим суждениям, идеологии, являясь продуктом мифологизированного сознания, одной из форм ложного мировосприятия служат обоснованием социальных или национальных интересов, и поэтому глобализирующемся мире идеологии уже уходят в прошлое. Концепция «конца идеологий» была разработана Ф. Фукуямой, который в 1989 г. для небольшого журнала под названием «National Interest» (США) написал статью «Конец истории?» (The End of History?). В этой статье он заявил о том, что после распада СССР и окончания «холодной войны» мир избавился от идеологического противостояния, и поэтому история как борьба закончилась. В мире окончательно восторжествовали идеи либеральной демократии и рыночной экономики, и это знаменует «триумф Запада, западной идеи»[29]. Затем в 1992 г. была опубликована его книга «Конец истории и последний человек», ставшая манифестом либерального миропонимания в эпоху глобализации. В этом плане концепция «конца идеологий» оказалась сама по себе идеологичной, поскольку, одной стороны, она провозглашала победу либерализма как единственно правильного мировоззрения, а с другой – предполагала распространение во всех странах принципов либеральной демократии и рыночной экономики.
В 2008 г. вышла книга Р. Кейгана «Возвращение истории и конец мечтаний». В этой книге автор, назвав прогноз Ф. Фукуямы «процветающей утопией после Холодной войны», заявил, что мир не превратился в гармоничное сообщество: страны, как и раньше, соревнуются и создают препятствия друг для друга; в большинстве стран понятие государства остается таким же прочным, но вместе с ним возникают националистические амбиции и страсти которые формируют современную историю. «История возвращается. Вновь началась борьба за будущее. Демократии мира должны принять вызов или погибнуть». В 2014 г. Ф. Фукуяма, возвратившись к своей статье 1989 г., признал, что его гипотеза о конце истории пока не подтвердилась. «Проблема современного мира, – пишет он, – заключается не только в том, что авторитарные державы на подъеме, но и в том, что у многих демократических стран дела идут не лучшим образом». Однако сейчас, спустя 25 лет, «самая серьезная угроза моей гипотезе о конце истории связана совсем не с тем, что в мире появилась лучшая модель, способная однажды превзойти либеральную демократию». Вопрос стоит по-другому: «все ли страны неминуемо попадают на этот эскалатор»[30]. Последующие события в мире, обнаружившие преждевременность заявлений о конце идеологий, сделали актуальными идею реидеологизации. Сторонники этой идеи, рассматривая идеологию как одну из сфер общественного бытия, считают, что идеологии, с одной стороны, объединяют людей на основе определенных идей и ценностей, а с другой – определяют подходы к пониманию мира, задают его современные интерпретации, конструируют его будущие состояния.
Понятие геоидеологии становится все более актуальным в связи со сложившейся геополитической ситуацией в современном мире[31]. США, претендующие на то, чтобы стать как глобальной империей в международной политике стали особое значение идеологическим аспектам. В ее геостратегии эти аспекты выступают обоснование тех или иных внешнеполитических инициатив, направленных, прежде всего, на замену в различных странах авторитарных политических режимов демократическими путем «цветных» или «арабских».
Американский истеблишмент понимает, что без создания глобального и однородного геоидеологического пространства невозможно доминирование США в современном мире. Поэтому, согласно американской геоидеологической доктрине, угрозу национальным интересам США представляют недемократические страны, пребывающие вне глобализации и характеризующиеся как «неинтегрированные бреши». Поэтому массовому сознанию американцев навязывается идея о том, что если в каком-либо государстве нарушаются демократические принципы и права человека, то это государство угрожает национальной безопасности США. Геоидеология США как результат идеологизации геополитики, направлена, прежде всего, на экспансию либеральных идей по всему миру. В связи с этим надо отметить, что сегодня США превратились в гипостазированный образ геоидеологии, подобно тому, как Европа была в свое время гипостазированным образом геополитики. США – это глобальная геоидея, распространяющая множество стереотипов, одним из которых является образ Америки как «мир-нормы»[32].
В научной литературе еще встречается понимание геоидеологии как системы представлений, определяющих внешнюю политику государств, исходя из необходимости расширения их жизненного пространства. Однако в настоящее время преобладают другие взгляды на геоидеологию. В рамках одного из них геоидеология рассматривается как инструмент геополитического управления и легитимации внешнеполитических целей. В рамках другого представления об геоидеологии особое значение придается тому факту, что в современной международной политике решаются не только экономические или политические задачи, но и задачи, связанные с ценностно-идеологической экспансией. В связи с этим под геоидеологиями стали понимать распространяемые в глобальном геопространстве различного рода учения о необходимости совершенствования современного мира, выраженные в доступной форме и усвоенные массовым сознанием[33].
Говоря о геоидеологической парадигме региональных исследований в России, надо отметить, что эти исследования зачастую носят ангажированный характер. Это обусловлено, прежде всего, тем, что на научно-исследовательскую деятельность определенное влияние оказывает ее идеологический контекст. Дело в том российская интеллектуальная элита уже более четверти века продолжает бескомпромиссно спорить о будущем России, предлагая при этом самые различные, пород несовместимые ее геоидеологические образы. В результате научный дискурс часто становится пространством противостояния идеологических позиций и презентаций идеального будущего России, опрокинутого в настоящее.
Идеологическая ангажированность научного дискурса проявляется, в частности, в противостоянии «западников» и «евразийцев». Центральная идея «западников» состоит в том, что сегодня России в условиях геополитического выбора между Европой и Евразией надо сосредоточиться, прежде всего, на ее европейской идентичности и разработать план ее постепенной интеграции в большую Европу. Поэтому «западники» настаивают на необходимости европейкой, а не евразийской геостратегии России. В этом плане их геостратегии является либерально-западнической критикой разрабатываемых в современной России консервативных геополитических проектов евразийского характера.
В связи с этим понятие евразийства сегодня используется в России в широком смысле для обозначения различных направлений, в той или иной мере противостоящих «западникам» с их либеральными геополитическими ориентациями. При этом «евразийцы», предлагая различные геополитические проекты, отмечают не только геополитическое, но геоидеологическое своеобразие России, которое отличающее ее не только от Запада, но и от Востока. Это своеобразия они видят в «идеократии», как особом типе общественно устройства, основу которого составляют идеи, а не материальные и утилитаристские мотивации. В связи с этим современные евразийцы широко используют понятия, отражающие историческое противостояние «моря» и «суши». «Моря» – как демократии, торговли, либерализма и прагматизма; «суши» – как «идеократии», духовности, иерархического правления и доминирования религиозного идеала. Вместе с тем надо отметить, что «евразийство» в России сегодня не является однородным идеологическим направлением. В нем существуют разные течения, имеющие собственные представления о целях евразийской геоидеологической стратегии России. Среди этих течений можно выделить, прежде всего, либералов-государственников, неоконсерваторов, консерваторов-государственников, консерваторов-радикалов[34].
Представители либерально-государственнического евразийства, считают, что России не следует ориентироваться только на Запад. Ей надо отказаться от геополитики конфронтации и развивать геополитику взаимодействия с такими геопространственными полюсами, как Запад, Китай и Азиатско-Тихоокеанский регион, у которых, кроме геополитических, имеются особые геоэкономических интересы в Евразии. Поэтому России, как считают либералы-государственники, должна разорвать порочный круг развития «вдогонку» за экономически развитым либеральным Западом и, принимая ключевые геоэкономические решения развивать, прежде всего, транснациональные связи. В целом они считают, что геополитическое положение России как «перекрестка Евразии» и ее геоэкономические преимущества позволяют успешно реализовать геостратегию евразийского транснационального развития. Ее результатом будет, с одной стороны, либерально-государственное процветание России, с другой – геополитическая стабильность в евразийском геопространстве.
Представители неоконсервативного евразийства, смирившись с распадом СССР и возникновением новой либеральной эпохи, считают, что Россия как региональная держава должна проводить разновекторную внешнюю политику, руководствуясь, прежде всего, национальными интересами, и не стремится к воссозданию империи. Вместе с тем они считают, что с учетом особого центрально-евразийского местоположения России ее геостратегическая миссия России заключается в обеспечении стабилизации Евразии путем политики военно-политического балансирования и реализации различных геоэкономических проектов совместно с другими странами. Продолжая мыслить в рамках традиционной концепции баланса власти в Евразии, теоретики этого течения выступают за создание на континенте системы коллективной безопасности, участниками которой должны стать, прежде всего включая Россия, Китай, Иран и западные державы.
Придавая особое значение евразийской геостратегии, неоконсерваторы отмечают, что жизненные интересы России неразрывно связаны не только с Азией, но и с Европой. При этом, ссылаясь на исторический опыт, они подчеркивают, что Россия, столетиями взаимодействую с европейскими странами, не теряла суверенитета и своей культурной самобытности. Поэтому евразийская геостратегия России должна сделать Россию ключевым актором евразийского геопространства и, преодолевая отчуждение России от интеграционных процессов как в Европе, так и в Азии, выстроить равноправные отношения с соседями на Западе и Востоке. В реализации такой геостратегии необходимо, с одной стороны, преодолевать меркантильные подходов в российской политике на постсоветском пространстве, а с другой стороны, стремится к равноправной интеграции в рамках Евразийского союза, направленной экономическое и политическое развитие постсоветских с целью укрепления их позиций в глобальном геопространстве.
Неоконсерваторы, по своим геоидеологическим взглядам достаточно близки к либералам-государственникам. Разница между ними заключается в том, что либералы-государственники акцентируют внимание на геоэкономических аспектах евразийской геостратегии, а неоконсерваторы занимаются разработкой ее геоэкономической и геополитической составляющих.
В рамках консервативно-государственнического течения Россия рассматривается как особая евразийская цивилизация со своей системой ценностей, вынужденная выживать во враждебном окружении. Поэтому представители этого течения основную причину отчуждения России от либеральной Европы видят в цивилизационных различиях. В связи с этим они считают, что Россия для того чтобы выжить, должна оградить себя от влияния Запада. Поэтому их геоидеологические взгляды характеризуются ярко выраженной антилиберальной направленностью.
Целью евразийской геостратегии консерваторы-государственники видят в сохранении российского влияния в Евразии и возрождении России как центрально-евразийской империи в границах бывшего СССР. В связи с этим они считают, что Россия должна стремиться к объединению всего постсоветского геопространства путем политической и экономической экспансии и созданию нового союзного объединения, сохраняя собственную цивилизационную самодостаточность и поддерживая нормальные отношения с Китаем, Индией и другими странами Евразии. Стремясь к преобразовании региона в соответствии со стратегическими интересами и культурными ценностями России, консерваторы-государственники особое значение придают военной силе. Это предполагает возрождение России как сверхдержавы с присущим для нее ядерным и экономическим могуществом. Для сдерживания геоидеологических и геополитических амбиций западных держав в Евразии Россия, как считают они, должна установить союзные отношения со странами Азии и мусульманского мира.
Особым течением неоевразийства в России является консервативно-радикальное евразийство. Его радикализм проявляется в том, что его представители не просто стремятся к распространению консервативных идей, а претендуют на создание новой консервативной геоидеологии, альтернативной как либерализму, так и неолиберализму, претендующему в эпоху глобализации геоидеологическую универсальность. Базовые геоидеологемы консервативно-радикального евразийства получили воплощение в четвертой политической теории А.Г. Дугина, в которой евразийская геостратегия России предлагается в качестве ее национальной идеи[35].
Ссылаясь на геоисторический опыт, А.Г. Дугин считает, что Россия, расширяя свое евразийское геопространство, постоянно стремилась к достижению границ Евразийского континента в целом. На разных этапах геоистории масштаб этого стремления был различным. Более того, история евразийского пути развития России носила циклически-катастрофический характер. Однако за каждым отступлением от этого пути следовал новый геопространственный рывок. Такой рывок должна совершить современная Россия. Преодолевая катастрофические последствия геопространственного сжатия, Россия должна стать центром создания новой Евразийской Империя планетарного значения.
В связи с этим консервативно-радикальное евразийство часто называют экспансионистским, поскольку его представители считают, что положение России между Востоком и Западом предполагает необходимость ее геопространственного расширения, выходя далеко за исторически сложившиеся границы. Именно поэтому они считают, что новая Империя должна быть евразийской, великоконтинентальной, а в перспективе – мировой. Поэтому цель геостратегии России в XXI в. состоит, прежде всего, в ее государственном строительстве как евразийской державы, находящейся в центре новой Евразийской Империи. Геостратегически это должно будет скреплено, как считает А.Г. Дугин, осью «Москва–Берлин» в Европе; осью «Москва–Токио» на Востоке; осью «Москва–Тегеран» и «Москва–арабские страны» на Юге.