Глава 11. Общая этничность и психологические универсалии северокавказских народов

«Почему люди следуют за большинством9 Потому ли, что оно право9 Нет, потому что сильно Почему следуют стародавним законам и взглядам9 Потому ли, что они здравы9 Нет, потому что общеприняты и не дают прорасти семенам раздора» Так отвечал Блез Паскаль на сложные вопросы, которые не перестают мучить человечество на каждом новом витке его истории За каким большинством пойдут народы Северного Кавказа9 Что психологически объединяет это большинство и в чем его сила9

Геополитическое положение республик Северного Кавказа позволяет рассматривать проживающие в них коренные народы как единую систему этнических групп Однако у северокавказских народов не только тесно взаимосвязанные исторические пути развития, общность географического расположения и специфическое место в системе межрегиональных взаимодействий Они обладают общей этничностью, той сложной смесью менталитета и культуры, которая не только характеризует какой-либо народ, но и объединяет его, и отличает от всех других сообществ

Главная основа северокавказского единства – историко-гене-тическое, этнокультурное, бытовое и нравственное родство Это позволяет говорить об общекавказской солидарности и существовании здесь определенного культурно-исторического и психологического типа личности Попробуем выделить психологическую квинтэссенцию этого единства и ответить на вопрос увеличивает ли оно шансы социально-политического и психологического объединения и размывания этнических границ между народами Северного Кавказа9 Такой аспект анализа, естественно, не отрицает существования культурных, языковых, религиозных и других различий между северокавказскими народами

В этничности народов Северного Кавказа господствуют два айсберга. Первый – остатки неистребимого горского менталитета, формировавшегося многие века. С момента Кавказской войны он подвергался систематическому разрушению со стороны России. Второй – советский менталитет, которому горские народы оказались подверженными в разной степени. Успех «русификации», а потом «советизации» зависел от силы сопротивляемости горской психологии чужеродным внешним воздействиям. Соответственно, чем выше в горы, тем меньше степень ассимилированности кавказцев русской и советской культурами.

Кавказцы любят называть себя горцами. Горы оказывают влияние на весь образ жизни народов, в том числе и на их психологию. В зависимости от происхождения и места проживания среди северокавказских народов можно выделить собственно горцев (население гор и предгорий) и население равнины. В настоящее время это разделение в определенной степени условно. Но чеченский кризис, в частности, показал очевидность психологических различий между представителями «жестких» горных тейпов и «мягких» равнинных.

Исторически жители гор всегда находились в экономической и социальной зависимости от жителей равнины, имеющих более выгодные условия для хозяйствования (Уарзиати, 1990). Эта зависимость, например, ярко проявилась в языковой сфере. В соответствии с принципом вертикальной зональности распространения двуязычия и многоязычия на Кавказе, впервые описанным Л.И.Лавровым, жители горных ущелий чаще знали языки жителей предгорий и равнин. Так, горцы Балкарии нередко владели языком коренного населения степной Кабарды. Лезгины нередко знали азербайджанский язык, рутульцы, обитающие выше лезгин, знали азербайджанский и рутульский, цахуры, живущие еще выше, чем рутульцы, часто владели азербайджанским, лезгинским и рутульским языками (Лавров, 1989). Закономерности такого рода остались и в настоящее время, хотя место языка-посредника давно принадлежит русскому языку.

Ученые находят и другие связи между природными и социальными параметрами. СААрутюнов отмечает их плавное изменение по оси с северо-запада на юго-восток – от равнин в сторону гор.

С одной стороны, « падает увлажненность и плодородность почв, количество пахотных земель, снижается облесенность и нарастает гористость и изрезанность рельефа Вместе с тем нарастает давность и влиятельность ислама, падает уровень общей урбанизации и европеизации, падает и доля русских в составе населения (от 70% в Адыгее до менее 9% в Дагестане) С некоторыми исключениями в целом в этом же направлении возрастает этническая мозаичность А с нею – реальная и потенциальная этническая напряженность» (Арутюнов, 1995, с 22)

С природными параметрами безусловно связаны и психологические характеристики северокавказских народов Но здесь мы не будем останавливаться на различиях между горными и равнинными жителями Северного Кавказа Это тема специального исследования Мы рассмотрим те психологические особенности, которые, на наш взгляд, характерны для всех северокавказских народов

Г Лебон писал, что основные черты народа проявляются в ситуациях его общего недовольства и беспокойного состояния (Лебон, 1995й) Таковыми как раз являются ситуации межэтнической напряженности В них актуализируются те качества народа, которые закрепились в процессе его исторического развития как наиболее адаптивные способы поведения и внутри группы, и вне ее Перечень этих качеств определяется на основе совокупности психологических универсалий, рассматриваемых нами как основные дилеммы, организующие мотивацию социального поведения личности в северокавказских культурах и определяющие личностный выбор в проблемных ситуациях Это шесть психологических универсалий «радикализм–умеренность», «андроцентризм (маскулинность)–феминизм», «закрытость–открытость», «регламентированность–дискретность», «общинность (коллективизм)–индивидуализм», «традиционализм–модернизм»

В них в концентрированном виде заложены перцептивные схемы и поведенческие модели, определяющие особенности восприятия и взаимодействия в повседневной жизни (включая и конфликтные ситуации) народов Северного Кавказа как между собой, так и с членами других этнических групп Представления об этих схемах и моделях составляют важную часть общей этнич-ности северокавказских народов Эти представления взаимодействуют с установочными образованиями и образуют конативные (поведенческие) структуры этничности, которые задают способы внутригрупповой организации и мобилизации группы в ситуациях межэтнической напряженности Северокавказские культуры в континууме этих универсалий тяготеют к первому полюсу. В связи с этим их можно охарактеризовать скорее как радикальные, андро-центрические, замкнутые, регламентированные, коллективистские и традиционные.

Традиционализм

Критериями традиционализма для нас являются: устойчивость традиционных социальных институтов, сила связи с прошлым, сопротивление переменам. Большинство северокавказских культур относятся к типу трудно модернизируемых, их характеризует стремление к сохранению привычного жизненного уклада. Этно-социологические и социально-психологические исследования всегда фиксировали высокую значимость традиционного культурного компонента для самосознания народов Северного Кавказа.

Резкие трансформации их традиционной сферы начались с конца XVIII в. Стадии кризиса традиционных общественных институтов совпадали с этапами колониальной политики царизма. Пик пришелся на 1820–1850-е гг. Многие традиционые общественные институты сознательно разрушались. В качестве примера можно привести указ 1822 г., в соответствии с которым всем кабардинским князьям и дворянам запрещалось «...отдавать детей своих на воспитание к чужим народам». В результате были разорваны ата-лыческие связи кабардинцев с кавказскими народами, что явилось мощным ударом по институту аталычества и по связям народов Кавказа между собой. Уже в 1860-х гг. этот институт окончательно уходит в прошлое {Смирнова, 1989).

Активное возрождение на Северном Кавказе традиционных социальных институтов свидетельствует о тяготении северокавказских культур к прошлому. Связь с ним активно осуществляется посредством религии, которую С.Московичи назвал способом воскрешения коллективной памяти (Московичи, 1992, с.84). Все возрождающиеся обычаи, традиции, праздники имеют, как правило, религиозный характер, определяемый синтезом православия или мусульманства с местными верованиями. Например, традиционный праздник первой борозды у абазин, старинный праздник Святого Хетага у осетин, празднование Сабантуя у ногайцев и др.

Возвращается национальная и мусульманская атрибутика в одежде (все чаще покрыты головы, более строга одежда у женщин). Новорожденных, как правило, называют национальными именами. С целью пропаганды традиционной национальной культуры в Северной Осетии-Алании создаются нихасы (народные советы) всех уровней. Возвращение к традициям и обычаям предков подчеркнуто демонстрирует молодежь Северного Кавказа. Причем нередко популярность обретают такие отжившие и неадекватные сегодня обычаи как, например, «умыкание» (похищение) невесты.

На бытовом уровне в качестве одобряемого поведения принимаются поведенческие модели, наиболее приближенные к общечеловеческим ценностям и нормам. Это определяет высокий эгалитаризм северокавказских народов и следовательно, широкие возможности адаптации на Кавказе человека любой национальности. Не случайно русскоязычное население республик всегда стремилось следовать общему традиционному порядку жизни и перенимало обычаи коренных народов, особенно в сфере групповой взаимоподдержки.

В то же время еще в начале XX в. на Кавказе разрешение наиболее острых конфликтных ситуаций осуществлялось на основе обычая кровной мести, свято соблюдавшемся в прошлом многими народами. Это достаточно развернутая поведенческая модель, центральный компонент которой, на первый взгляд, – насилие. Антропологические исследования показывают, что этот обычай, как правило, был характерен для горских народов всего мира {Иванова, 1989; Boehm, 1984). Это результат «...воинской организации социальной жизни в изолированных районах» в условиях постоянной угрозы со стороны внешнего мира {Boehm, 1984). В таких обществах убийство на почве мести становилось поведенческой нормой, являющейся одновременно и формой защиты независимости, и способом сохранения достоинства семьи и рода. На Северном Кавказе обычай кровной мести не изжил сам себя исторически, а был запрещен советской властью в конце 1920-х гг.

В 1990-х гг. на Северном Кавказе каждый горец, потерявший в конфликтах и войнах своих близких, становится страстным апологетом кровной мести. Возможность объяснить через «кровную месть» трагические масштабы человеческих потерь на Северном Кавказе определила популярность этого обычая среди политиков и журналистов. Идеология «кровной мести», «цены крови» как способа рационализации агрессивности и враждебности по отношению к другой группе охотно развивается и местными элитами. Создается впечатление, что в конфликтных зонах на Северном Кавказе к «кровной мести» начинают апеллировать целые народы для оправдания агрессивного поведения «ответного» характера. Однако наши эмпирические данные свидетельствуют о том, что для современных кавказцев «норма возмездия» или «ответная агрессия» вовсе не является доминирующей поведенческой установкой. Например, для ингушей и осетин уровень «ответной агрессии» не превышает аналогичный показатель, полученный для народов других республик России, у которых в прошлом никогда не практиковался обычай «кровной мести» (см. раздел III, глава 14).

Второй стороной института кровной мести был комплекс примирения кровников. На его основе выполнялась важнейшая функция этого обычая, предполагающая не насилие, а договоренность и доверительность конфликтующих сторон. Детальная разработанность комплекса примирения, строгая последовательность действий отражает главенствование этой стороны «кровной мести». Это означает, что традиционные механизмы регулирования конфликтных ситуаций, предполагающие насилию четкую альтернативу – мирный договор, издавна являлись неотъемлемой частью менталитета северокавказских этносов.

Традиционные формы примирения кровников были регуляторами конфликтных ситуаций в эпоху господства обычного права и в настоящее время безнадежно устарели. Деятельность медиаторских судов старейшин для разрешения групповых конфликтов в 1940–1950-х гг. в Абхазии, в 1960–1970 гг. в Чечено-Ингушетии и Северной Осетии, в 1990-х гг. в Дагестане и между Ингушетией и Северной Осетией оказалась не эффективной. На уровне современных социальных институтов, регулирующих отношения между народами, прямое обращение к традициям адата и примирению по шариату выглядят нелепо. Разве можно сегодня серьезно говорить об искусственных браках между враждующими семьями, о взятии на воспитание ребенка из семьи «врага», о неизбежности примирения после прикосновения кровника к груди матери убитого? Хотя некоторые стороны старого примиренческого обряда могут быть актуальны и сегодня (Гостиев, 1996). В первую очередь принцип индивидуального подхода, который определял деятельность третейского суда – примирялись отдельные фамилии, отдельные аулы, наконец отдельные люди. Именно с «низов» – через конкретных людей, через фамилии должна проводиться на Северном Кавказе работа по снижению роста межэтнической напряженности.

Закрытость (замкнутость)

Неутраченная бытовая традиция всегда обеспечивала какой-то запас закрытости по отношению «к чужим». Но под закрытостью имеется в виду не просто изоляция от внешней среды В качестве критерия закрытости культуры рассматривается высокий уровень стабильности традиционных моделей поведения и внут-ригрупповых взаимоотношений в сочетании с интенсивностью социального и человеческого обмена и связей с внешней по отношению к данной культуре средой. С этой точки зрения северокавказские этносоциальные системы больше закрыты для внешних влияний, чем открыты. Даже несмотря на устойчивые и нередко интенсивные контакты с другими культурами, кавказцы скорее стремятся приспособить к себе и ближнюю, и дальнюю среду, чем меняются сами.

Нередко горцы сохраняют свой стиль жизни вдали от родины, хотя новые условия позволяют развить другие качества. Например, такие северокавказские народы, как чеченцы и ингуши после их возвращения на родину нередко были вынуждены следовать стилю жизни отходнического типа и подрабатывать за пределами собственной республики, где для них не хватало рабочих мест и жилья. Для этих народов был обычен ранний уход младших сыновей из семьи. Не случайно самая большая диаспора среди северокавказских народов у чеченцев – до 400 тыс. человек в разных регионах бывшего СССР. Такой образ жизни определил накопление у этих жизнестойких и адаптивных народов опыта частной инициативы и развитие навыков предпринимательства. Кавказцы раньше многих взялись за торговлю, посредничество, коммерцию. В результате они оказались хорошо подготовлены к смене экономических отношений. Яркое выражение этот опыт приобрел в начале 1990-х гг. и выразился в пике могущества чеченского криминального клана в Москве. В это время чеченцы стали лидерами во многих областях криминального бизнеса (Модестов, 1996). Однако этот бизнес делался по-своему, в соответствии с традициями чеченской общины.

Географическая обособленность горных районов Северного Кавказа, их ограниченная доступность в связи с отсутствием дорог, превращающаяся в абсолютную недоступность в зимних условиях, помогли сохранить на сравнительно небольшой территории многообразие языков и культур Некоторые особенности исторического развития народов Кавказа также связываются с географическими условиями. Например, медленное изменение общественных отношений и замедленный процесс внутриэтнической консолидации (Уарзиати, 1990). Еще в 1926 г. в соответствии с переписью вместо одной этнической группы Дагестана – той, которая представляет сегодня современных аварцев, тринадцать этнических групп, говорящих на различных андо-цезских языках, выделяли себя как самостоятельные народы. Искусственное укрупнение этнических групп еще более подчеркнуло многоуровне-вость и иерархичность идентичностей народов Северного Кавказа. М.Магомедов отмечает: «Житель селения Риквани в Дагестане, говорящий на рикванинском говоре андийского языка, среди андийцев называет себя рикванинцем, в общеаварском обществе – андийцем, в общедагестанском – аварцем, вне пределов Дагестана – дагестанцем» (Магомедов, 1994, с. 14). Вне Кавказа он считает себя кавказцем.

«Закрытость» северокавказских культур определяется жесткими традиционными условностями и запретами, кланово-родовой системой (например, тейповая структура в Чечне и Ингушетии, тухуми в Дагестане), а также религией. Так, например, мусульмане, проживающие в мусульманской среде, менее подвержены ассимиляции другими культурами. В этом случае даже оторванность от своего этноса имеет меньшее значение. Сравнение двух кабардинских сел в Курпском районе Ставропольского края показывает, что в селе, где мусульманская вера была не утрачена, лучше сохранилась национальная культура.

Несмотря на ссылки и гонения, а может быть в определенной степени и благодаря им, наиболее сохранили свой язык и этнокультурную самобытность те народы, которые были депортированы в сталинские годы. Семейно-бытовая сфера чеченцев и ингушей практически была закрыта от проникновения билингвизма (Заур-бекова, 1987). Они также сохранили высокую этнокультурную гомогенность, которая в современной социально-политической ситуации возрастает за счет резкого усиления эндогамных тенденций (приверженности однонациональным бракам) во всех регионах Северного Кавказа. Менее защищенными оказались православные осетины, этнос которых был с XVIII в. открыт для русских. Культура осетин была наиболее подорвана интенсивным проникновением так называемой «социалистической культуры».

В то же время северокавказские культуры всегда были доступны для «других» – представителей кавказских и некавказских народов. Многие иноплеменники (кумыки и другие дагестанцы, персы, грузины, евреи, турки) становились основателями тейпов в Чечне (Чеснов, 1996). Прекрасно прижилось на Северном Кавказе казачество. До современных конфликтов здесь вполне довольны были своей жизнью русские, которые массово переезжали на Кавказ в годы индустриализации страны. Сами горские народы считают свои культуры открытыми для общения и взаимодействия. Почти 90% опрошенных нами осетин назвали «открытость» вместе с «сердечностью» и «миролюбием» в числе качеств наиболее характерных для своего народа. Более 70% русских респондентов, проживающих в Осетии, также считают осетинскую культуру открытой. Безусловно, русский и другие народы приходили на Кавказ со своей культурой и своей психологией. Но, попадая, с одной стороны, под обаяние кавказской романтики сильных людей и мужских отношений, а с другой – в строго регламентированную и традиционную среду, они скорее переделывались сами, чем пытались изменить существующий порядок.

Регламентированность

Критерии регламентированности – это жесткость регулирующих и запретительных стандартов общества, определенность и консерватизм культурной жизни. Более регламентированная культура – это всегда сильное супер-эго и следовательно повышенный уровень стресса. В ней не особенно приветствуются расхождения во мнениях и ненормативные поступки. Ее представители стремятся избегать неопределенности, а девиантное поведение нередко порождает с их стороны агрессивность.

Северокавказские культуры представляют собой скорее жесткие и «плотные», чем дискретные и гибкие системы, хотя каждый народ занимает свою, отличную от других, точку вблизи полюса регламентированности.

Отношение к человеку на Северном Кавказе регламентируется в соответствии, во-первых, с его принадлежностью к клановому, родовому или семейному дереву, во-вторых с его статусом, в-третьих, с его возрастом. Эти три момента – иерархии, власти и старшинства жестко определяют границы одобряемого поведения.

Внутренняя иерархия кланово-родовых отношений, свойственная северокавказским культурам и в наши дни, свидетельствует об их авторитарности, опирающейся на традиционный патриархальный менталитет. Власть общины, рода нередко ассоциируется

с властью государственных (республиканских) структур и порождает патерналистские ожидания в отношении новых властей. «Уважение к власти» назвали характерной чертой своего народа более 80% опрошенных нами в 1994 г. осетин. В прошлом значимость статусных отношений была не одинакова у разных народов Северного Кавказа. Наиболее развиты они были в Кабарде, где, например, право кровной мести определялось статусом в феодальной иерархии – кровная месть не могла быть обращена против вышестоящего лица (Кажаров, 1994).

Культ старших – одна из характерных особенностей северо-кавказских народов. Уважение старейшин своего народа проецируется на старейшин других народов. Советы старейшин существуют в некоторых северокавказских республиках. Их деятельность особенно важна при урегулировании конфликтных ситуаций между народами Северного Кавказа. В половозрастных отношениях высоко значимыми внутрикультурными ценностями являются такие качества как послушание, конформизм, покорность.

Консерватизм северокавказских культур определяется их высокой приверженностью к традиционным укладам, устойчивой межпоколенной связью и преемственностью. Свойственная им некоторая инерционность заставляет рассматривать их скорее как застывшие (персистентные), чем динамические культуры. Известно, что феодальные отношения на Северном Кавказе развивались более медленными темпами, чем, например, в Закавказье и переплетались с патриархально-общинными отношениями. В советской историографии общепризнано, что ко времени присоединения Северного Кавказа к России (середина XIX в.) горские народы стояли на разных уровнях феодального развития. Дальше других по пути складывания феодальных отношений продвинулись кабардинцы. Некоторые авторы считают, что в Чечне в XVIII в. еще встречались рабовладельческие реликты. У чеченцев эта особенность менталитета проявилась в наши дни. Шамиль Басаев в интервью корреспонденту «Независимой газеты» так выразил свое восприятие многочисленных фактов использования чеченцами военнопленных в качестве рабов: «У чеченцев такой закон – пленный является частной собственностью. Многие это воспринимают как дикое средневековье, как рабство. Нет, это не рабство! Они едят то же, что мы едим. Некоторые сами поймали пленных, некоторые купили, некоторые, вот как сейчас пришел просить человек, получили в подарок. Я уже свыше 200 человек отдал просто так. Солдатским матерям, чеченцам из разных диаспор» (Независимая газета. 1996. 21 янв).

Северокавказские культуры – высококонтекстуальны. Все происходящее в них имеет свой особый смысл. Внешняя сторона жизни полна условностей. Она несет много информации. А это в свою очередь порождает устойчивые ожидания. Свой культурный смысл имеют не только ритуальные формы поведения, но и бытовое поведение. Особое значение имеет регламентированность и прочность бытовых поведенческих стереотипов. Это определяет этику следования правилам, а не этику подчинения, что как раз, по мнению Эрнста Геллнера, позволяет избежать дилеммы либо принять внешнюю культуру, либо «придерживаться фольклорного популизма» {Геллнер, 1992).

Еще одной стороной высокой «контекстуальное™» северокавказских культур является важность различий между членами своей группы и «другими», между поведением внутри группы и вне ее Здесь существует двойной стандарт: за пределами группы любые действия, не приносящие ей ущерба, могут не рассматриваться как предосудительные. Внутри группы одобряется однозначность действий. Этому способствуют этикеты северокавказских народов – совокупность норм, правил, регулирующих поведение человека в любой ситуации от рождения до самой смерти. Этикет предотвращает возможные конфликты, так как определяет соответствие между действиями и смыслом этих действий и таким образом маскирует личное отношение человека к ситуации или к партнерам. Требования традиционного этикета полнее соблюдаются во время ритуальных собраний (свадьба, похороны) и на людях.

Этикеты – важные способы регламентации северокавказских обществ. Детальную регламентацию адыгского этикета рассматривает в своих работах Б.Х.Бгажноков. Например, один из принципов адыгского этикета – рассмотрение поля общения с точки зрения «почетное–менее почетное». Это касается не только отношений между людьми, но и сторон света в жилом помещении, и правил разделки и распределения пищи (Бгажноков, 1983). В любой ситуации предполагается определение иерархии присутствующих, а значит прав и обязанностей участников. В современной жизни, как и в прошлом, этикеты выполняют объединяющую роль. Например, активно возрождаемый сегодня Адыга хабза (адыгский этикет) является важной основой объединения разрозненных черкесов Северного Кавказа. Не случайно на Северном Кавказе существуют такие понятия как «че-ченство», «абхазство» и др. Они символизируют совпадение образа жизни с традиционными нормами поведения. Различаясь в деталях, этикеты северокавказских народов пересекаются по главным поведенческим нормам Поэтому с полным основанием можно говорить об общем кавказском этикете.

Общинность

Общинность мы рассматриваем в числе психологических универсалий социокультурной размерности «коллективизм–индивидуализм». Основными критериями общинное™ как ориентации на группу являются: подчиненность группе и зависимость от нее, важность одобрения со стороны группы, наличие внутригрупповой поддержки, господство вертикальных, межпоколенных связей, выраженность Мы-идентификации. На основе этих критериев северокавказские общества можно определить как коллективистские.

Общинность как характеристика северокавказских народов – это результат их внутреннего структурирования по кланово-родовому принципу. Она придает им основательность и прочность. Известно, что длительное время у большинства северокавказских народов сохранялись следы племенного деления, на базе которого формировались этнотерриториальные общности (например, жители различных ущелий). И до сих пор здесь в общественной жизни и в быту в большей или меньшей степени сохраняются следы патриархального уклада, особенно отчетливо проявляющиеся в патронимических отношениях. Как яркое выражение общечеловеческой потребности в групповой принадлежности, клановость в первую очередь предполагает высокую преданность и привязанность к своему роду и семье. Деление на кланы, выполняя, по словам Л.Гумилева, «функцию скелета этноса» (Гумилев, 1990), регулирует как отношения отдельных представителей, так и родовых или семейных коллективов между собой. Это всегда был один из универсальных принципов поддержания единства у всех северокавказских народов.

Семейные родовые связи переплетены с соседскими, куначес-кими отношениями и с отношениями, порожденными некоторыми формами искусственного родства. Поэтому в качестве структурной единицы кланово-родовой системы на Северном Кавказе нужно рассматривать сообщества людей, объединенных тесными кровнородственными (естественными или искусственными), соседскими и куначескими связями. В настоящее время консолидация этносов на Северном Кавказе продолжает осуществляться «снизу вверх» и имеет в своей основе достаточно четкую кланово-родовую структуру. Это становится особенно заметным в условиях межэтнической напряженности.

Современная социально-политическая ситуация на Северном Кавказе еще более актуализирует общинные отношения у всех народов. По мере роста межэтнической напряженности усиливаются внут-риэтнические эмоциональные связи, внутригрупповая кооперация, круговая порука и взаимоподдержка, возрастает чувство этнической общности, а собственная группа в системе ценностей выдвигается на первый план. Ориентация на группу становится важной частью групповых систем психологической защиты в ситуациях межэтнической напряженности. И особенно у горских народов. Доказательством этого явилось доминирование среди осетин аллоцентрических личностей, нуждающихся в групповой присоединенности. Причем среди русских жителей Северной Осетии-Алании число аллоцентрических личностей было в 2 раза меньше. Эти различия хорошо видны на гистограмме (см. рис. 15), где представлено соотношение этноаффилиативных и противоположных им тенденций – показателей ассоциированности и диссоциированности с группой среди осетинского и русского населения республики Северная Осетия-Алания. Кроме того в ситуациях межэтнической напряженности активизируются механизмы этнического самоопределения – практически каждый человек, проживающий сегодня на Северном Кавказе, вынужден проявить свое «коллективное» национальное лицо, а значит, встать на чью-то сторону.

Рис. 15. Аллоцентрические и идеоцентрические личности среди осетин и русских республики Северная Осетия-Алания

Проявления коллективизма связаны с особенностями внутреннего строения этнической группы. Г.Триандис подчеркивает значимость числа подгрупп внутри группьг чем их больше, тем

уже влияние коллективности как размерности, которая сплачивает и организует всю группу целиком (Triandis, Leung, Villareal, Clack, 1985). В разных культурах Северного Кавказа складывается своя «внутренняя» ситуация. Сравним с этой точки зрения осетинскую и чеченскую культуры. В Чечне существовавшее всегда четкое разделение общества на тейпы и вирды было усилено в 1990-х гг. вооруженными структурами. Чеченское общество всегда было как бы «негосударственным». У чеченцев существовали традиции проведения народных собраний, но у них, например, никогда не было царя. Проблема консолидации для них значима не только сейчас, но и была актуальна всегда. У.Лаудаев, чеченец по. происхождению, писал в 1872 г., что «общество чеченского племени, состоя из множества фамилий, искони враждебных между собою, чуждо единодушия. Таким образом, назрановцы были непримиримыми врагами чеченцев на плоскости и на Тереке; они грабили и убивали друг друга; также шатоевцы нападали на над-теречных чеченцев, эти же, мстя им, похищали у них людей и продавали их в яссыр (неволю) на запад Кавказа. Ауховцы более близки с кумыками, а назрановцы с осетинами и кабардинцами, нежели с единоплеменными чеченцами. Из этого неединодушия чеченских обществ проистекала ничтожность политического значения их страны» (Лаудаев, 1993, с 157).

У осетин только в начале 1990-х гг. стали повсеместно реанимироваться широкие родовые связи, потерявшие былую значимость в период социализма. Они безусловно поддерживались и раньше, но не были главной опорой официальной власти Основой разделения осетинского общества было и остается «горское» происхождение (жители различных ущелий – куртатинцы, ала-гирцы и др) и на более общем уровне – диалектное разделение (дигорцы и иронцы – жители Северной Осетии, кударцы – жители Южной Осетии).

Глубокая внутриэтническая структурированность северокавказских обществ существенно снижает возможности их консолидации. Элиты республик серьезно озабочены развитием единого национального самосознания.

Андроцентризм

Северокавказские культуры можно обозначить как андроцент-рические, т.к. в значительной степени они ориентированы на мужчин. В благополучные времена трудно было найти мужчину, которому бы не понравилось на Кавказе. Мужчины безусловно здесь главные действующие лица В патриархальных обществах Северного Кавказа им всегда принадлежали все активные роли.

История Северного Кавказа не содержит большого числа особо выдающихся женских имен. И это вовсе не потому, что здесь не было неординарных представительниц слабого пола. Границы одобряемого женского поведения жестко ограничивались культурами Женщинам отводились функции, которые еще в начале XX в. строго определялись домашним хозяйством. Особенно регламентировалось поведение женщин в мусульманских культурах. И хотя им в той или иной степени удалось разомкнуть этот круг, устойчивое соотношение в общественной жизни подавляющего большинства «активных» мужчин и подавляющего большинства «пассивных» женщин сохранилось и сегодня.

Например, об отношении к женщине в политике можно судить по итогам выборов в органы власти. Среди депутатов от северокавказских республик, выбранных в Государственную Думу и в Федеральное собрание Российской Федерации 12 декабря 1993 г., не было ни одной женщины Среди 71 парламентария, выбранных в Северной Осетии-Алании 26 марта 1995 г., оказалась только одна женщина. Причем в этой республике в сравнении со всеми остальными северокавказскими республиками с мусульманскими традициями, в 1993 г. было отдано наибольшее количество голосов за общественное движение «Женщины России». Если раньше при советской власти срабатывали принципы спущенной сверху «половозрастной» разнарядки и соответственно избиралось определенное количество женщин в органы власти, то в условиях демократизации северокавказских обществ берут верх исконные механизмы их саморегуляции.

Еще Маргарет Мид показала, что биологическая природа не определяет автоматически социальные роли мужчин и женщин {Mead, 1935). Выживание народов в суровых кавказских горах требовало четкой регламентации поведения каждого члена общества. Отсюда жесткая дифференциация половых ролей. Статус женщины в семье и обществе в начале XX в. определялся патриархально-феодальным порядком, законами адата и шариата. Для внутрисемейных отношений народов Кавказа в прошлом были характерны авторитарная власть главы семьи (старшего мужчины в доме), строгое подчинение младших старшим, иерархизация статусов членов семьи, зависимое положение женщины в доме, строгая половозрастная регламентация труда, соблюдение обычаев избегания {Пче-линцева, Соловьева, 1994). Последние определяли сдержанные эмоциональные отношения в семье.

Матери принадлежала основная роль в воспитании детей обоего пола до 6–7 лёт, особенно в малой, нуклеарной семье. Значительна была роль старшей женщины, которая выполняла в больших многопоколенных семьях организаторскую, хозяйственную и воспитательную функции (Гостиева, 1994). Одна из важнейших функций женщин у северокавказских народов – сохранение и передача традиций. В значительной степени благодаря природному консерватизму женщин и стремлению к сохранению семьи и родственных связей остались действенными многие положительные обычаи на Северном Кавказе – уважение к старшим, обязательные проявления заботы о стариках, гостеприимство, взаимопомощь. В силу таких особенностей женщины оказываются значимой стабилизирующей силой для консолидации народов и сохранения этнических границ между ними. В частности, они чаще, чем мужчины предпочитают делать выбор в сфере неформальных связей по этническому критерию. Например, осетинки при выборе друзей и предпочитаемых брачных партнеров для своих детей более склонны, по сравнению с мужчинами или русскими женщинами, ограничивать неформальный круг общения рамками своего народа.

Многие семейно-бытовые традиции сохранялись у народов Северного Кавказа до 1950–1960-х гг. В мусульманских культурах Северного Кавказа границы эмансипации женщин раздвинулись в наименьшей степени. Современные тендерные идеалы северокавказских обществ – культурные представления о мужском и женском поведении, о предназначении мужчин и женщин – в значительной степени продолжают соответствовать традиционным патриархальным представлениям о сексуальных ролях. Например, в некоторых республиках Северного Кавказа и в годы советской власти существовало многоженство, которое сейчас получает уже открытое общественное одобрение. Президент Ингушетии Руслан Аушев подписал указ, разрешающий в соответствии с национальными и религиозными обычаями брать в жены нескольких женщин. По случаю 8 марта поздравляя женщин Ингушетии, он сказал: «Желаю вам, чтобы вы рожали только мальчиков и не обижались, когда муж приводит в дом вторую жену» (Итоги, 1996, август). Ни возмущения, н