Культурный конфликт язычества и христианства на Руси протекал как медленная перекодировка языческой кар тины мира в христианскую.

В сознании низов они сосуществовали и постепенно сплавлялись в единую картину (где бог Белее превращался в святого Вла-сия). Безусловно, усиливались христианские элементы, а низший социальный слой приобрел название «крестьянство» — т. е. «Иисусово стадо».

Насколько органичным могло быть сочетание двух культур, дает представление «Слово о полку Игореве». Русичи именуются там Даждь-божьими внуками, Ярославна просит помощи у Днепра-Словутича и Солнца, а ее спасённый муж под ликующие крики киевлян едет к храму Пирогощей Божьей Матери.

Татаро-монгольское нашествие, безусловно, обострило национальное сознание русских, живущих на оккупированной территории. Русь как бы распалась на три культурные зоны. Будущие украинцы и белорусы оказались в подчинении польско-литовского государства, составляя большинство его населения. Но религиозная нетерпимость католической шляхты не дала православным потомкам полян и древлян примириться с новыми владетелями. Какими могли быть будущие русские порядки, дал намек Великий Новгород. Раскопанные в 1950-е гг. берестяные грамоты показали, что грамотность в Новгороде в XIV-XV веках была столь же распространена, как во Флоренции или Венеции того же времени. Понятие государства отделилось от понятия личной вотчины правителя. Вече в определенной степени контролировало действие исполнительной власти. Город был центром промышленности и торговли (чего нельзя сказать о городах московского князя). В Новгороде появилось свободомыслие (ереси), близкое протестантизму. В нем беспрепятственно селились иностранные купцы и послы. Но Новгород, как и многие раннекапиталистические города-государства, замкнулся в рамках своих непосредственных финансовых интересов, а потому не выступил как центр возрождения страны. Это сделала Москва, которая, объединив русские земли, прекрасно чувствовала культурную чужеродность Новгорода: от него несло европейской ересью. Обвинив новгородцев в намерении переметнуться к Литве, Иван Грозный вырезал все население города. И это был единственный способ уничтожить определенный тип культуры — перебить всех его носителей. В новгородские дома были вселены «людишки» московской выделки. Когда первые переселенцы вымерли от болезней, вызванных незарытыми трупами новгородцев, их заменили новые подданные «белого царя». Культурное единство страны было восстановлено в рамках самодержавного мифа о Москве — Третьем Риме.

Пройдя выучку управления у золотоордынского хана, московские великие князья сумели избавиться от прямой политической зависимости в XV веке. Разгромив в середине XVI века Казанское и Астраханское ханства, русский царь получил доступ к Сибири. Началась пора завоеваний. Со времен Ивана Грозного до эпохи Петра I — за 150 лет — Россия в среднем в год присоединяла к своим владениям территорию размерами с Голландию. Но при этом Россия тщательно отмежевывалась от западной жизни. Пышный царский двор всеми силами поддерживал московское самодовольство, питаемое идеей, что в подлунном мире только на Руси тишь да благодать. Не было ни университетов, ни духовных академий. Даже для практически необходимых дел приходилось выписывать иностранцев. Итальянец Фьораванти восстанавливал рухнувший Успенский собор в Московском Кремле. Приехавший из Византии Максим Грек разбирал греческие рукописи. Приняв православие из греческо-болгарских источников, Русь в XVI веке не имела ни одного русского, профессионально знавшего греческий язык. А ведь сын Ярослава Мудрого Всеволод знал шесть языков — это в XI веке!

Проблемы культуры остро встали уже в XVII веке. В 1650-е гг. к России была присоединена большая часть Украины. При всем неприятии католицизма украинская культура не устранилась от европейской учености. А Москва, обернувшись лицом на Запад, уже думала о создании единого православного государства — и с валахами (молдаванами), и с болгарами, и с греками. Вплоть до Босфора и Дарданелл. Но с момента принятия Русью христианства прошло семь веков. Разнообразие ритуалов и разночтения в православных книгах были велики. Для создания единого церковного канона патриарх Никон пошел на реформу, да еще по примеру крутых московских правителей на реформу резкую, грубую, приказную. И тут случилось непредвиденное. После опричного террора и смутного времени, после принятия в 1649 г. кнутобойного «Соборного уложения» часть жителей московского государства эту реформу не приняла. Отказался молиться по-новому Соловецкий монастырь (его пришлось брать штурмом). Отказались принять «троеперстие» многие крестьяне. По старому обряду жила «большая» боярыня Федосья Морозова. А во главе движения встал мужественный человек и гениальный писатель протопоп Аввакум. Произошел раскол церкви. Заставить непослушных смириться было невозможно потому, что их нельзя было запугать. Как можно грозить тюрьмой или кнутом тому, кто сам готов сжечь себя и своих близких в избе только при одном приближении «пилатов» и «иродов»? Старообрядцы за свою веру готовы были умереть. Конфликт духовных ценностей принял острейшую форму. И самодержавию впервые пришлось отступить перед «ослушниками». Их обложили двойной податью и оставили жить по своим правилам. Христианские убеждения этих людей были искренними, твердыми и осознанными.

Культурный аспект церковного раскола весьма интересен. Как описывает в своем «Житии» протопоп Аввакум, старообрядцы были обвинены в невежестве и неспособности учиться у просвещенных народов. Ведь Никон правил русские богослужебные книги по итальянским печатным изданиям. Аввакум же боролся за исконные русские традиции. В этом отношении Аввакум выступал как консерватор. Но при том Аввакум защищал и свое разумение (т. е. интеллектуальную самостоятельность) и искренность своей веры (т. е. свободу вероисповедания и совести), хотя в том многое было определено его позицией защищающейся жертвы нападения. Никон выступал за послушание новому. А Аввакум спорил, защищая старое. Консерватор в тематической области, Аввакум был новатор в методе утверждения истины: диалог уже проникал в его способ мышления. Жизнь в его изображении теряла черно-белый вид, приобретала многоцветье. Никон же выступал как предшественник Петра I, ибо готов был вводить новшества силой, полагая, что стерпится — слюбится.

При таком подходе конфликты ценностей (культурные) разрешаются хуже всего и с наибольшими потерями. После разгрома церкви большевиками никониане с большей готовностью приняли социалистическую религию, чем старообрядцы, потому что охотнее подчинялись приказу, нежели внутреннему убеждению. Для них истинной была старая пословица: что ни поп, тот батька. Вот как А. М. Панченко описывает суть конфликта Петра I с местоблюстителем патриаршего престола Стефаном Яворским:

«Царь искал резвых и ретивых исполнителей, а Стефан Яворский, заслоняясь авторитетом апостольских писаний, возражал, что доброе дело, если оно результат приказа, а не свободной воли, не засчитывается в качестве нравственной заслуги»[119].