Убеждения политических активистов

Никакое объяснение причин существования полиархии в одних странах и ее отсутствия в других не будет удовлетворительным без учета решающей роли убеждений. Никто, как я полагаю, не станет отрицать, что поведение людей во многом обусловлено их представлениями об устройстве мира, его возможностях и пределах, а также о потенциальных издержках и вероятности успеха альтернативных способов действия. Но некоторые научные школы трактуют убеждения как простые эпифеномены, которые целиком зависят и полностью определяются иными факторами. На жаргоне социальных наук убеждения — не более чем промежуточные переменные. Я думаю, что такое понимание ошибочно. Все теоретические попытки свести убеждения, идеи, идеологии или культуры к другим, более общим, факторам представляются мне несостоятельными, так как не могут адекватно истолковать целый ряд конкретных случаев. Однако этот предмет чересчур сложен, чтобы здесь его обсуждать. Мне хотелось бы только заметить, что при объяснении наличия или отсутствия полиархии я рассматриваю убеждения в качестве относительно независимой величины, не менее независимой, чем остальные факторы. <...> Конечно, это не означает, что подобные факторы представляют собой извечные первопричины. Это означает лишь то, что они не могут, по крайней мере пока, быть объяснены какой-либо общей теорией.

Вместе с тем я вынужден констатировать, что имеющиеся на сегодняшний день данные о меж- и внутристрановых различиях в убеждениях ограничены несколькими случаями, большинство которых, как можно предположить, относится к полиархиям. Поэтому высказанные здесь суждения относительно влияния убеждений на характер действующего в стране режима, строго говоря, являются не более чем правдоподобными гипотезами, которые еще нельзя подтвердить надежными и достоверными данными.

Совокупность данных, полученных в ряде стран, и общие наблюдения однозначно указывают на то, что политические убеждения большинства людей повсеместно находятся на зачаточном уровне. Богатая и комплексная система политических убеждений, похоже, присуща только незначительному меньшинству. Политические лидеры и активисты заметно лучше осведомлены о разнообразных аспектах политической жизни, в т.ч. о правилах игры, чем население в целом, и, конечно, гораздо лучше, нежели те, кто равнодушен к политике. Политические лидеры и активисты чаще, чем большинство других граждан, обладают взвешенной и тщательно проработанной системой политических убеждений, руководствуются ею в своих действиях и оказывают большее влияние на политические события, включая те из них, от которых зависит стабильность или трансформация режимов. Так, консоциативные механизмы преодоления глубоких субкультурных конфликтов неизменно создавались и использовались руководителями и активистами, а не общественностью как таковой, причем представления последователей могли оставаться страстно непримиримыми, даже когда их лидеры придерживались прагматической и примирительной тактики. Подобно тому как крушение полиархии в Венесуэле в период триенио стало закономерным следствием раздоров между элитами, так и успешный переход к стабильной полиархии в 1958 г. был результатом сознательной деятельности по сути тех же политических лидеров, которые потерпели неудачу во время триенио_26_.

Легитимность полиархии

Имеющиеся в нашем распоряжении данные подтверждают следующие три предположения. Во-первых, страны существенно различаются по степени убежденности активистов (и прочих граждан) в легитимности полиархии. Во-вторых, эти различия в определенной мере независимы от социальных и экономических характеристик страны: активисты (и другие граждане) двух стран, близких в социальном и экономическом отношении, могут резко расходиться по своим оценкам легитимности полиархии. В-третьих, чем глубже в стране вера в легитимность институтов полиархии, тем выше там шансы на установление соответствующих порядков.

Первое и особенно второе предположения, в отличие от третьего, отнюдь не самоочевидны. Что касается первого, то наиболее привлекательной для политических лидеров альтернативой полиархии, похоже, выступает, как это всегда и было, некая разновидность попечительства. <...> В настоящее время политические лидеры всех стран, за редкими исключениями, характеризуют свой режим как своеобразную форму демократии или как одну из последних ступеней на пути к таковой. Однако отвержение ими конкретных институтов полиархии обычно обосновывается ссылками на необходимость опеки, даже если речь идет об опеке временной или переходной. Апелляцией к принципам попечительства оправдывалась гегемония одной партии в Советском Союзе, Восточной Европе, на Кубе и в Китае. Военные режимы Аргентины, Бразилии, Чили, Перу, Уругвая, Турции, Нигерии и других стран преподносят свое правление как опеку со стороны тех, кто лучше всего подготовлен к управлению в специфических — пусть даже преходящих — исторических условиях страны. Действительно, сегодня лишь немногие недемократические правители (если среди них вообще есть таковые) полагают, что их власть не нуждается в обосновании, а самым удобным обоснованием недемократического правления является, как и прежде, потребность в попечителях, превосходящих прочих своими знаниями и добродетелями.

Прекрасной иллюстрацией второго тезиса служит Аргентина. Полувековое господство в стране военных режимов, лишь изредка и ненадолго сменявшихся нестабильной полиархией, нельзя убедительно объяснить, не приняв во внимание слабую приверженность ее политических активистов демократическим принципам [O’Donnell 1978; Smith 1978]. Все это время Аргентине в гораздо большей степени, нежели любой другой латиноамериканской стране, были присущи важнейшие черты СДП-общества. Но хотя СДП-общество благоприятствовало возникновению и упрочению полиархии, оно не смогло перевесить недостаток демократических убеждений. Аналогичным образом, в Советском Союзе имелись все атрибуты СДП-общества, кроме организационной автономии (которая оставалась на относительно низком уровне) и, соответственно, плюрализма_27_. Несмотря на то что Советский Союз был современным и динамичным, даже либерализация М.Горбачева не привела к созданию там развитого плюралистического общества. На мой взгляд, невозможно дать исчерпывающее объяснение отказа советского руководства от полномасштабного плюрализма без учета исторической слабости в России демократических идей, установок и традиций, а также его приверженности с 1918 г. ленинистскому мировоззрению.

Политическая культура

Правомерно предположить (хотя тому труднее найти эмпирическое подтверждение), что шансы на утверждение в стране полиархии зависят и от других компонентов мировоззрения граждан: например, от их представлений о власти, а также об относительной эффективности собственного правительства и альтернативных режимов в решении ключевых проблем; от уровня их доверия к своим соотечественниками или политическим активистам; от отношения к конфликтам и сотрудничеству, и т.д.

Совокупность убеждений, установок и предрасположенностей образует политическую культуру, а иногда и ряд политических субкультур, в которых так или иначе социализируются активисты и граждане. Страна с политической культурой, полностью отвечающей требованиям полиархии, благополучно преодолеет политический кризис, который может привести к крушению полиархии там, где политическая культура не столь благоприятна. Во многих странах, а точнее — в большинстве из них, политическая культура, подкрепляющая демократические идеи и практики, отсутствует. Это не означает, что в них невозможна полиархия, хотя, скорее всего, она окажется нестабильной. Нельзя также сказать, что в странах, где пока нет демократической политической культуры, она не может сложиться. По мере развития в стране СДП-общества в ней, по всей видимости, будут формироваться и укрепляться убеждения, установки и властные отношения, более подходящие для полиархии. Но эволюция политической культуры всегда происходит медленно и заметно отстает от более быстрых структурных изменений и процессов становления СДП-общества. Кроме того, многим странам в любом случае все еще очень далеко до СДП-общества.