Зарождение приемов и организационных форм воспитания

Дальнейшие этапы становления воспитания связаны с последующими опорными вехами на путях антропогенеза.

В этот исторический период, 45—35 тыс. лет тому назад, процесс антропогенеза выносит на вершину эволюционно­го потока нового человека — неоантропа — человека разум­ного. Народы эпохи верхнего палеолита имели схожую куль­туру на огромной территории Евразии — от Бискайского залива до Байкала.

Динамика социальных отношений родового общества была обусловлена, таким образом, постепенным переходом от при­сваивающих форм хозяйства раннеродовой общины к про­изводящему хозяйству позднеродовой общины. В условиях раннепервобытной, а затем и позднепервобытной родовой общины шла дальнейшая эволюция воспитания, происхо­дили его качественные изменения.

Этот обширный хронологический интервал, начавшийся приблизительно 35 тыс. лет тому назад, завершился при­мерно в 5-м тысячелетии до н. э., т. е. в эпоху нового камен­ного века, неолита. В раннепервобытных общинах сложи­лась материнская родовая организация — матриархат. На­ряду с укреплением хозяйственных отношений осознание кровного родства по материнской линии служило организу­ющим, цементирующим началом социальных связей, утверж­дало ведущее влияние женщин на воспитание детей.

Однако специально организованное воспитание в раннеродовом обществе по-прежнему отсутствовало. Субъектом воспитания выступала в лице ее старейших членов вся ро­довая община. Как показывают археологические материалы и этнографические параллели, в раннеродовых общинах сло­жилась определенная система практического включения под­растающего поколения в коллективную бытовую и трудо­вую жизнь сообщества. Подготовка к жизни не отделялась от участия в ней, которое служило основой формирования качеств личности, необходимых для вхождения в общину в качестве ее полноправного члена.

Процесс созревания детей был коротким: к 10—12 годам подростки приобретали необходимые знания и умения, объем которых был весьма ограниченным. К 13 годам дети вступа­ли во взрослую жизнь.

Забота о физической закалке детей и передача им опыта хозяйственно-трудовой деятельности являлись первоочеред­ной потребностью в суровых условиях борьбы за существование. Не случайно, видимо, именно в этом направлении наметился, прежде всего «прорыв» — выработка и накопление эмпирических средств обучающе-воспитательной направленности. Именно с этим связана имевшая в то время место, как установили исследователи-этнографы, попытка осмыслить воспитание, так сказать, в потоке «магического образа мысли», обусловленного обрядовым действом тоте­мизма. В этом потоке происходила выработка некоторых приемов передачи традиций, опыта: подражание повадкам животного-тотема, который наделялся человеческими каче­ствами.

В совместном труде дети и подростки наблюдали за дея­тельностью взрослых и постоянно упражнялись, приобретая соответствующие умения.

Присущие детям в родовых общинах большая свобода и самостоятельность в действиях проявлялись в их играх, ко­торые служили своеобразным средством формирования тру­дового и социального поведения. Включение детей в кол­лективный совместно со взрослыми труд, детские игры в группах сверстников — все это осуществлялось в естествен­ном ритме жизни первобытной общины, создавая благопри­ятную воспитательную среду, формируя коллективизм, ак­тивность и другие ценные качества личности.

Взаимоотношения всех членов родового коллектива были основаны на равенстве, групповой солидарности, взаимо­помощи. Все эти качества составляли непреложный закон, регулятор поведения. Формирование соответствующих норм поведения у подрастающего поколения являлось предметом заботы всего сообщества. С этой целью применялись спе­циальные средства обучающе-воспитательного характера. К ним относится участие в ритуальных церемониях, праздни­ках и танцах, что включало детей в эмоциональную атмо­сферу родовых обычаев и образа жизни, вырабатывая у них соответствующие идеалы и ценностные ориентации. При­менялись ритуальные запреты — всякого рода табу, устра­шение, одобрение и порицание, предупреждение.

Таким образом, в раннепервобытной общине воспитание по-прежнему еще не выделилось из производственных и бы­товых отношений; естественного ритма жизни родового кол­лектива. Кстати, это объясняет единодушно отмечаемые эт­нографами факты отсутствия у первобытных охотников и собирателей физических наказаний детей. Вместе с тем про­исходит усложнение и развитие ряда практических дейст­вий как средств обучения, что приводило к эмпирическому использованию таких приемов, как игра, наблюдение, уп­ражнение. Возникают такие принципиально новые средства словесного воздействия, как одобрение, порицание.

Наконец следует заметить, что равная для всего подрас­тающего поколения физическая, трудовая и нравственная подготовка была неотделима от примитивной умственно-ми­ровоззренческой подготовки, представляя в совокупности нерасторжимый, целостный комплекс. Целостный характер жизнедеятельности требовал и целостного человека, подго­товленного ко всем видам хозяйственной деятельности: на­копленный человеком опыт изготовления орудий и его зна­чил, что каждый не только мог, но и должен был ими владеть.

В 10—8-м тысячелетиях до н. э. наметился переход от присваивающей формы хозяйствования к производящей. В формирующейся позднепервобытной общине 8—5-го тыся­челетий до н. э. наряду с сохранением присваивающего типа хозяйствования (собирательство, охота) начинают функци­онировать и производящие формы деятельности (земледе­лие, несколько позже — животноводство). Прогресс хозяй­ственной деятельности увеличивал стабильность получения пищи, возможность создавать пищевые запасы, вел к увели­чению продолжительности жизни, росту рождаемости, умень­шению детской смертности. С усложнением хозяйственных и социальных связей для воспитания возникла принципи­ально новая ситуация: зарождение семьи.

С самого мо­мента ее возникновения семья явилась новым фактором воспитания, заботы о детях. Здесь закладывались первич­ные основы для их последующего физического и духовного развития. Девочки воспитывались матерью, ее сестрами, другими женщинами рода, мальчики — братьями со сторо­ны матери, что определялось господством матриархата. К 5 годам мальчики выходили из-под влияния семьи и воспи­тывались в общине, в группах своих сверстников. Однако в традиционной практической подготовке в возрастных груп­пах в родовом обществе наметились существенные измене­ния. С одной стороны, ей как бы предшествовало домашне-семейное воспитание, с другой, новые условия хозяйствен­ной деятельности и социальных связей потребовали введения общественного контроля за результатами подготовки в воз­растных группах, а также ее расширения перед включением молодого поколения в социальную структуру общества. Та­ковы были импульсы, которые способствовали тому, чтобы начался процесс институционализации воспитания. В этих условиях появилась первая в истории человечества форма воспитания и обучения, известная под названием инициа­ции — совершение магических таинств — ритуальных обрядов посвящения, признания совершеннолетия и перевода юношей и девушек в класс взрослых. Инициации состояли из серии разнообразных испытаний, которые предварялись специальной подготовкой. Они стали исторически первым общественным институтом, имевшим целью преднамерен­ную организацию учебно-воспитательного процесса.

Подготовка к инициациям осуществлялась поэтапно, сообразно эмпирически сложившейся возрастной перио­дизации и раздельно для мальчиков и девочек, что, види­мо, определялось дуально-родовой организацией общест­ва. Общинными центрами подготовки к инициациям слу­жили специальные «дома» или лагери молодежи — мужские («дома холостяков») и женские. На время проведения ини­циальных обрядов они превращались в своего рода прооб­раз школы.

В соответствии с условиями существования в общинах вырабатывалась и своего рода программа обучения, вклю­чавшая объем знаний и практических умений, необходимых охотнику, земледельцу, воину и т. д. Аналогичная програм­ма для девушек была ориентирована на домоводство, плете­ние, ткачество, гончарные работы и т. п. Предусматрива­лась также физическая, ритуальная и социально-нравствен­ная подготовка. В связи с этим содержание инициальной обрядовости представляло собой совокупность нескольких частей: теоретической, практической, ритуальной. В цент­рах подготовки молодежь заучивала наставления о порядке ведения всякого рода хозяйственной и воинской деятель­ности, отрабатывала и проверяла соответствующие знания, г также практические умения и навыки, учила наизусть ро­зовые предания, мифы, песнопения, изучала обряды, разу­чивала ритуальные танцы, закаливала волю и характер. В ходе серий испытаний и состязаний, которыми завершались
инициации, проверялась физическая, практическая, социально-нравтвенная и волевая готовность подростков к вхождению во взрослую жизнь. В практике проведения инициаций складывались приемы обучающей деятельности. В качестве
средства запоминания текста песнопения, ритмического движения танца и т. д. применялось повторение. С целью запо­минания информации или закрепления практического на­выка использовались специальные приемы. Так, для фикса­ции в памяти какого-либо устного текста или наставления, закрепления определенного мускульного движения их по­вторение сопровождалось каким-нибудь болевым ощущением (ударом, щипком, уколом и т. д.).

Система инициации привела также к тому, что в родовых общинах постепенно выделилась категория лиц, посвятив­ших себя обучению подрастающего поколения. Конечно, школ еще не было, не было и учителей, но тенденция к институционализации воспитания явно обозначилась. Вос­питание и обучение в форме инициации исторически пред­варяли школьное обучение.

Выработанная на предыдущей ступени общественного раз­вития традиционная форма практической подготовки детей и подростков, неотделимая от производственных и бытовых отношений, оказалась в изменившихся исторических усло­виях недостаточной. Постепенно начинают формироваться специальные общественные механизмы воспитания. Возник­шая система инициации выполняла совершенно определен­ную педагогическую функцию: в соответствии с новыми тре­бованиями она интенсифицировала равное пока еще для всех воспитание, обеспечивая передачу и преемственность все более усложнявшихся культурно-исторических, бытовых и хозяйственных традиций.