Лекция 3.Основные подходы к рассмотрению детерминации развития личности
Донаучные представления. Биогенетический подход: концепция полового дипсихизма, эволюционно-генетическая концепция В.А.Геодакяна.Эволюционистский подход: концепция эволюционного конфликта между полами, половая стратегия и система гендерных отношений. Психоаналитический подход. Социогенетический подход. Когнитивно-персонологический подход.
На донаучных этапах изучения пола различия между полами принимались как результат “божьего промысла” или “мудрости природы ... Трактовка маскулинности как совокупности природных качеств, отличающих мужчин от женщин, исторически является древнейшей. Ее формулировку можно обнаружить уже у древнегреческого историка Ксенофонта, по словам которого “природу обоих полов с самого рождения ... бог приспособил: природу женщины для домашних трудов и забот, а природу мужчины — для внешних. Тело и душу мужчины он устроил так, что он более способен переносить холод и жар, путешествия и военные походы, поэтому он назначил ему труды вне дома. А тело женщины он назначил менее способным к этому и потому, мне кажется, он назначил ей домашние заботы. Поэтому "женщине приличнее сидеть дома, чем находиться вне его, а мужчине более стыдно сидеть дома, чем заботиться о внешних делах" (Ксенофонт. Домострой, VII, 22-23, 30-310).
В современной науке существуют 4 главные парадигмы маскулинности и фемининности как гендерных категорий: биологическая, психоаналитическая, социально-психологическая и постмодернистская.
Первые две парадигмы являются эссенциалистскими, подразумевая, что важнейшие свойства, отличающие мужчин от женщин, являются объективной данностью, культура только оформляет и регулирует их проявления. Вторые две парадигмы - конструктивистские, они считают маскулинность и фенининность продуктом культуры и общественных отношений, которые навязывают индивидам соответствующие представления и образы.
Биолого-эволюционный подход
Современная эволюционная биология и социобиология, разумеется, не говорят о "предназначении" мужчин и женщин, однако они констатируют наличие устойчивых кросскультурных и кроссвидовых полодиморфических особенностей мужского и женского поведения и пытаются дать им функциональное объяснение.
Представители биогенетической ориентации анализируют закономерности развертывания генетической программы в онтогенезе индивида под влиянием социальных факторов (Д.Мани, Дж. Хатчинсон).
Так, например, выявленные в многочисленных исследованиях различия между мужчинами и женщинами в вербальных, математических и пространственных способностях объяснялись половыми различиями в асимметрии и специализации мозговых полушарий, которые обусловлены действием тестостерона (гормона, вырабатываемого семенниками плода мужского пола в период внутриутробного развития).
В 50-х годах ХХ в. появились исследования, убедительно показавшие, что у животных эмбриональные гормоны определенно влияют на поведение у взрослых. Затем A.Ehrhardt и J.Money опубликовали результаты обследования 10 девочек препубертатного возраста, матери которых во время беременности для предотвращения выкидыша получали прогестин. Они оказались необычно развитыми интеллектуально — коэффициэнт интелектуальности у них превышал 130. У 9 девочек были выявлены признаки физической маскулинизации, все они предпочитали игры в обществе мальчиков и свойственные мальчикам, были самоуверенны и независимы и характеризоались как tomboys (девочки-сорванцы). Дети (мальчики и девочки), матери которых во время беременности принимали препараты прогестерона, были менее агрессивны, чем обычные дети.
Согласно биогенетическому подходу половая дифференциация — универсальный биологический процесс, который культура только оформляет и осмысливает с теми или иными вариациями.
Представители данного подхода считают, что биологический половой диморфизм, дополняется и надстраивается системой психических различий (ленинградский антрополог Н.А Тих называет ее половым дипсихизмом). Половой дипсихизм проявляется в определенном наборе индивидуальных различий психофизиологических реакциях, когнитивных процессах, мотивации, способностях и интересах мужчин и женщин. Эти различия объективируются в половом разделении труда и прочих социальных ролей и закрепляются и освещаются в символическом мире культуры (Тих Н.А. Предыстория общества. Л. 1970)
Согласно теории московского ученого В. А. Геодакяна, процесс самовоспроизводства любой биологической системы включает в себя противоположные тенденции: наследственность — консервативный фактор, стремящийся сохранить у потомства родительские признаки, и изменчивость, благодаря которой возникают новые признаки. Самки олицетворяют постоянную «память», а самцы — оперативную, временную «память» вида. Поток информации от среды (изменение внешних условий) сначала воспринимают самцы, которые теснее связаны с условиями внешней среды. Лишь затем, после отсеивания устойчивых сдвигов от временных, случайных, генетическая информация попадает внутрь защищенного самцами устойчивого «инерционного ядра» популяции, представленного самками. Поскольку самцы воплощают принцип изменчивости, все новые признаки в развитии вида сначала возникают у самцов и лишь затем передаются самкам, у которых, напротив, сильнее представлены всякого рода рудименты.
Согласно этой теории, норма реакции женских особей, т. е. их адаптивность (пластичность) в онтогенезе по всем признакам несколько шире, чем мужских. Один и тот же вредный фактор среды модифицирует фенотип самок, не затрагивая их генотипа, тогда как у самцов он разрушает не только фенотип, но и генотип.
Вследствие разной нормы реакции у женщин выше обучаемость, воспитуемость, конформность, а у мужчин - находчивость, сообразительность, изобретательность (поиск). Поэтому новые задачи, которые решаются впервые, но их можно решить кое-как (максимальные требования к новизне и минимальные - к совершенству), лучше решают мужчины, а знакомые задачи (минимум новизны, максимум совершенства), наоборот, - женщины.
Теория В. А. Геодакяна привлекает своей логической стройностью и подтверждается солидными научными данными. Но половой диморфизм неодинаково проявляется у разных биологических видов, причем варьирует не только степень различий между самцами и самками, но в некоторых случаях и характер, направление этих различий в различных сферах жизнедеятельности. Наряду с альтернативными, взаимоисключающими свойствами (один и тот же индивид не может в норме одновременно обладать мужскими и женскими половыми органами) существует множество качеств, одинаково присущих обоим полам, и таких, где различия между ними только количественные. Это касается как соматических (телесных), так и поведенческих свойств, которые, кстати, часто не совпадают.
Чем выше уровень развития вида, тем сложнее детерминация половой принадлежности его особей и тем многограннее связь половой дифференциации с другими аспектами развития. Более сложный онтогенез и более разнообразная, индивидуализированная деятельность порождают и большее число индивидуальных вариаций в психике и поведении, не укладывающихся в рамки формулы «мужское — женское».
При изучении половой дифференциации у человека нельзя не учитывать также социально-исторические факторы. Кажется весьма заманчивым «вывести» из полового диморфизма не только психофизиологические различия между мужчинами и женщинами, но и существующие формы разделения труда между ними. Однако социологи и этнографы утверждают, что половые роли и половое разделение труда зависят от множества конкретных социальных и экологических условий, а психологи считают, что маскулинные и фемининные черты во многом определяются характером конкретной жизнедеятельности индивидов.
В гендерологии, находящейся под сильным влиянием феминизма и социального конструктивизма, биолого-эволюционная парадигма непопулярна. Ее считают редукционистской (сложные и разнообразные формы маскулинности сводятся к универсальному биологическому императиву), сексистской (гендерные свойства редуцируются к половым), антиисторической (гендерные свойства выглядят везде и всюду более или менее одинаковыми) и политически консервативной (она часто используется для идеологического обоснования и оправдания тендерного неравенства и мужского господства).
Однако эта критика справедлива только отчасти. Хотя гендерное разделение труда и других социальных функций не вытекает само собой из полового диморфизма, эти явления взаимосвязаны. Тот факт, что индивидуальные различия между мужчинами больше, чем межполовые, не исключает наличия некоторых более или менее общих черт, характеризующих мужчин как популяцию. Эти свойства проявляются в структуре заболеваемости, смертности, специфических факторах риска и т.п. и отражаются в стереотипах маскулинности, элементы которых имеют кросскультурную и даже межвидовую валидность. Некоторые аспекты мужского поведения, начиная с повышенной (по сравнению с женщинами) агрессивностью и склонностью выстраивать иерархические отношения господства и подчинения и кончая фаллической символикой, уходят своими корнями в поведение животных и наших предков, и связаны с теми же самыми психофизиологическими автоматизмами. Человек как биологический вид homosapiens не может полностью освободиться от своего животного наследия.
Поведенческие науки, этология и психология не могут не учитывать эти факты, при всей сложности их интерпретации. Знаменитый американский психолог, ведущий мировой эксперт по психологии половых различий Элинор Маккоби подчеркивает в своей последней книге, что их объяснение включает в себя биологический компонент. Многие черты поведении мальчиков воспроизводят то, что характерно для приматов: половая сегрегация в играх разнополых детенышей, разный стиль игровой активности - у самцов гораздо больше силовых игр и показной, а иногда и реальной, агрессии, асимметричность отношений со взрослыми - молодые самцы как группа отделяются от взрослых раньше и полнее, чем самки, а также проявляют меньше интереса в детенышам и реже взаимодействуют с ними. Некоторые особенности поведения мальчиков, хотя и зависит от стиля их воспитания, имеют психофизиологические корни. Более высокий уровень обмена веществ делает мальчиков физически более энергичными и активными. Когда дети играют одни, их половые различия в этом отношении минимальны, но в составе группы однополых сверстников мальчики выглядят значительно активнее. Мальчики более возбудимы и труднее поддаются внешнему контролю. В силу их более позднего созревания, мальчики позже девочек овладевают речевыми навыками и у них слабее эмоциональный самоконтроль, что делает их поведение более спонтанным и агрессивным. Эти особенности мужского поведения к какой-то степени связаны с действием мужского полового гормона - тестостерона.
С позиции эволюционистскогоподхода половые различия в психологических особенностях и социальном поведении людей обусловлены естественным отбором, который в процессе эволюции закреплял поведение, обеспечивающее выживание и воспроизведение самих себя. Эти позиции подкрепляются большим сходством между людьми и животными в стратегиях ухаживания в период полового размножения. Основная задача для самца состоит в привлечении самок в условиях конкуренции со стороны других самцов. Основной эволюционной задачей для самок является выбор полового партнера, который обеспечил бы свое потомство наибольшими шансами для выживания и последующего воспроизведения. У человека половая стратегия тесно связана с хорошо развитой и наиболее долгой заботой о потомстве, длительным периодом сексуальной восприимчивости женщины. В результате женщина может поддерживать длительное внимание полового партнера, а стратегия мужчин включает соперничество при ухаживании и агрессивность при защите женщин [74, 103].
На протяжении двадцатого века на Западе взгляды на роль биологического и культурного в природе человека резко расходились между собой. Так, в 1900 году ученые были убеждены в том, что сердцевина человеческой природы задана от рождения — в особенности, в той ее части, которая определяет индивидуальные и групповые различия. Но уже к 1930-40-м годам все большее число ученых разделяли мнение о подавляющем значение среды и верили в то, что разгадку человеческой природы даст культура.
Вплоть до 1970-х годов большинство на Западе стояло на той точке зрения, что понимание человеческих действий невозможно без знания культуры и законов развития общества. Однако в наше время сложившийся консенсус нарушен. Появляется большое количество работ, в которых утверждается приоритет биологии и наследственности в понимании социума и индивидов.
Думается, спор между биологией (или наследственностью) и культурой (или средой) в своей основе ложен. Наша конкретная "природа" формируется в результате развития человека в специфической исторической "культуре". Разница во взглядах связана с ценностными различиями, и полемика часто оказывается весьма эмоциональной. … но я остановлюсь лишь на одном: на том, как биологические категории привлекались для интерпретации феноменов культуры.
Еще один антрополог из США, Эшли Монтегю (Ashley Montague), писал, что у человека "нет инстинктов, потому что то, что он есть и чем стал, приобретено из культуры, из сотворенного им самим окружения, перенято у других людей"3Цит. по: Degler C.N. In Search of Human Nature: The Decline and Revival of Darwinism in American Social Thought. N.Y.: Oxford Univ. Press, 1991. Р. 209.3.
В конце 1960-х годов аргументы в пользу биологии вновь стали занимать воображение публики и проникли в науки и человеке. Исследователи черпали вдохновение в естественной истории и глубоко укоренившейся традиции сравнивать человека и животных — традиции, существовавшей еще до Дарвина и получившей подкрепление в его работах. 1970-е годы группа ученых-эволюционистов выступила с идеей социобиологии — дисциплины, призвавшей соединить теорию естественного отбора, этологию и знание о человеке; они намеревались включить науки о человеке в биологию. Социобиологи считали, что единства знания, отсутствие которого в науках о человеке столь очевидно, можно достичь лишь проводя последовательно идею о единстве человека и эволюционирующей природы, — иными словами, переосмысливая культуру с позиций биологии.
К примеру, социобиологи объясняли запрет на инцест и стремление женщин выходить замуж за более богатого и знатного (или, по крайней мере, за равного) по положению и состоянию мужчину как составной элемент наследственной стратегии.
Генетическая функция самца — оплодотворить как можно больше самок, обеспечив передачу своих генов потомству, самка же обеспечивает сохранение потомства и унаследованных качеств. Самец обладает почти неограниченным запасом семени, тогда- как количество яиц, которым располагает самка, ограничено. Сексуальная активность самки млекопитающих лимитируется тем, что она должна выносить и выкормить потомство. Видимо, поэтому природа позаботилась о том, чтобы самки большинства млекопитающих могли спариваться только в период течки, в другое время они реагируют на самцов агрессивно, что накладывает сезонные ограничения и на самцов. Тем не менее половая жизнь самцов у большинства видов более экстенсивна; один самец обычно оплодотворяет многих самок, в «семейной» структуре некоторых видов это закрепляется, в частности, существованием «гаремов».
Асимметрия половых ролей и сексуального поведения в животном мире не означает, что самец «господствует» над самкой. Самцу обычно принадлежит право ухаживания, причем внутриполовой отбор самцов часто определяется состязанием в силе. Но самка не просто становится добычей победителя, а выбирает его из нескольких возможных претендентов. При этом имеют значение не только физические данные самца, но и то, какими материальными ресурсами он потенциально располагает. Так, самка болотного крапивника выбирает супруга не по его внешности или красивому голосу, а по тому, насколько хорошей, богатой территорией он «владеет». Иначе говоря, это «брак по расчету»: преимущество получает самец, который способен обеспечить наиболее благоприятные условия для выращивания потомства.
Подобно многим натуралистам и специалистам по общественным наукам в XIX веке, Уильсон считал, что приобретенное в эволюции знание, которое на современном языке он называл знанием генетических стратегий, лежит в основании всей науки и служит руководством к действию по общему благосостоянию. "Гены держат культуру на поводке. Поводок этот довольно длинный, но он с неизбежностью будет сдерживать ценности в соответствии с их влиянием на генетический пул... Человеческое поведение — как и более глубоко лежащая способность эмоционального реагирования, которая нас побуждает и нами руководит — это циклическое устройство, посредством которого генетический материал человека был и будет сохраняем в неизменности. Доказать, что нравственность имеет более важное конечное назначение, невозможно"6Ibid. P. 167.6. Уильсон со своими единомышленниками - социобиологами считали генетические стратегии самым важным "краеугольным основанием" человеческой природы и интерпретировали нравственность — как и культуру вообще — только в ракурсе ее значения для эволюции.
«Сексуальное» поведение выражает иерархические отношения господства — подчинения у многих животных (овец, горных коз, ящериц, обезьян, дельфинов). Копулятивные позиции при этом только имитируются, причем доминантный самец или самка выполняет маскулинную роль, а более слабый партнер — фемининную.
Культурный и политический контекст исследований приматов стал предметом внимания американского "феминистского" историка науки Донны Харауэй (Donna Haraway). В "Образах приматов" ("Primate Visions", 1989) она утверждала, что эти исследования отражают взгляды самих ученых на человеческую природу. Харауэй сравнила отчеты о сексуальной и семейной жизни приматов, которые включали описания мужского доминирования, с современными представлениями о гендерной идентичности и гендерных ролях. Ее работа продолжила вызов, который в 1970-е годы был брошен идее о том, что гендерные различия — "естественны". В то время это было основным руслом критики биологической точки зрения на человека. В самом деле: слово "гендер", значение которого отличается от значения слова "пол", было специально введено с целью подчеркнуть: то, что традиция приписывала полу, биологии, может и должно быть описано без этих понятий. Книга Харауэй анализировала, каким образом знание, которое, на первый взгляд, черпается из природы, на деле производится в социальных отношениях и лишь опосредовано ссылками на природу. Феминисты, однако, по вопросу о природе и культуре разделились: были такие, кто подчеркивал сильные стороны женщины, так как верил в ее "естественную" близость природе, отражающуюся в ее заботе о детях. Другие с подозрением относились к любому утверждению о "естественном" и предлагали вместо этого искать основу для эмансипации женщин в свободе выбора — включая выбор сексуальной идентичности.
Начиная с 1970-х годов гендерная парадигма (иными словами, точка зрения, отдающая первенство гендеру как структурному понятию) повлияла на многие аспекты наук о человеке, включая описания поведения животных в этологии и исходящую из психоанализа критику стереотипов "мужского" и "женского" в языке и истории науки. Стало невозможным писать о "человеческой природе" вообще, не задаваясь вопросом о мужчине и женщине. Участники этих дебатов разделились на тех, кто искал ответа в мире природы, в репродуктивной биологии и тех, кто утверждал, что все считающееся "данным", "природным" — на деле сконструировано человеком. В этих обстоятельствах значительный интерес вызывали биология, культура и история сексуальности, которые стали предметом первостепенного политического внимания феминистов, а также вопрос о происхождении и характере различий между людьми.
Некоторые из наиболее провоцирующих аргументов были предложены французскими феминистами. В середине 1970-х годов философ и психоаналитик Люси Иригари (Luce Irigaray), бывшая в то время коллегой Лакана, задалась вопросом: не обусловлены ли наши представления о "фемининности" тем языком, на котором мы говорим? Если так, утверждала она, то возможно, изменив точку зрения в языке на "женскую", пересмотреть данные представления; это демистифицировало бы "фемининное" и сделало бы именно его, а не "маскулинное", точкой отсчета в речи. Идею подхватили многие авторы, увидевшие в нем перспективу для переосмысления в свете нового "гендерного сознания" академических дисциплин — таких, например, как литературный критицизм. Одна французская феминистка, Элен Сиксу (Helene Cixous), по этому поводу заметила, что "никто больше не может говорить о "женщине" или "мужчине" без того, чтобы не оказаться в идеологическом театре, где умножение репрезентаций, образов, отражений, мифов, идентификаций трансформирует, деформирует и переделывает все концептуализации до самого основания" 8Цит. по: Evans M.N. Fits and Starts: A Genealogy of Hysteria in Modern France. Ithaca: Cornell Univ. Press, 1991. Pp. 204-205.8. Было решено, что "мужчина" и "женщина" — это культурные конструкции и что такой точки зрения, которая обеспечивала бы независимый взгляд на вещи, не существует.
Идеал эпохи Просвещения — показать человека "таким, какой он на самом деле", узнать нечто путем сравнения цивилизации с воображаемым природным состоянием — в биологии конца ХХ века возродился в преображенном виде. Но и исторические представления о человечестве, в которых Вико и Гердер изображали человечество как само-рефлексирующее создание человеческого духа, также возродились в науках о человеке конца ХХ века.
Те из психологов, кто биологами не были, заявляли, что возможен иной взгляд на дискуссию о природном и культурном в человеке: взгляд, который позволил бы обогатить полемику и, возможно, даже найти решение. Они имели в виду кросс-культурную психологию, эмпирическое изучении констант в психике разных людей. Вера в универсальные константы человеческой природы была широко распространенной, — на ней основывались, например, антропологические экскурсы Фрейда и Юнга, — но, чтобы доказать существование таких констант, нужна была немалая методологическая изобретательность.
Но, возражали теоретики культуры, даже если это так, ссылки на абстрактные психологические константы дают очень мало, поскольку свое выражение они получают лишь на языке какой-либо конкретной культуры. При таком подходе понять человеческую психологию — значит понять, как человек становится фокусом, в котором сходятся различные обозначения, узнать, в каких терминах, с помощью каких символических систем — будь то психологические, биологические, политические или религиозные системы — дается его описание. Критики сравнения человека с животными всегда подчеркивали тот факт, что человек пользуется языком; в науках о человеке большое значение придавалось теориям приобретения и употребления языка — таких, как теории Выготского и Лакана. Исследователи заключили, что даже если у человека есть какие-то биологические константы, все равно в каждом отдельном случае мы имеем дело с конкретными людьми, чья природа получает выражение только через определенные культурные формы. [Смит Р. ЧЕЛОВЕК МЕЖДУ БИОЛОГИЕЙ И КУЛЬТУРОЙ «Человек» — 2000 №1]
Психоаналитический подход
Подобно биоэволюционной теории, психоанализ является эссенциалистским и универсалистским в том смысле, что он постулирует универсальные мужские свойства, а также механизмы и стадии формирования мужского характера. Однако он считает, что эти свойства не заданы биологически, но формируются в процессе индивидуального развития, в результате взаимодействия ребенка с родителями.
Согласно концепциям З.Фрейда, все дети начинают эмоциональную жизнь с идентификации с матерью, которую они любят и одновременно боятся. Но девочки идентифицируются с матерью навсегда, получают удовольствие от интимных эмоциональных отношений с ней и у них формируется потребность в таких отношениях. Напротив, мальчики скоро узнают, что отличаются от своих матерей, они должны сформировать свою мужскую идентичность отрицательно, путем отделения от матери и формирования чувства самости как чего-то независимого, автономного и индивидуального. Это достигается с помощью отрицательных реакций - мизогинии, эмоционального отчуждения от женщин и утверждения своего мужского превосходства, универсальной персонификацией которого является культ пениса/фаллоса.
Иными словами, гендерная психология асимметрична: фемининная идентификация по преимуществу родительская, тогда как маскулинная - гендерно-ролевая. В отличие от девочек, вырабатывающих гибкие личные идентификации со своими матерями, мальчикам нужна позиционная идентификация с разными аспектами обобщенной мужской роли. Они усваивают те компоненты маскулинности своего отца, которые в противном случае, как они боятся, могли бы быть направлены против них (страх кастрации). В процессе формирования личности мальчика у него появляются специфические мужские страхи и коммуникативные тревоги, от степени и способа преодоления которых зависит характер и особенно психосексуальные свойства взрослого мужчины.
Психоанализ оказал сильное влияние на клиническое исследование особенностей маскулинной идентификации и ее внутренних противоречий, ведущих к психосексуальным нарушениям и трудностям. Он показал, что мужская идентичность, вопреки видимости, вовсе не монолитна, ее компоненты часто рассогласованы и внутренне противоречивы. На основе психоанализа создан ряд плодотворных моделей формирования альтернативных вариантов мужской идентичности (Эрик Г. Эриксон, Гарри Стэк Салливэн и др). Применение психоаналитического аппарата к интерпретации антропологических данных показало также наличие социокультурных вариаций маскулинности и типов "мужского характера".
При этом развивалась и сама психоаналитическая теория. Если классический психоанализ изучал преимущественно отношения мальчика с родителями, причем роли отца и матери казалась более или менее единообразными, то феминистский психоанализ (Нэнси Чодороу), подчеркивающий уродующее влияние на мужчин патриархата, считает мужские психологические конфликты результатом совместного действия имманентных внутренних противоречий маскулинности и специфического типа социализации мальчиков в конкретном обществе. Это обогащает научные представления о природе "мужской субъективности", которая зачастую включает и такие, заведомо "немужские", черты как мазохизм и нарциссизм (К.Силверман, 1992). Психоаналитические идеи и методы широко применяются в феминистских культурологических и искусствоведческих исследованиях (Ева Кософски Седжвик).
К. Хорни была одним из первых психоаналитиков и психотерапевтов вообще, переключивших свое внимание с ранних детских переживаний как основных источников психических нарушений на более широкий культурный контекст, в котором эти переживания возникают и развиваются. Одним из важнейших ее достижений и шагом вперед по сравнению с классическим анализом была критика биологических основ теории неврозов З. Фрейда, основанной на представлениях о врожденных стремлениях и видах сексуальной энергии, которые, подвергаясь вытеснению в процессе развития, становятся источником невротических симптомов. "Делая такие утверждения, Фрейд поддается искушению своего времени: делать обобщения относительно человеческой природы для всего человечества, хотя его обобщение вытекает из наблюдения, сделанного в сфере лишь одной культуры" [10; 14]. При этом роль культуры рассматривалась З. Фрейдом исключительно как репрессивная, но никак не определяющая содержание невроза, его центральный конфликт. Социокультурная теория неврозов К. Хорни позволяет пролить свет на изменяющееся лицо неврозов, на вклад патогенных ценностей и установок культуры в формирование "невротической личности нашего времени": "Когда мы сосредоточиваем внимание на сложившихся к данному моменту проблемах невротика, мы сознаем при этом, что неврозы порождаются не только отдельными переживаниями человека, но также теми специфическими культуральными условиями, в которых мы живем. В действительности культурные условия не только придают вес и окраску индивидуальным переживаниям, но и в конечном счете, определяют их особую форму... Когда мы осознаем громадную важность влияния культурных условий на неврозы, то биологические и физиологические, которые рассматриваются Фрейдом, как лежащие в их основе, отходят на задний план" [10; 14].[ ХОЛМОГОРОВА А.Б., ГАРАНЯН Н.Г. КУЛЬТУРА, ЭМОЦИИ И ПСИХИЧЕСКОЕ ЗДОРОВЬЕ // Вопросы психологии №2, 1999. – С. 61]
Однако подавляющее большинство обществоведов и психологов относятся к психоаналитической парадигме скептически. Базовые категории психоанализа - не научные понятия, а метафоры, его выводы не поддаются статистической проверке и не обладают предсказательной силой. Разные школы и течения психоанализа (Фрейд, Юнг, Лакан, неофрейдисты) концептуально несовместимы друг с другом, одни и те же термины означают у них совершенно разные вещи. Следуя за обыденным сознанием, психоаналитические теории нередко сводят маскулинность к сексуальности или описывают ее преимущественно в сексологических терминах, что является сильным упрощением. Психоаналитическая парадигма позволяет выразить и описать субъективные переживания мужчин, связанные с "кризисом маскулинности", но конкретно-исторические социальные реалии и особенно механизмы социального изменения от нее ускользают.