Первая кибернетическая конференция, 8—9 марта 1946 года, Нью-Йорк

Кибернетика тесно связана с серией 10 конференций, которые прошли в период с 1946 по 1953 год при спонсорской поддержке Фонда Джошуа Мэйси-младшего. Этот фонд, основанный в 1930 году в Нью-Йорке, носит имя квакера из семьи китобоев и судовладельцев, который нажил состояние на инвестициях в добычу нефти. В 1872 году принадлежавшая Мэйси компания «Long Island Oil» влилась в состав стремительно разраставшейся империи Джона Рокфеллера «Standard Oil».

Проект «Man-Machine» («Человек-машина»), как называли его сами участники, неофициально стартовал в мае 1942 года в ходе научной конференции на тему «Процессы торможения в коре головного мозга», проводившейся в Нью-Йорке под эгидой Фонда Джошуа Мэйси и под непосредственным руководством медицинского директора этого фонда Фрэнка Фремон-Смита. В некотором смысле это была первая попытка вторжения фонда в мир управления разумом. Конференцию по вопросам процессов торможения в коре головного мозга почтил своим присутствием ведущий эксперт в области гипноза Милтон Эриксон. Эта дискуссия, в ходе которой обсуждались вопросы торможения центральной нервной системы, позволила заложить основы того, что впоследствии стало теорией кибернетики.

Среди участников были Норберт Винер, профессор кафедры психиатрии и физиологии из Университета штата Иллинойс Уоррен Маккаллок и Курт Левин из Франкфуртской школы. «Национальная тренинговая лаборатория Левина впоследствии стала частью Национальной ассоциации образования и способствовала превращению американской системы публичного образования в подобие того самого кошмара, который предсказывал Бертран Рассел, объясняя, как учить детей тому, что снег черный».^[242] Кроме того, в конференции участвовали мексиканский физиолог Артуро Розенблют, психолог-бихевиорист Лоуренс Фрэнк, Грегори Бейтсон, сыгравший важнейшую роль в проекте «МК-УЛЬТРА» и других секретных правительственных экспериментах с использованием изменяющих сознание наркотиков, Маргарет Мид, заместитель куратора отдела этнологии в Американском музее естественной истории в Нью-Йорке, которая способствовала всплеску современного феминистского движения. Глуповатая и сексуально озабоченная, Мид тем не менее активно сотрудничала с миром разведки, и началось это с ее работы в Институте межкультурных исследований, деятельность которого в годы Второй мировой войны финансировалась службой военно-морской разведки, а также корпорацией RAND.

Согласно информации, изложенной на веб-странице Фонда Мэйси, «на неформальной встрече, состоявшейся в 1942 году, всеобщее внимание привлек доклад Артуро Розенблюта, подготовленный совместно с Норбертом Винером и Джулианом Байджлоу». Розенблют, протеже Винера, очертил концептуальные вопросы, требующие изучения на основании сходства, наблюдаемого в поведении машин и живых организмов, которое заключается в целенаправленности. Эта целенаправленность нашла свое проявление в термине «телеологические механизмы». «Телеология» из философского мумбо-юмбо была превращена в конкретный, материальный механизм через использование понятия «циклическая причинность», наблюдаемого в системе, где новые формы поведения посредством «обратной связи» находятся под влиянием прежних форм. «Этот подход позволил решить проблему целенаправленности через ссылки на настоящее и ближайшее прошлое, но без необходимости обращаться к возможным или будущим событиям».^[243]

Другими словами, Розенблют предложил собрать группу, состоящую из инженеров, биологов, неврологов, антропологов и психологов, для проведения экспериментов в области социального контроля на основе шарлатанского допущения, что человеческий мозг не сложнее, чем механизированное устройство ввода-вывода, и что поведение человека поддается программированию как в индивидуальном масштабе, так и в масштабе целого общества.^[244]

Однако реализация этих идей стала возможной лишь после окончания Второй мировой войны. Бейтсон получил назначение в армию США на Тихоокеанский театр военных действий, а Розенблют и Маккаллок вернулись к своим исследованиям в Массачусетском технологическом институте. Первая из десяти крупных конференций, предопределивших в 1946—1953 годах направление развития кибернетики, состоялась в Нью-Йорке 8—9 марта 1946 года. Тема ее звучала так: «Механизмы обратной связи и системы с циклической причинностью в биологии и общественных науках». Целью этого проекта, в котором клиницисты объединили усилия с математиками, социологами и экономистами, стало создание теоретической модели крайнего стресса, особенно с учетом психосоматической «перегрузки обратной связи», вызывавшей многочисленные случаи неврозов.

С точки зрения кибернетиков, это была воистину революционная концепция:

«Если можно создать модель физиологической системы, через которую информация поступает из окружающей среды, обрабатывается, а затем через механизм обратной связи возвращается и меняет саму среду, то появляется возможность моделировать человеческий разум, особенно если использовать вычислительные машины, которые как раз тогда разрабатывались. Деятельность этой группы строилась на допущении, впоследствии постулированном одним из ее основателей Джоном фон Нейманом, что нервная система человека на самом деле есть не что иное, как “эффективно организованный природный автомат”, а значит, она поддается детерминистическому, линейному математическому моделированию.

Результатом первой конференции стало не только демоническое стремление создать полностью управляемое общество путем слияния человека и машины. Те 20 человек, которые составляли ядро группы, поставили перед собой цель — создать ряд перманентно действующих институтов, где эту работу следовало продолжить и расширить. Год спустя Винер придумал термин “кибернетика”, лаконично описывающий цели и направления прикладываемых усилий».^[245]

В 1948 году по результатам, достигнутым на первой из конференций Мэйси, как их стали называть, Винер написал свой труд «Кибернетика, или Управление и связь в животном и машине».^[246] Двадцать семь историков, экономистов, просветителей и философов, изучавших «Кибернетику», назвали ее одной из книг, способных оказать существенное воздействие на общественную мысль и на будущее общества; по степени важности ее сравнивали с трудами Галилея, Мальтуса, Руссо и Милля.^[247]

Один из ключевых дискуссионных моментов на первой кибернетической конференции был связан с обсуждением следующего вопроса: является ли разум продуктом мозга? Уоррен Маккаллок и его помощник Уолтер Питтс (оба играли активную роль в организации конференции) стали пионерами в тестировании сетей клеток мозга животных на предмет их вычислительных способностей. С точки зрения кибернетики машина — это не вещь, а образ поведения. Для таких кибернетиков, как Алан Тьюринг и Джозеф Леду, мозг представляет собой «универсальную машину» и «устройство для регистрации изменений». Всех этих людей объединяет та идея фикс, что мозг человека представляет собой рекурсивный набор кибернетических машин, соединенных огромной петлей обратной связи с самой Вселенной. Следовательно, кибернетическая научная парадигма охватывает данный тип относительности.

Уильям Росс Эшби, психолог и пионер в области кибернетики как науки о сложных системах, поясняет: «В кибернетике при рассмотрении любой конкретной машины типичен не вопрос “Какое действие она совершит здесь и сейчас?”, а вопрос “Каковы все возможные формы поведения этой машины?”... Кибернетика занимается всеми формами поведения постольку, поскольку они являются регулярными, детерминированными или воспроизводимыми. Материальность не имеет для нее значения... Благодаря этому обстоятельству теория информации играет большую роль в проблемах кибернетики. Ведь теория информации характеризуется, по существу, тем, что всегда имеет дело с некоторым множеством возможностей... Важна лишь та степень, в которой система подчиняется детерминирующим и управляющим факторам».

Другими словами, кибернетика предлагает систему отсчета, отталкиваясь от которой может упорядочить, соотнести с другими и понять любую машину. Таким образом, чем большее разнообразие действий допускается системой контроля, тем большее разнообразие пертурбаций она способна компенсировать. А как Эшби определяет понятие «контроль»? Как уменьшение разнообразия: большое разнообразие пертурбаций воздействует на внутреннее состояние системы, и поскольку систему необходимо удерживать в максимально близком к целевому состоянии, постольку необходимо уменьшать разнообразие пертурбаций.

Винер и Эшби утверждали, что науку следует воспринимать исключительно как попытку описания природы, а не как поиски смысла. Таким образом, взаимоотношения человека с окружающим миром превращаются в эротическую привязанность к аристотелевским объектам. По этой причине любые попытки понять универсальные законы являются иллюзией. «Поборники “объединения наук” попытались уничтожить метафизику и опровергнуть существование универсальных принципов, утверждая, что любое деление науки, например на естественные и гуманитарные дисциплины, является несущественным. Они применяют эту крайнюю форму редукционизма в равной мере к физике и к общественным наукам, тем самым стремясь их объединить. Общество редуцируется ими до уровня психологии индивидов; психология индивидов — до уровня биологических процессов; а биологические процессы — до уровня химических. Таким образом, процесс познания сводится к электрохимическим процессам: нейроны включаются и выключаются, как в двоичной системе. И даже электрохимические процессы, происходящие в мозге, низведены до уровня ньютоновской механики».^[248]

В начале 1950-х годов Винер, Эшби, британский теоретик Стаффорд Бир и другие работали над решением поставленной Эшби проблемы: как подвести под эстетику прочный материальный фундамент. По существу, это была проблема, которую пытался решить еще Готфрид Вильгельм Лейбниц. В начале XVIII века он опроверг многовековой гностический дуализм, разделяющий разум и тело, показав, что материя не способна мыслить: «Творческий акт в искусстве или науке позволяет постичь истину физического мира, но не предопределяется этим физическим миром. Сознательно концентрируя прошлое в настоящем с целью воздействия на будущее, творческий акт настолько же бессмертен, насколько бессмертна замыслившая его душа».^[249]

И вот с этим кибернетики согласиться никак не могут. Они рассматривают познание просто как реакцию на внешние раздражители. «Поскольку тело, находящееся в состоянии покоя, остается в состоянии покоя, пока на него не воздействует другое тело, внутренний процесс познания невозможен. И нет никакой “божественной искры”, или души. Дискуссии вокруг этих концепций продолжались в среде кибернетиков еще многие годы».^[250]

Винер и кибернетики считали творческий метод лишь случайным побочным продуктом обработки «информации». Поэтому «они отслеживали объем информации, поступающей в “поле”, играя роль информационного термостата для общества. Чтобы контролировать поток информации, они разместились на ключевых постах в крупнейших СМИ и в центрах формирования общественного мнения».^[251]

Эти жульнические приемы позволяют убить сразу нескольких зайцев. «Делая творчество исторически конкретным, они лишили его бессмертия и морали. Нет смысла даже выдвигать гипотезы в отношении универсальных истин или законов природы, потому что истина всегда должна соотноситься с историческим развитием. Отбрасывая идею о правильном и неправильном, мы рискуем одновременно отбросить как “устаревшую” концепцию добра и зла и оказаться, по словам Фридриха Ницше, “по ту сторону добра и зла”».^[252]

«Впоследствии наследники кибернетиков занялись созданием “информационной супермагистрали”. Они создали программное обеспечение, отслеживающее потоки информации в интернете, который уподобляется огромной плате микросхем, где установлены прерыватели цепи и вольтметры. Эта концепция легла в основу “социального нетворкинга”, создания наборов матриц из теории игр, нацеленных на обеспечение консенсуса. Механизация общественных отношений базировалась на идее Винера о возможности механизации мышления».^[253]

Когда данная концепция применяется к человеческим моделям, сразу возникают проблемы. Люди — существа творческие. Реализуя свою способность к рациональному мышлению и глядя на мир через доминирующую иудеохристианскую культурную матрицу западной идеологии, «мы можем открывать принципы, которые не поддаются чувственному восприятию, и создавать технологии, которые позволяют людям преодолевать ограничения прежней ресурсной базы. И это элементарным образом опровергает фальшивые рассуждения насчет энтропии со стороны Рассела и прочих позитивистов. Мы, люди, способны совершенствовать принципы общественной жизни. Наша способность передавать эти принципы от поколения к поколению позволяет культуре развиваться путем непрерывной трансформации. Прогресс современных наций возможен только через развитие индивидуального сознания граждан. Культурное развитие такого рода является истинным предназначением государства».^[254]

«Проблема была в том, что, пока индивид убежден — или хотя бы надеется, — что его божественная искра разума способна решать стоящие перед обществом проблемы, он никогда не впадет в состояние безнадежности и раздрая, которое считается необходимой предпосылкой социалистической революции. Задача Франкфуртской школы, таким образом, заключалась в том, чтобы сначала подорвать иудеохристианское наследие через “ликвидацию культуры”, а затем разработать новые культурные формы, которые усиливали бы взаимную вражду среди населения, тем самым подготовив почву для “нового варварства”».^[255]

Таким образом, интеллектуально выродившимся отпрыскам Рассела нужно избавиться от тех, кто способен мыслить творчески и самостоятельно, поскольку такое креативное мышление способно нарушить предопределенное «экологическое равновесие».

Те «узлы» в электромагнитной решетке Левина, которые способны притягивать к себе другие «узлы» благодаря своей способности делиться идеями и создавать новые возможности во имя выживания человечества, должны быть нейтрализованы. Для этого требуются усилия со стороны «агентов перемен», призванных вернуть общество в уныло-однородное состояние консенсуса и поддерживать экологическое равновесие.

«Теория поля» Левина, где «полем» является утверждение, отражающее предполагаемые аксиомы о природе взаимоотношений между объектами, применяет ту же самую циклическую логику к человеческим отношениям. Будучи замкнутой системой, поле подчиняется произвольным законам энтропии. Левин предполагал, что люди подобны обезьянам, взаимоотношения между которыми определяются через гедонистический расчет. Кибернетики, такие как Винер, Эшби и Бир, используют язык электромагнетизма для описания отношений, заимствуя у Максвелла теорию электромагнитного поля. Поскольку Максвелл считал, что причинности нет места в науке, его теория, по существу, не была научной.

Там, где Максвелл «единицей» считал сильную степень взаимодействия в электромагнитной решетке, а «нулем» — слабую, Левин сделал то же самое: «единица» — уровень притяжения между обезьяной и ее матерью, «ноль» — обезьяна-хищница. «Поле» становится совокупностью взаимоотношений между гедонистическими обезьянами, которые попросту отражали аксиомы Левина в отношении природы людей. Универсальные принципы, такие как божественная любовь, были сведены Левином и его приспешниками к «теории игр». Как замкнутая система, лишенная принципов, поле Левина тоже подчинялось законам энтропии, или «экологии», как выразился бы зоолог.

Энтропия, применяемая к магнитам или обезьянам, — это одно дело, но что происходит, когда подобные правила применяют к людям? Подчиняется ли человеческая экономика тем же самым правилам, что и обезьянья экология?^[256]

Для Левина, Максвелла, тавистокцев и всех интеллектуально извращенных детей Бертрана Рассела ответ очевиден: «Да!» Именно здесь возникает большая проблема, и именно здесь эти социальные инженеры снимают с себя маски и обнажают свой «фашизм с демократическим лицом».^[257]

Для Норберта Винера и его приспешников, составлявших ядро Кибернетической группы, в человеческом разуме нет ничего святого; для них человеческий мозг является машиной, функции которой можно воспроизвести, а со временем и превзойти при помощи компьютеров.

Франкфуртская школа

Одной из организаций, напрямую связанных с Кибернетической группой, был Институт социальных исследований, в просторечии называемый Франкфуртской школой. Например, Пол Лазерсфельд, руководитель «Радиопроекта», был одним из приглашенных на конференцию Мэйси. Лазерсфельд был приемным сыном австрийского экономиста-марксиста Рудольфа Гильфердинга, который сотрудничал с Институтом социальных исследований с 1930-х годов. Директор Франкфуртской школы Макс Хоркхаймер тоже сотрудничал с Кибернетической группой, когда занимался исследованием социальных и расовых предрассудков.

«В мае 1944 года Американский еврейский комитет (АЕК) создал департамент научных исследований, который возглавил директор Франкфуртской школы Макс Хоркхаймер. Хоркхаймер подготовил проект “Исследование предрассудков”, получивший щедрое финансирование от АЕК и других агентств, включая фонды Рокфеллера.^[258]

Наиболее важным из пяти исследований, осуществленных по заказу АЕК в 1944—1950 годах, был проект “Авторитарная личность”.^[259] Его авторы Адорно, Френкель-Брунсвик, Левинсон и Сандфорд для проведения опроса тысяч американцев и выявления у них глубоко спрятанных склонностей к авторитаризму, предрассудкам и антисемитизму собрали большой коллектив из членов группы исследований общественного мнения при Калифорнийском университете в Беркли и сотрудников Международного института социальных исследований. Научным руководителем проекта “Авторитарная личность” был доктор Вильям Морроу — главный протеже Курта Левина, который был ключевой фигурой, обеспечивавшей посредничество между Франкфуртской школой и Тавистокским институтом».^[260]

В заключительной главе сборника материалов по проекту авторы «Авторитарной личности» резюмируют свои открытия и предлагают рецепты социальной трансформации:

«Очевидно, что изменение потенциально фашистской структуры невозможно исключительно психологическими средствами. Задача сравнима со всемирным искоренением невроза, хулиганства и национализма. Они порождаются самой организацией общества и могут быть изменены только с изменением самого общества. Не психологу определять способы осуществления необходимых изменений. Размах этой проблемы требует усилий всех ученых-обществоведов. Мы лишь настаиваем на том, что на советах и круглых столах, где рассматривается эта проблема и планируются соответствующие действия, психологам должно предоставляться слово. Мы считаем, что научное понимание общества должно включать понимание того, что общество делает с людьми и что возможны социальные реформы, даже широкие и радикальные, которые при всей их желательности необязательно изменят структуру личности, подверженной предрассудкам. Чтобы изменить фашистский потенциал, даже обуздать его, люди должны лучше понимать самих себя и быть самими собой. Манипулированием людьми этого не добиться, даже с привлечением современных психологических методов к разработке инструментов манипуляции... Возможно, что это тот самый случай, когда психология должна сыграть ключевую роль. Методики преодоления сопротивления, разрабатывавшиеся для целей индивидуальной психотерапии, можно совершенствовать и адаптировать для применения по отношению к группам и даже массам».

Авторы заканчивают чрезвычайно красноречивым предложением: «Не следует думать, что право взывать к эмоциям должно быть только у тех, чьей целью является фашизм, а демократическая пропаганда должна ограничиваться доводами разума и сдержанности. Если страх и склонность к деструктивности являются основными эмоциональными источниками фашизма, то эрос принадлежит главным образом демократии».^[261]

Кибернетическая группа

Представители Франкфуртской школы и их ближайшие союзники в Тавистоке были архитекторами как кибернетического проекта, так и контркультуры 1960-х годов. Более того, Кибернетическая группа, спонсируемая Фондом Джошуа Мэйси, служила зонтиком, под прикрытием которого ЦРУ и британская разведка проводили массовые эксперименты с психоделическими наркотиками, включая ЛСД-25. Эксперимент в конечном итоге выплеснулся на улицы Сан-Франциско и Гринвич-Виллидж и пошел волной по всем университетским городкам страны, породив контркультурный «сдвиг парадигмы» 1966—1972 годов.^[262] В 1965 году Санфорд написал предисловие к книге «Утописты: Применение и потребители ЛСД-25», опубликованной издательством Тавистокского института.

Если верить официальным документам, то начиная с 1930 года Фонд Джошуа Мэйси-младшего посвятил себя развитию здравоохранения и избавлению людей от страданий, направляя все свои усилия на поддержку медицинского образования и спонсируя конференции и публикации на эти и родственные темы.^[263]

Историк Жан-Пьер Дюпюи так описывает роль Фонда Мэйси в деятельности Кибернетической группы: «Кибернетики были обязаны с самого начала выступить союзниками общественного движения — фактически политического лобби, действовавшего под прикрытием Фонда Мэйси, — стремившегося обеспечить мир во всем мире и всеобщее психическое здоровье посредством странного коктейля психоанализа, культурной антропологии, передовой физики и того нового мышления, которое ассоциировалось с Кибернетической группой».^[264]

Корпоративные СМИ успешно промывали массам мозги, заставляя их поверить в то, что Фонд Мэйси и такие деятели, как Лазарсфельд, Винер, Бейтсон, Мид и Эшби, были просто участниками социальных экспериментов, призванных улучшить качество жизни населения через соединение высоких технологий, эволюции и различных социальных наук. В действительности же эти люди были лакеями фондов западных олигархов: Рокфеллера, Джошуа Мэйси, Рассела Сейджа и других.

Менее известно широкой общественности то обстоятельство, что Фонд Мэйси внес в расшатывание социальных устоев Америки больший вклад, чем любая другая организация. «Во время и сразу после Второй мировой войны Фонд Мэйси, работавший на британские секретные службы, коррумпированные подразделения американской разведки и предателей из американского истеблишмента, проводил масштабный социальный эксперимент. Общая цель эксперимента состояла в том, чтобы покончить с неконтролируемым оптимизмом нации, только что выигравшей войну и приступившей к перестройке мира, и перенаправить эту энергию на внутренние дела страны.

Три стадии данного эксперимента оказались настолько успешными, что на сегодня большинство людей считают их некоей “естественной” эволюцией западного общества, а вовсе не противоестественной деформацией, навязанной извне. “Сексуальная революция” конца 1960 — начала 1970-х годов, значительно ускорившая сегодняшний коллапс семьи как ячейки общества, не смогла бы произойти в той форме, в какой она произошла, без спонсорской поддержки, оказанной Фондом Мэйси Грегори Пинкусу из Гарварда, который занимался разработкой и пропагандой оральных контрацептивов. Пинкус изучал процессы воспроизводства, а эксперты по евгенике из Фонда Мэйси исследовали вопрос о том, как бы сделать так, чтобы определенные категории людей перестали размножаться. В 1954 году Фонд Мэйси выделил Пинкусу крупный грант, ив 1955 году тот запатентовал противозачаточные таблетки».^[265]

«Фонд Мэйси сыграл ведущую роль в развертывании “психоделической революции” и тем самым помог превратить американский народ, до той поры с подозрением относившийся даже к простому снотворному, в ипохондриков, которые с каждой сменой настроения принимают новые лекарства и пичкают миллионными дозами психотропных препаратов даже маленьких детей. И что, пожалуй, еще важнее, Фонд Мэйси “помог” американцам избавиться от того технологического оптимизма, которым они славились во всем мире, и проникнуться новой вездесущей идеологией “информационной эры”».^[266]

Фонд Мэйси и «МК-УЛЬТРА»

Странный коктейль, смешанный Фондом Мэйси в конце 1940 — начале 1950-х годов, был одной из тайных финансовых операций, осуществленных в интересах ЦРУ через Фрэнка Фремон-Смита, директора фонда. Фремон-Смит имел тесные отношения с доктором Гарольдом Абрамсоном, психиатром, связанным с ЦРУ и профессионально сотрудничавшим с Колумбийским университетом и больницей Маунт-Синай, где под прикрытием Фонда Мэйси проводились эксперименты с ЛСД.^[267]

Одним из таких деятелей был доктор Льюис Джолион Уэст, тогдашний заведующий кафедрой психиатрии в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса и по совместительству директор Нейропсихиатрического института. Уэст был известен тем, что в 1950-е годы по контракту с ЦРУ участвовал в экспериментах в рамках проекта «МК-УЛЬТРА» — в частности, изучал воздействие ЛСД на слонов.

Кроме Абрамсона, многие участники конференций, проводившихся под эгидой Фонда Мэйси, включая Грегори Бейтсона, Маргарет Мид и Курта Левина, в годы холодной войны тесно сотрудничали с правительством США, проводя эксперименты с психотропными наркотиками с целью изучения возможностей их применения в качестве инструмента манипулирования обществом, получившие кодовое наименование «МК-УЛЬТРА».

Еще Одним ключевым участником конференций Мэйси был Дональд Маркуис, психолог из Мичиганского университета. На базе Центра групповой динамики Массачусетского технологического института Маркуис помог организовать фундаментальные исследования, касающиеся психологии пропаганды, природы различных целей, стоящих перед нацией, и роли различных социальных групп. Это вдохновило Лабораторию групповых сетей Массачусетского технологического института на изучение динамики малых групп под руководством Алекса Бавеласа, одного из высокопоставленных советников Управления военно-морской разведки, которое заключило контракт с Массачусетским технологическим институтом в целях организации тайных операций в годы холодной войны. Та же самая лаборатория впоследствии проводила по заказу ЦРУ масштабное исследование методов «принудительного убеждения», которые использовались китайскими коммунистами и стали известны как «промывание мозгов».

Среди прочего Фонд Мэйси «спонсировал исследования в области “клеточной биологии”, которые на самом деле представляли собой анализ методов, используемых в евгенике, или “науке о расах”. Значительные гранты были направлены также на то, что фонд называл “психосоматическими взаимосвязями”, то есть на изучение того, как физиологические изменения влияют на психологическое состояние человека, и наоборот. На самом деле это было прикрытием для клинических исследований в области промывания мозгов».^[268]

Фонд Мэйси также оказывал финансовую помощь и информационную поддержку британскому социальному инженеру Уильяму Сарджанту, который в 1957 году опубликовал книгу «Битва за умы» («Battle for the Mind»), ставшую практическим пособием по промыванию мозгов. Сарджант, специалист по шоковым травмам, 20 лет провел в США, где участвовал в проекте «МК-УЛЬТРА» и других тайных операциях по управлению разумом, организованных правительствами США и Великобритании.

Евгеника

В истории всегда было немало людей, которые использовали террор или угрозу террора в отношении целевых групп населения, преследуя конкретные политические цели. Научное оправдание тирании всегда было привлекательным для элит, потому что создавало удобный повод обращаться со своими подданными хуже, чем со скотом. Евгеника, извращенное учение о том, что люди по своему происхождению делятся на высшие и низшие категории, родилась в 1880—1890-х годах и пропагандировалась двоюродным братом Дарвина Фрэнсисом Гальтоном, Томасом Хаксли, Артуром Бальфуром, семействами Кэдбери и Веджвудов, а также другими стратегами Британской империи конца XIX века, связанными с «Крутым столом» Сесиля Родса и лорда Альфреда Милнера. Они увидели в этом возможность ввергнуть человечество в новое средневековье, используя в своих интересах извращенно-расистскую дарвиновскую эволюционную теорию естественного отбора и разработав на ее основе теорию социального дарвинизма.

В Соединенных Штатах история евгеники начинается с 1904 года, когда выдающийся евгеницист Чарльз Дэвенпорт, финансируемый будущими олигархами Рокфеллером, Карнеги и Гарриманом, основал Колд-Спрингс-Харборскую лабораторию. К 1910 году в Великобритании была создана первая сеть социальных работников, основная задача которых состояла в том, чтобы шпионить и претворять в жизнь стремительно распространявшийся на Западе евгенический расовый культ. Исследования в области евгеники спонсировали не только английские банкиры, финансировавшие Гитлера. В 1920-е годы семейство Рокфеллеров финансировало Институт генеалогии и демографии имени кайзера Вильгельма, который впоследствии стал столпом Третьего рейха.

В конце войны, когда Европа еще дымилась в развалинах, союзники уберегли от преследования тех самых нацистских ученых, которые, как Йозеф Менгеле, замучили до смерти тысячи людей. Нацистское радикальное ответвление евгеники привело в смущение англо-американских правителей, в результате чего «евгеника» и «психическая гигиена» стали ругательными словами. От своих идей эти люди, стремившиеся навязать обществу контроль над ним, не отступились. В 1956 году Британское евгеническое общество приняло резолюцию, в которой говорилось, что «общество должно продолжать заниматься евгеникой менее очевидными методами». Под этим подразумевалось «планирование семьи» и природоохранное движение. Политика установления контроля над обществом не изменилась, а получила новое название, и евгеническая деятельность продолжалась под защитой ООН и связанных с ней организаций. Американские, британские и прочие европейские общества евгеники, эвтаназии и психической гигиены были попросту переименованы и получили такие благозвучные названия, как Британская ассоциация психического здоровья и Национальная ассоциация психического здоровья США, которые впоследствии объединились во Всемирную ассоциацию психического здоровья.

Журнал «Eugenics Quarterly» стал называться «Social Biology», а Американская лига контроля за рождаемостью превратилась в Общество планирования семьи (именно на этой организации сегодня лежит ответственность за массовую депопуляцию Африки). Мало кто знает, что в последние десятилетия в Африке тайно орудуют некоторые из крупнейших организаций, занимающихся гуманитарной помощью, а также американские группы христианских фундаменталистов. Их лозунг «планирование семьи» оборачивается совсем другой стороной, когда начинаешь понимать реальные последствия и далеко идущие цели подобной деятельности. Эта политика планирования семьи очень упорно и энергично поддерживается такими крупными донорами, как правительство США, действующее через различные полугосударственные и международные агентства, наиболее значимыми из которых являются Международная федерация планирования семьи, Фонд ООЦ в области народонаселения и африканское отделение Всемирного банка.

Начиная с 1960-х годов Всемирный банк играл ведущую роль в финансировании мероприятий по контролю над численностью населения: ежегодные расходы со скромных 27 миллионов в 1969—1970 годах возросли до 4,5 миллиарда долларов в 2006 году. Президенты Всемирного банка Юджин Блэк и Роберт Макнамара одно время были членами правления контролируемого Рокфеллером Фонда Форда. «Что еще важнее, политика контроля над народонаселением стала ныне главным условием при выделении займов Всемирным банком и Международным валютным фондом (“программы реструктуризации”)».^[269] Условия программы реструктуризации наряду с девальвацией, либерализацией и приватизацией национальной экономики и секторов образования и здравоохранения, как правило, включают и политику контроля над народонаселением.

Бетси Хартман, директор Программы народонаселения и развития в Гемпшир-колледже, придумала для такой политики новый термин — «мальтузианский экофашизм». Она отмечает, что международная помощь в настоящее время концентрируется на усилиях по сдерживанию роста населения в странах Африки, причем планирование семьи становится приоритетом номер один: «Главной целью этих международных программ является как можно более быстрое и эффективное уменьшение роста населения». Как она справедливо отмечает, «в большинстве стран Африки, переживающих трагические гуманитарно-демографические последствия СПИДа, нынешний упор на контроль над ростом народонаселения при недостаточном финансировании системы здравоохранения влечет за собой косвенную “сортировку” населения».^[270]

Нет нужды говорить, что Африка не единственный континент, где осуществляется эта жестокая политика. В 1972 году Всемирный банк выделил 21 миллиард долларов для разрешения так называемого «гуманитарного кризиса» в Индии. Реализация этого проекта привела к «насильственной стерилизации миллионов женщин, тысячи из которых погибли».^[271]

Общность интересов евгеницистов, нацистов, «зеленых» и энтузиастов единого мирового правительства свела их в стенах тайного «Клуба 1001», в котором состоят самые могущественные семейства Европы, финансирующие тайные мальтузианские операции Всемирного фонда дикой природы в Африке. Одна из таких операций, получившая название «Замок», нацелена якобы на сохранение численности черного носорога в Южной Африке. «Джон Хэнкс, директор африканского филиала Всемирного фонда дикой природы, финансировал группу “отставных” британских десантников, которые занимались борьбой с браконьерами и параллельно разжигали вражду между сторонниками Африканского национального конгресса и партии свободы “Инката” с помощью спланированных диверсий и актов насилия вроде резни в Бойпатонге 18 июня 1992 года».^[272] Эта резня вынудила Африканский национальный конгресс уйти с переговоров, которые должны были положить конец эпохе апартеида, обвинив правящую национальную партию в потворстве убийцам.^[273] Цель провокаторов заключалась в том, чтобы разжечь кровопролитную гражданскую войну, предотвратить гибель режима апартеида и реинтеграцию ЮАР в мировое сообщество.

Всемирный фонд дикой природы и его террористическое крыло «Гринпис», а также группы их единомышленников — это не просто сумасшедшие, на которых можно не обращать внимания; это ударные отряды олигархии, ведущей войну против человечества. Мальтузианский закон, сходный с проектом резолюции, предложенным на Каирской конференции ООН по народонаселению и развитию в 1994 году, — это демографическая теория роста населения, разработанная в эпоху промышленной революции на основе знаменитого сочинения Томаса Мальтуса «Очерк о законе народонаселения», которое было опубликовано в 1798 году и представляло собой не что иное, как плагиат. Оригиналом же является сочинение венецианского монаха Джаммарии Ортеса «Размышления о населении стран» («Riflessioni sulla popolazione delle nazioni»), опубликованное в 1790 году. Согласно этой теории, численность населения растет быстрее, чем производство продуктов питания. Именно идеи Ортеса послужили основой для проекта резолюции, подготовленного на Каирской конференции ООН по народонаселению в 1994 году.

Большинство людей наверняка найдут все это шокирующим, но культурные герои уходящей эпохи, такие как Маргарет Мид, братья Хаксли и Карл Юнг, главный проповедник «коллективного расового бессознательного», не только из года в год сидели на конференциях бок о бок с нацистскими