Почему возникает новое научное знание?

Начнем с главного: мы никогда не сможем исследовать процесс возникновения научного знания, если попытаемся абстрагироваться от той деятельности, которая это знание порождает.

Сами по себе научные идеи не рождаются, научные теории не развиваются, научные законы не формулируются!

Только реальный процесс научно-познавательной деятельности ученых связывает в единое и непрерывное целое дискретные единицы научного знания, выступающие и предпосылками, и результатами научного познания.

Каким бы глубоким и всеохватывающим ни был анализ содержания и логической структуры научных теорий, картин мира, методов и т.д., этот анализ не дает возможности проникнуть в тот потенциальный промежуток между двумя последовательными результатами научно-познавательной деятельности, в котором осуществляется переработка объективных предпосылок нового знания в сознательно формулируемые цели и задачи исследования, ведущие к реальному возникновению этого знания.

С гносеологической точки зрения, т.е. с точки зрения теории познания, ответ на вопрос: "Почему возникает новое научное знание?" - будет одним и тем же на все времена: "Новое знание, в том числе и научное, возникает потому, что в большей мере соответствует реальности". Но во все времена за очевидностью этого ответа будет скрываться отсутствие в науке критериев, позволяющих однозначно определить: в какой мере уже существующая система знания соответствует реальности?

С логико-гносеологической точки зрения любое противоречие между теорией и фактами является достаточным основанием для возникновения новой теории, и, в конце концов, новая теория побеждает именно потому, что объясняет те факты, которые не могла объяснить старая теория.

Однако в реальном развитии научного познания противоречие между теорией и эмпирией не рассматривается учеными как достаточное основание для создания или перехода на позиции новой концепции, потому что ни одна теория не может полностью исчерпать всего многообразия описываемой ею предметной области, и, следовательно, не может гарантировать отсутствие противоречащих ей фактов. Какие-то расхождения между теорией и эмпирическими данными есть всегда, и потому ни одна научная теория не может считаться абсолютно надежной.

Кроме того, всегда остается возможность рассматривать противоречие между теорией и новыми фактами как следствие экспериментальной ошибки или ошибочной интерпретации экспериментального результата. Наконец, ученым известно, что объяснительные и предсказательные возможности любой теории раскрываются лишь в более или менее длительном процессе ее использования в реальной научно-познавательной деятельности, а потому нельзя сказать заранее, будет ли то или иное противоречие устранено в рамках данной теории или для его устранения потребуется создание принципиально новой теории.

Таким образом, в реальном процессе научного познания ученые, как правило, не отвергают уже существующие теории только потому, что обнаружены противоречащие им факты.

Напротив, если бы требование соответствия эмпирическим данным было единственным критерием приемлемости научных теорий, то человеческая изобретательность, скорее всего, привела бы не к возникновению все новых и новых теорий, а к бесконечному усовершенствованию первой предложенной теории, которая, очевидно, и осталась бы единственной. Поэтому удивление должно вызывать не то, что астрономы более 2-х тысяч лет успешно развивали геоцентрические модели мира, а то, что среди них нашлись, такие ученые, которые почему-то не согласились с "самоочевидными" для всех астрономов научными истинами.

Правда, никакая изобретательность не может спасти теорию от внутренних противоречий, если ее исходные принципы не дают реальных оснований для объяснения тех или иных явлений. А внутренние противоречия, даже при отсутствии противоречащих фактов, свидетельствуют о несовершенстве теории и о ее неспособности без определенных модификаций справиться с "давлением эмпирии".

Таким образом, с логической точки зрения требование внутренней непротиворечивости ограничивает свободу модификаций научной теории и устанавливает определенные пределы ее развитию и совершенствованию. Но - только с логической точки зрения и только при ретроспективном анализе процесса развития научного познания.

В реальной научно-познавательной деятельности это требование не является настолько жестким, чтобы привести к немедленному отбрасыванию теории, которая перестала этому требованию удовлетворять. Именно поэтому никто из сторонников той или иной научной теории никогда не рассматривает ее внутренние противоречия как неустранимые, но, напротив, не перестает бороться за их устранение или, что случается не так уж редко, - просто не воспринимает эти противоречия. Классический образец такой "невосприимчивости" продемонстрировали химики в 18 в., когда для объяснения экспериментальных данных выдвинули абсурдную с точки зрения кислородной теории горения и несовместимую с исходными принципами теории флогистона идею о том, что флогистон обладает отрицательным весом.

Итак, простого ответа на вопрос: почему возникает новое научное знание? - в реальной истории развития научного познания мы не найдем. Слишком сложен и противоречив характер человеческого познания, чтобы надеяться на простые ответы именно тогда, когда вопрос связан с высшей формой познавательной деятельности - процессом изучения Законов сущего.

С уверенностью можно утверждать лишь следующее:

- внутренние и внешние противоречия существующей системы знания образуют проблемное поле, в которое погружена, которым обусловлена реальная научно-познавательная деятельность ученых;

- это проблемное поле содержит в себе объективную возможность создания (порождения, творчества) нового научного знания;

- однако превращение этой возможности в действительность осуществляется не в силу саморазвития идей, теорий, принципов или методов, а в процессе изучения, интерпретации, усвоения, критического анализа, опровержения существующей системы знания конкретным субъектом познания, рассматривающим эту систему через призму определенных научных задач, культурно-исторических и индивидуально-личностных особенностей мировоззрения и стиля мышления.

Бесспорно, общественно-историческая практика порождала объективную необходимость возникновения научных теорий, в большей мере соответствующих действительности, чем, скажем, физика Аристотеля, система Птолемея или теория флогистона, и "рано или поздно" такие теории были бы созданы.

Однако: из всех возможных путей реализации объективной логики научного познания в истории науки был осуществлен лишь один - тот, который привел к созданию системы Коперника, механики Ньютона и теории Лавуазье. В деятельности именно этих ученых объективная необходимость нашла свое историческое воплощение.

Таким образом, если мы хотим исследовать реальный процесс возникновения научного знания, мы не должны исключать из этого процесса самого человека, без сознательной, целесообразной деятельности которого научное знание возникнуть не может. На всех уровнях структурной организации - от отдельного ученого и научного коллектива до человечества - культурно-исторические и индивидуально-личностные особенности субъекта научно-познавательной деятельности образуют конкретно-историческую форму реализации объективной логики развития научного познания.

Что произойдет, если, отвечая на вопрос: почему возникла та или иная теория? - мы отвлечемся от конкретно-исторической формы развития научного познания? А вот что.