Типология демократических практик.

Применение вышеописанной схемы к процессу формирования демократических институтов немедленно дает весьма интересный результат: видно, что создание демократической системы правления может идти двумя принципиально различными путями.

Первый путь - это постепенное расширение “глубоких” переговоров между элитными группами, т.е. переговоров, включающих все фазы переговорного процесса, на все общество или, что более реалистично в случае, когда социум имеет значительные размеры, на значительную его часть. При этом, чем ближе находится социальный субъект к центру принятия решений, тем в более глубокий уровень переговоров по важнейшим политическим проблемам он встроен. Выборы при этом, являясь формой “молчаливого торга”, оказываются наиболее слабой формой вовлеченности в принятие решений, и исторически институционализация смены власти через всеобщие выборы становится наиболее поздней по времени своего возникновения демократической практики, хотя выборы внутри элитных групп и могут быть установлены задолго до введения всеобщих выборов.

Такой путь - это именно та форма становления демократических институтов, которую можно наблюдать в истории Северной Европы - Великобритании, Нидерландах, Скандинавских странах. В этом случае демократические практики как бы прорастают сверху вниз - вначале в переговоры оказываются вовлеченными советники короля, наиболее могущественные феодальные властители и представители церкви, затем представители дворянства и наиболее богатых горожан и лишь после того, как система демократических институтов более или менее полно складывается внутри отношений между элитными группами, она распространяется на все население - как правило, сначала на мужскую его часть, затем и на женскую. Происходит это, например, путем постепенного снижения имущественного ценза. По сути дела тем же путем развивалась демократическая система в США, где черное население было полностью интегрировано в демократическую систему лишь к концу 60-х годов этого века.

Такой путь становления демократических институтов с необходимостью сопровождается значительным акцентом на демократических процедурах - без соблюдения процедур невозможны “глубокие” фазы переговоров, прежде всего - “исследовательская фаза”. Развитие демократии в этом случае оказывается тесно связанным с развитием науки и исследованиями, огромное значение приобретают институты, порождающие и внедряющие инновации - университетская и академическая система, парламент, банки¹¹. В обществе в течение длительного времени происходит то, что я в одной из своих предыдущих публикаций назвал “розовой революцией”¹².

Основной особенностью этого пути демократического развития является наличие у власти постоянного запаса легитимности, пополняемого за счет вовлечения в переговорный процесс последовательно каждой социальной группы, приобретающей экономические или политические ресурсы. Тем самым дело не доходит до революций, а даже если коллапс легитимности и происходит изредка, как это было в Англии в период революции или в Нидерландах в 1780-х годах, нехватка легитимности восстанавливается достаточно быстро за счет распространения существующей системы демократических практик на новые группы общества, практически без изменения характера этих практик. Установление Конституции в этом случае соответствует фазе установления рамочной модели будущей ситуации, конкретное законодательство, - фазе торга, а выборы - молчаливому торгу, где избиратели, не вовлеченные в “глубокие” фазы переговорного процесса оказываются тем не менее в состоянии действием выразить свое отношение к власти, причем эти действия при определенных обстоятельствах приводят к смене правительств без утраты легитимности политической системой в целом.

Альтернативным вариантом становления политической системы демократии являются переговоры между властью и гражданским обществом в целом, возникающие в том случае, если власть в течение длительного времени игнорировала требования и интересы гражданского общества. В этом случае демократия развивается как процесс институционализации переговоров.

Сначала стороны ведут молчаливый торг - на односторонние решения власти гражданское общество отказывается повиноваться, причем этот отказ может происходить как в мирных формах гражданского неповиновения, так и в активной форме - насильственных действиях, формировании альтернативных институтов власти и т.п. Эта фаза кончается либо быстрым коллапсом власти - как, например, В России в феврале 1917 г., Румынии в 1989 г. или в СССР, а августе 1991 г., либо установлением той или иной формы переговоров между властью и представителями гражданского общества - (фаза торга) как, например, “круглые столы” в Польше или Венгрии в 1989 г. или переговоры между королем и представителями “третьего сословия” во Франции, закончившиеся созданием Учредительного собрания.

После этого наступает фаза установления рамочной модели политического режима и создание конституции. Интересно заметить, что затягивание фазы торга или длительное отсутствие рамочной модели очень опасно - оно может привести к утрате легитимности “временных властей” или “переговорного института” - как это случилось, например, в России в октябре 1917 г. Но не менее опасно и установление рамочной модели, не отвечающей растущим требованиям гражданского общества или затягивание с проведением выборов, лишающих временные власти легитимности. В этом случае также возможна повторная утрата уже новой властью своей легитимности, как это случилось в августе 1792 г. во Франции или в сентябре 1993 г. в России.

И здесь мы находимся в позиции, проясняющей дискуссию между Эдмундом Берком и представителями французских демократов. Берк выступал как сторонним “розовой” революции, концентрируя свое внимание на процедурных проблемах осуществления власти, т.е. постепенного расширения “глубоких” переговоров, основанных на детальном понимании общественных проблем и последствий внедрения инноваций. Французские демократы выступали за немедленное расширение прав в рамках плохо устроенной и не обсужденной как следует “рамочной модели”, надеясь доработать эту модель на основе спонтанной демократической активности населения. Но внедрение “рамочной модели” - сначала Конституции 1790 г., а затем Конституции 1793 г. просто не удалось произвести из-за шокового расширения политического участия населения. В процесс создания политических институтов оказались вовлечены массы людей, лишенных “операционального опыта” решения сложных социальных проблем. Эти-то массы и предпочли сложному процессу институционального строительства системы переговоров между группами населения, обладающими реальными ресурсами, радикальные и простые решения, ни ближние, ни отдаленные последствия которых нигде не обсуждались просто из-за отсутствия соответствующих форумов для “глубокой” исследовательской фазы переговоров, что и привело к последовательности диктатур, реставрации, новым революциям и т.д. вплоть до событий 1958 и 1968 гг.

Мы можем рассматривать “органический” (Североевропейский) путь порождения демократических институтов и “конфликтный” (т.е. через столкновение власти с обществом) путь как два различных идеальных типа, которым в большей или меньшей степени соответствуют процессы становления институтов демократии в других странах. Оппозиция этих типов - это оппозиция процесса институционализации переговоров (конфликтный путь) процессу функционирования уже институционализированной системы (органический путь). Проводя физическую аналогию, органический путь - это медленный рост кристалла из зародыша, конфликтный путь - это мгновенная кристаллизация переохлажденной жидкости, при которой стакан лопается.

“Конфликтный” путь - это по самой своей структуре путь проб и ошибок, попыток власти обрести легитимность установлением более или менее случайных рамочных моделей соглашения с обществом. На этом пути практически неизбежна периодическая утрата властью легитимности и соответствующие социальные коллизии. Каждый раз фактически очередные рамочные соглашения устанавливаются в результате “белой революции”, т.е. “сверху” вне зависимости от того, в какой форме произошла утрата легитимности предыдущей властью - в результате восстания пли просто в результате массового гражданского неповиновения и развала властных структур. Здесь под установлением “сверху”, откуда бы на самом деле не исходили идеи рамочного соглашения, я имею в виду установление принципов социального порядка без “глубоких” переговоров с совместным исследованием основными политическими силами общества последствий установления такого порядка.

Иногда “конфликтный” путь установления демократии дает просто курьезные результаты. Так, в Таиланде с конца Второй мировой войны поменялось 17 конституций. В России с начала перестройки идут непрерывные конституционные изменения случайного характера, чему в настоящее время способствует удивительно большое количество лакун в Конституции 1993 г., которые заполняются постепенно Конституционными законами (так, в тесте конституции не определен даже способ формирования Верхней палаты парламента).

Демократические практики, тем не менее, не могут быть характеризованы только через особенности или фазы переговорного процесса, иначе бы была потеряна собственно специфика демократии как средства ограничения власти контроля над ней.

Необходимый аспект демократических практик - это конкретный способ ограничения власти. Из чисто логических соображений демократические практики могут иметь своим предметом субстанцию власти - то есть являться переговорами о том, кто властью обладает. Они могут касаться функций власти и способов ее осуществления, т.е. норм или законов. И, наконец, они могут быть связаны с контролем над исполнением власти, т.е. проблемой отклонений реального ее осуществления от существующих норм. Фактически мы имеем здесь дело с трихотомией власти, т.е. с отделением законодательной и судебной властей от исполнительной. Конституирование в обществе этих властей, отделенных от исполнительной власти само по себе является примером демократических практик, так как неизбежно порождает переговоры.

Но реальная историческая практика оказывается крайне сложной - фактически следует отделять демократические практики, обеспечивающие власти запас легитимности - т.е. приведение общих рамок политики в некоторое соответствие с разнообразными интересами, существующими в обществе, и теми демократическими практиками, которые обеспечивают собственно стабильность власти (т.е. механизмы внутриэлитных переговоров).

Можно сказать, что типы переговоров или уровни переговорного процесса (см. Схему 1) - это формы демократических практик, в то время как их существо связано с характером ограничений, накладываемых ими на осуществление власти.

Базисными типами демократических практик тем самым оказываются выборы (т.е. возможность замены субстанции власти); контроль законов (т.е. определение “снизу” способов осуществления власти) и независимый суд над властью (т.е. предупреждение и наказание за отклонение власти от установленных норм).

Нетрудно видеть, что во всех трех случаях, определяющим является процесс переговоров.

Но эти “макротипы” демократических практик, конечно, нуждаются в детализации. И, помимо такой детализации, и даже в первую очередь, необходимо выявить тот социальный фон, на котором происходит развитие демократических практик, так как только тогда можно будет достаточно полно ответить на вопрос “Почему существует демократия?”

Примечания к ГЛАВЕ Ш

¹ Смысл легитимности сам по себе достаточно сложная проблема, отнюдь не однозначно решаемая. М. Вебер рассматривал легитимность власти как положение, при котором граждане (или подданные) верят в то, что власть легитимна (V. Weber Wirtschaft und Gesellschaft: Tubingen, J.C.B. Mohr. 1956, p. 23, 157), сходной точки зрения придерживался и S.M. Lipsert (Some social requisites of democracy, Аmerican Polotical science Review, v. 53 pp. 69-115). Критика этого “социологического” подхода (в основном со стороны политической философии) основывается на том, что при подобном подходе решение проблемы легитимности оказывается по существу в руках представителей власти, а коллапс легитимности выглядит как неудача властей в области “public relations”. (Картину веберовской концепции легитимности см., например, в R.Grafstein The failure of Weber’s conctpt of legitimacy Journal of Politica v. 43 pp. 456-472). Существенный аргумент против веберовской концепции легитимности с позиции социальных наук был представлен Д,Битемом. С этой точки зрения необходимо отделять веру в легитимность среди народа от тех оснований и аргументов, которые народ имеет для того, чтобы этой веры придерживаться. И именно эти основания и аргументы и являются характеристикой режима. (D.Beetham The legitimation of Power: Hong Kong, Macmillan. 1991 p. 9 и далее). Мне представляется, что необходимо все же отделить сам факт легитимности режима от тех способов, которыми легитимность поддерживается. Факт легитимности зависит не от мнения народа, а от его поведения. С этой точки зрения мне представляется целесообразным ослабить веберовское определение легитимности - режим легитимен, если поведение народа не нарушает видимым образом способ функционирования власти. Легитимность теряется, когда массовое поведение граждан препятствует нормальному функционированию власти: народ бежит через границы, дезертирует из армии, перестает платить налоги. Сама по себе ситуация несоответствия формального законодательства и фактических стереотипов поведения не лишает режим легитимности - если только эти фактические стереотипы не разрушают функционирования режима (см. мою точку зрения на такое несоответствие в V.Sergeyev The Wild East. Crime and lawlessness in post-communist Russia. Armonk N.Y. M.E. Sharpe. 1998). Основания и аргументы в пользу веры в легитимность важны для характеристики режима, но не для определения его легитимности - и без народной веры в легитимность режим легитимен “de facto”, если ему удается существовать, не разрушаясь, и контролировать территорию страны.

² См. по этому поводу дискуссии о правах собственности в рамках институциональной экономической теории: D.North, Institutions, Institutional Change and Economic Performance: Cambridge. Cambgidge University Press, 1991.

³ T.Schelling The Strftegy of Conflict. Cambridge MA. Harvard University Press. 1960.

⁴ На первый взгляд это “слабое” определение демократии, так как некоторые, на первый взгляд, не демократические режимы могут удовлетворять такому определению. Что можно было бы сказать, например, об авторитарном режиме, регулярно использующем опросы общественного мнения для определения основных параметров своей политики ? (Ср., например, режим Ерузельского в Пользе в 80-е годы). Нам представляется, однако, что о демократии как системе можно говорить, только если существует институциональный механизм обязательной трансформации результатов переговоров, охватывающих все области социальной жизни, в политику. С этой точки зрения, периодичные выборы, являющиеся, по существу, формой молчаливого торга между властью и электоратом, не обеспечивают существования демократии как политической системы, так как пусть и при смене правительства они не создают условий для безусловного выполнения результатов “молчаливого торга”: электорат не может быть гарантирован от того, что новое правительство не будет продолжать политический курс предыдущего правительства. Эта особенность выборов фиксирует их слабость даже как демократической практики. Отсюда следует, что вряд ли целесообразно рассматривать выборы как “определяющий” признак демократии.

⁵ I.W. Zartman (ed) The Negotiation Process. Theories and Applicetions. Beverly Hills. - London Sage Publications. 1978.

⁶ V.Kremenyuk (ed) International Negatiations. Analysis, Appriaches, Issues. San-Francisco - Oxford Jossey - Vass Publishers. 1991.

⁷ I.W. Zartman Negotiations as a Joint Devision-Making Process. In “The Negotiation process” Ibid. p. 67-86.

⁸ G.R. Winham Negotiations as a Management Process. World Politics v. 30 1977 p. 87-114.

⁹ О когнитивной модели принятия решений см. V.Sergeyev, N.Biryukov: “Russia’s Road to Democracy” гл. 1 Ibid.

¹⁰ Об использовании когнитивных конструкций при описании процессов принятия решений и моделей переговоров см. : C.Jonsson (ed) Cognitive Dynamics in International Politics. London Frances Printer. 1982; В.М.Сергеев, В.Л.Цымбурский Когнитивные модели и их применение в политической науке и истории. В сб. Компьютеры и познание. М. Наука. 1990; V.Sergeyev Metaphors for Understanding International Negotiations. In International Negotiations Ibid. p. 58-65.

¹¹ Н.Бирюков, В.Сергеев “В чем секрет современного общества“ Полис № 2 1998.

¹² V.Sergeyev The Wild East Ibid, ch. 4.