Шаман, изображающий коня при камлании
В Орсюдском наслеге сравнительно недавно жил шаман, по имени Бётюрююнкэ (искаж. Петр). Он умер всего 7—8 лет тому назад. Мать или бабушка его была из Хоринского наслега, поэтому он своим богом («тангарата») делал старинного Хоринского шамана Тиитэп. Когда он садился шаманить, то прежде всего обращался с молитвенным восхвалением к духу этого шамана, призывая его на помощь.
Прежде чем стать шаманом, он два или три года прохворал расстройством умственных способностей.
Этот шаман при камлании надевал конскую узду и, выйдя на двор, ржал по- конски. Входил же в юрту на четвереньках; при этом четыре человека все время держали за повод узды.
Попов Василий Федорович 45 лет,
2-го Бордонского наслега
Хочинского улуса.
23 марта 1925 г.
Хаданский наслег.
ШАМАН СВЕТЛЫХ НЕБОЖИТЕЛЕЙ - «АЙЫЫ»
Творцами и воспитателями «айыы ойуна» являются небесные духи, имеющие конный скот чисто белой масти («кыыс кэрэ сылгылаах аймагыттах»). «Айыы ойуна» — шаман светлых небожителей не может спускаться в подземный мир, откуда исходит всякое несчастье — болезнь и смерть.
К светлым небожителям может доходить только чистый, безгрешный шаман.
У нас в старину, когда я еще был маленьким, могилы умерших называли «киси мэнгэтэ» (мэнгэ человека).
Попов Иннокентий Егорович 57 лет,
Хаданского наслега
Хочинского улуса
23 марта 1925 года.
ОБ ИМЕНИ «ДЖААРЫН»
По моему мнению, «Джаарын» — общее наименование старинных больших шаманов, а не собственное имя одного из них.
Говоров Михаил 61 года,
Ольтекского наслега
Борогонского улуса.
25 декабря 1924 г.
г. Якутск.
БЕЛЫЕ ШАМАНЫ
Древние «айыы ойуна», шаманы светлых духов (небожителей), никогда не совершали камланий к «абаасы» — злым духам. Только про позднего шамана, по имени Муочай Григорий, рассказывают, что он совершал камлание как к «айыы»—добрым духам, так и «абаасы» — злым духам. Он не был кровожаден. («Сиэмэгэ суох», т. е. не приносил кровавых жертв, не убивал скот и не вредил людям).
При совершении камлания к злым духам он прежде обращался с молением ко всем «айны» — духам творцам, говорил:
«Ввиду того, что созданных тобою людей и скот обижают злые духи «аджарай», ради защиты их я обращаюсь к ним с мольбою!»
Павлов Николай Устинович 76 лет,
2-го Мальжегарского наслега
Зап. Кангаласского улуса.
16 января 1925 года.
ШАМАН ДЖЮСЭГЭЙ’Я
(Белый шаман)
Предком нашего наслега считается шаман Бюгэс- Джаарын, по прозванию — Хаппахчылаах. («Хаппахчы» в данном случае — козырек над глазами). Люди не могли выносить его взгляда, поэтому он прикрывал глаза козырьком и на людей не смотрел. Сына его звали Юёлэн-Бюкэс, этот тоже был шаман светлых, небесных духов.
В соседнем Харыйалахском наслеге (местное название 3-го Мальжегарского наслега) был внук нашего шамана по дочерней линии, по имени «Эскэл-Дыдыйа Батыйалаах- Чынгыйдаах»; кратко именуют его просто Батыйалаах. («Батыйа» — охотничья пальма, в переводе это прозвище — «имеющий пальму»). Полное имя будто бы служило его кличкой в верхней стране среди абаасыларов, злых духов. Родичи последнего шамана однажды обратились к нему с просьбой пригласить своего дядю-шамана, чтобы совершить моление к подателю конского скота Джюсэгэй’ю, так как наш шаман считался шаманом Джюсэгэйя («Джюсэгэй ойуна»), а самого Батыйалаах’а это божество к себе не подпускало. Юёлэн Бюкэс поехал на приглашение.
Оба шамана совершили камлание Джюсэгэй’ю, вознеслись к нему; наш Бёртюнский шаман был впереди. Добрались до жительства Джюсэгэй’я. Но у бога их обоих встретили с березовыми кольями и стали гнать прочь. При этом нашему шаману сказали:
«Зачем ты привел с собой в наше широкое обзаведение его (Батыйалах’а), который всегда бывает с окровавленным ртом (т. е. при совершении своих обрядов, жертвуя злым подземным духам, убивает домашний скот, что не одобряется верхними конскими духами), такого злодея, преступника и грешника?»
После такой встречи Батыйалаах вынужден был тотчас же вернуться назад, а Юёлэн-Бюкэс остался еще стоять. Но вот промелькнула по воздуху длинная нить. Это он выхватил там пучок хвостовых, конских волос и с этой добычей спустился назад.
Возвратившись домой, шаман обратился к своему спутнику Батыйалааху:
«По твоей вине я лишился теперь возможности их лицезреть, но я успел стащить из их отборной кобылицы один пучок волос. Теперь меня там принимать не будут, прогонят!»
Эти волосы означают души конного скота, вообще, конская благодать. («Сылгы кутун, быйангын ыллага буоло»).
Петров Алексей Иванович 67 лет,
2-го Одунинского наслега
Зап.-Кангаласского улуса.
Август 1921 г.
Одунинцы.
ДВА ШАМАНА —БЕЛЫЙ И ЧЕРНЫЙ
Мы в Одунинском наслеге составляем особое «иньэ ууса» (подразделение рода), под названием — «Хоро».
Наш предок, шаман Хоро-Бюктээн имел девять сыновей и восемь дочерей, которые все были шаманами и шаманками. В те времена род этого шамана назывался «Ньымааджы Хорото» («Первое слово — название местности) и только что переселился в Одунинский наслег. Эти Хоринцы поселились у озера Кураанах-Кюёл и прокармливались рыболовством.
Тогда же среди одунинских якутов был знаменитый богач по имени Иирэлээх. Когда его табуны гнали по дороге, то конный скот вытягивался без перерыва на протяжении без малого одного «сатыы кёс». (Мера расстояния — равная, приблизительно, десяти верстам.) Так было их много.
У этого богача был брат, шаман светлых небожителей («айыы ойуна» — белый шаман), по имени Арджа-Ойун. В летнее время Иирэлээх устраивал «ысыах» (кумысный праздник), который длился девять дней.
Однажды Иирэлээх устроил такой ысыах. Шаман Хоро- Бюктээн среди прочего народа тоже явился на праздник.
Когда Арджа-шаман приготовился к вознесению моления— алгыс к «Юрюнг-Айыы» (Белому Создателю) и «Айыы- Буолбуттарга» (ставшим айыы, «небожителями». См. прим.), шаман Хоро-Бюктээн сказал:
«Я грешен пред людьми и домашними животными?»
(«Мин кисигэ сюёсюгэ аньыылаахпын», т. е. приносил духам кровавые жертвы, умерщвляя дарованный богами скот.)
С этими словами он побежал в скотский хлев, попросил накрыть себя опрокинутыми тремя холлогосами (большие ведра, сшитые из бересты) и просидел там все время, пока белый шаман восхвалял «айыы» — небожителей. Шаловливые подростки, подкравшись к месту, где скрывался шаман, со смехом лягнули в холлогосы, приговаривая:
«Смотрите, вот здесь спрятался шаман Хоро-Бюктээн, уподобившись мелким бесам, причиняющим болезнь телятам!» («Тарбыйыах абаасыта».)
Вслед за тем тотчас же разбежались.
Когда кончился обряд восхваления айыы, Хоро-Бюктээн вышел из своего прикрытия и, обратившись лицом на север, стоял мочился. (Обращение в южную или восточную сторону считалось греховным, особенно в ту пору, когда с этих сторон являлись небожители.) Стоя тут, шаман говорил шепотком, промеж губ:
«Душа у всех людей одинакова, плоть и кровь тоже одна, разница лишь в том, что они богаты! Ишь как зазнались они, они вздумали насмехаться над человеком! Но однако пред лицом «абаасыларов» (злых духов —бесов) человек остается человеком!.. (Дословно — «человек есть человек, а бес есть бес», т. е. они не сравняются друг с другом.)
Какие-то парни услышали слова шамана и тотчас же поспешили передать Иирэлээху, придав им смысл угрозы по их дресу.
Услыхав жалобу шпмана, Иирэлээх и Арджа-шаман сказали:
«Кто его просил забираться под холлогосы? При чем тут мы, что он вздумал бранить нас? Не мешало бы его отхлестать за это по морде!»
Хоро-Бюктээн старался не показываться в лицо хозяевам, скрываясь среди народа.
Начались игры. Арджа-шаман имел сына, подростка по имени Кюрджюгэс, который на всех играх отличался проворством и ловкостью. Отец берег его, как зеницу ока, днем кормил сам, усадив между ног, а ночью спал с ним вместе. Он сказал ему:
«Голубчик, ты не играй! Я чувствую, что злые духи (абаасы) очень расшевелились. Как-нибудь потерпи и не принимай участия в играх этого года!»
Запрет отца так огорчил парня, что он заплакал, стал капризничать и сердиться. «Была уже пора от полуденного удоя до «тюёртююр». (Тюёртююр—дословно «пора четвертого удоя», время от 12 до 2-х часов дня). Наконец, отец решил уступить желанию сына и сказал:
«Ну да ладно, иди поиграй! В эту пору, от полдня до следующего удоя (самая жаркая пора) «абасы» обычно не показывались!»
Парень вышел играть. Вот он, разложив двенадцать мет, стал прыгать на одной ноге. («Кылыы» — любимая игра якутов, подростков и взрослых). Делая последний прыжок, он улетел до самых нижних, толстых ветвей стоячих деревьев при падении угодил как раз на кость скотского позвоночника, которая случайно оказалась тут, и прорезал себе кровеносный сосуд. Кровь забила из раны наподобие поднятого бычьего хвоста. Пытались, перевязав рану, остановить кровь, но все усилия были напрасны: парень истек кровью и умер.
Поднялась суматоха, столпились люди. Шаман Хоро-Бюктээн, почуяв, что это несчастье не пройдет для него даром, со страху побежал в свой дом, который стоял в десяти верстах от жительства Иирэлээха. Вошедши в юрту, он накрепко прикрутил дверь ременной веревкой к столбу.
Вот прибежали вооруженные люди Иирэлээха, чтобы истребить шамана Хоро-Бюктээна со всем его потомством. Потянули за двери, но она не поддавалась. Тогда они говорят шаману:
«Привязав покрышку своих дверей, неужели ты думаешь ускользнуть от наших рук?»
Шаман на это ответил:
«Нет, заперся я не для того, чтобы этим избежать ваших рук, но чтобы иметь возможность до расправы сказать вам свое слово! Скажите мне, какую выгоду вы думаете получить, оставив гнить на берегу этого озера наши восемнадцать трупов? Это несчастье может быть — простая случайность, которая наступает сама по себе, или может быть это причинил какой-либо злой дух — абасы? Кто из вас видел, что именно я воочию — ножом или каким другим оружием причинил ему эту рану? Если хотите, не знаю почему, взвалить на меня эту беду, то в возмещение вины выберите себе одного из моих девяти сыновей!»
Пришедшие люди, услышав эти слова, переглянулись и говорят промеж себя:
«Шаман ведь говорит правду»!
Они решили выбрать одного из его сыновей. Тогда шаман обратился к сыновьям с такими словами:
«Ну, парни, кто из вас желает идти к этому богачу и, бегая туда сюда по его приказам, кормиться и одеваться? Не допускайте, чтобы умертвили меня здесь среди этого пепелища!»
Самый младший сын попросился идти к богачу. Увидев его, пришедшие люди спрашивают у шамана:
«Как же ты наречешь своего сына»?
Шаман на это оказал:
«Пусть он будет известен под именем шамана Кююркэх- Сэргэх!»
От этого шамана наше «иньэ ууса» и происходит.
Арджа-шаман, получив этого парня, отправил на речку Синю промышлять белку, а сам вскорости удавился.
На следующее лето сын Иирэлээха утонул, бросившись в озеро. Это случилось, как рассказывают, так.
В те времена на празднике «ысыах» имели обыкновение из кумыса, который подносился божествам и духам, наливать часть в особую посуду — «кэриэн ымыйа», очень маленьких размеров, и клали это перед камельком на полку. (Этот освященный божествами кумыс вероятно хранился для особых надобностей.) Сын подросток, вооружившись ложкой из рогов пороза, съел весь остаток этой священной пищи. Мать-старуха сказала ему:
«Что это стряслось с тобой: в уме ли ты, что вздумал скушать эту пищу? Разве у нас не стало другой пищи?»
Сын возразил:
«Кто же найдется другой, который был бы лучше меня, чтобы кушать эту пищу?»
Сказав так, парень вышел на двор и побежал на восток. Мать сказала мужу:
«Старик, последуй-ка за сыном и присмотри за ним! Видимо, он не в своем уме?»
Старик пошел за ним и видит: он снял с дерева старую черепную кость коня, в обе глазные впадины черепа воткнул пучки зеленой травы, и, держа череп между ног, как бы играя в лошадки, скакал с ревом, подражая коню. А затем бросился в глубокое лесное озерко Сэнг Бастаах и утонул.
Все три лица из семейства Иирэлээха, умершие не нормальною смертью, стали известными юёр'ями, духами, причиняющими всякие болезни. Именуя их при болезнях людей (из родичей того же Иирэлээха), шаманы ставили им «ытыки», священный конный скот разных мастей.
Гоголев Филипп 65 лет,
Жемконского наслега
Средне-Вилюйского улуса.
23-го февраля 1925 года.
Танара.
ПРЕДАНИЕ О БЕЛОМ ШАМАНЕ
Мой отдаленный предок («ёбюгэм») Максим был белый шаман («айыы ойуна»). Его отец Лэнгкэ-Огонньор (Л. старец), про которого рассказывают, что он носил шапку, сшитую из семи заячьих шкур. Этот старик бежал из Якутского края на Вилюй во время войны («кыргыс сагана»). Он, оставив своего ребенка (будущего шамана Максима) на том берегу речки Танара, сам пришел к озеру Тысыкаччы к тунгусам, чтобы попросить у них землю для поселения. Плач ребенка, оставленного у Танара, был отчетливо слышен около озера Тысыкаччы. Такой громкий был голос у этого ребенка. Расстояние между этими пунктами десять верст. Сам старик пришел к тунгусам, тоже услышав стуки рогов ихоленей.
В древние времена человек, который сражался («турууласар киси»), имел обыкновение не дотрагиваться к пище голыми руками, а брал ее ножом или ложкой, чтобы не смочить пальцы. Иначе мокрые пальцы скользили бы с тетивы. Поэтому, чтобы узнать с какими намерениями пришли незнакомые люди, местные жители ставили в берестяном черпаке вареную рыбу и издали наблюдали, как они будут кушать. Если они ели рыбу голыми руками, то решали, что пришли с мирными намерениями.
Тунгусы указали (или отвели) старику Лэнгкэ одно озеро, которое и теперь носит его имя. Тут он и поселился.
Его сын Максим-шаман был судьей, имеющий особый знак— маамык («маамыктах суджуйа»). Он имел семь жен. Рассказывают, что жены в его отсутствие дрались между собой, но когда приходил муж, делали вид, что живут мирно и друг дружке перебирали волосы.
От Максима родился Илья- Князь, от Ильи родился Петр- Князь. У Петра-Князя общее количество его скота достигало до 700 голов. Петр- Князь мой дед. Его сына, моего отца, звали Дмитрием; он тоже был князем.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Промысел шаманских духов
Горохов Митрофан 39 лет,
Чириктейского наслега
Дюпсинского улуса.
Декабрь 1924 года.
г. Якутск.
ДРЕВНИЙ ШАМАН ЮРЮНГ-БАС
В древности, когда мы были «саха» (Дословно — «когда мы были якутами»; рассказчик поясняет эту фразу — «когда мы еще не приняли русской веры»), в Чириктейском наслеге (Дюпсюнского улуса) проживал шаман, по имени Юрюнг- Бас (Белая Голова). Его местожительство было у озера Табын-Эбэ; имел он жену и дочь.
Он, состарившись, тяжело захворал. Перед смертью велел сказать всем своим родичам:
«Настал день моей смерти, пусть мои сородовичи («аймахтарым, агам ууса») придут в последний раз свидеться со иной! Каждый шаман после смерти превращается в духа («юёр»). Поэтому, хотя и умру, но не исчезну совсем, все- таки буду существовать и не допущу до них мелких бесов «абаасы»!»
Однако, несмотря на это (убедительную просьбу), ни один из его сородичей не пришел видеться с ним. Все его имущество заключалось в одной корове, в собаке темно бурой, волчьей масти («тимир кюёрт ыт») и в одной волосяной сети. Промышляя этою сетью рыбу, он прокармливался в продолжение всей своей жизни.
Огорченный (невниманием своих сородовичей) шаман обратился к жене-старухе с таким предсмертным распоряжением:
«Вырой яму в середине юрты и скати туда мой труп. В изголовии положи мою волосяную сеть; затем убей собаку волчьей масти и похорони вместе у моих ног. Там лежа, я буду излавливать в сеть своих кровных родственников, а собака будет разыскивать их следы».
Старуха распорядилась так, как он сказал.
Рассказывают, что после своей смерти он воочию в виде вихря входил в дома своих родичей, а сеть его протягивалась через окна. Иногда же он показывался проезжим путникам в обыкновенном облике с сетями на плечах ведя на поводу свою собаку.
В старину проезжая дорога пролегала как раз мимо его двора. Так как дух этого шамана пугал проезжающих, трактовую дорогу позже проложили по восточному берегу озера Табын- Эбэ.
Когда среди якутов распространилась христианская вера, в той местности построился храм во имя Троицы и стал разноситься звон колокола, дух этого шамана перестал показываться людям и совершенно исчез. По рассказам, чуткие люди духовидцы («ичээн джон») раньше часто слышали грохот его бубна. Затем также говорят, что побежденный и преследуемый другими шаманами мать-зверь шамана прибегал и прятался у могилы упомянутого Юрюнг-Бас. К его могиле ни одни шаман не смел приблизиться.
Борисов Василий.
1-го Кангаласского наслега
Мархинского улуса.
7 марта 1925 года.
КУННЬААС — ШАМАН
(Наведение им истерии на людей)
Мой дядя по матери Егор Михайлов, якут моего же наслега из рода Сата, с молодых лет был одержим истерическим пением («мэнэрик этэ»). При пении он вселял в себя шамана небожителей («айыы ойуна» — «белый шаман») из Якутского округа, по имени Кюнь-Кунньаас —Ойун (Солнце- Кунньаас — Шаман). Он (Е.М.) имел священного жеребца масти сур-джагыл (серый с крыловидной отметиной на оплечьях). Умер, достигнув возраста 90 лет.
Про начало своей болезни дядя рассказывал так. Однажды для своих хозяйственных потребностей (по-видимому, для постройки дома) он срубил дерево, на котором были сложены кости жертвенного скота. Один человек предупреждал его, что это дерево представляет излюбленное место для сборищ духов умерших людей, ставших юёр’ями. С тех пор он и захворал. Лежа на постели, он и стал одержим истерическим пением («мэнэрик буолбут»), в него вселялся шаман Кунньасс и его устами говорил (пел):
"Это—мой друг («Нааджы» в прямом значении кум, кума, дружба по воспитанию ребенка; в мифологических именах, видимому, семейный покровитель). Как его самого, так и его скот я буду ограждать от всяких несчастий!"
После этого приступы болезни прекращались.
Кроме него (Е. Мих.) в том же доме в старину захворали истерическим пением от имени Кунньааса его младшие сестры. После постановки священного конного скота Кунньаасу оне перестали воспевать.
У нас существует фраза, которая употребляется вроде поговорки— «айыыта, тангарата эргийбит». («Его дух-покровитель, божество обернулось, или вселилось»). Так выражаются, когда человек бывает в добром настроении и оказывает другим услуги, дает, например, в долг и т.д.
Пудов Николай Ипполитович 62 лет,
2-го Мальжегарского наслега
Зап. Кангаласского улуса.
17 января 1925 года.
БЕСНОВАНИЕ ШАМАНСКИМ ДУХОМ
В детстве я учился в Октемской школе, недалеко от улусной управы. Учителем был Н. П. Припузов (Позже был известен как этнограф, давал статьи по верованиям и обычаям якутов. Г. К.).
Однажды в праздничный день учащиеся, все якуты, пошли на гору, которая находилась в двух-трех верстах к западу. Дело было весной, около Николина дня. На горе были древние могилы. Говорили, что среди них есть могила какого- то шамана.
Двое из наших ребят, один мальчик из Xарыйалахского наслега сын Шадрина, другой из 5-го Мальжегарского наслега, фамилию его забыл, среди этих могил нашли деревянное изображение ворона (шаманской птицы) и, воткнув на шест, носились с ним, издавая крики ворона. Затем тальником колотили в могильное сооружение, приговаривая:
«Ну, разбудись же, разбудись!»
Спустившись на равнину, мы долго играли в мячи. В это время кто-то из ребят крикнул:
«Эй, остановитесь, гремит шаманский бубен!»
Мы прислушались и с испугу всем померещилось, что раздаются звуки бубна. (Эта галлюцинация слуха, вероятно, имела место вечером, когда приближались сумерки)... Мы побежали в школу, где все жили в пансионе.
Караульный якут, старик по имени Лэсэнгкэ, услышав, что ребята на горе играли с шаманским памятником, побранил нас и сказал:
«Ведь это — могила шамана, что вы там расшумелись и разбудили его!»
На следующий день пять или шесть парней прямо сошли с ума, стали «мэнэричить». (Бессознательное, истеричное распевание от имени духов). Взрослых парней пришлось даже связать. Двух из них, а именно Харыйалахского и Одунинского, отправили по домам.
Павлов Николай Устинович 76 лет,
2-го Мальжегарского наслега
Зап. Кангаласского улуса.
17 января 1925 года.
СТРАШНЫЙ ШАМАН
(Из рассказов о легендарном шамане Кунньаас)
У моего старшего брата много лет тому назад заболела жена. Он пригласил шамана и по его указанию посвятил духу шамана Кунньааса, ставшему «Айыы», кобылицу с вороным крыланом на оплечьях в качестве «ытыка» для постоянного почитания. Когда эта священная, или «чтимая», кобылица уже состарилась, брат решил продать, и мы вместе повели ее в город (Якутск). Так как от нашего местожительства до города 140 верст, то мы остановились на ночевку в Бэстэхском наслеге в юрте одного знакомого якута.
Уже все улеглись, была тишина. Я почему-то долго не спал, или может быть проснулся ночью, теперь хорошо не помню. Но вдруг среди ночной тишины раздались на дворе совершенно отчетливо чьи-то слова:
«Вот неслыханное явление! Смотрите, мою кобылицу вздумали еще продавать, чтобы разрезали ее цельное тело, чтобы разбросали ее священную плоть!... Да еще выходят и раскрывают зубы!»...
Вечером до ужина один молодой якут выходил на двор и, узнав, что мы ведем кобылицу продавать, осматривал и по нашему обыкновению щупал ее там и тут.
Я сам и раньше не одобрял намерения брата продать эту священную кобылицу, но не решался открыто протестовать... Когда же услышал эти сердитые слова, невольно мороз пробежал по коже. (Якуты говорят не по всей коже, а по коже на темени, под волосами — «куньахам кююрэ тюстэ»). Я думал сначала съездить в город, но эти ночные слова так неприятно подействовали на меня, что я решил остаться и дождаться обратного приезда брата, тем более, что имел намерение выехать в Малтанцы и сговорить себе жену. Я так и сделал; выехал по своим делам в Малтанцы, наслег, который находится на левом берегу Лены, среди глухой тайги.
Там, сговорив невесту, провел у своего тестя один или два дня. Теперь не помню в какую ночь, но опять ночью лежу на постели; все спали, в юрте было темно, в камельке чуть светились красные угольки. Вдруг неожиданно на дворе раздались шумные голоса людей. Слов не разобрал. Тут же следом дверь юрты растворилась настежь...
В полном облачении и с прочими принадлежностями порывисто влетел шаман. Раздался его голос:
«Схвати меня за гремящий повод!».
(«Чор тэсииммиттэн тут»).
Вот перед самым камельком стремительно закружился он три раза, промелькнуло в воздухе его хвостовое железо. Как только влетел шаман, тотчас же у меня мелькнула мысль — «это наверное он». (Рассказчик разумеет духа шамана Кунньаас, но стесняется лишний раз называть его по имени). Лежа, я молился и шептал:
«Владыко, дед мой, смилуйся надо мной, я ни в чем не виноват (т. е. в продаже священной кобылицы), спаси, помилуй!».
Вошедших с шаманом, видимо, было много; стоял не совсем внятный гомон голосов, и среди них выделялся один женский голос. Как мне теперь представляется, суть их разговоров (духов) заключалась в угрозах, направленных по адресу моего старшего брата за то, что он вознамерился сбыть священную кобылицу, чтобы чужие люди разрезали ее чистое тело. Продолжая в душе молиться, я сказал:
«Владыко, дед мой, вот я вторично женился! Скажи мне, каково определение судьбы обо мне?».
В ответ на это шаман коротко отрезал:
«Сын и дочь!» (т. е. от жены родятся).
Вслед за тем шаман, как мне показалось, направился к дверям скотского хлева и моментально исчез, утихли и голоса...
После того я долго не мог уснуть, разбудил кого-то попросил дать огню из пищи.
Поехал домой... Едучи один, вдруг опять слышу звуки шаманского бубна. Бубен гремел над самой головой, но потом звуки удалялись; с громом бубна сплетались беспрерывные, невнятные голоса. Мне казалось, что они пролетали надо мной взад и вперед. Мысленно я стал молить духов местных урочищ («Дойду иччититтэн»). Слышал будто женский голос, который говорил:
«Оставьте, не трогайте его!»... (См. примечание 1-е).
(Духа земли якуты всегда представляют в образе женщины)
После того в течение трех суток грохотание бубна и невнятные речи так и звенели в ушах. (См. прим. 2-ое).
Если бы мы не продали ту кобылицу, то мой старший сын, наверное, не умер.
С духом Кунньааса вместе почитаются духи двух шаманок— Ырыа-Дуйаак и Кырбыйдаан. Одна из этих шаманок— невестка Омуруйа-Князя, а другая дочь Чынгырыйа- Князя. Эти духи всегда восхваляются и почитаются совместно с Кунньаасом, им тоже посвящается конный скот с крыланом на лопатках. Обычно полагается ставить «ытык»— жеребца указанной масти, но если нельзя найти такого, то можно поставить и кобылицу. Эти «ытыки» ставятся в случаях серьезных болезней внутренних органов. («Кёгюс ыарыыта» — не совсем определенный род хронических заболеваний в полости груди, спины, спинного мозга, поясницы и проч.).
При постановке «ытыка» три лета подряд устраивается «ысыах», общенародное празднество с угощением кумысом. До открытия «ысыаха» шаман возносит душу посвящаемого животного на верх. Только при третьем камлании душа животного доходит до места назначения. При последнем вознесении полагается убивать жеребенка белой масти с крыланом на передних лопатках («кынат джагылаах»), чтобы получить кровь для освящения мачты — «багах», которую водружает шаман.
Священное животное каждое лето возносится шаманом на девять «олохов». («Олох» — места отдохновения шамана при его путешествиях в «верх» или в «низ»). Значит, за три раза животное возносится на 27 олохов до конечного пункта.
Павлов Николай Устинович 76 лет,
2-го Мальжегарского наслега
Зап. Кангаласского улуса.
16 января 1925 года.