Фундаментальная культурология

Реально в практике фундаментальной культурологии с большей или мень­шей очевидностью формируются три основных направления исследований (выделяемых по объектной сфере):

- социальная культурология, акцентирующая внимание на социокультурных процессах и явлениях, порождаемых людьми в ходе их совместной жизнедеятельности и «объективирующая» человека в формах его социальной практики (т.е. абстрагирующаяся от его личностных, индивидуализиру­ю­щих черт как творца и потребителя культурных реалий и рассматривающая его как условного функционального субъекта культурных процессов);

- психология культуры, сосредоточенная, напротив, на вопросах «субъ­­ективации» культурной личности, проявляющейся в ее творческом, интерпретативном подходе к культурным нормам, образцам и стереотипам, за­данным «социальными конвенциями» об­щества, психологической мотивации лояльности и нелояльности индивида по отношению к общепринятым образцам поведения и суждений и иных выражениях как «окультуренности» личности, так и ее неустранимого индивидуализма в воп­ро­сах «исполнения» культурных норм, проблемах социального воспроизвод­ства общества посредством культурного воспроизводства его субъектов (инкультурированных личностей);

- культурная семантика, изучающая культурные феномены преж­­де все­го как средство коммуникации между обществом и личностью, между ин­­ди­видами внутри сообщества, между различными сообществами как куль­турными целостностями, как систему информационных носителей, с помощью которых кодируется, хранится и транслируется социально значимая информация (культура, социальный опыт), выраженная на том или ином вербальном или невербальном языке, в символических чертах технологий и про­дуктов (результатов) всякой человеческой деятельности и т.п. (см. табл. 3).

Несмотря на кажущееся существенное различие объектов исследования (культура общества, культурные черты личности и языки коммуникации меж­­ду обществами и личностями), подлинный предмет исследования во всех перечисленных направлениях культурологии остается единым: социально-ин­те­­гри­ру­ю­щие, ценностно-нормативные, регулятивно-коммуникативные и соци­ально-вос­про­изводственные механизмы ор­­ганизации жизнедеятельнос­ти людей. Более то­­го, на самом деле речь идет о единственном механизме – культуре,исполняющей все эти многообразные социальные функ­ции.

Хочу обратить внимание на то, что в предлагаемой структуре культурологического знания не выделяется история культуры или историческая культурология как самостоятельное направление исследований культуры. Это не значит, что данному направлению мною не придается должного значения. Скорее напротив. Я полагаю, что все рассматриваемые здесь направления культурологии так или иначе интегрируют в себе теоретическое и историческое начала. Может быть, в этом и заключена некая имманентная специфика собственно культурологического подхода,отличающая этот ракурс от всех прочих. Этот подход не может быть совершенно теоретическим, абстрагированным от исторической конкретики бытия человеческого общества и культурного многообразия таких локальных сообществ, иначе он превращается в чистую схоластику, но он не может быть и исключительно историко-фак­то­логическим, «сво­бод­ным» от теоретического обобщения исследуемого матери­ала, его типо­ло­ги­за­ции, поисков неких культурных универсалий, объединяющих историческое многообразие культур в культуру как категорию.

Таким образом, в каждом из рассматриваемых здесь направлений куль­­­­ту­рологии естественным об­ра­зом присутствует и теория культуры, и ис­то­ри­ческая культурология –­ на­учный подход с позиций изучения исторической динамики исследуемых яв­лений и процессов. Вопрос лишь в том, до какой степени именно на этой динамике делается исследовательский акцент. Когда та­кой акцент преобладает, мы можем назвать это сочинение историко-кулъ­ту­рологическим вне зависимости от того, написано ли оно в жанре социальной или психологической культурологии или же культурной семантики. В частности в 3 главе настоящей книги в разделе «История культуры» помещены статьи «Рождение храма» и «Женщина как культурный текст» как примеры исследования исторической семантики культурных объектов, а так же выступление на конференции на тему «У хорошего прошлого не бывает счастливого будущего», являющееся теоретичес­ким обобщением исторического материала.

Вместе с тем, чисто организационное (объектное) выделение исторической культуро­ло­гии в одну из культурологических специальностей представляется оправданным. В рамках такой специальности могут концентрироваться рабо­ты, дела­ю­щие акцент на исторической динамике существования культуры и на исследовании культуры в ее эмпирических проявлениях. Хотя еще раз под­черкиваю, любое исследование, не затрагивающее проблемы генезиса и исто­рической динамики анализируемого объекта, по большому счету не является пол­ноценно культурологическим. Вопрос лишь в акцентировке.

Перечисленные выше направления фундаментальной культурологии могут быть иерархизированы по четырем уровням выделения иссле­до­ва­тель­ских объектов и научного обобщения полученных результатов:

- уровень изучения наиболее общих закономерностей про­текания культурных процессов;

- уровень изучения культурных явлений и процессов, имеющих сис­тем­ный характер;

- уровень изучения не системных, но устойчиво повторяющихся явлений и процессов;

- уровень изучения единичных (уникальных) явлений и событий.

Таблица 3. Уровни научного обобщения и структура фундаментального культурологического знания

Уровни	Социальная культурология	Психология культуры	Культурная семантика
1. Обобщения на уровне общих закономерностей	Теория исторической и социальной динамики культуры	Социокультурная теория групп и личности	Семантическая теория культуры
2. Обобщения на уровне си­с­темных явлений культуры	Культурология системных объ­ектов (социальных, этнических, полити­ческих и др. конфигураций; обра­зов жизни, кар­тин мира и пр.)	Психология группового вза­имодействия и социального воспроизводства личности (социализация и инкультурация)	Культурология семантичес­ких систем межличностного и массового обмена; социаль­но-идентифициру­ющих и ку­мулятивных систем
3. Обобщения на уровне ус­тойчиво повторяющихся яв­лений	Культурология упорядоченных последовательностей и культурных форм	Культурология ментальностей	Культурология семантических форм
4. Обобщения на уровне еди­ничных явлений	Культурология артефактов (объектов)	Культурология творчес­т­ва	Культурология индивиду­али­зи­рующих культурных черт

3.1. Социальная культурология

Высший уровень исследований и научных обобщений в области социаль­ной культурологии – это обобщения в масштабе общих закономерно­стей, де­термини­рующих культурные явления и процессы в целом как особые кате­го­рии коллективного человеческого существования. Это уровень общей те­ории культуры, разумеется, не исчерпывающийся только областью ее со­­ци­альных проблем, но в существенной мере основанной на процессе коллективной жизнедеятельности людей как главном, порождающем культуру, факторе.

К числу основ­ных проблем общей теории культуры могут быть отнесены такие, как фор­ми­ро­вание категориального и понятийно-тер­миноло­ги­чес­ко­го аппарата куль­туро­логии, методологий и методов ее иссле­до­вания, разработка общих объ­яс­ни­тель­ных концепций морфологии (струк­туры) культуры как системы (или совокупности систем) и ее типологии (многообразия форм и их распределения в пространстве и времени), социальной стратификации и этнической дифференциации культуры, социальной и исторической динамики культуры (теории культурных процессов), систематизация функций куль­туры по отношению к человеку и обществу, исследование закономерностей соотнесенности социального и индивидуального в культуре, мотивации творчества и порождения культурных инноваций, исследование проблем пространства и времени в культуре, жизни культурных явлений и т.п.

Основные задачи этого уровня обобщения знаний о культуре – создание сис­­темы способов и инструментария для исследования культуры. Теория куль­туры не столько стремится объяснить, что такое культура (это такое же неисчерпаемое понятие, как и жизнь, и ученые не тешат себя надеждой прийти к окончательному определению и того, и другого), сколько выяснить, каким способом можно познать культуру, как тем или иным образом можно систематизировать знания о ней, построить теоретические модели, иллюстрирующие те или иные культурные функции и процессы, и наконец, каким образом можно применить это знание к задачам управления социальными процессами.

Второй уровень – обобщение явлений системного порядка. Хорошо из­вестно, что значительная часть культурных феноменов существует не ав­­тономно, а объединяется в функциональные структуры системного харак­тера. Эти совокупности организационно-регулятивно-селективно-комму­ни­­кативных составляющих человеческой жизни, работающие как системные целостности, функциональные механизмы по «отлаживанию» коллективно­го существования и взаимодействия людей, по нормированию и стандартизации некоторых социально значимых аспектов их сознания и поведения, обмену информацией, прогнозированию действий друг друга, по взаимообучению и корректированию, межпоколенной трансляции накопленного социального опыта и т.п. Компоненты подобных культурных систем тесно вза­имосвязаны, взаимообу­словлены и социально эффективны в своих функциях, только работая «в сборке».

Классические примеры подобных систем: язык, по-настоящему функциональный только в системном единстве своих лексических, грамматических, фонетических, графических, артикуляционных, интонационных и прочих со­­с­­тав­ляющих; мораль, действующая как системная совокупность нравствен­ных императивов – разрешений и запретов, взаимодополняющих, уточняю­щих, отчасти даже дублирующих друг друга и к тому же структурно и фун­к­­ционально иерархизированных, что и положено всякой системной организации; этничность – весьма иерархизированная система реальных и мифичес­­ких образов и маркеров – поведенческих и символических стерео­типов наци­о­нальной идентичности, языковой, культурной и социально-полити­чес­кой кон­солидации людей, чувства психологического комфорта от процес­сов, под­держивающих и повышающих уровень этнической солидарности, защи­щенности, мобилизованности членов сообщества и т.п.; социальная прес­тиж­ность – также высоко иерархизированный системный комплекс ма­те­ри­­аль­ных (в имущественном и денежном выражении), служебных (чин, долж­ность), ролевых (авторитет, влияние, конъюнктурные связи), социально-ста­тус­ных (происхождение, образование, вхождение в «элитные круги»), поведенческих (этикет, церемониал), языковых (профессиональный жаргон), внешне маркирующих (одежда, украшения, регалии) и иных параметров, демонстрирующих социально-ролевой статус личности.

Культурологические исследования этого уровня с известной долей услов­ности можно назвать культурологией системных объектов. Поскольку типология подобных объектов весьма обширна, целесообразно выделить нес­коль­ко частных направлений, каждое из которых по предметно-объектным приз­на­кам может претендовать на статус самостоятельной науки культурологи­ческого цикла. Таковы, например:

- социокулътурология, занимающаяся культурными системами, форми­ру­ющимися в процессе межгрупповой дифференциации социальных функций и общей соци­аль­ной стратификации общества – специфической культурой клас­сов, сос­ловий, социально-профессиональных констелляций, ячеек соци­аль­ных сетей, политических и конфессиональных структур и пр.;

- этнокулътурология, исследующая культурные системы (конфигурации), складывающиеся по этнотерриториальному, этнополитическому, этносоциальному и этноконфессиональному признакам, доклассовые этноплемен­ные и позднейшие этнические и субэтнические культуры как системно-иерар­хические нормативные комплексы, основанные преимущест­венно на внеин­ституциональных (традиционных) и мемориальных меха­низ­мах поддержа­ния и трансляции регулятивных установок социального бытия, а так же наци­о­нальные культуры, складывающиеся по политическому признаку и бази­ру­ю­щиеся преимущественно на прогностических основаниях социальной консо­ли­дации («национальных проектах»);

- историческая культурология, изучающая и моделирующая различные ис­торические варианты социокультурных систем сообществ, находящихся на разных ступенях общей эволюции, воплощающих разные стадиальные типы, уровни сложности и различные принципы социальной организации и регуляции коллективной жизни людей, разные варианты и результаты работы адаптационных механизмов, коммуникативных каналов, моделей социокультурной модернизации и пр.; в чис­ло объектов исторической культурологии по необходимости могут включаться и современные культурные явления и собы­тия, как уже состоявшиеся или уже происшедшие, хотя и совсем недавно.

Разумеется, этот перечень охватывает лишь те научные направления, ко­то­­­рые обращены к наиболее значимым типам системных объектов культуры, и не исчерпывает всю реальную типологию подобных объектов.

Третий уровень связан с научными исследованиями и обобщениями феноменов, хотя и не обладающих выраженными признаками системного характера, но отличающихся, как правило, устойчивой повторяемостью в употреблении и более или менее явной упорядоченностью способа практического ис­пользования в тех или иных ситуациях. К феноменам такого рода можно от­нес­ти: нормы и стереотипы сознания и поведения в различных жизненных сфе­рах (традиция приветствовать друг друга при встрече и прощаться при расставании), эталонные образцы, вариативно воспроизводимые в различных конкретных ситуациях (стилевые признаки искусства); паттерны соз­нания, обыч­но воспроизводимые автоматически (например, повышенная эти­кетность поведения по отношению к человеку с более высоким статусом); раз­лич­но­го рода ритуальные и церемониальные формы поведения, прояв­ля­ю­щиеся независимо от их практической актуальности (многие религиозные по происхождению элементы социальных обрядов, испол­няемые абсолютно неверующими людьми), и другие явления подобного рода, которые обобщенно можно определить как культурные формы.Вотличие от артефактовкультуры, представляющих собой частные случаи ре­ализации этих форм, варьирующие и интерпретирующие их в зависимос­ти от конкретных обсто­ятельств места и времени, сами формы являются имен­но базовыми протообразцами, воспроизводимыми (или, по крайней ме­ре, разрешенными к использованию) в данной культурной системе или конфигурации.

Этот уровень исследований и обобщений можно было бы назвать культу­рологией упорядоченных последовательностей и культурных форм.

Основания для выделения этого уровня в самостоятельное предметное поле исследований видятся в том, что именно культурная форма (норма, паттерн, стереотип, образец, ментальная структура и т.п.) служит основной, базо­­вой, «атомарной» единицей культуры. Она отличается, как правило, фор­маль­ной (по совокупности наблюдаемых признаков) и функ­­­­циональной ав­то­ном­ностью, дис­кретностью и самодостаточностью, устойчивостью в исполь­зо­вании, синхронной и диахронной транслируемостью, тиражируемо­стью, выраженной функциональной обусловленностью генезиса и высокой полисемантичностью. Некоторые культурные формы отмечены в столь повсеместном употреблении, что за ними закрепился статус культурных универсалий.

Культурные комплексы (конфигурации) более высокого ранга – систем­ного и мозаичного характера – являются уже «сборками» из различных куль­­турных форм, а культурные артефакты – частными случаями их употребления (порой в неполном или невыраженном виде).

Вместе с тем многие культурные формы воплощаются не только в чертах отдельных продуктов деятельности людей (вещей, понятий, произведений, образов, социальных структур и т. п.), но и в определенных свойствах процессов этой деятельности, регулируемых такими же нормативными установлениями, например, в обрядах и ритуалах. Традиционный свадебный или похоронный обряд – сам по себе уже культурная форма (разумеется, речь идет именно о базовой форме подобного обряда, а не о конкретном случае его реализации некими людьми в некоей ситуации с возможными отклонениями от канонического образца). То есть культурная форма – не только про­дукт(результат) какого-либо действия, имеющий канонически, традиционно, законодательно, статусно, обыденно или иным образом заданные параметры (черты, свойства), но в той же мере и технология(способ) получения тре­буемого результата. Причем каноничность самой технологии нередко (особен­но в традиционных обществах) оказывается более значимой, не­жели чер­­­­ты полученного результата.

Важнейшее свойство культурных форм – определенная упорядоченность их применения по отношению друг к другу в той или иной культурной системе (разные уровни совместимости, взаимодополнимости, взаимозаменяемости, вза­имопоглощаемости и т.п.) и более или менее устойчивое воспро­из­водство этих форм в многообразии их артефактов. Форма, утратившая свою со­циаль­ную актуальность и переставшая воспроизводиться в новых арте­фак­тах, либо совсем отмирает в памяти людей, либо сохраняется в качестве исторического памятника, т.е. чисто мемориального образца, не реализующего свою первоначальную социальную (или, по крайней мере, семан­ти­ческую) функцию, но свидетельствующего о культуре минувших эпох.

Культурная форма среди прочих своих свойств, как правило, заключает в себе и некоторый порядок (правила) ее практического употребления (использования). Именно поэтому культурные формы могут быть охарактеризованы как более или менее упорядоченныефеномены культуры (хотя далеко не всегда системные; этот параметр относится уже к иному пласту измерений куль­туры). Если провести параллель с лингвистикой, то культурные формы могут быть обозначены как «фразеологический запас языка культуры» (в вербальном языке, как одной из важнейших подсистем культуры, фразы – выс­казывания законченной мысли – являются основными культур­ны­ми формами данной подсистемы).

Наконец, четвертый уровень исследований и обобщений относится к единично наблюдаемым явлениям, т.е. культурологии артефактов. Под «единичностью» в данном случае понимается то, что каждый артефакт, воспроизводя ту или иную, даже весьма типичную и распространенную культурную форму, под воздействием специфических условий места и времени, индивидуальных личностных характеристик и вкусовых пристрастий людей, а также мас­сы иных общих и частных, закономерных и случайных обстоятельств, прак­тически никогда не бывает абсолютно тождествен исходной форме, а является лишь ее адаптивным вариантом с теми или иными уникальными от­личи­тель­ными особенностями. Разумеется, такого рода особенности обычно отсутству­ют при механическом тиражировании той или иной формы. В этом случае весь «тираж» может рассматриваться как единый артефакт данной формы.

Несколько более сложной представляется задача разведения понятий «культурной формы» и «артефакта» в науке, философии, искусстве, где соз­да­ваемые авторами формы (тексты) предназначены для индивидуального вос­приятия, а не вариативного воспроизводства иными людьми. Такой тип культурной формы называется «произведением», единственным в своем роде, а статус артефакта подобной формы, видимо, относится к частным случаям «потребления» этих форм, т.е. индивидуальной интерпретации этого произ­ведения его потребителем. Например, два человека, читающие одну и ту же книгу, по-разному понимают и интерпретируют прочитанное, главным обра­зом по причине различий в индивидуальном социальном и культурном опы­те. Эти индивидуальные варианты восприятия произведения и есть артефакты данной культурной формы. Помимо того, к уровню артефакта можно отнести цитирование, заимствование сюжетных ходов, идей или образных характеристик и иные случаи частичного использования элементов «чужой» культурной формы.

Так или иначе, но основной критерий различия видится в том, что всякая культурная форма генетически новационна;она создается для нового решения новой конкретной функциональной задачи (прежними решениями слу­жат уже существующие формы). А артефакты – это уже продукты более или менее массового использования данного «решения» как исходного об­раз­ца, варьируемого применительно к условиям употребления, и ничего при­ци­пиально новационного (по сравнению с исходной формой) в артефактах, как правило, не содержится (уникальность индивидуальной интерпретации вовсе не обязательно является новационной).

В конечном счете, все то, что мы обычно понимаем под историей культуры в ее эмпирическом аспекте, есть более или менее систематизированное описание тысяч и миллионов артефактов, вариативно воплощающих сравнительно ограниченное число базовых культурных форм, объединенных в большинстве своем в еще более ограниченное число культурных систем и конфигураций. Таким образом, культурология артефакта как научное направ­ление и есть история культуры в ее наиболее традиционном (фактографичес­ком) понимании.

3.2. Психология культуры

Следующая составляющая фундаментальной культурологии – психология культуры. Она изучает проблемы личности как создателя и потребителя куль­туры, механизмы социализации и инкультурации личности, генезис человеческой индивидуальности в культурном пространстве.

Очевидно, что, хотя культура является продуктом конвенциональным, по­­рож­даемым, интегрируемым в общественную жизнь и используемым прак­ти­чески на основе добровольного согласия людей думать и поступать именно таким образом, а не каким-то иным, но реальный создатель всякой культ­ур­ной формы и артефакта, – как правило, конкретный человек. И исполнители всех многообразных культурных установлений, норм, обычаев и т.п. – отдель­ные люди. Поэтому рассмотрение культуры только в ее коллективном, «объективированном» аспекте не может быть достаточно пол­ным без введения в аналитическое поле исследований проблемы «культуры личности». В принципе структуру психолого-культуро­логии­ческого знания можно выстроить также по описанным выше ступеням – уровням обобщения, аналогично структуре со­циальной культурологии.

Первым (высшим) уровнем обобщений наиболее характерных закономер­ностей психологии культуры должна стать общая социокультурная теория групп и личности, изучающая индивидуальную организацию структуры со­циального опыта и связанное с этим групповое взаимодействие. Это уровень изучения человека как «исполнителя» и интерпретатора культурных установлений общества, в котором он живет и которое формирует и корректирует ос­новные параметры его сознания, поведения и деятельности; уровень анализа ос­новных механизмов регулятивного «управления» социокультурной де­тер­ми­нацией поведения личности, а также причин, ведущих к нарушениям этого управления и вызывающих отклонения от общекультурных и социальных форм в поведении человека.

В рамках общей социокультурной теории личности разрабатываются и основные методологические установки исследований в области психологии культуры.

Второй уровень обобщений явлений системного порядка, по всей види­мости, может быть назван психологией группового взаимодействия и социального воспроизводства личности. Он акцентирован на теории и методике соци­о­культурного воспитания личности, поскольку наиболее системным во всем процессе социокультурного бытия человека представляется именно функции­онирование механизмов интеграции индивида в комплекс норм и установлений, свойственных культуре межличностных взаимодействий, при­нятых в данном обществе. Здесь можно выделить три самостоятельные подсистемы.

Во-первых, механизмы социализации личности, т.е. введения ее в общие зна­ния об окружающем мире и вовлечения в различные виды социальной практики. В процессе общей социализации человек усваивает совокупный ис­­торический опыт социального общежития и взаимодействия, накопленный дан­ным сообществом и частично заимствованный у других сообществ. Хотя большинство механизмов социализации личности функционирует сравнительно автономно друг от друга, совокупный результат их воздействия в виде параметров социализированности индивида (уровня его органичной включенности в многообразные социальные взаимосвязи и ролевые функции) получается высокосистемным, составляющие элементы его теснейшим образом вза­и­мосвязаны и взаимодетерминированы, тем или иным образом иерархизированы и т.п. Изучение механизмов социализации личности имеет также важное прикладное значение прежде всего для системы образования, законотворчества, правоохранной практики и пр.

Во-вторых, механизмы инкультурации личности, т.е. введения ее в систему нормативно-ценностных регуляторов социальной практики, в иерархию этих ценностей, семантическую систему их символизации, нормы их употреб­ления, использования, понимания, в границы интерпретирования и т.п. Как и в случае в социализацией личности, процесс инкультурации представляет собой такое же освоение исторического опыта социального взаимодействия между людьми, но преломленного сквозь призму смыслов, значений и всей ценностной иерархии элементов этого опыта. При этом главное – внесение человеком своих индивидуализирующих корректив в усвоенные сис­темы знаний, умения и навыков общей социализации и инкультурации, формирование (как правило, латентное) своей личностной микросистемы социокультурных свойств, отличающей именно данного индивида и выражающейся в неповторимом индивидуальном стиле жизнедеятельности и характерном «почерке» его личной культуры. И точно так же сравнительно автономное функционирование различных механизмов инкультурации в результате формирует высоко систематизированный комплекс ценностных ориентации индивида, иерархизированную систему нравственных императивов и запретов, этических и эстетических предпочтений и т.п. С прикладной точки зрения процессы инкультурации создают комплекс культурной компетентности индивида в обществе проживания.

И, в-третьих, механизмы социокультурной самоидентификации личнос­ти, т.е. самоопределения человека в социокультурном пространстве его про­живания, установления им своей политической, этнической, социальной и кон­фессиональной идентичности и т.п.

Процессы социокультурной самоидентификации личности начинаются в раннем детстве (первоначально по отношению к семье, позднее по отношению ко все более расширяющемуся полю социального окружения) и продол­жаются на протяжении всей жизни, в каких-то элементах расширяясь, в иных случаях изменяясь, порой в чем-то утрачивая свою актуальность и т.д., постоянно корректируя и «объективирующие» и индивидуализирующие социокультурные параметры личности как в восприятии ее окружением, так и в ее собственном самоощущении и соотнесении себя с другими людьми. Разумеется, важнейшая составляющая такого рода самоидентификации (помимо понимания того, что есть собственное «Я») – достижение комфортного для данного индивида вхождения в эту среду, чувства солидарности с ней, ощу­щения своей защищенности в этом сообществе и пр., в наибольшей мере формируемые процессами общей социализации и инкультурации личности.

Следует отметить, что события всего второго уровня, относящиеся к соци­о­культурному воспитанию личности, осуществляются в процессе социального взаимодействия. Поэтому одним из важнейших направлений исследований в этой области являются вопросы технологии социальных взаимодействий, вклю­чающие коммуникативный (обмен информацией), интерак­тив­ный (взаимодействие) и перцептивный (восприятие друг друга) аспекты.

Мне представляется, что именно на этом уровне выработки стандартных психологических компонентов и сознания личности, становления ее общей социальной адекватности и культурной компетентности, комплекса социальных притязаний, разделения ролей и функций, общей социальной кон­куренто­способ­но­сти и других признаков «легитимного участника существу­ю­щего общественного порядка» заметно возрастает роль уже упо­­мя­ну­той выше проблемы личностного переживания индивидом его собствен­ного места в обществе и истории, социального статуса, степени комплементарности (и в том чис­ле эмоциональной) отношения к нему окружающих людей, его «совестли­вой» оценки собственных действий и т.п. Именно на этом уровне возникают разнообразные напряжения и конфликты межличностного характера, а также состояния культурно обусловленной психологической фрустрации индивида.

Я полагаю, что у этой проблемы есть несколько независимых причин. Во-первых, тысячелетиями вырабатывавшаяся привычка людей к солидарнос­ти на кон­фронтационных основаниях, уходящая корнями в архаическое про­­ти­во­сто­яние «мы» – «они». Все существующие религии ныне ма­ни­фес­ти­руют свою терпимость к другим религиям и верованиям, однако истори­чес­кий опыт не дает оснований доверять этим манифестациям. Сформирован­ное на принципах собственного культу­ро­центризма сознание требует негативного отно­ше­ния к «куль­­туре дру­го­го». Отсутствие инвектив в адрес иной культуры может быть истолковано как недостаточная лояльность к собствен­ной. Социальные отношения становятся двух­по­люсными: любовь к «своему» обязательно должна сопрягаться с агрессией к «чужому».

Но есть и другая причина фрустрации, уже личностного порядка. В про­цессе своей социализации и инкультурации человек учится не только соблюдать доминирующие в обществе порядки, но и индивидуально интерпретировать их, критиковать, предлагать альтернативные варианты, наконец, просто адаптироваться к не предусмотренным данным порядком обстоятельствам и пр. Эти случаи нестандартного социокультурного поведения индивида можно дифференцировать на адаптивные, творческие, девиантные по медицинским причинам, протестные (криминальные) и экстравагантные формы привлечения внимания к себе (разумеется, приводимый перечень далек от полноты). Тем не менее, за каждым таким случаем стоит феномен личностного переживания каких-то событий, т.е. их внутреннего (со­вест­­ливо­го) упо­рядочивания не по общепринятым меркам, что прово­ци­рует состояние внутреннего психического дискомфорта у данной личности. Выходом из подобной фрустрации с равной степенью вероятности могут стать выдающийся творческий акт или криминальное действие. Хочу под­чер­кнуть, что я принципиально не касаюсь случаев медицинской патологии, хотя и с ними ситуация крайне сложна. Речь идет только о культурно-де­ви­антном поведении, в основании которого лежит несоответствие (или не полное соответствие) общепринятых норм и способов упорядочивания мира (вещей, идей, социальных отношений и т.п.) и индивидуальных принципов и критериев такого упорядочивания, свойственных данной личности, что выливается в действие таких феноменов (абсолютно культурных по своему ха­рактеру), как нравственное переживание, сочувствие и др.

Наконец, третья причина фрустрации: человек нуждается в любви. Существует характерное позитивистское объяснение феномена половой любви, апеллиру­ю­щее к такому ее биологическому основанию, как нарушение адрена­линового баланса в крови, благодаря чему оказавшийся в этом состоянии человек ис­пытывает определенный психологический дискомфорт и начина­ет под­соз­нательно ис­кать в своем окружении напарника (напарницу), страдающих от того же. Их аль­янс (как сексуальный, так и эмо­ци­ональ­ный) подавляет этот дискомфорт*. Остается не очень понятным, почему люди продол­жают любить друг друга и при уже подавленном дискомфорте. Не отрицая несомненную биоло­гическую подоснову любви, я полагаю все же, что этот феномен является в существенной мере культурным. В нем проявляется, может быть, одна из самых выраженных потребностей человека в дру­гом, как эмо­циональном отражении собст­вен­ной индивидуальности и личной свободы, а так же выражение потребности в максимально четком раз­делении приватной и общественной сторон жизни. Человек ищет подтверждения тому, что «я хороший», и находит это подтверждение в том, что «меня любят». Именно поэтому между любовью половой, дружеской и родственной так много сходст­ва. Впрочем, по мнению многих мыслителей, любовь – это та же друж­ба, но со­провождаемая сексуальными отношениями. Я бы оставил этот вопрос на рас­смотрение философов.

Так или иначе, но «культура любви» (типология допустимых, приветствуемых и запрещенных сексуальных и эмоциональных отношений) является од­ной из наиболее выразительных характеристик любой локальной культуры, уровня ее антропоцентричности, мифологичности, общей типологии социальных отношений и взаимодействий, развитости в ней художественного начала, но главное – вопроса о человеческой личности и ее свободе. Потому что любовь – это одно из важнейших проявлений личной свободы, которую не могли взять под контроль никакие социальные системы.

Третий уровень обобщений психологии культуры связан с изучением формирования комплексов устойчивых социокультурных стереотипов, норм, паттернов, ментальностей в сознании и поведении индивидов. Его мож­но назвать культурологией ментальностей.

При этом имеется в виду совокупность определенных социокультурных установок сознания и навыков поведения, усвоенных в процессе социализации и инкультурации индивида до автоматизма и «срабатывающих» в различ­ных жизненных ситуациях почти механически. Чем выше уровень соци­а­лизированности и инкультурированности человека в социальной среде, тем боль­шей «номенклатурой» подобных норм и стереотипов владеет индивид и тем свободнее и вариативнее он всем этим пользуется. В конечном счете, эта «номенклатура» ментальностей и составляет ядро латентной культуры всякой личности, а то, что принято называть «культурным поведением» человека, заключается в основном в правильном, близком к социальному эталону использовании компонентов этой «номенклатуры».

Упоминание «ментальности» неизбежно влечет за собой определе­ние по­нятия «повседневность», как особой категории социальной жиз­ни лю­дей. Не претендуя на исчерпывающее объяснение этого феномена, я по­­лагаю, что наряду с так называемом «макросоциальным» разделением тру­да, социальных ролей и функций в общественном производстве, происходит аналогичный процесс и на «микросоциальном» уровне приватной, семейной, территориально-соседской жизни индивида. Повседневное бытие предполагает собой исполнение личностью определенных социальных ро­лей по отношению к людям, с которыми она не находится в служебных отношениях, хо­тя сам характер этих ролей и функций принципиально не отличается от офици­альных, только зиждится на иных основаниях: личной симпатии и антипатии, т.е. все на том же феномене личного переживания, о котором шла речь выше.

Кроме того, повседневность, как правило, неотрывна от тривиальности, обыденности, совершения действий в абсолютно «штат­ной» ситуации, обыч­но преобладающей в бытовых отношениях. Служебная де­ятельность в боль­шей ме­ре связана с инновационной активностью личности, с поиском, им­про­виза­цией. Точно так же и ментальность – это стереотип сознания, который «срабатывает» только в «штатных» (т.е. «культурно предусмотренных») си­ту­ациях.

Так же, как и в социальной культуре общес