Цели, предмет и структура культурологического знания

В современной науке наиболее распространенным и признаваемым практи­чес­ки всем научным сообществом является определение культуры как мира ис­­кусственных объектов и порядков, созданных людьми. В их число входят объ­­екты и порядки: материальные – вещи, сооружения, преобразован­­­ная сре­­­да; иде­альные – знания, суждения, понятия, образы, смыслы, наз­ва­ния и обозначе­ния, слова, сим­волы, знаки, изображения; социальные – прин­ципы, на базе которых образуются различные виды коллективных объедине­ний людей для осуществления совместной жизнедеятельности (социальные, эт­нические, кон­фессиональные и др.), лежащие в осно­ве их со­ци­альной солидарнос­ти; технологические – разнообразные способы осуществле­ния коллективной деятельности и коммуника­ции, разработанные людьми на протяжении их истории и наследуемые человеком не биологически (генетически), а только методом заучивания или подражания (в процессах вос­питания, образования и практического социального взаимодействия с другими людьми), и некоторые дру­гие. Если исходить из этого определения, то все существующие гуманитарные науки, а в некоторых своих аспектах – и социальные науки, в ко­нечном счете, являются науками о культуре, т.е. знанием о видах, формах и резуль­та­тах чело­веческой жизнедеятельности, что отмечал еще немецкий философ Генрих Риккерт в своей работе «Науки о приро­де и науки о культуре» (1903).

Казалось бы, в таком случае нет никакой необходимости в существовании какой-то специ­аль­­­ной науки о культуре – культурологии. Есть науки о природе – естест­вен­ные, науки об обществе – соци­аль­ные, науки о культуре – гуманитарные и, наконец, фи­лософия – метафизическое знание о конечных сущностях бытия, как природного, так социального и культурного.

Вместе с тем, социальные и гуманитарные науки делятся на две неравные группы: огромный корпус наук о рожденных в процессе разделения труда специализированных видах человеческой деятельности (экономике, пра­ве, политике, военном деле, языке, религии, искусстве, педагогике и т.п.), выделяемых по предметуэтой деятельности, и небольшая группа наук о различных общих аспектахтакого рода деятельности безотносительно к ее предмету. Это прежде всего исторические науки, изучающие генезис и временную хронологию человеческой жизнедеятельности в любых ее сферах; психологические науки, исследующие закономерности психической деятельности, индивидуального и группового поведения (т.е. его мотивацию); социологические нау­ки, открывающие фор­мы и способы объединения и взаимодействия людей в их совместной целе­на­правленной жизненной активности и, наконец, культуро­логические науки, ана­ли­зирующие социальные смыслы этой коллективной де­­ятельности – консолидирующие, ценностные, нормативно-регулятивные, зна­­­ко­во-коммуникативные, а также социально-воспроизводящие аспек­ты кол­лективного бытия как необходимые условия образования и функцио­ни­рования устойчивых социальных общностей – народов (см. табл. 1).

Таблица 1. Науки о видах и формах человеческой деятельности

(социальнонаучное и гуманитарное знание)

а) науки о формах социальной организации и регуляции	б) науки о формах социальной коммуникации и трансляции опыта	в) науки о видах материально-преобразую­щей деятельности
Юридические Политические Военные Экономические	Филологические Педагогические Искусствоведческие Религиоведческие	Технические Сельскохозяйственные
	г) интегративные науки о различных аспектах видов и форм человеческой деятельности
	Исторические (генетическо-хронологический аспект) Психологические (мотивационный аспект) Социологические (структурно-функциональный аспект) Культурологические (социально-кон­соли­ди­рующий, нормативно-регу­ля­тивный, ценнос­тно-смыс­ло­вой, знако­во-комму­никативный и социально-воспроизводственный аспекты)

Для осуществления социальных форм жизни нужны, во-первых, общие це­­ли (основания), консолидирующие людей в их коллективном существо­ва­нии, и нормы (правила), регулирующие их совместную жизнь и деятель­ность, а также ценности – иерархизированная система критериев оценки эффективности и приемлемости тех или иных актов и продуктов деятельности и поведения людей, различных объектов и предметов и т.п. Во-вторых, наделение объектов и явлений окружающего мира (включая самого человека и его деятельность) некими смыслами, способность к различению и систематизации этих объектов и их смыслов, а также система обозначений (символов и названий), с помощью которой осуществляется информационный обмен (социальная коммуникация) между людьми по поводу целей, предметов, способов и смыслов их деятельности.

В процессе осуществления такого рода практической и символической деятельности люди накапливают определенный опыт того, как лучше, эффективней, экономней, полезней, безопасней делать все это, т.е. удовлет­во­­рять свои индивидуальные и групповые интересы и потребности в ходе социального взаимодействования друг с другом. Все это называется совокупным социальным опытом данного человеческого коллектива, исторически накапливаемым и передаваемым из поколения в поколение в виде норм, правил, традиций, обычаев, нравов, знаний, учений, законов, технологических навыков и умений, чувственных образов и иных «передаточных механизмов» в ходе процессов социального воспроизводства общества и личности. Весь этот сложный комплекс функциональных средств и механизмов взаимопонимания и взаимосогласования процессов жизнедеятельности людей и изучает культурология,которую в числе многих иных определений можно назвать наукой о ценностно детерминированных основаниях социальной консолидации людей и способах осуществления коллективного характера их жизнедеятельности, о социокультурной необходимости познания и упорядочивания окружа­ю­щего материального и информационного мира, а также о методах вос­про­из­вод­ст­ва общества как социально устойчивой и культурно специфичной общнос­ти.

При этом, если социология изучает непосредственные формы объ­­еди­не­ний людей в устойчивые коллективы (социумы и иные социальные группы) и вопросы взаимодействия между ними, то культурология исследует по преи­му­­ществу «тексты», «правила игры», «социальные конвенции», регу­ли­ру­ю­щие их совместное общежитие и опред­меченные в продуктах их деятель­но­сти, мани­фестированные и за­фик­сированные в каких-то пись­мен­­ных доку­мен­тах или ри­туальных формах поведения, в художественных образах, фило­софских сентенциях и пр., выра­женные на тех или иных «языках куль­туры» и транслиру­е­мые из поколения в поколение в виде традиций, нравов, обрядов, норм, правил и т.п. регулятивных установок коллективной жизне­де­я­тельности людей, на­зываемых чертами своеобразия их культуры.

Здесь следует определиться с одним принципиально важным условием, о ко­тором многие, как правило, забывают. Пред­мет культурологического позна­­ния – отнюдь не «вся культура»; это по силам лишь всей совокупности со­ци­аль­ных и гуманитарных наук. Отнюдь не любое исследование, вклю­чаю­щее в свое заглавие слово «культура», может быть отнесено к профилю куль­ту­ро­­­­­логии. Культурология ограничивает свою «познаватель­ную пло­щадку» именно описанным комплексом нормативно-регуля­тив­ных, цен­ност­но-смыс­ловых, знаково-ком­му­­­никативных и социально-воспро­из­­вод­ст­вен­ных механиз­мов и средств, обес­пе­чивающих коллективный характер форм жизнедеятельности людей и процедуры межпоколенной передачи соци­аль­ного опыта. На каком эмпирическом материале изучаются эти проблемы, не важно. Можно на любом, вплоть до привычки жевать резинку или практики каннибализма. Но исследование должно быть сконцентрировано именно в этом проб­лем­ном поле. Тогда это будет называться «куль­турологией», выявляющей глубин­ные социальные смыслы в любой сфе­ре человеческой деятельности.

Именно этот аспект можно назвать «куль­ту­рой в узком смысле», как процесс порождения, функционирования и вос­про­­изводства некоторого набора со­ци­альных норм, сплачивающих данный коллектив людей в устойчивое со­общество, задающих его членам необходимые знания и навыки, языки коммуникации и оценочные критерии, правила бытового общежития и нормативного этикета, эталоны социальной адекватности и образы престижности, грани­цы социальных притязаний и прочие атрибуты социокультурной компетент­ности, необходимые для полноценной социальной жизни в данном сообществе. В дан­ном случае под социальными нормами (в отличие от технологичес­ких норм) понимаются разделяемые в более или менее массовом порядке импе­ративные, разрешительные или запретительные установки на те или иные способы осуществления различной деятельности или взаимодействия между людь­ми (способы удовлетворения тех или иных личных и групповых интересов и потребностей, необходимостей и притязаний). Их содержание в значительной мере определяется доминирующими в данном сообществе нравствен­ными, этическими, мировоззренческими и другими принципами.

Говоря о нормах, я, естественно, имею в виду весьма широкий комплекс социально-регулятивных установок: мораль и нравственность обыденно­го поведения или служебного этикета (осуществляемые осмысленно); законодатель­но закрепленные императивы и запреты, разрешения и запрещения на те или иные поведенческие акты, суждения или оценки (что обычно связано с какой-то системой социальных поощрений или санкций); образцы сознания и пове­де­ния, воспроизводящие устойчивые социальные и культурные стереотипы почти в автоматическом режиме (например, бытовая вежливость или демонстрация пиетета перед человеком с более высоким социальным статусом), что ныне принято называть «ментальностью»; образцы поступков и решений, ко­то­рые воспроизводятся не буквально, но с общей ориентацией на исходные эталоны (например, религиозные или художественные каноны); различные обрядовые и ритуальные, этикетные и церемониальные формы поведения, име­ю­щие преимущественно статусно-демонстративную функцию «маркера причастности» человека к ситуации; и, наконец, вся система ценностных установок и ориентации, присущих тому или иному сообществу, вне которых упорядоченная жизнь в сообществе практически невозможна.

Источником такого рода норм служит исторический социальный опыт коллективных форм жизнедеятельности людей, накапливаемый сообществом и передаваемый из поколения в поколение в виде перечисленных выше установок. Разумеется, по мере изменения социальных условий жизнедеятель­ности, какие-то из норм теряют актуальность и отмирают, иные модернизиру­ются, одновременно формируются и внедряются в общественную практику совершенно новые нормы, порождаемые новыми условиями бытия и т.п. Есть все основания предполагать, что система социальных норм и является квинтэссенцией культуры как таковой, порождаемой в процессе накопления и ак­кумуляции социального опыта, его селекции и выделения наиболее оправ­дав­ших себя образцов проявления сознания (суждений, оценок) и осуществления деятельности.

Эти образцы закрепляются в практике людей посредством нормирования и стандартизации допустимых форм их поведения и суждений как наиболее социально приемлемых, символизируются в наглядных формах, внед­ряются в актуальную социальную практику и, особенно, в системы коммуника­ции, межпоколенной трансляции культуры, модернизации, изменчивости и т.п. Такого рода нормативно-регулятивные процессы определяют основные формы взаимодействия людей практически в любых областях их социальной активности: от высших проявлений интеллектуального и художественного твор­чества до криминальной борьбы за существование. Это и есть основное сис­­те­мообразующее ядро всякой конкретно-исто­ри­ческой культуры.

Возникает вопрос: как в эту жесткую нормативно-регулятивную модель впи­­сывается феномен творчества, без которого невозможно представить себе сколько-нибудь развитую культуру? Как представляется, творчество является вполне органичной составляющей этой модели, поскольку любое применение норм и стандартов (любой степени жесткости) связано с их определенной интерпретацией, адаптивным варьированием черт используемой формы в зависи­мости от конкретных условий и обстоятельств, сложившихся в месте и вре­мени применения и т.п. Творческий акт – интеллектуальный, художественный, духовно-провидческий, научно-познавательный, конструктивно-техни­ческий и т.п. – это акт создания нового культурного феномена (формы, смыс­ла, образа, способа и пр.), мотивированный и стимулированный какой-то еще нерешенной проблемой (природной или социальной), внутренним социальным или культурно-ценностным конфликтом (вплоть до личного взаимонепо­ни­ма­ния), нехваткой необходимых знаний, опыта, состоянием психологи­чес­кой фрустрации, эмоционального дисбаланса и т.п., что, как правило, так или иначе связано с ситуациями взаимоотношений автора (творца) со своим соци­альным окружением (другими людьми).

Вместе с тем инерция накопленного социального опыта всегда была очень жестким регулятором всякого творчества, которое всегда (даже если речь шла о творчестве художественном) так или иначе затрагивало некие базисные установки правил коллективного существования людей, их взаимопонимания, согласия в оценках, трактовках и т.п. Разумеется, в сообществах с различной степенью традиционности общего социокультурного устроения творческие достижения и открытия реализовывались с разной мерой терпи­мости или нетерпимости к новациям. Так или иначе, но нам не следует забывать, что творчество в основном было и остается нормативно регулируемым явлением культуры (и, как правило, определенно ангажированным, целенаправленно заказанным тем или иным «заказчиком»), сколь бы экстравагантные манифестации не сопровождали ту или иную конкретную акцию того или иного творца, и сколь бы искренними ни были его субъективные устремления.

В изучении социальной нормированности и ценностной иерархизированности любых форм жизнедеятельности людей, механизмов формирования и функционирования, языков символического выражения и межпоколенной трансляции этих социальных норм культурологию не может заменить ни одна отраслевая наука, каждая из которых исследует преимущественно технологические нормы в той или иной сфере деятельности, а не социально-ценностные.

Суть социально-ценностного нормирования заключается в том, что чело­век избирает способ достижения преследуемой цели не столько по приз­на­кам его (способа) практической эффективности, экономности и т.п. (что, ра­зу­­меет­ся, остается весьма важным критерием выбора), сколько по признакам допустимых социальной цены и социальных последствий применения этого спо­соба. Подобного рода ограничения могут иметь как глобальный, так и совершенно локальный характер, но в принципе каждое социальное действие ин­­дивида, так или иначе, корректируется такими регуляторами. В культуре цель никогда не оправдывает средства. Только социальная приемлемость средств де­ла­ет и цель культурно оправданной.

Любое культурологическое исследование (если оно действительно куль­туро­ло­гическое) является актом де­шифровки глубинных социальных смыслов, со­крытых в чертах изучаемого яв­ле­ния или события. Ибо всякое явление и событие, рассмотренное в куль­ту­рологическом ракурсе, является текстом, содержащим в себе явные и скрытые смыслы. Этот «текст» нужно прочесть и выя­вить со­дер­жащиеся в нем смыслы. Но культуролога интересуют не любые смыс­­лы (а всякое явление или событие, как культурный текст, несет в себе неисчислимое количество разных содержаний и смыслов), а именно социально значимые смыслы – т.е. смыслы, касающиеся способов поддержания коллектив­­ной формы существования людей. А это и есть те самые социально-цен­ност­ные нормы, о которых шла речь выше.

Таким образом, объектом (т.е. исследуемой сферой жизни, наблюдаемой объ­­ективно) научных интересов культурологов являются, по существу, любые виды и формы человеческой жизнедеятельности (точно так же, как у историков, психологов и социологов), а предметом научного анализа (т.е. непосредственно изучаемым аспектом или свойством, выявляемом и выделяемом в объекте среди иных его аспектов и свойств) становятся прежде всего его нормативно-регу­лятив­ные, ценностно-смысловые, знаково-коммуни­ка­­тив­ные и социально-воспроиз­во­дя­щие механизмы, регулирующие всякую социальную практику и в особенности взаимодействие и взаимопонимание между людьми. В этом смысле культурология является наукой, изучающей не человека и общество, как таковые, а, способы коллективного существования людей, формирующие из толпы органи­зованное общество. Эти способы в совокупности и представляют из себя культуру данного общества.

Нормативно-регулятивный аспект социальной жизни, изучаемый культурологией, представляет собой прежде всего совокупность определенных экстраутилитарных принципов в человеческой жизнедеятельности, под которыми понимаются такие формы детерминации активности человека, которые обычно не имеют прямого и непосредственного отношения к преследуемой цели по существу, но не позволяют человеку использовать любой способ для достижения цели, а требуют от него выбора способа, наиболее приемлемого по нравственным, мировоззренческим, этическим и иным ценностным соображениям и правилам, распространенным в данном обществе. При этом основным критерием приемлемости этого способа как социально допустимого выступают его непосредственное или опосредованное (в долгосрочной перспективе) влияние на уровень социальной консолидированности членов данного сообщества, т.е. его социальная значимость для поддержания коллективного характера жиз­ни людей. Таким образом, культурология – это наука о способах (технологиях) осуществления коллективной жизни людей (в отличие от социологии, изучающей главным образом структурные формы этой коллективной жизни) и о договоренностях (социальных конвенциях) по поводу допустимости и приемлемости тех или иных способов удовлетворения их интересов и потребностей.

Ценностно-смысловой аспект культуры представляет собой совокупность тем или иным образом систематизированных (упорядоченных) знаний людей об окружающем их мире и его смыслах, а также ценностно-иерархизи­рован­но­го социального опыта (опыта коллективного сожительства и взаимодействия), накопленного людьми на протяжении их истории. В конечном счете, культура может быть представлена и как система знаний и представлений людей, рас­­смотренная через призму их социального опыта, наделяющего эти знания определенными значащими для человека смыслами. Эти знания, смыслы и со­циальный опыт, концентрируются как в институциональной области (систе­ма­тизированных научных и технологических знаниях, религиозных и философ­с­ких учениях, законах, художественных образах и пр., транслируемых в фор­мах систематического обучения), так и в конвенциональной сфере (существующей и функционирующей в виде обычаев, нравов, народной муд­рости, этикета, ритуала, вкусов, оценок, норм бытового общежития и об­щения и пр.). Подавляющее большинство знаний и представлений человека о природе и обществе, истории и настоящем, самом себе и других людях, способах производства или потребления чего-либо и т.п., так или иначе «обслуживают» коллективный характер их жизнедеятельности. Таким образом, культурология – это и наука о процессах формирования у разных человеческих коллективов комплексов их социально значимых знаний и социального опыта, в совокуп­нос­ти созидающих осмысленную и упорядоченную картину мира, отражаю­щую специфику исторической судьбы данного сообщества.

В этом вопросе присутствует еще одна очень сложная проблема. Совершая какие-либо действия, высказывая какие-либо суждения, познавая что-ли­бо, человек упорядочивает окружающий его мир (или актуальный его фраг­мент) по некоторым принципам, принятым его сообществом и культурой (видимо, преимущественно утилитарным, а также экстраутилитарным, в обозначенном выше смысле), т.е. совершает эти действия как социально детерминированные, согласованные с социумом или не вызывающие возражений у социума. Но человек одновременно переживает то, что он делает, говорит, узна­ет и пр. Что значит «переживает», с антропологической точки зрения? Очевид­но, где-то в глубинах своей психики он точно так же упорядочивает информа­цию, но по каким-то другим, видимо, ценностно-эмоциональным принци­пам, что дает ему возможность психологически принять (или смирить­ся) с тем, что он совершает, индивидуально проинтерпретировать собствен­ные дейст­вия (не обязательно вынося эту интерпретацию на чей-то суд) и т.п. В слу­чае, если человек вполне удовлетворен своими действиями, он выражает ра­дость по этому поводу, а если глубоко неудовлетворен, в дело вступает такой сложный механизм как совесть, связанная с функцией нравственной самопроверки личности. Точно так же человек переживает действия и суждения дру­гих людей, т.е. постоянно оценивает их соответствие его персональным взглядам на социальную допустимость и приемлемость.

К числу главных предметных областей культурологии относится и исследование знаково-коммуникативных процессов информационных связей меж­ду людь­ми. В отличие от наук лингвистического профиля, культурологию интере­суют не технические механизмы порождения, фиксации, кодирования, передачи и декодирования информации, а сами культурно-смысловые содержания, составляющие предмет этих информационных обменов между людьми и выраженные в определенных символах, знаках, значениях, чувственных образах и т.п. В конечном счете, содержание этих информационных обменов между людьми по преимуществу сводится к обсуждению все тех же «правил игры», непосредственно или опосредствованно регулирующих или обеспечивающих их совместное существование. При этом информационные обмены могут осуществляться как на естественных языках, так и на вспомогательных (пиктографических, мимико-жестовых, языками церемониального поведения, худо­жественных образов и иной символики). Отсюда, культурология – это и нау­ка о содержании процессов социальной коммуникации и социальном функционировании языков этой коммуникации.

И, наконец, культурология – это наука о процессах и способах со­­ци­аль­­­ного воспроизводства общества и личности – межпоколенной трансляции социального и культурного опыта – норм и правил, знаний и смыслов, ценнос­тей и символов, языков их обозначения и т.п. Социальное воспроизводство общества возможно только методом специального обучения и воспитания его членов – личностей, в совокупности составляющих его массив, на что направлены усилия систем образования, просвещения, религии, искусства, специализированных культурных институтов, средств массовой информации и пр. При этом воспроизводятся не только лояльные члены общества («продукты» данной культуры, владеющие языками коммуникации и средствами социальной конкурентоспособности в этом обществе), но и активные участники со­циальных процессов («потребители» и «производители» культуры); а так же в каких-то масштабах воспроизводится и антисоциальная среда (люди, пара­зи­тирующие за счет умелого нарушения действующих социальных и культурных норм).

На позитивное воспроизводство на­правлены процессы социализации личности (воспитания индивида в традици­ях социальной адекватности нормам жизнедеятельности, обычаям взаимодей­ствия и размаху социальных притязаний, приемлемых в данном обществе), а также инкультурации личности (обучения индивида должной культурной компетентности в ценностно-смыс­ло­вых порядках и установках этого общества). Таким образом, всякое общество, воспитывая своих лояльных членов, по существу стремится воспроизвести легитимный социальный порядок, гос­подствующий в данном коллективе на дан­ном этапе его истории. Социальное воспроизводство – это прежде всего вос­производство порядка коллек­тивных форм и содержаний жизнедеятельности, т.е. культуры.

У читателя на основе всего прочитанного может сложиться впечатление, что культурология, в первую очередь, – это наука о прошлом. Ведь социальный опыт, на основе которого складывается всякая культура, – это то, что уже миновало, и было ретроспективно осмыслено потомками. Это верно. И, если бы культурология, как наука, имела бы многовековую историю, то такое суждение было бы вполне обоснованным. Но ХХ век среди прочего характерен и тем, что в течение его начала складываться новая культурная парадигма. Суть ее в том, что культура стала постепенно утрачивать свою жесткую обра­щен­ность только в прошлое. Культуру стало интересовать и будущее.

Конечно, интерес к будущему не изобретение ХХ века. Если Античность и Средневековье не очень беспокоились о земном будущем человечества, то уже в эпоху Ренес­санса появились первые социальные утопии, а Просвещение жестко поставило вопрос о направленности истории и содержании историчес­ко­го прогресса. Марксистская модель коммунизма была наиболее радикальной и про­­работанной утопией будущего. Но в XIX веке этим были обеспокоены пре­имущественно интеллектуалы. И, по­жалуй, только в ХХ веке предощущение бу­дущего стало до­мини­ровать в культуре массового общества (в том числе и идея коммунизма).

Именно в ХХ веке получили такое развитие научная и ненаучная фантастика, литературные утопии и антиутопии, жанр фэнтези в литературе и кино, не говоря уже о научной футурологии и социальной прогностике, которые к кон­цу века вошли в число наи­бо­лее востребованных направлений науки. В ХХ веке пла­ны и программы развития на несколько лет вперед стали нормой уп­рав­лен­ческой практики. Говоря образно, если вчера мы получали социальный опыт, обсуждая уже сыгранный спектакль, то сегодня мы получаем опыт, репетируя спектакль предстоящий. Сейчас мы обретаем опыт, превентивно пережи­вая бу­дущее.

Культурология, родившаяся в середине ХХ века, не могла не впитать в себя эту новую тенденцию. Разумеется, пока еще развитие культурологии не продвинулось столь далеко, чтобы она стала культурной футурологией. Но дело идет именно к тому. Следует ожидать, что сравнительно скоро обществом будет вос­тре­бо­ва­на культурологическая экспертиза планов социального развития стран и регионов, проектов в различных областях деятельности. Слишком час­то мы обжигались на том, что не могли грамотно предвидеть куль­турных по­след­ствий наших действий, не могли просчитать со­циальной це­ны тех или иных намерений. Теперь культурология внедряется в число прогнос­ти­ческих на­ук. Это не значит, что она совсем уйдет от изучения культуры пошлого. Но с каждым но­вым поколением специалистов культурология во все большей мере начнет превращаться в науку о культуре будущего.