Иудейско-христианская теология
История
Иудаизм и христианство упрочили свое положение как основные религии на Ближнем Востоке между XVII и V веками до н.э. и между I и IV веками н.э., соответственно3. Хотя
большинство людей имеют представление об этих двух исторических периодах благодаря Ветхому и Новому Завету, очень немногие знают, почему или когда возникли эти священные книги. История их создания имеет значение для понимания андроцентризма, так как она связана с заменой богини на бога и восприятием женщины как «другой». Иными словами, эта история устанавливает «происхождение двух главных символов мужского господства в западной культуре — патриархального, несомненно маскулинного Бога и сексуальной, подчиненной женщины, сбивающей мужчину с пути истинного» (Sanday 1891, р. 215).
Иудейские религиозные верования восходят к XVI или XVII веку до н.э., когда Авраам впервые поведал о явлении ему бога Израиля, имя которому было Яхве. В течение последующих четырех столетий или около того Яхве оставался прежде всего богом евреев из колена Иуды. А евреи из других родов почитали Яхве наряду с многими другими мужскими и женскими божествами, включая Ашеру, которая является прототипом богини-созидательницы у всех древних народов Ближнего Востока*. Единственными ритуалами, общими для всех евреев, были в то время обрезание крайней плоти у мужчин и запрет на принесение в жертву людей, что отражено в священных книгах, например, в истории с Исааком.
После длительного периода Египетского рабства в XIII веке до н.э. евреи освободились от плена и вышли из Египта в Ханаан, ведомые Моисеем. В повествовании об исходе евреев очень большое значение придается Десяти Заповедям, открытым Моисею богом Яхве. Моисей негодовал на евреев из-за того, что они продолжали молиться другим богам, кроме Яхве (в частности, языческому идолу — Золотому Тельцу). Поэтому составители священных книг единодушно считали Моисея основателем иудаистского монотеизма. Однако даже после прибытия в землю Ханаанскую еврейский народ продолжал поклоняться другим богам и богиням, а не только богу Яхве. Фактически, как только древние евреи перешли от полукочевого скотоводства к
* В древней Финикии, начиная с III тысячелетия до н.э., центральными божествами были супружеская пара Эл и Ашера. Среди семидесяти потомков этой пары возвышаются бог смерти и подземного царства Мот и владыка земли Ваал. Древнесемитские мифотворческие традиции считаются общими для угаритской религии Финикии и иудейской религии. См.: Гече Г. Библейские истории. М., 1979. — Прим. пер.
82
оседлому образу жизни и орошаемому земледелию, они с большим воодушевлением стали почитать тех богов и богинь, которые, по их верованиям, способствовали плодородию — в особенности, Ваалу, сыну Ашеры, и его близкой родственницы Анат*.
Около 1100 г. до н.э. различные еврейские кланы объединились из политических соображений для защиты от общих врагов, начиная с филистимлян. Тогда же была основана монархия. Царь Саул правил до 1004 г. до н.э., царь Давид — до 965 г. до н.э; сын Давида, царь Соломон — до 922 г. до н.э. (даты приблизительные). При Давиде, собственно, и было создано Еврейское царство со столицей в Иерусалиме. Поскольку Давид до этого был царем Иудейским, в новом Еврейском царстве стали преобладать иудейские верования, в том числе и вера в единого и истинного бога Яхве.
После смерти Соломона в 922 г. до н.э. Иудейское царство распалось на две части — возникли Израильское и Иудейское царства. Иудея просуществовала почти четыреста лет, до 586 г. до н.э., когда вавилоняне разрушили Иерусалим и Иерусалимский храм. Израиль просуществовал только двести лет, до захвата его столицы Самарии ассирийцами в 722 г. до н.э. В начале истории Израиля, особенно в период царствования Ахава, женатого на чужеземке Иезавели, был распространен культ Ашеры и Ваала. Однако этому был положен конец в 852 г. до н.э., после политического переворота и казни более четырехсот жрецов культа Ваала.
Распад Иудейского царства таил в себе явную угрозу влиянию единого бога Яхве. Этот критический момент и был использован богословами, которых теперь называют яхвиста-ми**. Они взяли на себя труд написания согласующейся с единобожием истории еврейского народа, к которому призывал Моисей. Позднее эта история была детально развита и
* Ваал — языческое божество, чтимое также в Финикии, Сирии, Вавилоне. Почитался древними восточными народами как бог Солнца. У древних израильтян идолослужение Ваалу сопровождалось большими торжествами и пышностью. Анат — в западносемитской мифологии богиня охоты и битвы, сестра и возлюбленная умирающего и воскресающего бога Ваала. См.: Библейская энциклопедия. М., 1990. — Прим. пер.
** Яхвист, от Яхве — один из предполагаемых источников Пятикнижия. Считается, что книги Моисея имеют четыре разных источника, а, следовательно, и четырех авторов. Первый автор последовательно упоминает имя Яхве, второй называет бога Элохимом, и т.д. Поэтому условно текст первого автора называют Яхвист. См.: Гече Г. Библейские истории. М., 1989. С. 55 — Прим. пер.).
83
пополнена многими другими авторами, включая группу священников-книжников. В результате появилось Пятикнижие, известное также как Пятикнижие Моисея и канонизированное как Святое Писание пророками Ездрой и Неемией около 450 г. до н.э.
Чтобы впредь не допускать проникновения тенденций многобожия, Яхвист создал самую возвышенную историю сотворения мира. Вместо того, чтобы поведать о трудной борьбе между мужскими и женскими божествами, как о том повествовали другие древние источники Ближнего Востока, он умолчал о существовании любых богов, мужских или женских, кроме Яхве. Он также приписал Яхве высшие духовные совершенства, многие из которых ранее считались атрибутами других божеств (включая и сотворение мира). В свете истории длительной идеологической борьбы поклонников культа Яхве против других божеств, в том числе и богини-созидательницы Ашеры, некоторые современные теологи признают, что в Ях-висте бог предстает подчеркнуто маскулинным, а Ева проявляет себя в весьма негативном свете, не говоря уже о том, что женщины вообще были исключены из контекста тех мест Ветхого Завета, где повествуется о союзе, заключенном Яхве с Израилем. Очевидно, что этот факт также послужил цели ниспровержения Ашеры — раз и навсегда.
Хотя взгляды, отраженные в Яхвисте, были позднее слегка смягчены и уравновешены составителями священных книг, они не вызывали возражений в течение первых четырех столетий н.э. Но в некоторых образовавшихся сектах ранних христиан (известных в наше время как гностики) распространилось расширенное толкование некоторых уже укоренившихся версий. Отклонение от канона было настолько существенным, что более ортодоксальные христиане сочли его ересью. Так, основываясь на версии, изложенной в Библии (Бытие 1: 27), «И сотворил Бог человека по образу своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их», а также на ряде других, гностики стали считать, что как Бог, так и человеческая природа заключает в себе и мужские, и женские начала. Кроме того, они представили Еву как советчицу Адама. Судя по тому, что данный образ Евы является более позитивным, понятно, почему гностики допускали, что и женщина может быть посланником божьим.
Но это еще далеко не самое возмутительное из воззрений гностиков. Их поражало: как это возможно, что столь несовершенный мир был создан совершенным богом? Многие гностики дошли до явно еретического вывода: сам бог евреев
84
представляет собой несовершенное порождение Первоисточника. При этом, они понимали его дуалистически: как единство мужского и женского.
Из-за идей гностиков, фундаментально поколебавших абсолютный монотеизм и абсолютную мужественность бога евреев, которого все современники почитают отцом Иисуса Христа, тексты их были исключены из двадцати шести канонизированных книг Нового Завета. В четвертом веке н.э., когда христианство стало официально установленной религией, упомянутые писания гностиков, наряду с другими, также осужденными за ересь, были преданы огню, а их приверженцев подвергали преследованиям как уголовных преступников. Большинство богословов знают об этих пергаментах и о противоборстве течений внутри раннего христианства благодаря тому, что часть тех евитков сохранилась, пролежав в пещерах, в глиняных сосудах более 1600 лет. Их нашел в 1945 году в Египте арабский крестьянин. Благодаря найденным документам, современные ученые сумели расширить наши знания о Новом Завете. Особенно интересны те фрагменты посланий апостола Павла, в которых он говорит о женщинах*. В этом документе прочитываются все те же знакомые попытки изъятия из иудейско-христианской традиции любых намеков на возможность участия женщин в богослужении. Кроме того, игнорируются любые признаки женской символики в сфере божественного.
Библейское определение женщины
Теперь, после короткого исторического экскурса, мы можем рассмотреть андроцентризм в контексте основных библейских представлений о женщине. Ранее я охарактеризовала андроцентризм как привилегированное положение мужчин, мужского опыта и мужских представлений, которые ведут к восприятию женщины как «другой»4. Я также предположила, что, воспринимая женщину как «другую», мужчина обычно акцентирует три аспекта в отношениях женщины к нему:
1) ее отличие и ее неполноценность, по сравнению с тем всеобщим стандартом или нормой, естественным воплощением которой он считает себя;
* В Первом послании Павла к коринфянам говорится, что женщины не должны принимать участия в богослужении. «Жены ваши в церквах да молчат, ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении, как и закон говорит». Цит. по: Гече Г. Библейские истории. С. 290 — Прим. пер.
85
2) ее домашняя и репродуктивная функции в рамках семьи или домашнего хозяйства, во главе которого, естественно, он видит себя;
3) ее способность стимулировать и удовлетворять его сексуальные потребности, которую он воспринимает одновременно и как возбуждающую, и как таящую в себе смутную угрозу.
Все эти идеи, кроме разве что одной, присутствуют в библейской истории сотворения мира. Адаму была дана власть по своему усмотрению давать имена всем творениям на земле, включая и женщину. Кроме того, Адам был единственным, о ком было недвусмысленно сказано, что он создан по образу и подобию Бога. Ева же, наоборот, предстает перед нами как ухудшенное отклонение от божественного стандарта. Она — вторичное существо, данное Адаму в помощь и лишенное права наделять именами.
Сказал Бог: «Сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему; и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле.
И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Бо-жию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их». (Бытие, 1: 26-27).
И сказал Господь Бог:
«Нехорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему.
Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей.
И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым; но для человека не нашлось помощника, подобного ему.
И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребр его, и закрыл то место пло-тию.
И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку.
И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей: она будет называться женою, ибо взята от мужа» (Бытие, 2: 18-23).
Библейская история о грехопадении Адама и Евы, акцентируя уже обозначенные темы, вводит еще одну — тему жен-
щины как сексуальной соблазнительницы. Началом грехопадения стало то, что Змей-искуситель склонил Еву вкусить запретного плода от древа познания. Хотя библейская версия не объясняет, почему змей обратился именно к Еве, а не к Адаму, Джон Филлипс (John Phillips) в своем богато документированном исследовании библейского мифа о Еве отмечает, что интерпретаторы Библии практически единодушно полагали, что «змей, по природе своей коварный и проницательный, знал, что из этих двух существ женщина — более слабая». А почему она слабее? Потому что она «не столь совершенная копия своего Создателя; она не только хуже Его, но и хуже Адама...; ее сила «разжижена»; способность логически мыслить, самоконтроль, набожность и моральная стойкость ослаблены» (1984, р. 57). Таким образом, уже сам выбор змея подчеркивает восприятие женщины как отклонения в худшую сторону от мужского стандарта.
Образ женщины как сексуальной соблазнительницы, искушающей мужчину делать то, что ему не свойственно, стоит за поступком Адама, преступившего вслед за Евой черту дозволенного. Хотя причина, по которой Адам впал в грех, в самой Библии не уточняется, толкователи Библии из века в век объясняли его грехопадение искушением со стороны Евы. Джон Филлипс подытоживает объяснения, лежащие в плоскости сексуальности, следующим образом: «Будучи соблазненной сама из-за собственной слабости, она способна соблазнить своего мужа, исполненная дьявольской силы». Как «орудие воли Сатаны», она наделена неотразимой сексуальностью, что с неизбежностью толкает Адама положить конец своему райскому существованию» (Р. 64)
И, наконец, отведение женщине роли домашней хозяйки и матери детей в доме, где главенствует мужчина, усиливается в библейском контексте наказания, которое Ева получает за свое прегрешение. Созданная Творцом в помощь мужчине, теперь она становится еще более покорной и более обреченной на деторождение, чем тогда, когда она отведала запретного плода. «Жене сказал: умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рожать детей; и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою» (Бытие, 3: 16).
Остается открытым вопрос: в чем же суть ее греха, кроме того, что она не подчинилась Богу? Иначе говоря, что символизирует вкушение запретного плода? Интерпретаторы Библии предлагают, в числе прочих, три ответа.
87
1. Вкушение запретного плода символизирует плотскую сексуальность. Действительно, когда Адам и Ева отведали плода, они обнаружили, что на них нет одежд. То, что Ева сорвала плод первой, а потом уже склонила Адама, согласуется с восприятием женщины как сексуальной угрозы.
2. То, что именно Ева попробовала запретный плод, означает недостаточное послушание — как Евы, так и всех женщин — не только Богу, но и вообще мужчине. Данная интерпретация была предложена в XVI веке н.э. реформаторами протестантской церкви, в числе которых были Мартин Лютер и Джон Кальвин. Последние «отвергали сексуальную тенденциозность, сопровождающую грехопадение человечества, как еврейские побасенки и Папские бредни» (Phillips 1984, р. 99). С этим выводом согласуется и то наказание, которое понесла Ева за свое прегрешение.
3. То, что именно Ева попробовала запретный плод, также символизирует склонность женщины к тщеславию: поддавшись на уговоры Змея, она возомнила, что может по уровню познания стать «равной Богу», как уверял Змей. Подобным взглядам созвучна вся история идеологической борьбы между монотеизмом (вера в единого и истинного бога Яхве) и политеизмом (вера в других богов, помимо Яхве, включая и богиню творения). В контексте этого противоборства легко вообразить, что суровое наказание, постигшее Еву за ее попытку тягаться с Богом, Яхвист символически предназначал женскому божеству, богине творения. Точно так же он наказал женщину-богиню и вполне материально, удалив ее со сцены сотворения мира.
Я рассмотрела здесь фигуру Евы, используя материалы не только из Книги Бытия, но и из широко известных интерпретаций Книги Бытия, поскольку, согласно меткому высказыванию Филлипса, история Евы является «сердцевиной концепции Женщины в Западной цивилизации». Будучи воплощением Женщины, Ева является «неотъемлемой частью истории культуры и общества народов, несущих на себе ее печать... Последовать за Евой означает узнать больше о том образе, с которым соотносятся женщины Западной цивилизации. Чтобы понять Женщину, надо сначала понять Еву» (1984, р. XIII).
Однако не только история Евы нуждается в ясном понимании. Западная мысль в целом и ее представление о женщине в особенности, опираются также и на философско-политическую традицию, корни которой ведут в Древнюю Грецию.
Философия древних греков
Историки в большинстве своем рассматривают древних греков как основателей западной цивилизации5. Они не только заложили традиции индивидуальной свободы и справедливости, ставшие основой современной демократии; их искусство, философия и наука послужили мощным фундаментом для западной мысли и культуры. Вспомним, сколько разных аспектов американской культуры являются греческими по происхождению — это не только само понятие гражданина в демократическом государстве, но также метод Сократа, клятва Гиппократа, геометрия Эвклида, теория Эдипова комплекса и даже Олимпийские игры, впервые устроенные на стадионе в Олимпии в Западной Греции в 776 г. до н.э.
Однако, наряду с этими общеизвестными и положительными традициями, древние греки положили начало и традиции женоненавистничества, в значительной степени повлиявшей на формирование взглядов на женщину вплоть до сегодняшнего дня. Эта традиция восходит, по крайней мере, к восьмому веку до н.э., когда греческий поэт Гесиод записал историю Пандоры.
В греческой мифологии Пандора была первой женщиной на земле, созданной по повелению Зевса в наказание Прометею за то, что тот украл у богов огонь и передал его людям. В намерения Зевса входило создать дьявольское, но очень привлекательное для мужчин существо. Пандоре был дан образ богини, которую другие боги наделили дарами — красотой, грацией, чтобы она была очень соблазнительна. Отсюда и ее имя — Пандора, что значит «всем одаренная».
Боги вручили Пандоре сосуд, который она не должна была ни в коем случае открывать. После брака с братом Прометея любопытство все же взяло над ней верх, и она открыла сосуд. Из сосуда по земле сразу же расползлись все болезни, бедствия, пороки и несчастья. Когда она захлопнула сосуд, на дне его осталась только надежда*. Таким образом, у древних греков, так же как и в древней иудейско-христианской традиции, первая женщина на земле была причиной потерянного рая для человечества.
Гесиод жил ненамного позже Гомера. Большинство же наиболее известных греческих поэтов и драматургов жили в IV и V веках до н.э. В их числе Софокл, написавший трагедию об
* Так люди оказались лишенными даже надежды на лучшую жизнь. См.: Мифологический словарь. М., 1992. С. 425. — Прим. пер.
89
Эдипе; Сократ (бывший учителем Платона); Платон (учитель Аристотеля) и сам Аристотель. Более всего о природе и функциях женщин рассуждали Платон и Аристотель. Подобно анд-роцентричным богословам иудейско-христианской традиции, Платон и Аристотель также воспринимали женщину как:
1) отклонение в худшую сторону от мужского стандарта;
2) подчиненное существо в семье, где главой является мужчина, а задачей женщины является воспроизводство законных наследников, воспитание детей и поддержание дома. (Кроме своей андроцентричности, эти взгляды имеют классовый характер: женщины-рабы даже не входили в категорию «женщины»).
В трудах Платона и Аристотеля совершенно отсутствует восприятие женщины как сексуальной соблазнительницы, способной подтолкнуть мужчину на совершение дьявольских поступков (как в случае Адама и Евы) или лишить его сил (как в случае Самсона и Далилы). Эта брешь в андроцентрической концепции женщины, возможно, связана с гомоэротизмом древнегреческой культуры. Для мужчин такого склада, как Платон или Аристотель, женщины не были центром эмоциональной жизни и объектами сексуального влечения. Таким образом, в данном случае женщина не воспринималась в контексте мужской сексуальности, несмотря на общую андроцен-трическую традицию.
Платон
Понимание Платоном женщины как существа, худшего по сравнению с мужчиной, четко прослеживается в его мифе о творении. Природа человека двояка; мужчины являются «высшей расой». Первоначально женщин на земле не существовало вообще — только одни мужчины, души которых предназначались определенным звездам.
Тот, кто прожил достойную жизнь, возвращается на свою звезду и пребывает благословенно и счастливо, в душевной гармонии. Но если ему не удается покинуть землю, во втором своем рождении он становится женщиной. А если, живя в женском облике, он не сможет противостоять дьяволу, наступает постепенное превращение его в бессловесную скотину как напоминание о том, что в него вселился дьявол. (Timaeus, 42).
Согласно этому мифу, женщина создана из мужчины — также как в Ветхом Завете. В данном случае, пожалуй, даже хуже: она произошла от тех мужчин, «которые были трусливы-
ми или жили неправедно» (90) во время своего первого жизненного цикла на земле. А из кого же тогда получались грубые низшие животные? Из тех, кто, став женщиной, оказались злобными и безнравственными. Выходит, по критериям доброты и ума женщина находится где-то в промежутке между мужчиной и животными.
Поскольку Платон, в основном, являлся социальным критиком и утопистом, большинство его работ посвящено описанию жизни в утопических городах-государствах двух типов («наилучшее» и «второе после наилучшего»). В наилучшем государстве все обобществлено. Высшее сословие попечителей коллективно управляет всей собственностью; не имея при этом особых личных интересов, оно в состоянии управлять городом в целом, ради всеобщего блага. Во втором городе-государстве собственность не является общественной. Платон изъял частную собственность из идеального государственного устройства, потому что, по его убеждениям, частная собственность приводит к своего рода одержимости обладанием, что ведет не только к «преувеличенной любви к себе» (Laws, V, 731), но и к политическому вырождению государства и правительства. Следуя этой логике, Платон изъял из идеального устройства также частное домашнее хозяйство, частную семью, детей и жен!
Как можно ожидать, подобная отмена традиционных форм жизненного уклада не может не привести к революционному переустройству общественной жизни в целом. Для создания наилучшего потомства мужчины и женщины из сословия попечителей, чья хорошая наследственность не вызывает сомнений, вступают во временные, но освященные союзы. Родители вновь произведенного потомства не допускаются к его воспитанию: дети сразу же после рождения отнимаются от матерей и получают общественный уход и воспитание. Ввиду этого ни одна женщина и ни один мужчина не знает, какому ребенку из детского коллектива он приходится родителем.
Как уже было отмечено, в восприятии женщины у древних греков отсутствовал один традиционной андроцентричный элемент: женщина как сексуальная соблазнительница. С отменой Платоном частной семьи, детей и жен оказался утраченным и еще один традиционный андроцентричный элемент — женщина как существо, подчиненное мужу — главе семейства. Однако эта вторая брешь никак не отразилось на отношении к женщине как к отклонению от мужского стандарта. Более того, эта брешь не оставила женщине никакой
иной роли или функции, кроме беременности и лактации, поскольку все остальные функции выполнялись мужчинами или рабами.
Необычный социальный контекст сказался и на необычности роли женщины в построениях Платона. Так, он считал, что в идеальном государстве женщины не только будут обладать самостоятельностью, но и станут играть ту же самую роль, что и мужчины-попечители. Платон весьма серьезно относился к содержанию мужских и женских ролей, настаивая на том, чтобы женщины принимали активное участие в армии, а мужчины — в коллективном воспитании детей.
Предвидя сомнения в возможности осуществления подобного проекта, Платон подробно объяснял, что как только женщина отходит от обычной частной роли жены своего мужа и получает то же самое образование и навыки, как и мужчина, она становится способной в полной мере выполнять те же функции, что и мужчина. Однако в целом женщины достигают менее выдающихся результатов, чем мужчины, потому что у мужчин «все способности и склонности развиты выше, чем у женщин». И, хотя «занятия у мужчин и женщин одни и те же, в любом деле женщина хуже мужчины» (Republic, V, 455). Естественно, подобные рассуждения мы уже слышали и не раз.
У Платона было существенное возражение против института частной собственности, однако он полагал, что группа людей будет иметь достаточно здравого смысла и добродетели, чтобы управлять собственностью сообща. Соответственно, институт частной собственности сохранил свое существование во «втором после наилучшего» государстве. Платон понимал, что институт частной собственности предполагает необходимость существования законных наследников, а существование законных наследников, в свою очередь, бесспорно, требует наличия не общих, а сугубо частных жен.
В контексте Платоновых предписаний об устройстве жизни во «втором после наилучшего» государстве мы, наконец, встречаем андроцентричный взгляд на женщину как на существо подчиненное, в семье с хозяином-мужем. Здесь женщины лишены не только основных гражданских и законных прав, включая право на собственность, право наследования и право давать показания в суде, но они отделены от мужчин женской половиной в доме, где и выполняют свои первейшие обязанности: следят за работой по дому, растят детей и ухаживают за младенцами. Более того, если
речь идет об образовании, то матери не надо учить детей чему-нибудь особо интеллектуальному, вроде грамоты. Образование детей — как фактически все публичные роли — закреплено за мужчинами.
Хотя на словах Платон предоставил женщинам право нести службу даже во «втором после наилучшего» государстве, фактически их положение личных жен, по сути, представляет особую категорию частной собственности. Он сам признал это, когда сказал: «женщины, дети и дома, а также все остальные вещи — [все еще] являются частной собственностью индивидуумов» (Laws, VII, 807). Согласно данной схеме, женщины, как и все другие виды собственности, включая слуг и детей, вполне законно могут быть удалены из родительского дома мужчинами-родственниками — то есть, у них нет права выбирать, за кого выйти замуж.
Платон, возможно, и не мог рассуждать о женщине как о личности с собственными правами, поскольку принадлежал культуре, в которой понятия частной собственности и частной семьи были разделены. Тем не менее, он был первым мужчиной-писателем в истории западного мира, кто всерьез задался вопросом о том, могут ли мужчины и женщины по своей природе быть настолько похожими, чтобы играть в обществе одинаковые роли. Уже за одно это достижение он заслуживает похвалы. Что же касается Аристотеля, то идею сходства мужчины и женщины он вообще не принимал во внимание6.
Аристотель
Поскольку Аристотель был, скорее, ученым, чем общественным критиком или утопистом, его больше занимало, «почему окружающий мир и его составные части таковы, каковы они есть», а вовсе не природа различий (Okin 1979, р. 73). Он отвечал на этот вопрос в телеологическом ключе. Росток клена стремится стать кленовым деревом — точно так же и все живое стремится на протяжении своего существования стать таким, как заложено в его природе. Вот как, например, он объяснял, почему женщины и рабы всегда будут отличаться друг от друга: «Природа... не скупится, подобно кузнецу, кующему дельфийский нож, чтобы тот прослужил подольше; она творит каждую вещь для одного предназначения; вот и каждый инструмент получается наилучшим тогда, когда он имеет одно предназначение, а не много» (Politics, I, 2, 1252b).
93
Это не значит, что каждый предмет, каждое творение нужно рассматривать изолированно от других. Мир, по Аристотелю, — единая структура, части которой образуют иерархию. Отсюда следует, что части единого целого — мира — взаимосвязаны в естественном порядке: одни выше, или значительнее, а другие — ниже, или не столь важны. Классификация на основе критерия «высшее — низшее» определена Аристотелем совершенно недвусмысленно: «И в мире природы, и в мире искусства низшее всегда существует ради лучшего или высшего; это лучшее или высшее всегда имеет логическое обоснование» (Politics, VII, 14, 1333а). Иначе говоря, существа, способные размышлять или здраво рассуждать, находятся на вершине иерархии; основное же назначение всего и всех остальных — помогать вышестоящим исполнять то, что им предназначено.
Для нас представляет интерес, где же в этой иерархии расположены женщины по отношению к мужчинам, и почему они находятся именно там. По Аристотелю, «мужчина таков, каков он есть, благодаря своим способностям, а женщина такова, какова она есть, по причине ее неспособности» (Generation of Animals, V, 1, 766а). То есть, «мы должны рассматривать женский характер как недоразвитый от природы» (Generation of Animals, IV, 6, 775а), как беспомощного или «искаженного» мужчину (11, 3, 737а); женские «рассуждения безосновательны» (Politics, I, 13, 1260а). Правда, женщина «естественно необходима», как и все творения, размножающиеся половым путем, но при оплодотворении в неблагоприятных условиях могут родиться и дети с уродствами, и другие «монстры». Поэтому она представляет собой один из тех случаев, когда «природа значительно отклоняется от типичного». В действительности, она — «первое отклонение» от типичного (Generation, IV, 3, 767b). И если подобную позицию нельзя квалифицировать как классический пример андроцентрично-го взгляда на женщину (отклонение в худшую сторону от мужского стандарта), тогда я не знаю, что еще может претендовать на эту роль.
Что следует из постулата о том, что женщина от природы — существо подчиненное и она существует в иерархии ради высшего по рангу? Если она кому-то служит, то главная цель ее жизни — всячески способствовать тому, чтобы жизнь ее мужчины была устроена наилучшим образом: наиболее разумно, взвешенно и организованно. По Аристотелю, в отличие от раба, основной функцией которого является прислуживать хозяину, женщина делает то же самое, но это
свойственно ей от природы — ухаживать за детьми, вести хозяйство. Домашнее хозяйство, разумеется, само по себе устроено иерархически: отец главенствует над сыном, хозяин — над рабом, муж — над женой.
Противоречивое наследие
Даже из краткого обсуждения наследия Платона и Аристотеля видно, что существовали два направления мысли, которые сами греки не считали противоречащими друг другу. Однако в более поздних культурах примирение этих взглядов вызвало определенные трудности. Первое направление касается иерархии, статуса и природных различий. Коллектив в данном случае естественно рассматривался как имеющий иерархическую структуру; в свою очередь, уровень доблести, присущий от природы каждому человеку, определял его статус в этой иерархии; низшие по статусу воспринимались как естественно служащие интересам вышестоящих. Второе направление предполагает рациональность, равенство и демократию. В этом случае рациональности и полемике — а не подчинению авторитету — придавалась высшая ценность; предполагалось, что все граждане политического сообщества принимают полное и равное участие в политическом процессе.
Древние греки считали естественную иерархию настолько само собой разумеющейся, что свои представления о демократии и равенстве они применяли исключительно к элитной верхушке своего общества. Спустя две тысячи лет, в эпоху Просвещения, индивидуум получил столь огромный приоритет над коллективом, что интеллектуальная элита (включая Томаса Гоббса, Рене Декарта и Джона Локка) придавала естественно сложившейся структуре коллектива меньшее значение. Гораздо большее значение придавалось тому обстоятельству, что индивидуум имеет определенные естественные и неотъемлемые права. Взращенный на почве Просвещения язык естественных прав приобрел настолько универсальный характер, что уже стало неприемлемо управлять людьми, не сообразуясь с их естественными правами. Тезис о том, что все индивиды от рождения равны по своей природе, одним теоретическим ударом полностью разрушил доводы древних греков о природе политического неравенства одних людей по сравнению с другими7.
Однако, несмотря на всю свою теоретическую чуждость языку естественных и неотъемлемых прав, древнегреческие взгляды на природную основу политического неравенства
>.
все-таки незаметно вкрались и в труды теоретиков Просвещения, и в конституции всех демократий в современном мире. Например, в Конституции США главное из политических прав — право голоса — не только не предоставлялось женщинам и неграм, но также и белым гражданам-мужчинам, не имевшим собственности.
Единственным теоретиком эпохи Просвещения, кто смог выйти за пределы древнегреческих взглядов, оправдывавших политическое неравенство природными различиями, был Жан Жак Руссо, со всей страстью выступавший против любых форм политического неравенства среди мужчин. Но Руссо никогда не пускал в ход свои пылкие доводы, если речь шла о субординации женщин. Хуже того, он считал, что, поскольку женщина может использовать свою сексуальную привлекательность для «упрочения своей империи и усиления пола, который должен повиноваться» (1755/1952, р. 346), мужчины должны подчинить себе женщин, сделать их покорными во всех других жизненных сферах, если они хотят сохранить равновесие сил. По сути, Руссо выступал против политического равенства женщин с мужчинами, воскрешая из далекого прошлого древнее иудейско-христианское восприятие женщины как дьявольской сексуальной соблазнительницы.
Как писал политический философ Арлен Саксонхаус, «напряженность, которую мы наблюдаем в большинстве современных дебатов о месте женщины в обществе, проистекает из конфликта между теоретическими рассуждениями поборников равноправия о либерализме», на котором «построена американская политическая система, и практикой патриархальной и половой дифференциации, из которой выросло наше общество» (1985, р. 6—7). Я надеюсь, теперь читателю ясно, что в Америке и акцент на рациональности и демократии, и андроцентричное вытеснение женщин из общественной сферы (что будет документально доказано ниже) также имеет, по крайней мере отчасти, древнегреческое происхождение.
В то время как два рассмотренных нами андроцентричных дискурса уходят своими корнями в очень далекое прошлое, следующий аспект андроцентричных рассуждений, к которому мы обратимся, появился менее ста лет назад. Несмотря на свое недавнее происхождение, этот третий дискурс настолько радикально изменил представления о человеческой природе в современной западной культуре, что его следует рассматривать как основную составляющую в картине современного Западного восприятия женщины.
%