Формирование личности как субъекта культуры

Культура мыслится как материальное и духовное воплощение менталитета, выступающего как незримое культурное предписание для коллективного субъекта, подчеркивает И. Г. Яковенко: «Ментальность покрывает собой огромную сферу “второй”, невидимой, но высоко значимой культуры»[120]. Будучи артефактом, идеальным продуктом коллективного субъекта культуры, менталитет приобретает качество коллективности, воплощая все социокультурные достижения. Менталитет вбирает в себя культуру как артефакт и вместе с тем находится в пространстве культуры в виде дилеммы между двумя видами бытия – социокультурного и национального.

Таким образом, перед нами вырисовывается следующее культурное пространство: человек – коллективный субъект – менталитет – культура – мир. И это и есть транскоммуникация, когда человек коммуницирует с Другими, с культурой, и с миром[121]. Психологическая система человека и коллективное сознание выступают как породитель и носитель менталитета, а культура – как воплощение его феноменов. Реализуясь в культуре, менталитет сам становится частью культуры. И именно в этом обращении менталитета заключено его существование как артефакта культуры.

В гуманистической концепции культуры Человек выступает как идеал – самозначащая ценность, носитель наивысшей ценности, который, тем самым, направляет свое поведение в различных сферах бытия и служит критерием оценки реальности в каждой из этих сфер. Такими возможностями этот идеал обладает потому, что является не абстрактным – обобщенным формулированием определенной ценности, а конкретным образом этого желанного будущего. Динамика культуры связана не только с формированием «человека нравственного», но и с развитием «человека социального», «гражданского человека» (В. Астафьев), тпредназначенного к участию в мировой жизни духа.

В работах К. Абульхановой, А. Брушлинского, С. Рубинштейна отмечается, что субъект обязательно характеризуется такими признаками, как активность, самостоятельность, самодетерминация и самосовершенствование. Субъектность понимается как способность реализации человеческой сущности в мире, с помощью которой человек проявляет и реализует себя и в пространстве своего внутреннего мира, и в пространстве окружения. Это человеческая подлинность, обнаруживающаяся в отношении к себе, другим людям и событиям, посредством которой субъект осуществляет преобразовательные изменения в себе и в окружающей его действительности. Кроме того, субъектность находится в едином онтологическом пространстве со свободой и ответственностью, иногда этот термин используют как синоним гражданской позиции. Субъект же – творец своего жизненного пути, обладающий высшим уровнем целостности, сознательности и автономности (независимости), способный к самодетерминации и занимающий активную деятельную и мировоззренческую позицию по отношению к себе и окружающему миру, позволяющую ему развиваться в процессе жизнедеятельности. Субъект предполагает определенную целостную позицию по отношению к себе и к миру, а личность – это социальная характеристика качеств человека, которые позволяют ему адаптироваться к обществу. Личность – коррелят соответствия определенному социальному эталону и в основном рассматривается через призму общественных отношений. В научной литературе обычно ей дается такое определение: личность – это субъект общественных отношений (определение указывает на то, что субъект – более широкая категория). «Конформист может являться личностью, но быть субъектом ему отказано»[122].

В целом, любой индивид наделён определённой степенью свободы, однако при реализации своих интересов должен учитывать интересы других индивидов – таких же членов общества, как и он. В этом заключается ограничение свободы индивида правом до определенной степени[123].

Сформировавшаяся недавно отрасль научного знания, названная «культурной психологией личности», изучает проблемное поле «личность – субъект – жизнь – культура», которое, оказываясь на волне научного поиска неизвестных потенциалов человека и их синтеза, намечает перспективу множества психологических инноваций[124]. При этом перспективным конструктом культурной психологии личности становится «европейская личность»:«В европейских обществах среди индивидов распространилось персональное сознание собственной уникальности и самоценности. Архетипически закрепились всеобщие стремления к самоуважению, самостоятельности и самореализации. <…> Понятие ”европейская личность” вбирает все существенные моменты персонализации культуры»[125].

В динамической концепции менталитета (Н. С. Розов) описано изменчивое разнообразие российских габитусов (термин П. Бурдье) – устойчивых комплексов ментальных компонентов с идентичностями и поведенческими стереотипами, характерными для разных индивидов, социальных групп и слоев. Как правило, социально значимые компоненты габитусов формируются в сензитивный период взросления (12-25 лет). Позднейшие существенные изменения (рефрейминги), как правило, связаны с личными кризисами и/или радикальным изменением социальной позиции и социального окружения.

В современном российском социуме Розов выделил пять габитусных гнезд: 1) гнездо отстраненных аутсайдеров: подданный, обыватель, внутренний эмигрант, равнодушный; 2) гнездо ловких инсайдеров: пользователь, пользователь-охранитель и пользователь-реформатор; 3) гнездо честных государственников: службист, службист-реформатор и службист-охранитель; 4) гнездо недовольных: реформатор-западник, радикал-западник и радикал-самобытник; 4) гнездо подвижников: подвижник, подвижник-западник и подвижник-самобытник[126]. У каждого габитуса свой набор этических и эстетических мировоззренческих характеристик, моделей идентичности.

В науках о человеке понятие идентичность имеет несколько определений и интерпретаций[127]. В частности, И. Кон предлагает психологическую структурную модель «Самости», в которой понятие идентичности имеет три главные модальности: 1. Психофизиологическая идентичность обозначает единство и преемственность физиологических и психических процессов и структуры организма. 2. Социальная идентичность обозначает систему свойств, благодаря которым особь становится социальным индивидом, членом определенного общества или группы. 3. Личная идентичность (или эго-идентичность) обозначает единство и преемственность жизнедеятельности, целей, мотивов, смысложизненных установок личности, осознающей себя как «самость». 4. Культурная идентичность – это самоощущения человека внутри конкретной культуры. Когда индивид приходит в мир, он «погружается» в определенную культурную «наследственность», которую усваивает от окружающих его людей. Ведущую роль играет при этом национально-этнический аспект, т.к. только через осознание «чужого», «другого» происходит формирование представлений о «своем». Это относится ко всем формам личной идентичности, но особенно ярко проявляется в формировании культурной (этнической) идентичности.

Нравственное развитие личности параллельно изучалось западными и советскими психологами, иногда с идеологизированной окраской. Но для решения проблем выживания человечества необходим интегративный подход, причем приоритетом системы непрерывного культурного образования должно являться самосозидание личности как высшая цель, а результат этого процесса – взрослая (зрелая) личность.

Понятие «взрослой (зрелой) личности» стало результатом философского анализа таких явлений, как массовый человек (X. Ортега-и-Гассет), бегство от свободы, социальный и индивидуальный характер (Э. Фромм), экзистенциальный вакуум, смысл жизни (В. Франкл). Психологическое определение понятия взрослости не тождественно понятиям социальной или юридической зрелости, а также сталкивается с трудностями в определении нормы развития в связи с действием культурных факторов и общей инфантилизацией современного населения.

С взрослостью связаны следующие личностные характеристики: а) умение брать на себя ответственность; б) стремление к власти и организаторские способности; в) способность к эмоциональной и интеллектуальной поддержке других; г) уверенность в себе и целеустремленность; д) склонность к философским обобщениям; д) защита системы собственных принципов и жизненных ценностей; е) способность сопротивляться проблемам реальности с помощью развитой воли; ж) формирование индивидуального жизненного стиля; з) стремление оказывать влияние на мир и «отдавать» индивидуальный опыт молодому поколению; и) реализм, трезвость в оценках и чувство «деланности» жизни; к) стабилизация системы социальных ролей и др.[128].

Разделяя взрослость как уровень сформированности личности и биологическую взрослость как возраст, исследователь В. И. Ковалев выделил ряд типов: 1) стихийно-обыденный тип: личность находится в зависимости от событий и обстоятельств жизни; поведение такого человека ситуативно, безынициативно, фрагментарно; 2) функционально-действенный тип: личность активно организует течение событий, направляет их ход, своевременно включается в них, добиваясь эффективности; но инициатива охватывает только отдельные периоды течения событий, а не их объективные или субъективные последствия; 3) созерцательно-пролонгированный тип: личность пассивно относится к бегущему времени своей жизни, у нее отсутствует четкая организация времени жизни; 4) созидательно-преобразующий тип: личность пролонгированно осуществляет организацию времени, связывая его со смыслом жизни, с решением общественных проблем, творчески овладевает временем.[129]

Именно созидательно-преобразующий тип личности есть результат саморазвития и самоактуализации, т.е. стремления человека к возможно более полному выявлению и развитию своих личностных возможностей. А. Маслоу представил этот процесс как последовательное удовлетворение потребностей, высшей точкой которых являются ее духовные общечеловеческие потребности в самовыражении. Поведение такого человека отличается спонтанностью, автономностью, творческим подходом и демократизмом[130]. Самоактуализация происходит на основе оппозиции уступчивость – самоутверждение. В исследованиях американских ученых во главе с Г. Барри дана оценка практики воспитания в 104 культурах, согласно которым все культуры можно проранжировать от ориентированных на воспитание исключительной уступчивости до ориентированных на воспитание стремления к самоутверждению: охотники и собиратели были ориентированы на воспитание у детей самостоятельности и независимости, а скотоводы и земледельцы – ответственности и послушания[131]. Эта связь сохранилась и при использовании для анализа глобального измерения социализации (самоутверждения-уступчивости).

Человек входит в культуру благодаря социализации и инкультурации – процессам, обеспечивающим целостность и сохранение общества. Если социализацией называется процесс усвоения человеческим индивидом определенных знаний, норм и ценностей, необходимых для жизни в качестве полноправного члена общества, то инкультурация (enculturation) – продолжающийся всю жизнь процесс усвоения традиций, обычаев, ценностей и норм родной культуры; изучение и передача культуры от одного поколения к другим (термин введен Херсковицем в работе «Человек и его работа. Наука культурной антропологии» 1948). Результатом социализации является обретение способности изменяться, результатом же инкультурации – качественные особенности изменений; конечный результат социализации – личность, а инкультурации – интеллигент, воплощающий совокупность приобретенных культурных норм..

Таким образом, идентичность – концепт сложный и амбивалентный, т.к. сочетает в себе идею стабильности, идею специфичности, идею подобия/различия. Адаптация данного концепта к существованию индивидов проходит в контексте становления нововременной концепции субъективности, где человеческое Я определяется конфигурацией трансцендентального и эмпирического субъектов (феномен «треснувшего Я»)[132].

Согласно концепции мозаичной идентичности, современный индивид, являясь пленником социальной структуры, волей-неволей имеет множество идентичностей, подчас взаимопересекающихся: корпоративную, социальную, религиозную, этническую, национальную, государственную; имеет большой опыт взаимодействия с различными культурными идентичностями и толерантности к чужому[133]. Более того, отдавая дань какому-либо фрагменту своей мозаичной идентичности, разные люди могут найти точки для соприкосновения. При этих условиях формируется «переходная личность» – маргинальная личность, т.е. изолированный, одинокий и беззащитный человек, вырванный с корнями из привычной среды и тщетно ищущий почву, чтобы укорениться в иной, далеко не эквивалентной среде. Будучи изначально продуктом миграции населения, человек определенной культуры вынужден осваивать иные, чуждые ему культурные ценности, социальные роли, образ жизни.[134] Для преодоления культурной деформации как возможного результата действия мозаичной идентичности, кризиса идентичности, важно использовать потенциал институционального образования в формировании «Самости личности» как персонального субъекта культуры и диалогизма личности как части коллективного субъекта культуры.

Способом преодоления цикличности неконтролируемых культурных кризисов выступает этическая рефлексия (от лат. reflexio – обращение назад) – самопознание субъектом внутренних психических актов, внутренних состояний, переживаний в процессе взаимодействия с «другими» и в ходе последующей их оценки. Это и деятельность сознания по исследованию своих действий, мотивов и их рациональной и эмоциональной оценки[135]. Цель этической рефлексии заключается в преодолении критических состояний репрезентации культуры, т.е ситуаций моральной дилеммы, представляющих собой проблемную ситуацию, выход из которой предполагает лишь два взаимоисключающих решения, причем оба эти решения не являются безупречными с моральной точки зрения. В этике ведется полемика о природе моральных дилемм, а именно – являются ли они следствием непоследовательности моральной теории или же выражают существенную особенность (амбивалентность) моральной жизни. Прикладное значение этических принципов в праве, науке, искусстве, религии, повседневности, политике и других феноменах человеческой деятельности определяется рефлексивно, в соответствии с пониманием философского разума как собственного мышления[136].

Рефлексия – это реакция разума на его собственную ошибку, и, одновременно, попытка исправления, корректировки этой ошибки в возобновляющемся творческом усилии культурного созидания. Следовательно, преодоление спадов и кризисов в культуре невозможно без обращения к этической рефлексии, посредством которой осуществляется осмысление феномена культуры в свете философского понятия «этоса» человека. Сформированная способность к этической рефлексии не только признак нравственно зрелой личности, но и механизм создания этикоориентированной ценностно-смысловой картины мира личности как сложной саморазвивающейся системы.

Но стремление к самосовершенствованию рождается из осознания собственного несовершенства – к этому логически парадоксальному выводу этики человеческая мысль пришла давно[137]. Духовное пробуждение и стремление к духовному стяжанию вырастают из духовного страдания. На феномен страдание можно смотреть по-разному: 1)«Страдания – это побуждения к действию» (И. Кант); 2) «Долгие и великие страдания воспитывают в человеке тирана (Ф. Ницше); 3) Страдание – физическая или нравственная боль, мучение[138]. С нравственной точки зрения, вопреки любым страданиям и испытаниям следует «не малодушничать, не чинить несправедливости, тем более оправдывая ее своими страданиями, не потакать своим страстям, не поддаваться искушениям и сохранять личное достоинство. В этой стойкости и самообладании духа и обнаружится совершенство человека. Личность начинает свой путь к совершенству, отталкиваясь от собственного несовершенства, отказываясь от себя-несовершенного»[139].

От страдания следует различать жертвенность – отказ от чего-либо во имя чего-либо, рефлексивную сторону долга, патриотическое устремление, принципиально отличющееся от фанатизма (революционного, религиозного), так как Человек отвергает наличное в себе ради желанного и/или требуемого Возвышенного. В этом присутствуют и аскеза, и смирение, иногда доходящие до самоуничижения. В русской культуре их традиционно связывали с православием, но опыт строительства советского социалистического государства по-новому раскыл этот феномен: аскеза и долготерпение сопровождали созидательный процесс во имя идеи (даже заблуждения) на основе искренной веры в нее (достаточно вспомнить воспетую в произведениях соцреализма романтику строителей коммунизма).

Для взрослеющей личности значимо морально-психологическое экспериментирование: «самоиспытание» необычных морально-психических состояний и самоидентификаций человека как общности («умом Россию не понять»), намеренная антиномия сниженности и возвышенности социально-культурных практик: с одной стороны, «страна рабов, стана господ», «вся Россия – палата №6», «страна непуганых идиотов», с другой – «третий Рим», «великодержавность», «мы за ценой не постоим». Мы наблюдаем, что современным молодым людям иногда нужны очень сильные раздражители для формирования готовности к рефлексии, к духовному катарсису. Таким может быть, например, формирование идеи «служения» делу, Отечеству, которая транслируется через поколения а) в прецедентных высказываниях – «есть такая профессия – Родину защищать» (фильм «Офицеры»), б) в романтических грустно-иронических произведениях, в частности, стихотворении Г. Шпаликова «Ах, утону я в Северной Двине» («Страна не зарыдает обо мне, но обо мне товарищи заплачут») или в трагических, в частности, стихотворении А. Вертинского:

(…)Но никто не додумался просто стать на колени

И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране

Даже светлые подвиги – это только ступени

В бесконечные пропасти к недоступной весне!

Я не знаю, зачем и кому это нужно,

Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,

Только так беспощадно, так зло и ненужно

Опустили их в вечный покой.

Новые смыслы прочитываются нашими молодыми современниками в скорбном стихотворении М. Светлова «Звезды девятнадцатого года»:

Ночь стоит у взорванного моста.

Конница запуталась во мгле.

Парень, презирающий удобства,

Умирает на сырой земле.

(…)Юношу стального поколенья

Похоронят посреди дорог,

Чтоб в Москве еще живущий Ленин

На него рассчитывать не мог.

Топос «жертвенного служения» на основе стихотворения М. Светлова вызывает непривычные для старшего поколения размышления молодого автора под ником petrus: «Услышанная случайно песня долго не давала покоя. Первоначальное ощущение идиотии совкового пафоса и бессмысленного треска идеологической пропаганды сменило иное – завораживающее чувство щемящей лиричной патетики. Что это? Горькая сатира или автопародия, а может скрытая антисоветчина? Стало ясно, что в песне есть тайна. Возникла мучительная потребность раскрыть эту загадку – задача непростая, если кроме текста других подсказок нет (…) Бесславное захоронение представителя “стального поколенья” не пойми где – “посреди дорог”; для юноши оборачивается свободой – на него больше не рассчитывают; правда, он уже больше и никому не нужен, он отработанный материал – пустой шлак, из которого выплавили сталь»[140].

Требование смирения в страдании и жертвенности удерживает человека от произвола и от попыток самому сотворить для себя идеал по пути к совершенству. «И чем более продвигается человек по этому пути, чем более высокие цели он ставит перед собой, тем тяжелее дается ему этот путь, тем более осознает он собственное несовершенство. И в этом заключается еще один парадокс самосовершенствования»[141].

Напомним, что этические концепты как основные дискурсивные единицы представления этического знания есть смысловые единицы, которые, с одной стороны, отражают культурное наследие общества и обладают высоким уровнем актуализации ценностного элемента, а с другой – содержат социо-оценочный компонент и имеют прагматическую направленность[142]. Этические концепты характеризуются сложной структурной организацией, основа которой – фрейм как конструкт, рамка смыслового объема концепта. Фреймовый анализ структуры концептов позволяет выделить два подвида этических концептов, бытующих в публицистическом дискурсе – концепты с базовой этической семантикой и концепты с контекстуальной этической семантикой. Данные концепты как репрезентаторы этической составляющей формируют этическое поле художественно-дискурсивной публицистической формации. Например, концепты с базовой этической семантикой «долг» и «совесть» составляют основу этического знания в российском менталитете, на них базируются все моральные кодексы, постулирующие правила поведения человека в обществе. Концепт «обман» широко распространен в русской языковой картина мира как «смысловой дериват» (синоним) концепта «ложь», составляющий оппозицию с концептом «правда»[143]. Нами создана инвариантная модель этической субконцептосферы личности как субъекта культуры (Таблица 5):

Таблица 5. Инвариантная модель этической субконцептосферы личности

«Социальная личность»	«Гражданская личность»	«Персональная личность»
Свобода – Право – Безопасность – Ответственность
Гуманность	Патетичность	Совесть
Честь	Гражданское самосознание	Нравственное самосознание
Социальная активность	Гражданская активность	Этическая рефлексия
Уважение прав и свобод	Законопослушание	Самоуважение и чувство собственного достоинства
Просветительство	Долг	Трудолюбие
Служение	Жертвенность	Милосердие и сострадание
Диалогизм	Плюралистичность	Справедливость
Коллективизм	Гражданственность	Скромность
Толерантность	Политкорректность	Терпение и терпеливость
Соборность	Патриотизм	Духовность

Этическая рефлексия в течение жизни – сложный акт автокоммуникации, архитектонический диалог нравственной жизни человека, средство межкультурной трансмиссии во внутреннем «Я»: вертикальное (в глобальном времени и пространстве) и горизонтальное (в локальном времени и пространстве). На одном полюсе могут быть – нацеленность на карьеру, на творческое, преобразующее выстраивание «я-стратегии» на основе непрерывного самообразования, саморазвития и самореализации в течение всей жизни («быть последним в Риме или первым в деревне», « сержанту иметь маршальский жезл в ранце»). На другом – поиск «теплого места», «хлебного места» как адаптивное выстраивание «малого мира» по крестьянской модели («каждый сверчок – знай свой вершок»), на основе традиционного патриархального мышления, или патерналистского («вот приедет барин, барин нас рассудит»).

Совершающийся на личностном уровне культуротворческий процесс означает проникновение культурных форм и ценностей во внутренний мир личности, переход культурной деятельности в персонализированное производство культуры, передачу культурного опыта на путях творческих взаимовлияний личностей, самоформирование личности, основанное на ответственном самостоятельном разрешении этических коллизий, возвышающем личность не только этически, но и эстетически.

Представленная в конце 90-х годов ХХ века Е. В. Бондаревской концепция воспитания ребенка как человека культуры центральным ориентиром являет образ культуры XXI века, которому должен соответствовать человек культуры. Этот образ видится автору как мировой интеграционный процесс, в котором исключены межнациональные, межконфессиональные конфликты и происходит смешение этносов, этнических культур, но в то же время обострено стремление каждого этноса, нации сохранить свою идентичность, свои национальные ценности. При этом человек культуры мыслится как средоточие меры творчества и адаптации. [144]

Согласившись в целом с позицией автора концепции, мы уточним значимые для нашей концепции качества личности: человек культуры – это свободная личность, способная к самоопределению и самосозиданию в мире культуры; гуманная, нравственная, духовная личность; это социально активная (гражданственная) и диалогичная личность. Человек как субъект культуры, созидающий новые формы жизнедеятельности, несводимые полностью ни к прошлому природному, ни к прошлому надприродному, не просто активен, но конструктивно активен. Индивидуальный носитель культуры – личность, целый мир со своими тайнами, открытиями и проблемами, проектами, высший субъект культуры, которому характерно желание самому быть участником (создателем и пользователем) нового и себя-нового.

Задание. Прочтите текст; согласны / не согласны с позицией автора, почему?

«Чем отличается типичный россиянин от типичного представителя европейской (которая складывалась, прежде всего, как западноевропейская) культуры? На мой взгляд, есть три наиболее существенных отличия:

Первое: законопослушность – в западноевропейской культуре, и правовой нигилизм – у нас. Наплевательское отношение к закону – сугубо российская черта. Не приходилось слышать у других народов аналога нашего: «Закон что дышло…» – или более современного: «Закон как телеграфный столб – перешагнуть нельзя, а обойти можно».

Второе: умение нести ответственность за себя – в западноевропейской культуре, и упование во всём на государство – у нас. Жители Европы рассчитывают прежде всего на свои силы и в случае неудач не ругают государство, а предпринимают новые попытки добиться успеха. (Разумеется, кроме тех случаев, когда они нуждаются в социальной поддержке.) Россияне исстари привыкли полагаться на государство, сохранению чего активно способствует и нынешняя власть. Неудивительно, что ответственность за отсутствие личных достижений у нас, как правило, перекладывается на государство. Высокая степень этатизма в российском обществе, конечно же, признак остатков традиционного общества.

Третье: уважение к личности и, соответственно, самоуважение в западноевропейской культуре и обратная ситуация у нас. В российской истории никогда не было уважения к человеческой личности. Нынешняя ситуация ничего в этом не изменила. Соответственно, нет и самоуважения. Это проявляется в рабской психологии. Александр II отменил рабство в 1861 году, но психология осталась <…>

Есть, конечно, в современном российском обществе люди, по-настоящему представляющие европейскую культуру. Но доля их относительно невелика. По разным опросам, она может оцениваться от 12  до 17 и даже 19%, хотя всё это косвенные данные.

Россиянам необходимо как можно скорее становиться европейцами. Чтобы заставить власть считаться с собой. Чтобы государство повернулось, наконец, к человеку. Чтобы из подданных превратиться в граждан. Чтобы жить с самоуважением. <…>

Но опасно ли нам становиться настоящими европейцами? Не лишимся ли мы своей «самости»? Разумеется, нет. Англичане, французы, немцы, датчане, шведы – европейцы. Но при этом они остаются англичанами, французами, немцами, датчанами, шведами. То есть принадлежность к европейской цивилизации не уничтожает национальных особенностей. Если только не считать таковыми пренебрежение к закону, неумение нести ответственность за себя, отсутствие самоуважения»[145].

Контрольные вопросы:

1. Разграничьте понятия «человек культуры» и «субъект культуры».

2. Назовите базовые концепты, характеризующие зрелую (взрослую) личность.

3. Что такое этическая рефлексия?

7. Этическое содержание ценностной картины мира субъектов культуры

Для понимания содержания гуманитарного образования следует определить, какие этические ценности важны для современного человека как субъекта культуры.

В современной науке сложились различные подходы к классификации ценностей: философский (ценности жизни и культуры – В. Тугаринов; удовольствия, жизненные, нравственные, эстетические, познания – Н. Гартман; ценности творчества, переживания, отношения – В. Франкл и др.); психологический (интеллектуальные, личностные, семейные – И. Котова, Г. Дмитриев, Е. Шиянов и др.); педагогический (творчество, нравственные, эстетические, гуманистические – Е. Бондаревская, И. Захарченко, Т. Комарова, В. Фоменко, Р. Чумичева и др.). Разнообразие трактовок понятия «ценность» обусловлено различиями в решении проблемы соотношения объективного и субъективного, материального и идеального, должного и сущего, что порождает многообразие подходов и направлений интерпретации понятия «ценность».

Наибольший интерес представляют работы, авторы которых признают в качестве ценностей некие феномены, относящиеся к идеальному бытию, трансцендентному миру. Такая позиция наиболее ярко выражена, на наш взгляд, в ценностных теориях И. Канта, Н. Лосского, Г. Риккерта. Однако утверждение о существовании объективных ценностей, принадлежащих идеальному бытию, указывает на наличие неких постоянных неизменных абсолютных принципов, имеющих универсальный характер, исходящих из императива долженствования.

В частности, ценность есть нечто всепроникающее,утверждал Н. О. Лосский,определяющее смысл и всего мира в целом, и каждой личности, и каждого события, и каждого поступка. Всякое малейшее изменение, вносимое в мир каким бы то ни было деятелем, имеет ценностную сторону и предпринимается не иначе как на основе каких-либо ценностных моментов и ради них. Все сущее или могущее быть и вообще как-либо принадлежать к составу мира таково, что оно не только есть, но еще и содержит в себе оправдание или осуждение своего бытия: обо всем можно сказать, что оно хорошо или дурно, что должно или не должно, следует или не следует, чтобы оно было, что оно существует по праву или против права (в неюридическом смысле этого слова)[146]. Н. О. Лосский предпринял попытку построить ценностную модель на основании теистического персонализма, отстаивая понимание Бога как высшей «самоценности» (совпадение бытия и ценности), являющейся источником всего тварного ценностного мира.

Нетеистический аксиологический персонализм развивался М. М. Бахтиным, который видел в многообразии индивидов множество «неповторимо ценных личных миров», настаивая и на том, что между ними не может возникнуть противоречия, но скорее «диалог».

Другое направление представлено исследованиями, в которых ценности рассматриваются в качестве феноменов, относящихся к надсубъективной реальности. Такой подход к ценностям прослеживается в работах М. Вебера, А. Тойнби, П. Сорокина и др. Понимание ценностей как социальных норм или регуляторов поведения акцентирует их надличностный характер, между тем ценности – это, преимущественным образом, духовная интенция, это внутренний, эмоционально-освоенный ориентир деятельности человека.

Таким образом, анализ даже некоторых концепций убеждает, что формулировка конкретного определения феномена «ценность» и, соответственно, выявление единых философско-методологических принципов построения теории ценностей, выработка единого критерия типологизации различных видов ценностей невозможна.

Одним из первых, кто предпринял попытку деления ценностей на классы, является Н. Гартман, предложивший следующие типы ценностей: ценности удовольствия, целесообразности, красоты, нравственности, религиозные ценности. Наиболее типичным для отечественных аксиологов (О. Дробницкого, В. Тугаринова, C. Рубинштейна и др.) является деление ценностей на материальные и духовные.

Объединяющим моментом научных трудов, посвященных ценностным основаниям духовной жизни общества, становится восприятие «духовности» как возможности выйти за пределы узкоэгоистического бытия в служении общему социальному благу. Духовные ценности утверждаются как неотъемлемая составляющая менталитета нации.

Функции ценностей культуры, социально одобряемых и разделяемых большинством людей, весьма разнообразны: они являются и императивом, и ориентиром (этическим, эстетическим) в жизни как отдельного человека, так и целых поколений людей; выступают как механизм социального контроля и регуляции, а потому необходимы для поддержания социально-культурного равновесия в обществе; обеспечивают преемственность в развитии общества и непрерывность в развитии культуры.

В теории социально-культурной динамики, предложенной П. Сорокиным главным классификационным признаком социокультурных суперсистем названо мировоззрение, базирующееся на трех базовых ценностях (Вера, Разум, Красота) и соответствующих им трех формах познания истины – духовной (интуитивной), рациональной (идеалистической) и чувственной[147]. Важно отметить, что, исследовав влияние социальных потрясений на поведение личности, П. Сорокин выдвинул «принцип поляризации», согласно которому тенденция к моральной индифферентности и рутинному поведению усиливается в периоды обострения общественных кризисов, когда большинство ищет гедонистическое удовлетворение, в то время как меньшинство ориентировано на альтруистическую, религиозную, духовную активность. Когда проходит социальное потрясение, поведение возвращается к прежнему «нормальному» распределению.

Многие исследователи признают, что отсутствие готовых способов трансляции ценностей культуры, необходимость поиска, создание новых способов связи поколений и разных культур – обстоятельство, с одной стороны, стрессовое, с другой – творческое, развивающее. Развитие культуры в современной России во многом определяется изменениями социально-экономических отношений, переоценкой и частичной девальвацией духовных ценностей общества и, как следствие, возникновением угрозы «разрыва» процесса передачи духовной культуры от старших поколений к младшим. Тотальная ориентация на бизнес может привести к изменению личностных установок в сторону ожесточения и усиления агрессивного и меркантильного начала, что является признаками отчуждения в культуре. Качественная трансформация ценностей выражается в изменении смыслового контекста нравственных ценностей, заключается в тенденциях двойной морали для «своих» и «чужих». Например, в советские годы филологи отмечали следующие языковые казусы: «у них – война, у нас – борьба за мир; у них интервенты, у нас – воины-интернационалисты; наши – разведчики, их – шпионы»[148]. Сущностные характеристики «двойных стандартов» – непоследовательность, лицемерность.

Обладая двойственной природой, «двойные стандарты» возникают как неосознанно, так и осознанно. «Двойной стандарт» – это принципиальная вариативность подходов к оценке одних и тех же, либо аналогичных событий и явлений, обусловленная неосознанными субъективными причинами или осознаваемыми мотивами, чаще корыстного характера. В первом случае причиной «двойного подхода» к людям, явлениям, событиям является врожденная субъективность человеческого восприятия, субъективные сравнения относительного характера, а также действие подсознательной базовой установки «свой-чужой», которая разделяет людей в обществе на группы, формируя «двойные стандарты» в отношениях, при безусловном наличии пристрастий в пользу себя и группы «свои». Осознанное применение «двойного подхода» возникает в результате стремления субъекта или группы субъектов к получению какой-либо выгоды; черты, свойственные осознанной практике «двойных стандартов»: прагматизм, циничность, аморальность. Феномен «двойные стандарты» затрагивает существование диалектических