Психотерапия и политическое мировоззрение

Для своего выступления я избрал тему «Психотерапия и политическое мировоззрение».

Думаю, вполне ясно, что мое выступление будет носить политический характер, поскольку я и стою перед вами в форме политического солдата-штурмовика.

Связь между психотерапией и политикой может показаться многим из вас странной, в особенности тем, кто прибыл на этот конгресс из-за рубежа. Упоминание такой связи может показаться даже тактическим приемом.

У вас может создаться мнение, что обращение к политике на международном конгрессе, в работе которого участвует много иностранцев, преследует цель завоевания симпатий к нашему новому государству. Немецкие же участники могут воспринять такое обращение к политике как выполнение директивы, нацеленной на действия.

Я буду очень рад, если мое выступление поможет иностранным представителям лучше понять, что же происходит в Германии. Однако мои слова обращены не только к иностранцам, да и носят они специальный характер. Я не хочу никого ни в чем убеждать...

Даже односторонние и тенденциозные данные о результатах научных исследований в области медицины не позволяют сделать вывод о том, что такое явление, как человеческая душа, не существует.

Эти исследователи стараются не определять своей позиции в отношении этого феномена, заявляя, что он не представляет для них большого интереса, так как не соответствует их воображению, уровню знаний и задачам исследования, или же что физическая жизнь лишь на первый взгляд отличается от физических процессов. Этим они хотят сказать, что если в результате определенных химических воздействий можно добиться изменения цвета, то подобные процессы можно наблюдать и в психической жизни людей. И что только из-за несовершенства методов химико-физических исследований на сегодняшний день мы не можем пока представить чувства в виде некой химической формулы.

Для нас же вполне очевидно — и это не требует дальнейших доказательств, — что такая концепция психической жизни даже не предположительна, сугубо не научна, а только выражает точку зрения материалистической философии.

Для нас вместе с тем ясно, что даже самые современные методы физико-химических исследований, примененные к живому мозгу, смогут зарегистрировать лишь химические и физические процессы, но не отразят ни мыслей, ни чувств.

Точно так же мы отвергаем и близнеца материализма — идеализм, который, наоборот, считает сущностью всего только невещественное, нематериальное, но не может обнаружить ни малейших следов субстрата даже при бескомпромиссном анализе мысли и чувств.

Фрейд не усматривал химических процессов в душевных болезнях. Определяя их, он ограничивался психологическими методами, считая химию еще мало изученной. Тем не менее в одном из своих выступлений он сказал, что все результаты психологических исследований можно рассматривать как предварительные, поскольку они со временем будут, предположительно, заменены химическими формулами.

Таким образом, он занял недвусмысленную позицию в пользу материалистического мировоззрения, оставив духовную сферу в стороне. Согласно этому мнению мы, хотя и не достигли необходимого уровня, сможем в один прекрасный день воздействовать на психические болезни простыми, специально подобранными внутривенными инъекциями.

В своей предпосылке научный материализм считает возможным рассматривать психотерапию как самостоятельную науку, о чем Фрейд, по всей видимости, не знал. Психоанализ же Фрейда был, по сути дела, попыткой внедрить физико-химические методы в исследование психической жизни человека.

Мы не будем здесь дискутировать о ценности физики и химии. Не станем мы также утверждать, что в будущем все будет зависеть целиком и полностью только от идеологии...

Я не отрицаю существования особой патологии и специальной терапии при лечении неврозов. Думаю, что нам не стоит сейчас дискутировать о ценности отдельных тезисов Фрейда по психоанализу, сформулированных им на основе квазинаучных наблюдений за психическим состоянием некоторых людей.

Философская критика направлена лишь на интерпретацию результатов таких исследований. Мы же не будем выступать против, скажем, астрономии в целом, а только против тех астрономов, которые станут использовать астрономическую науку в качестве орудия для поддержки коммунистических антирелигиозных воззрений.

Или возьмем пример из области медицины. Гений и умственно отсталый человек могут одновременно простудиться и заболеть. При общности заболевания это все же разные люди, и одного нельзя путать с другим, Поэтому мы исходим из мерок, не имеющих прямого отношения к простуде. Другими словами, в психоанализе Фрейда отсутствует система ценностей.

Возвращаясь к примеру общего простудного заболевания, можно отметить следующее: казуистические и иные показатели заболевания, этиологически полученные психоаналитиком, могут быть корректными. И все же точного критерия оценки заболевшего человека не будет...

Научный материализм психоанализа Фрейда тесно примыкает к экономическому материализму марксизма.

Специфическая концепция национал-социализма по вопросам чувств и характера людей чужда им обоим, как и концепция национальной общности.

Что же касается материализма, то он тесно связан с индивидуализмом.

Политическое выражение индивидуализма — эгоизм. Материализм — не что иное, как мировоззрение эгоизма. Даже материализм не может ничему научить необузданного эгоиста. Ведь каждый индивидуум существует в ряду других индивидуумов. У этого факта есть только одно следствие — появление так называемого «разумного эгоизма», ставшего более умеренным с учетом эгоизма других.

Последователь Фрейда, некий Адлер, разработал так называемую индивидуальную психологию. Это была религия социал-демократического германского государства, хотя она до 1933 года и встречала определенный отпор со стороны марксистов.

Преданность, честь, любовь, товарищество и в еще большей степени такие слова, как героизм, народность, отечество, имеющие философской смысл и даже выступающие как политические факторы, не отражены в материализме, для них просто не оказалось в нем места.

Материалисты, эти эгоистичные индивидуалисты, считают людей, готовых пожертвовать собой за идею, глупцами и даже патологическими личностями. Предположив, что убежденный эгоист достиг своей философской цели, своего субъективного благополучия, удовлетворения собственного эгоизма, мы убедимся в неизбежности его фиаско. Это даже не требует резких критических высказываний в духе Шопенгауэра: ведь в этом мире все может найти удовлетворение, кроме эгоистических устремлений.

Фрейд говорит о верховенстве принципа удовольствия, но не может назвать систему ценностей, необходимую для оценки эгоистических действий. Такая система может быть только выражением мировоззрения, которого у таких индивидуумов нет и быть не может.

Психотерапия имеет ярко выраженную индивидуалистическую ориентированность, что особенно заметно при рассмотрении взаимоотношений индивида и общества. Мы рассматриваем концепцию индивидуализма как заведомо ложную, поскольку она отражает то, что мы называем либерализмом.

Концепция индивидуализма не является концепцией личности, она служит делу отрицания и фальсификации биологических данных, не каких-то «метафизических», но чисто биологических, касающихся всего немецкого народа.

Будучи наследниками эпохи индивидуализма, мы многое знаем об индивидуальных условиях душевных заболеваний. Но до Адольфа Гитлера мы мало слышали об основных условиях душевного здоровья.

Если вы меня спросите, какая же существует связь между психотерапией и национал-социализмом, то я отвечу, что душевное здоровье народа — один из основных вопросов, которыми занимается национал-социализм. Свои первые шаги в качестве государственного деятеля Адольф Гитлер делал не только в чисто экономической области.

Он не обещал своим первым последователям, а впоследствии и всему немецкому народу «больших заработков при меньшей работе», как обычно поступают марксистские демагоги. Он ничего не обещал. Он поступил беспрецедентно в психологическом плане, обещая, а не требуя.

Он потребовал от каждого индивидуума готовности принять участие в предстоящих мероприятиях. Тем самым он открыл источники, пополнявшие прежде душевное здоровье и начавшие уже пересыхать. С пришествием Адольфа Гитлера народность и отечество, дисциплина, верность и честь вновь обрели биологическую ценность в Германии...

Понятие «душевная болезнь» требует, эмпирически говоря, более точного разъяснения. Многие люди знают или думают, что знают, значение этих слов. Душевно болен тот, кто постоянно допускает бессмысленные, нелогичные поступки и высказывания, а также тот, кто поступает эмоционально и, как ему самому кажется, логично, чего, однако, никто не понимает. Неспециалисты и профаны обычно включают в их число и тех людей, которые думают и действуют вроде бы логично, но на уровне маленьких детей, хотя по физическому развитию и возрасту таковыми уже не являются. Возникает вопрос, правомерно ли традиционное определение душевных болезней в связи с подобными случаями. Вряд ли целесообразно называть их даже «душевно больными людьми со слабо выраженными симптомами». Интеллектуальные способности таких пациентов по сравнению со здоровыми людьми, ведущими одинаковый с ними образ жизни, чаще всего даже выше.

Душа определяет бытие каждого человека, не являясь, однако, материальной сущностью. Поэтому душевное заболевание отражается на всем организме. Линия демаркации между психопатами (умалишенными) и людьми с психоневрологическими (душевными) заболеваниями может быть проведена только при внимательном и всестороннем обследовании этих больных.

«Здоровье души», «болезнь души» и «помешательство» являются, таким образом, терминами, определяющими «градации умственных способностей одних людей по сравнению с другими».

Поэтому концепция душевных болезней, выдвинутая немецкой психотерапией, ориентирована на то, что человек является членом сообщества. В то же время само сообщество должно пониматься как специфически национал-социалистское или немецкое явление с присущими ему психическими процессами. Какая-нибудь ассоциация биржевых маклеров нам не подходит.

Немецкая психотерапевтическая концепция несет на себе «политическую» нагрузку, отражая национал-социалистское мировоззрение.

Термин «родство», или «взаимосвязь», подразумевает связь с явлением, отличающимся экстраперсональным и надперсональным характером.

Подобно любой другой болезни, душевная болезнь может восприниматься как ухудшение состояния здоровья. Как и при других заболеваниях, душевная болезнь часто связана с наследственностью, но может наступать и вследствие травм. И в том и в другом случаях существуют различия в интенсивности болезни, что имеет место и при других, чисто физических заболеваниях. Слабоумные, помешанные и конституциональные психопаты могут быть отнесены к числу людей с наследственным душевным заболеванием.

При наблюдении за такими пациентами обычно не было принято устанавливать взаимосвязь между их общим психическим состоянием и степенью заболевания. А ведь именно от этого зависит многое.

В этом плане можно провести аналогию с этнологическими исследованиями: блондин или шатен, худощавый или полный, брахицефальный или долихоцефальный*, что представляет «научный» интерес в случаях, когда расовые черты выражены недостаточно четко. Однако если расовые отличия свидетельствуют о психических отклонениях, это уже очень важно.

Психическая порочность представляет наибольшую опасность при смешении рас. В физическом отношении союз негров с белокожими женщинами вполне возможен. Физически метис здоров, если его потомство здорово. В духовном же отношении такой союз несовместим.

Подобная же ситуация складывается и в случае наличия у одной из сторон душевного заболевания. К примеру, слабоумные люди зачастую отличаются отменным физическим здоровьем, близким к здоровью животных. Наличие большой физической силы у слабоумных преступников широко известно. Также хорошо известна и их животная способность к продолжению рода, что представляет для народа опасность биологического свойства.

Но подходит ли термин «болезнь души» к подобным человеческим существам? Мы отвечаем, что да, но при учете их психических способностей: при наличии у них собственного «мировоззрения» они уже будут представлять опасность для народа. Это означает, однако, что опасность происходит не от их неспособности считать и писать, а вследствие их психического состояния.

Мировоззрение слабоумных людей сосредоточено на собственной личности, на других они обращают внимание, если те нужны им для удовлетворения примитивных инстинктов. Добродушные слабоумные привязываются к людям, которые обеспечивают их питанием и ночлегом. Отношение же их к другим людям эгоистично.

Психическая неспособность к нормальным взаимоотношениям с другими людьми может рассматриваться как решающий симптом шизофрении. Близкие им по духу слабоумные отличаются этим в меньшей степени, поскольку обладают определенными началами нормальных взаимоотношений и поддаются обучению и воспитанию. Шизофреник же характеризуется полным отсутствием психической способности к таким проявлениям. Мир, который ему представляется и в котором он живет, является царством грез. Другие личности могут попадать в этот его мир, исполняя определенную роль, как это происходит в обычных сновидениях нормальных людей. Но это не способствует установлению настоящих психических отношений с реальными людьми. Шизофреник не будет, например, разговаривать с более или менее ему знакомым, который нанесет ему визит, но по каким-то своим соображениям заговорит с совершенно незнакомым. В то же время он может разговаривать с людьми, которых в данное время поблизости нет или даже с давно умершими, но которых, по всей видимости, видит.

Болезненное состояние конституционального психопата — того же свойства, даже если и не в такой же степени. Однако, в отличие от шизофреников и слабоумных, психопат довольно часто в состоянии воспринимать реальный мир — обстановку и людей. В нем вполне достаточно интеллекта, да и физически он здоров. Хотя различаются физически крепкие и физически слабые психопаты.

В этих случаях отсутствие психической связи с другими людьми является определяющим и социально важным симптомом заболевания. Психопат — прирожденный эгоист. По характеру своей болезни он все же ближе к шизофренику. В очень редких случаях психопаты способны на истинную любовь и преданность. Талантливый психопат с народно-биологической точки зрения опаснее, чем обычные душевнобольные или слабоумные. Психопат не способен на истинное восприятие символа, имеющего жизненно важное значение. Его талант, однако, может помочь ему это симулировать.

Бесталанный психопат, лжец, верящий в свою ложь, иногда считает, что у него нормальные отношения с другими людьми, но это может продолжаться лишь до тех пор, пока ему не будет предложено доказать это на практике или у него хватит терпения следовать собственному эгоизму, своим амбициям или стремлению к власти.

Это ни в коем случае не означает, что амбиции и стремление к власти следует рассматривать как проявления психопатии. Они могут быть связаны с целым рядом хороших качеств. Ключевым же словом будет «только». Если это «только» амбиции, «только» стремление к власти, то они могут служить критерием психопатии.

Имея дело с нормальным человеческим существом, такое заключение сделать нетрудно, поскольку это не абстрактный научный вопрос, а эмоциональное, спонтанное выражение этической способности данного индивидуума. В то же время у здорового и несентиментального человека не будет никаких сомнений в отношении патологического эгоизма, отличающего психопата. Несправедливых оценок тут быть не должно. Окончательное решение будет всегда сбалансировано, если исходить из реальности существования души. В жизни отдельного индивидуума, как и в жизни всего народа, будущее определяется психическими данными. Нужно подчеркнуть, что люди различаются философскими и политическими взглядами, то есть их способностью рассматривать поражение героя как победу. Можно выразить эту мысль иначе: в жизни могут быть достигнуты любые цели, но эгоизм торжествовать никогда не должен. Счастье заключается в возможности удовлетворения всего, но только не эгоизма.

Что касается либерально-материалистического мировоззрения, выдвигающего своей целью достижение «наивысшего счастья для возможно большего числа людей», то оно претерпит сильное разочарование и приведет к глубокому заболеванию народной души, поскольку с ней не считается.

Третий рейх начертал на своих знаменах не счастье, а действие...

Поскольку целью моего выступления является доведение до вас основных положений немецкой психотерапии, необходимо предварительно сказать несколько слов о лечебных процессах и методологии лечения пациентов с душевными заболеваниями.

Для успешного лечения любого заболевания необходимо знать этиологию и причину болезни. В значительной степени это идентично пониманию развития болезни.

Несомненно, вполне возможно лечение многих болезней и без знания их этиологии. Боли в верхней части желудка часто проходят, когда пациенту предписывается постельный режим, диета и теплые компрессы. Такое лечение действует положительно во всех случаях, независимо от того, имеет ли место небольшой воспалительный процесс или что-то более серьезное. Однако при более сложных заболеваниях необходима диагностика не только заболевшего органа, но и характера заболевания.

Точно так же обстоит дело и с психическими болезнями. Значительная часть так называемых психических заболеваний проходит в результате соответствующего медицинского воздействия на пациента. Довольно часто психотерапевту достаточно назвать вещи, которые до этого пациент говорил сам себе, чтобы восстановить у него чувство уверенности в себе.

Все зависит от процесса и силы убеждения, которые являются обязательными составными частями целительной силы.

Убеждение является разносторонним процессом и лишь отдаленно связано со знаниями, как, например, в случае, когда молодая акушерка примет сотни родов, прежде чем сама станет матерью.

В методологическом плане ретроспектива — путь Фрейда. Подвергаясь риску быть причисленным к фрейдистам, приходится иметь дело с явлениями, относящимися к периоду полового созревания в жизни любого человека. Методологически многие открытия Фрейда верны, однако их интерпретация и отводимое им место в человеческой сущности представляются нам категорически неправильными.

Юнг в этом плане смотрит дальше. Если Фрейд спрашивает: «Откуда, каким образом?», то Юнг задает вопрос: «Куда?» Фрейд — ученый, и только ученый, Юнг же этик. Его можно даже назвать провидцем, в самом глубоком понимании этого слова. Юнг — поэт среди психологов. В его «подсознании» много живых форм, с которыми можно общаться как с живыми существами и которые в состоянии дать совет или предупредить, с которыми стараешься быть в хороших отношениях, чтобы они не «осердились». Психология Юнга демонична. Суть демона заключается в его названии. Исконная истина состоит в том, что дьявола можно разоружить и даже сделать из него слугу, если знать его имя.

По сути дела, это не что иное, как процесс внушения и убеждения, имеющий лечебный эффект, как и другие формы врачебной деятельности.

Настоящий чародей знает свои способы воздействия на людей, хотя иногда случается, что и у него возникает желание глубокого ознакомления немецкой молодежи с Дао, по аналогии с воздействием хоровой музыки и мелодичного перезвона колоколов Потсдамской гарнизонной церкви на умы горожан: «Всегда придерживайся преданности и честности!»

Психология Фрейда включает в себя все положительные моменты, а также опасности, связанные с еврейством, и вместе с тем психологию Юнга.

Если Фрейд — атеист, то Юнг — не по содержанию своей доктрины, а по поведению — католик...

Перцепция — отважно взятая на себя, четко сформулированная и активно проводящаяся в жизнь ответственность, жизненная позиция, включающая личную ответственность даже за те явления, которые от отдельного индивидуума не зависят. Следует вспомнить библейскую мудрость: «Человек грешен с молодости», не сбрасывая со счетов и такую его особенность, как склонность к пессимизму, порой и беспричинному.

При таких обстоятельствах «эго» и подсознание являются не двумя различными сущностями, а единым явлением, как лошадь и всадник, когда последний хорошо знает и понимает свою лошадь и может настроить ее на предстоящее действие, а лошадь понимает, что у нее хороший всадник.

Поэтому, видимо, нет необходимости объяснять, что разум и душа — не враги и что суть человека — его интеллектуальность и прогрессивная работа мозга. Человек, которому суждено умереть, ошибается, если считает, что пришел конец света.

Мы описали личность с ее актуальными возможностями. К этому можно добавить, что... отдельные люди не только живут полнокровной жизнью, но и обладают пониманием: они являются настоящими лидерами народа, мыслителями, поэтами и политиками...

Первоначальный план фундамента является составной частью любого архитектурного замысла, хотя порой и не дает четкого представления о том, как будет выглядеть все здание. Следующие замечания, касающиеся характеристики психотерапевта, можно рассматривать в качестве такого плана. Психотерапия тесно смыкается с педагогикой. Она подчеркивает важность получения правильного образования, поскольку неправильное образование, как правило, приводит не только к отсутствию знаний, но и к душевным заболеваниям. (Чтобы избежать недоразумения, следует уточнить, что с психотерапевтической точки зрения «хорошее» образование порой оказывается в определенной степени «плохим».)

Опять же с психотерапевтических позиций надо сказать, что специфические этнические достоинства должны быть целью здорового образования. Наш идеал — не только образование отдельной личности, но и — в первую очередь — воспитание мальчишек и девчонок, немецкой молодежи. Личность в конечном счете является плодом, органическим результатом, зрелым продуктом данных этнических склонностей.

В то же самое время не следует забывать, что в Германии термин «добродетель» не является аскетическим, каноническим понятием. Конечно, обязательное требование национал-социализма — «общие интересы превыше личных». Это требование, подобно другим, проистекает из биологической сферы. Биологическое самоутверждение является основой жизни, но именно оно несет в себе и опасность для общественных интересов, Это чисто психологический подход, и людям со здоровой духовностью понять это так же просто, как и разницу между обучением и дрессировкой, смелостью и жестокостью, состраданием и слабостью, страстью и фанатизмом, непоколебимой верой и догматизмом, энтузиазмом и приподнятым настроением, любовью и сексуальным удовлетворением, сентиментальностью и глубокой эмоцией.

Психотерапия может выступать в роли критика педагогики, но и имеет с ней прямую практическую взаимосвязь, так как во многих случаях лечение неврозов представляет собой преодоление недостатков обучения и воспитания. Когда же врач имеет дело со взрослыми людьми, он не должен даже пытаться стать воспитателем. Более того, он должен лишь руководить процессом самовоспитания, не забывая о биологической разнице между взрослым человеком и ребенком.

Вместе с тем психотерапия близка и к деятельности пастора, но лишь в отдельных случаях, что нередко воспринимается неверно. Следует видеть разницу между работой психотерапевта с пациентом и церковным богослужением. Ведь религия основана на неизменной моральной системе и ясном ее понимании, идея греха нарушает эту моральную систему, и, наконец, духовник обладает абсолютной властью.

Психотерапия же ничего этого не имеет. Кое-кто, возможно, и увидит определенную схожесть между невротическим чувством вины и религиозным чувством греха. Но это равносильно богохульству. Если больной человек переживает, например, что не смог помыть руки, прежде чем с кем-то поздороваться, вполне понятно, что это не связано с религиозным чувством, а носит сугубо личностный характер. Ясно также и то, что в подобной ситуации сходство психотерапевта с духовником весьма отдаленно. Если вначале пациент, может быть, и воспринимает это таким образом, то в процессе лечения будет достигнут огромный прогресс, если он проникнется чувством, что отпущение греха освободит его от недуга. Можно считать, что за каждым неврологическим заболеванием скрывается какой-то глубокий религиозный конфликт, но не каждое заболевание ведет к такому конфликту. Истинный религиозный конфликт может быть устранен, когда пациент начнет задумываться о чистоте не рук, а души.

Так что психотерапевтическая деятельность может быть названа пасторской только в определенном смысле.

Психотерапия имеет две задачи — общую и частную.

Из всей медицинской практики только психотерапия имеет философско-политический смысл, поэтому она должна занять соответствующее место в программе медицинского обучения.

Общеизвестно, однако, что до сегодняшнего дня в этом направлении еще ничего не сделано. Хотя лекции по общей и медицинской психологии, в частности, иногда и читаются, принося определенную пользу, в научном плане они по-прежнему базируются на представлениях XIX века. Взаимосвязь этого вопроса с обсуждаемой здесь проблемой также почти не привлекла к себе должного внимания.

Задача психотерапии в узком смысле заключается в обучении будущих врачей специальным знаниям по лечению душевных заболеваний. На практике это означает, что они должны проходить не только специальный курс медицинского обучения. Они должны доподлинно знать историю мышления, прежде всего своего народа, быть в курсе философских и метафизических проблем, быть сведущими в социальных науках, в особенности в расовой. И это лишь несколько «не чисто медицинских» дисциплин.

Возникает вопрос, а не целесообразно ли пойти другим путем, то есть начать обучение с гуманитарных наук, а затем добавлять необходимые медицинские и биологические знания. Известны случаи, когда лидеры психотерапевтических школ, сами будучи врачами, уже исходили из такой возможности и на практике применяли подобную программу обучения, правда, не со студентами-медиками.

(Гаугер Кури. Выступление на медицинском конгрессе по психотерапии в Бад-Наухайме.)

Ханс Лёр