Стереотип «льготы и коррупция номенклатуры».

Борьба против привилегий руководства, как мы все помним, была идеей-фикс радикальной интеллигенции (Ельцин ездил на «Мос­кви­че», и это при­дало ему ореол народного трибуна). Не будем здесь обсуждать этот предельно примитивный стереотип по сути, он важен как искусственно созданная структурная единица сознания. При опросе в 1988-89 гг. читатели «Литературной га­зе­ты» (в основном, интеллигенция) резко выделились из усредненной вы­борки населения. На вопрос «Что убедит людей в том, что наме­ча­ются реальные положительные сдвиги?» 64,4% читателей ЛГ ответили: «Лишение начальства его привилегий» (так ответили только 25,5% участников всесоюзного опроса).

В этой антиноменклатурной кампании была проведена блестящая подмена стереотипа с канализированием настроений. Блестящая потому, что разыграна была она самой номенклатурой, которая создала образ врага в виде «виртуальной» номенклатуры и натравила на него массовое сознание. Так самолет выпускает ложную пылающую цель, на которую отвлекается ракета с самонаводящейся на тепловое излучение головкой. Так же каракатица при виде хищника выпускает чернильное облачко, а в него вбрасывает часть своих внутренностей. Они шевелятся и отвлекают хищника, а каракатица уползает и отращивает новые внутренности, лучше прежних.

Исходным, внедренным в массовое сознание стереотипом был уравнительный идеал. Разжигая в массах ненависть к немыслимым льготам номенклатуры, идеологи сумели канализировать эту ненависть не на личности и не на социальную группу, а именно на статус члена номенклатуры, порожденный советским строем. Мы видим, что это удалось — люди ненавидели секретаря райкома за то, что он ездил на «Волге», но та же личность, вынырнувшая в облике банкира, не вызывает у тех же людей никакой антипатии.

Этот антиноменклатурный стереотип был использован как средство манипуляции очень широкого охвата. Во время свержения коммунистических режимов в странах Восточной Европы много говорилось о том, что народы этих стран возмущены коррупцией высших эшелонов власти, той роскошью, которую позволяли себе члены руководства. Очень скупо, впрочем, давались конкретные данные об этой роскоши. В западной прессе промелькнул лишь факт, что какой-то болгарский министр охотился в Африке, а на даче у Хонеккера был бассейн (потом выяснилось, что бассейн длиной 12 метров — как у среднего лавочника на Западе). Никому и в голову не пришло сопоставить размер средств, идущих на потребление представителей высших статусов капиталистических стран и «коррумпированных коммунистических режимов». Сказать телезрителям, что речь идет о роскоши, оцениваемой по совер­шен­но иным, чем на Западе, меркам, смехотворным с точки зрения боссов рыночной экономики[279]. Да и боссов государственной верху­шки.

Закрепление стереотипов в сознании приводит к неспособности поместить ситуацию в реальные прост­ранст­вен­но-временные координаты. Иногда она бывает просто гротескной. Вот, с целью заклеймить в очередной раз режим Кубы испанское телевидение организует дебаты, звездой которых выступает попросившая убежища сотрудница кубинского балета, очень миловидная девушка. Сначала поговорила об «ужасных репрессиях» — двух арестованных (и уже выпущенных) правозащитниках. Это энтузиазма не вызвало, факты слишком уж вялые, о репрессиях на Кубе лучше говорить абстрактно.

Тогда «выбравшая свободу» перешла к теме социального неравенства: в центральном госпитале в Гаване члены партийной элиты лежат в отдельном зале, «куда не кладут простых рабочих». На это не нашлись что ответить защитники Кастро, от имени которых в дебатах участвовал известный испанский левый писатель Хесус Васкес Монтальбан. Все были потрясены такой социальной несправедливостью, забыв на время свои собственные проклятья в адрес «гнусной уравниловки», свойственной социализму. Хотя все прекрасно знают, в каких условиях лечатся «аналоги» кубинской партийной верхушки западных стран. Здесь никого не удивляет, что какой-то член Совета директоров одного из множества банков на личном самолете летит из Испании на прием к врачу в США (это передало то же телевидение в тот же день). А простые испанские рабочие не летают к врачу в США, а по месяцу ждут в очереди на прием к врачу в поликлинике страховой медицины. А в богатых США 35 миллионов человек не имеют доступа ни к какой медицинской помощи.

Удивительно, что сторонники социалистической Кубы, занявшие в теледебатах слабую глухую оборо­ну, не заметили очевидного факта: эта девушка-«антикоммунистка» сама есть продукт новой социальной системы (которую она, видимо, искренне хочет уничтожить). Ее действительно возмущает, что номенклатура имеет привилегии по сравнению с обычным гражданином. Ее подсознание уже очаровано идеалом равенства и справедливости[280]. И она, как ребенок, надеется, что стоит свергнуть Кастро и разогнать коммунистов — и рабочие разместятся в палате, где раньше лежали больные номенклатурщики. Иных вариантов ее головка уже не вмещает. Но она — из балета, а в России и доктора наук так же думали.

Замечательно, что нормальный интеллигент, часто научный работник, укрепив стереотипы, оказывается неспособен делать структурный анализ ситуации — он сразу вопринимает ее идеологическую трактовку. Ведь очевидно, что любое общество вынуждено создавать людям, занимающим высшие статусы в социальной иерархии, те или иные привилегии. И механизм, через который они предоставляются, принципиальной роли не играет — он определяется всем социокультурным контекстом. Были ли привилегии, предоставляемые верхушке режима, скажем, на Кубе, вопиюще большими, выходящими за всякие разумные рамки? Нет, никто этого не утверждает. Может быть, это была паразитическая верхушка, не выполнявшая своей роли в социальной структуре? Этот вопрос в дебатах и не возникает, следовательно, существенной роли не играет. Значит, телезритель просто дергается на идеологической веревочке манипуляторов.

Уже в 1993 г. новая демократическая номенклатура из России откупала на южном берегу Испании целые отели с комнатами по 400 долларов в сутки. Ели они так, как не позволяли себе никогда отдыхающие там же кувейтские шейхи (метрдотели давали газетам интервью с фантастическими описаниями меню, которые заказывали русские — по 600 долларов на брата за обед). На виллу, где, как пишут газеты, про­во­дила каникулы дочка Лужкова и где собирается демократический российский полусвет, приезжал играть в качестве тапера Спиваков с «виртуозами Москвы» (как сообщали те же газеты, русские нувориши, в отличие от арабских нефтяных королей — очень культурные люди).

Но наш честный инженер или м. н. с., который еще недавно был готов всю страну разгромить оттого, что Хрущев охотился в Крыму, поместить эти сведения в контекст своих проклятий в адрес советской номенклатуры неспособен. В его сознание уже встроены два непересекающиеся стереотипа: привилегии советской верхушки были велики и нестерпимы для граждан; привилегии верхушки «ельцинской» России для граждан безразличны, величина их несущественна. Даже в среде научных работников бытовало мнение о дикой несправедливости высокого жалованья академиков (800 рублей — при зарплате старшего научного сотрудника 400 руб.), не говоря уж о министрах СССР (1200 руб.). Но эти же интеллигенты с полным равнодушием восприняли в 1998 г. сообщение о том, что оклад среднего государственного чиновника, директора РАО ЕЭС, составляет 22 тыс. долларов в месяц — примерно в 400 раз больше, чем у старшего научного сотрудника РАН[281]. При этом директором РАО ЕЭС был не выдающийся инженер член-корреспондент АН СССР П. С. Непорожний (многолетний Министр энергетики СССР), а некто Бревнов, молоденький выдвиженец «молодого реформатора» Немцова, не имевший ни образования, ни опыта работы в энергетике.

Стереотип «льготы номенклатуры» очень активно использовался для отвлечения общественного сознания от важных политических шагов. Например, в тот момент, когда втихомолку протаскивали закон о приватизации (май 1991 г.), ТВ с большой страстью освещало слушания Комиссии по привилегиям Верховного Совета СССР о распродаже со скидкой списанного имущества с госдач, арендуемых высшим комсоставом армии. Документы, опубликованные в «Известиях», гласили, что речь шла о 18 дачах, в которых в 1981 г. было установлено имущества на 133 тыс. руб. (по 7 тыс. руб. на дачу)[282]. Через десять лет эта старая мебель продавалась с уценкой 70-80%. Надо было видеть, с какой страстью клеймили депутаты, а потом журналисты, престарелого маршала, который изловчился купить списанный холодильник «ЗИЛ» за 28 рублей (новый стоил 300 руб. — сообщаю тем, кто об этом уже забыл)!

Манипулирующий характер той акции усиливался и другими приемами: принижением проблемы и созданием острой некогерентности. Разоблачение купившего холодильник маршала шло параллельно с выступлениями А. Н. Яковлева против «порожденной нашей системой антиценности — примитивнейшей идеи уравнитель­ства». Казалось бы, на фоне идеологической кампании против уравниловки всех должен был бы возмутить как раз тот факт, что общество не нашло способа устроить старость двух десятков маршалов так, чтобы им и в голову не пришло выгадывать на покупке старого холодильника. Но острая некогерентность не позволяет сделать разумного вывода. Она подкрепляется следующими кадрами: сразу после телерепортажа об алчных маршалах на телеэкране появляется молоденький миллионер (некто Стерлигов), который излагает свои заповеди. Студент-недоучка, сколотивший за год махинациями свои миллионы, представлен тем же ТВ как образ, достойный подражания, как духовный лидер, чьим советам мы должны внимать. Люди смотрят на экран, а в подсознании происходит разрушительное столкновение двух образов.

То же мы видим и в отношении коррупции. Она представлялась злом, ко­то­рое уже само по себе оправдывало крушение советской системы. Но ведь дав­но известно, что коррупция в традиционном об­щест­ве носит совершенно иной ха­рактер, чем в обществе либеральном. Интеллигенция должна была бы честно предупредить: нас ожидает страшная вспышка коррупции, но это будет неизбежная цена за свободу. Нет, она пошла на заведомый обман. Ведь если «при социализме» взят­ка высшего чиновника в 2 тыс. долларов становилась легендой (ходили слухи о такой взятке заместителя председателя Моссовета), то в правительстве Гайдара чиновник среднего ранга, связанный с выдачей лицензий на экспорт нефти, один набрал взяток на 300 млн. долларов! Уже упомянутый Бревнов посылал за своей американской тещей казенный самолет, рейс которого обходится в сотни тысяч долларов.

Да что чиновник. Вот Р. М. Горбачева в 1991 г. лично договаривается с амери­кан­ским издателем Мэрдоком о публикации ее книги «раз­­мы­шлений» (написанной, как сообщают газеты, журналистом Г. Пряхи­ным) с гонораром 3 млн. долларов. Но ведь ясно, что это — плохо замаскированная взятка, что издание книги, которая разойдется тиражом в сотню экземпляров, не покроет и ничтожной доли гонорара. Ну виданное ли было раньше де­ло, чтобы жены активных политиков СССР принимали такие под­но­шения?

Антиноменклатурный стереотип оказался очень устойчивым и заслуживает изучения. Особенно важно, что в этом видна устойчивость исходного уравнительного идеала, а также недовольство сословными барьерами, о которых говорилось в гл. 15.