Фантастическое отображение реального мира группы

Напоследок я хотел бы привести еще один практический при­мер, показывающий содержание фантазии на мастерсовские сю­жеты как отображение реального мира группы в детском саду. Кроме того, он показывает достаточно четко, что одно и то же девочки и мальчики выражают разными способами.

Большинство мальчиков заняты распределением между собой ролей в мастерсовской игре. Они дотошно и долго обсуждают, кому какая роль достанется. В игре может быть только один Хи-Мэн, но ведь без помощников его не спасет и его волшебная си­ла. Так каждый мальчик в группе может подобрать себе подхо­дящую роль, благо все роли имеют сходные основные качества. И вот, в конце концов, все остаются довольными своими персо­нажами и ролями. Тогда мальчики организуют игровые атаки на группу девочек, играющих в другом углу комнаты. Эти атаки но­сят ритуальный характер, так как проводятся в некотором смыс­ле стереотипно: якобы напугав девочек, мальчики с победой воз­вращаются в замок Грэйскалл. Итак, мальчики заняты своей борьбой в пределах комнаты. Их агрессивность направлена во­вне, на существа противоположного пола.

Девочки же играют в клинику Шварцвальда. Внутри опера­ционного зала они выражают своей игрой то же самое столкно­вение жизни и смерти; некоторые из них весьма агрессивным об­разом оперируют своих пациентов. Они вонзаются в тело ножа­ми и ножницами, чтобы уничтожить там все больное, злое, а за­тем ухаживают и заботятся о пациенте. Направление агрессив­ности девочек — вовнутрь, в тело. Зло находится внутри. Но и у девочек в конце концов побеждает добро. В конце игры их па­циенты снова выздоравливают!

Фантазия и коммерция

Увлечение детей мастерсовскими персонажами принимается в штыки многими родителями воспитателями. Их беспокоит клишированность сюжетов мастерсовских игр и взаимоотноше­ний в них, которые, похоже, совершенно не соответствуют стрем­лению воспитателей к миролюбивому общению детей друг с другом. Их раздражает также “наркотическое” действие мастер­совских персонажей, заставляющее детей жертвовать последни­ми карманными деньгами и вновь и вновь требовать их у родите­лей, Это увлечение оказывает сильное влияние на ребенка в дет­ских компаниях (что есть у моего друга, должно быть и у меня). Что же касается эстетической стороны проблемы, то в оценке ее едины почти все родители и воспитатели: катастрофа.

За образами Хи-Мэна и Скелетора скрывается производитель игрушек, навязывающий этих персонажей потребителю всеми психологическими и коммерческими средствами. Он может быть умерен в постоянной увлеченности детей этими образами, но не должен оставлять без внимания и противодействие воспитате­лей. Возникающий из этих напряженных отношений “крестовый поход” инициатив “за хорошие игры” против мастерсовских пер­сонажей не может в конечном счете привести к победе лишь с помощью одних педагогических аргументов. Ибо вопрос о том, должны ли эти персонажи предлагаться детям, является не толь­ко педагогической, но и политической проблемой. Именно в по­литических кругах должно быть принято решение о том, что об­щество готово терпеть, а что нет, какие предметы детских игр оно считает желательными и хорошими, а какие — плохими и злыми. Перекладывание решения этой задачи на семью в совре­менном обществе означает, что все может определять полнейшая свобода спроса и предложения. Эта свобода создает напряжен­ность и в семье, во-первых, из-за необходимости задавать такую ориентацию, которая даст детям возможность самим вырабаты­вать систему координат, позволяющую разрешать их внутренние конфликты между добром и злом. Во-вторых, эта свобода прово­цирует желание родителей снять с себя в высшей степени слож­ную задачу борьбы против внутренних сил ребенка. Если бы этих персонажей не было или они были бы запрещены, то, как надеются многие, конфликт между добром и злом в семье бы не возник. Ненавистное зло было бы изгнано из семей, ибо сама по себе семья хороша и не имеет внутренних проблем. Подавление внутри семьи дурных и злых чувств могло бы привести к возник­новению у ребенка тяжелого чувства вины, которое в лучшем случае разрядилось бы в виде агрессии по отношению к самому себе или в виде необъяснимых эмоциональных взрывов, возмож­но, в другое время и в другом месте. Запрет или усиленный кон­троль над производством игрушек, помимо прочего, привел бы к чрезмерной регламентации, которая могла бы чувствительным образом затронуть и взрослых. Ведь и среди них многие находят немалое удовольствие в негативных сторонах власти, правда, в основном лишь в фантазиях. Ежедневная программа телевиде­ния — красочный пример такого Явления.

Другой вопрос заключается в том, нужны ли детям мастер­совские персонажи, оправдан ли аргумент производителей, что в этих персонажах заключена педагогически ценная концепция воспитания. Ответ звучит однозначно: нет. И без мастерсовских персонажей дети могут вырасти здоровыми и научиться балан­сировать внутреннее противоречие между добром и злом. Дет­ская фантазия безгранична и пользуется всем тем, что ей пред­ложат. Она наталкивается на ограничения лишь тогда, когда оп­ределенные образы нельзя продуцировать (как в случае с мастерсовскими персонажами) из-за того, что родители этого тер­петь не могут. Свобода или ограниченность детской фантазии не зависит от определенного ассортимента образов (и персона­жей). Ибо если это будут не мастерсовские персонажи, то в ок­ружающем мире найдутся другие персонажи, отвечающие внут­ренним мотивам детей. И до тех пор пока взрослые сами не ос­вободятся от внутреннего конфликта между добром и злом, они будут продуцировать достаточное количество новых героев для себя и для своих детей как в реальности, так и в сказочных фан­тазиях.