Формирование этих основных функций завершается к 5-6 годам жизни.

В процессе жизненных активностей человек может проявлять различные версии Self’а, некоторые из них выглядят более естественными и спонтанными, другие вымученными и недостаточно искренними. В каких-то версиях человек выражает себя в большей, в каких-то - в меньшей степени. С этой точки зрения, Mitchell (1993) говорит о более или менее аутентичных или репрезентативных версиях Self.

В аутентичных случаях человек чувствует себя более самим собой. Это выражается в большем комфорте, в связи со способностью и позволительностью вести себя спонтанно. В других случаях, когда человек чувствует себя менее самим собой, возникает чувство неловкости, ограничения самовыражения, используются стереотипные или суженные способы реагирования. Экстремальной формой неаутентичности является сознательная ложь, когда происходит фальсификация чувств или событий.

В различии между аутентичностью и неаутентичностью основным является не конкретное содержание того, что человек чувствует или делает, но отношение между спонтанной конфигурацией и течением его переживаний, и тем, что он чувствует и делает в это время. Например, какое-то конкретное действие или попытка самовыражения могут быть аутентичны в одно время (соответствовать переживанию и его динамике) и совершенно не аутентичны в другое время.

В первом случае, человек чувствует себя комфортно, так как его способ выражения в межличностном контексте, соответствует внутреннему эмоциональному контексту. Во втором случае, возникает чувство неестественности, отсутствия совпадения внешнего и внутреннего ритма.

Важно подчеркнуть, что чувство аутентичности и неаутентичности оказывается связанным с идентичностью и с множественностью версий Self: то что представляется аутентичным в контексте одной версии Self, может быть совершенно не аутентичным в контексте другой версии Self. Возможно также, что действие которое представлялось неаутентичным в прошлом становится более аутентичным со временем, по мере того, как человек изменяется и более полно идентифицирует себя в рамках новых возможностей.

Self оперирует, постоянно находясь под влиянием стремления к самовыражению, силы спонтанной витальности, с одной стороны, и необходимым для выживания ролевым поведением, с другой. Последнее требует сохранения безопасных и привычных социальных связей. Таким образом, спонтанное самовыражение служит в качестве основы проявления аутентичного переживания, а необходимость в безопасности ведет к озабоченности тем, какое впечатление это самовыражение произведет на других людей, особенно на тех, от которых человек зависит. Здесь закладываются основы развития различных идентичностей.

В этом плане чрезвычайно трудно решить, что является истинным, а что ложным по отношению к Self . Khan (1963) считает, что «Истинный Self» - это только концептуальный идеал, который главным образом известен в связи с его отсутствием.

Естественно, человек часто осознает свою фальшивость, неискренность, тем не менее, аутентичность не заявляет о себе таким простым образом. Человек, который старается раскрыть свои «истинные» чувства или понять, кем он действительно является, может разобраться в каких-то переживаниях, связанных с конфликтом или чувством стыда, но этого не достаточно для понимания себя. Основные мотивации очень часто остаются скрытыми. Любое утверждение, касающeеся Self’а и прошлого человека в новом интервале времени выглядит иначе, и сопровождается другими переживаниями.

Четкое ограничение и определение какой-то версии Self’а в качестве «истинной», неизбежно ведет к тому, что что-то ускользает, переживание заключается в искусственные рамки и проявляется неаутентичность.

Некоторые виды переживания чрезвычайно трудно или невозможно разделить с другими людьми. Эти переживания как бы существуют в скрытых, секретных зонах психики, и, в то же время, они могут ощущаться как наиболее важные, являющиеся сердцевиной или центром Self. Другие чувства, способы существования, воспринимаются как второстепенные, выступающие в качестве защитного буфера, панциря, за которым скрываются более ранимые, истинные и, вместе с тем, более аутентичные формы переживания.

Формирование идентичности является длительным, в определенном смысле занимающим всю жизнь процессом. На каждой стадии развития имеет место свойственное ей субьективное чувство идентичности и континуальности. Идентичность всегда связана с отношением с разными обьектами, то есть, имеются многочисленные различные идентичности, которые в бесконфликтных случаях проявляются в качестве когерентных и континуальных идентичностей, например, половая идентичность, национальная идентичность, религиозная идентичность и др.

Поскольку человек в процессе развития социализируется в границах часто очень разных идентичностей, возникают как осознаваемые, так и еще в большей степени не осознаваемые саморепрезентации (Schusler, 1995). По сути, речь идет о частичных идентичностях, которые могут вступать друг с другом в конфликт, например, идентичность в качестве отца ребенка и сына своего отца. Эти конфликты идентичности следует диагностировать, наряду с конфликтами, связанными с Суперэго – чувством вины и др.

Для каждого человека необходимо “сознание быть неизменным во временной продолжительности” (Jaspers, 1948), необходимо присутствие чувства собственной идентичности.

Stierlin (1980) обращает внимание на то, что индивидуация ребёнка обозначает в первую очередь отграничение Self, а также, в последующем, “определение и проникновенность целями, отличающимися от тех, которые нам предлагает окружение”.

Процесс индивидуации, непосредственно отражающий идентификацию себя, то есть, чувство идентичности, включает переживание собственной автономии и внутренней свободы. Это переживание становится центром самоинициированной активности. Оно включает готовность к собственной конструкции реальности, установлению своей системы ценностей, ответственность за своё поведение.

Процесс формирования социальной идентичности включает взаимодействие между ребёнком и его родителями, а также другими лицами. В этом процессе Stierlin (1994) выделяет фазу, в которой преобладает индивидуация, включающая родителей, объединение с ними, и фазу, в которой преобладает индивидуация, направленная против родителей. Первая фаза связана со страхом покинутости, вторая – с желанием освобождения, в связи с угрозой потери идентичности, вследствие слияния с родителями.

Формирование идентичности может быть значительно затруднено в случаях жесткости и ригидности семейных отношений, что способствует развитию зависимости. Эта зависимость, по существу, является со–индивидуацией в рамках процесса зависимости.

Понятия “индивидуации с” и “индивидуации против” требуют дополнительного объяснения. “Индивидуация с” является выражением и следствием большей частью подсознательно протекающих процессов взаимодействия, взаимного обмена между развивающимся ребенком и родительским миром. Spitz (1965), анализируя эти взаимодействия в рамках отношений “мать – ребёнок”, выделяет циклы “действий –реакций”, которые являются последовательными и вызываются друг другом. Например, ребенок улыбается матери, мать гладит ребенка, ребенок гулит от удовольствия, мать улыбается, при этом может говорить: “Мама тебя любит”; ребенок отвечает, имитируя звук материнского голоса. При таком диалоге, имеющем место и с другими лицами, происходит раскрытие, дифференциация и интеграция когнитивных и моторных способностей; происходит развитие функции Я, формируется социальная идентичность, функция познания и нахождения себя.

Тем не менее, детская индивидуация происходит не только в таких безоблачных взаимоотношениях. Возникают обстоятельства требующие четкого отграничения от родительского мира. Stiarlin называет это “индивидуацией против”. В процессе её происходит разграничение между Моим и не-Моим. То, что определяется как Моё – сохраняется, а то, что обозначается как не-Моё, отбрасывается.

Этот процесс отграничения, как важный компонент формирования идентичности, четко прослеживается в анальной фазе психосексуального развития ребенка. Здесь имеет место стремление к формированию собственной идентичности и индивидуальности, приобретается жесткое отграничение Моего и не-Моего.

С точки зрения психоанализа, в этой фазе перед ребенком возникает специфическая проблема отграничения: ребенок переживает и должен осознать, что то, что было Моим, например, Моя моча, Мои фекалии, Моя слюна, в течение секунд становится не-Моим. В то же время, у ребенка развиваются возможности радикально и жестко говорить “нет” и , говоря “нет” кому-то, отграничиваться от него.

Согласно Lincke (1981), без такого отграничения (“индивидуация против родителей”), без их временного обесценивания, невозможно дальнейшее развитие идентичности, так как процесс не ограничивается только анальной фазой, но продолжается, хотя и с меньшей интенсивностью, в последующих фазах.

Winnicott (1965) также подчеркивал необходимость “быть собой”, быть одиноким в мире других людей, в необходимости разрывов в симбиозе между матерью и ребенком. Без подобных фрустраций невозможно осознание себя, невозможно развитие творчества. Ребенок заполняет отсутствие матери, “полости”, образующейся в симбиозе, так называемыми, переходными объектами, которыми являются игрушки: куклы, медвежата и т.д.

Переходные объекты имеют в себе что-то важное, относящееся к свойствам матери, например, её теплоту, мягкость, защищающие свойства; с другой стороны, оперирование ими позволяет проявлять определённую самостоятельность. Манипулируя переходными объектами, ребенок делает следующий шаг в формировании идентичности. Его связь с матерью становится более гибкой. Он может символически контактировать с матерью посредством игрушек, но может и освободиться от нее, когда захочет.

Alice Miller (1981) считает, что для формирования идентичности и нахождения своего “настоящего Self”, ребёнок должен иметь возможность, наряду с любовью по отношению к родителям, пережить и выразить сильнейшие чувства: ярости, ненависти и разочарования. В реальности, однако, родители затрудняют эти реакции или делают невозможными проявления этих чувств. Таким образом, они выступают в качестве саботажников “индивидуации против”.

В то же время, периодически родители проявляют бесчувственность и отсутствие эмпатии к потребностям ребенка, травмируя его и вызывая, тем самым, негативные чувства разочарования, ярости и враждебности. Проявление таких чувств открыто или скрыто подавляется. Родители сообщают ребенку, что он не должен обращать внимание на то, что они делают, если это ему не нравится; что он не должен на это эмоционально реагировать. Подчеркивается, что он должен стыдиться своих плохих чувств по отношению к родителям. Таким образом, родители блокируют необходимый процесс формирования идентичности и способствуют развитию у ребенка ложного Self’а.

МОДЕЛИ ИДЕНТИЧНОСТИ

Идентичность может быть рассмотрена в рамках нескольких моделей, каждая из которых отражает какую–то из её существенных сторон. К таким моделям относяться: психодинамическая, социопсихологическая, транскультуральная и др. Выведение отдельной модели во многом носит условный, искусственный характер, так как они соприкасаются друг с другом по многим аспектам. Совокупность этих моделей в значительной степени приближает нас к холистическому (целостному) пониманию идентичности в её различных аспектах.

Психодинамическая модель идентичности предполагает анализ идентичности как процесса развивающегося в течении всей жизни человека, с особенной акцентуацией на ранних периодах развития. Идентификация ощущений себя в определённой форме, очевидно, происходит уже на самой ранней стадии, возможно, ещё во внутриутробном периоде. Знания об этом периоде, а также об особенностях самосознания непосредственно после рождения слишком малы.

Большинство авторов, занимающихся вопросами ранней идентификации, исходят из гипотезы, представляющей идентификацию как отграничение и сравнение себя непосредственно с окружающим миром. В этом взаимодействии основное значение придается процессу сравнения себя с другими людьми. Тем не менее, при такой постановке вопроса фактически игнорируется чувство идентичности как первичного внутреннего переживания себя. С этим связано то обстоятельство, что дальнейший анализ идентичности ребёнка в процессе его развития происходит в плоскости констатации изменения идентичности под влиянием различных средовых факторов. Это находит своё отражение, например, в концепции формирования на фоне первичного (“истинного”) Self - “ложного” Self, обусловленного необходимостью ролевого поведения (Shabad, 1993). Следует обратить внимание на то, что Shabot анализирует прежде всего особенности “ложного” Self, не фиксируясь специально на описании первичного Self, особенности которого значительно труднее поддаются исследованию.

Теории множественности Self, множественной идентичности по существу также оперируют изменениями идентичности, возникающими в процессе развития, под влиянием стрессовых ситуаций, психических травм, насилия над ребенком и др. При всём этом, как бы отодвигается в сторону вопрос о том, что представляет собой первичная идентичность , и что с ней происходит в процессе жизненного развития.

Вместе с тем, этот вопрос имеет не только теоретическое значение, так как алгоритм первичной идентичности очевидно предопределяет какие–то очень важные установки, стремление к достижению какой–то цели. В соответствии с телеологическим подходом Альфреда Адлера, такая экзистенциальная цель никогда до конца или вообще не осознается, но её схема находится в сфере бессознательного.

Поскольку первичная идентичность формируется на очень раннем этапе, то она также локализуется в подсознании. В ней не участвуют рационально –логические механизмы, отсутствует язык, которым можно что –то обьяснить. В дальнейшем, в довербальном периоде, происходит постепенная подготовка к усвоению вербального общения. Окружающие люди, предметы приобретают новые обозначения, происходит переход в новую смысловую “галактику” представлений о себе и окружающем мире. Очевидно, имеет место следующая динамика: в начале, на каком–то периоде развития при зарождении психического осознания (первичное сознание), жизнь, осознающая себя, не использует механизмы отграничения и сравнения, это единое космическое, “океанское” (Sullivan, 1953) переживание. Однако, уже на этом начальном этапе закладываются генетически обусловленные психо–биологические закономерности, которые формируют основное, наиболее глубинное направление дальнейшего психического развития. Более глубокое понимание этого процесса, очевидно, невозможно вне рамок религиозной парадигмы.

Оставаясь в сфере психологических объяснений, представляется целесообразным использование концепции Юнга о коллективном бессознательном и архитипе “нуминозум” (религиозного чувства), который здесь проявляется. В дальнейшем, после рождения, способ переживания себя в единстве, в слиянии со всем окружающим миром, формируется не сразу. Ребенок, согласно Piaget (1981), воспринимает себя единым, например, с матерью, которая находится рядом с ним и лишь в дальнейшем, происходит постепенное отграничение и сравнение.

По мере развития, ребенок становится всё более автономным, самостоятельным, но еще сравнительно долго чувство первичного единства с окружающим миром может проявляться в представлениях о возможности по желанию манипулировать, например, окружающими людьми и предметами, особенно матерью, которая рассматривается как физическое и психическое продолжение себя.

Процесс получения автономии болезненен, он сопряжен с осознанием своей слабости, зависимости от окружающих его людей. Первичная идентичность в этих новых условиях оказывается во многом несовместимой с требованиями приспособления.

Динамика приспособления зависит от конкретных условий, отношения родителей, их эмоционального состояния, развитости эмпатии, общей семейной ситуации и т.д. Тем не менее, во всех случаях приспособление связано с необходимостью формирования нового Self, того, социально–обусловленного, Self’а, содержание и динамика которого обычно анализируются в психологической литературе. В то же время, нельзя забывать о том, что изменяющийся под влиянием условий среды, социальный Self возник на основе первичного Self’а, который не исчезает, а оставаясь в подсознании, продолжает оказывать своё влияние на психическое состояние и активности человека в течение всей его жизни.

Известны состояния, во время которых происходит активация первичного Self. Эти состояния обычно возникают пароксизмально, они присущи большинству людей (если не всем) и характеризуются кратковременным чувством потерянности, нереальности себя, сопровождаются вопросами : “Кто Я”, “Откуда” и “Зачем”, возникает чувство экзистенциального страха. Проявления первичного Self наблюдаются также в клинике онейроидных состояний, когда пациенты отождествляют своё Я с переживаемыми галюцинаторными образами, становясь частью Природы, объединяя себя с миром растений и животных, с Космосом и т.д. Прорыв первичного Self’а в сферу сознания, как правило, сопровождается чувством необычности, “странности”, деперсонализации и дереализации, несоответствия прежнему опыту. Такие чувства (ощущения) не случайны, они обусловлены тем, что первичный Self архетипичен, он несёт в себе материалы, которые не только не могут быть полностью интегрированными в сознании в виде трансформации в причинно–следственные рациональные схемы, но способны привести к дезинтеграции сознания.

Состояние возвращения к первичному Stlf’у хорошо отражено в художественной форме в произведении известного польского писателя Витольда Гамбровича “Ferdydyrke”: «…это был страх отсутствия существования, страх небытия, беспокойство нежизни, опасение нереальности, биологический крик всех моих клеток, в связи с внутренней разорванностью, разобщенностью и измельчением. Страх …деконцентрации, паника на фоне обломка, страх перед насилием, которое было во мне, и перед тем, которое угрожало извне – и, что самое важное, всё время мне сопутствовало, ни на шаг не отступая, что-то, что я мог бы назвать самочувствием внутреннего, межчастевого и передразнивания и издевательства, всеобщего пересмеха разбушевавшихся частей моего тела и аналогичных частей моей души. Сон, который меня мучил ночью и разбудил, был лектором страха. Возвращением времени, которое должно быть запрещено в природе, я увидел себя таким, каким я был, когда мне было пятнадцать и шестнадцать лет… Я говорил что-то, слышал давно похороненный свой писклявый голосок, видел нос, невыросший на несформированном лице, и слишком большие руки – чувствовал неприятную консистенцию этой средней переходной фазы развития» (Gombrowicz W., 1956).

Дезинтеграции психической деятельности находит своё выражение в клинике различных психопатологических состояний : аменция, онейроид, кататония. От выраженности дезинтеграции зависит структура и характер психопатологического синдрома. Возникает вопрос: в чем проявляется функционирование первичного, остающегося в подсознании Self у взрослого человека, вне редких и кратковременных периодов прорыва материалов бессознательного. Очевидно, речь идет о скрытом, невербализуемом и неосознаваемом, близком к драйву, влечении, которое во многом определяет стратегию поведения на длинную дистанцию. В бессознательном человека существуют различные драйвы: самосохранения, сексуальный, аутодеструктивный, удовлетворения голода и другие.

В сфере подсознания человека присутствует также “нуминозум” (религиозное чувство), выражающийся в стремлении выхода за пределы мира материальных ценностей, прагматизма, за пределы собственного Я. Нуминозум стимулирует к творчеству, усиливает чувство связи человека с Природой, Высшей Силой, придает жизни экзистенциальный смысл. Конкретные жизненные обстоятельства могут складываться таким образом, что человек не в состоянии реализовать ”программу” первичного Self. Если такая реализация невозможна в течение относительно длительного периода времени, возникает чувство неудовлетворенности, потеря смысла, ощущение внутренней пустоты, бессмысленности.

Это может находить клиническое выражение в состояниях экзистенциальной или аномической депрессии. Одним из вариантов является также развитие апатии, эмоционального безразличия, ослабление волевых функций. Можно предположить наличие в психиатрической клинике состояний, когда эти нарушения сочетаются с дезинтеграцией психических функций, в виде шизофреноформных нарушений.

Первичный Self, который может быть, в определённом смысле, отождествлен с первичной (базисной) идентичностью, непосредственно после рождения вступает во взаимоотношения с внешним миром. В процессе этих взаимодействий образуется, как уже было указано, вторичный Self, который по сути является множественным, поскольку связан с различными ролевыми идентификациями. Каждая ролевая идентификация, в свою очередь, воспринимается её носителем/носительницей как та или иная идентичность, выступающая на сцену при соответствующих ситуациях.

Первичный Self, или первичная идентичность, в различной степени не соответствуют вторичным, поскольку они несут в себе основное идеальное качество, единство с Высшей силой, Природой, Космосом. Здесь отсутствуют, сформированные в процессе дальнейшего развития, драйвы, присутствует же то, что в аналитической психологии принято называть религиозным чувством. Человек бессознательно стремится приблизиться к мотивации, создаваемой первичным Self. В случае, если воспитание ребенка помогает ему реализовать свой внутренний творческий потенциал, мосты между первичным и вторичным Self, между первичной и вторичной идентичностью существуют, что находит свое выражение в творческих реализациях, в ощущении осмысленности жизни, вдохновении, чувстве психологического комфорта.

При неблагоприятных вариантах, когда творческое начало подавляется, ребенок воспитывается в обстановке эмоциональной холодности, не ощущает поддержки, над ним совершается психологическое или физическое насилие. Первичная идентичность оказывается заблокированной, не имея возможности проявляться в повседневной жизни, связанных с ней эмоциях и активностях. Возникает чувство постоянного дискомфорта, неудовлетворенности, отсутствия смысла жизни.

Тем не менее, бессознательное стремление вырваться за пределы неудовлетворяющей реальности (которая, естественно, может по разному субьективно восприниматься), может быть резко выражено. В этом контексте, можно расматривать стремление к алкоголизации, приему веществ, изменяющих психическое состояние, получению острых ощущений любой ценой, даже с риском для жизни. Сюда же относится участие в медитационных практиках, попытках “выйти за пределы собственного тела” и т.д.

Отсутствие интегральной связи между первичным и вторичным Self’ом прослеживается в динамике поведения при пограничном личностном расстройстве. В то же время, известны случаи, когда на каком то этапе жизни происходит внезапное изменение прежних установок, системы ценностей и жизнь приобретает новый смысл. Данный процесс является отражением интеграции первичного Self в личностную структуру, то есть формирование качественно новой, отличающейся от вторичного ролевого Self, идентичности.

В настоящей работе идентичность анализируется на примере двух моделей: психодинамической и транскультуральной: