Не случайно отождествляются понятия «ментальность» и «картина мира».

В определенном смысле категория «менталитет» может быть отождествлена с категорией «подсознательная духовность», которой пользуется В.Франклдля обозначения неосознаваемой, неотрефлектрованной духовности.

В этих иррациональных глубинах бессознательного коренятся, по В.Франклу, истоки этического (совесть), эротического (любовь) и эстетического (художественная совесть) поведения человека.

«Индивидуальный менталитет» не более чем метафора. Менталитет есть фундаментальный слой коллективного поведения, деятельности, эмоционального реагирования на различные ситуации, присущие данному этносу или социальной группе.

Менталитет является тем общим, что связывает индивида с соплеменниками, братьями по классу. Именно поэтому менталитет не поддается сознательным усилиям по его изменению.

В составе менталитета можно вычленить три генеральные программы, передаваемые индивиду от общества:

1. Программу сохранения и развития вида (человечества в целом);

2. Программу сохранения и развития своего рода (общины, племени);

3. Программу самосохранения и саморазвития.

Все эти три программы существуют в сознании и исторической практике как векторы «ментального пространства».

Первый вектор провозглашает принцип органичности, целостности и взаимосвязанности всего сущего в мире; принцип признания суверенности мельчайших элементов мироздания и уважения к правам этих элементов.Это космоцентрический менталитет. Его можно назвать также теократическим, поскольку все сущее рассматривается либо как тело Бога, либо как творение Бога.

Например, сущность присущего русскому крестьянству менталитета определяется как «изощренная диалектика космоса, социума и единичной личности».

Мощный «выброс» космоцентрического менталитета реализован в творчествеДаниила Андреева в книге «Роза мира», в которой обоснованы необходимость и возможность объединения всего человечества вне зависимости от национальных, религиозных или политических различий под эгидой этической ассоциации «Роза мира».

Яркий представитель космоцентрического менталитета Ю.Лотман писал: «Эпоха мелких конфликтов и частных столкновений кончилась. Мир един, и то, что происходит в одном конце, неизбежно отзывается на другом. Спрятаться не удастся никому. Колокол звонит по каждому из нас».

Второй вектор направлен на сохранение и развитие своего рода, в основе которой - ментальность в виде образа-понятия «Мы» (мой народ, мой класс, мое племя, моя нация). Это социоцентрический менталитет (языческий).

Такая ментальность позволяет человеку осознавать себя и других лишь в качестве членов племени, социальных и религиозных общин, а не в качестве самостоятельных человеческих существ.

Третья программа провозглашает приоритет прав и свобод индивида, целью жизни которой объявляется борьба за реализацию и расширение этих прав и свобод.

Этот тип менталитетаможно назвать антропоцентрическим или эгоцентрическим. Он характеризуется стремлением к самоутверждению личности, к радости потребления и созидания, к власти над другими. Этот тип менталитета связан с представлением о том, что каждый человек – кузнец своего счастья, а счастье заключается в обладании.

Индивид с эгоцентрическим менталитетом должен помнить, что менталитет окружающих его людей точно такой же – они тоже думают только о себе. Поэтому, чтобы достигнуть своих целей, индивид должен учитывать и использовать интересы других. Это может происходить во вполне пристойных формах, теоретиком которых выступал Д.Карнеги, но может приобретать и манипулятивный характер.

Вместе с тем эгоцентрический менталитет стимулирует процесс индивидуализации, направленный на расширение свободы мысли.

Эрих Фромм выделяет три варианта эгоцентрического менталитета: авторитарный, разрушительный и конформистский.

Авторитарный вариант эгоцентрического менталитета ориентирован на поглощение, присвоение тех элементов внешнего мира (вещей, идей, людей) обладание которыми обеспечивает безопасность и могущество индивида. Носитель авторитарного менталитета с почтением относится к власти, к силе, которые автоматически вызывают желание подчиниться. Авторитарная личность либо стремится подчиниться власти (слабый тип авторитарной личности), либо стать источником власти (сильный тип авторитарной личности).

Разрушительный вариант эгоцентрического менталитета отличается от авторитарного своей ориентированностью на уничтожение, устранение всего, что угрожает благополучию индивида. Если человеку не дают расти, проявлять себя, то энергия, направленная к жизни, превращается в энергию разрушения.

Конформистский вариант эгоцентрического менталитета связан с реализацией такой жизненной стратегии, при которой личность, будучи убеждена в том, что ее мысли, чувства и желания принадлежат ей, сохраняя иллюзию неповторимости, превращается в реальности в социальный автомат, соответствующий анонимным общепринятым требованиям.

С функциональной социально-политической точки зрения, менталитет способствует поддержанию преемственности в существовании и устойчивости поведения входящих в нее членов, особенно в кризисных ситуациях. В подобных случаях возникает особый, «кризисный менталитет»(«дезинтегрированное сознание») как выражение определенного этапа распада устойчивых прежде социально-политических образований, определявших поведение людей.

Главными его особенностями являются: мозаичность, несистематизированность, отсутствие целостности и устойчивости, ситуативность и непрерывная изменчивость.

Менталитет такого типа, например, появляется при переходе от тоталитаризма к демократии, который характеризуется появлением целого ряда новых форм общественной жизни – социально-политического плюрализма, многоукладной экономики, многопартийности.

Трансформация менталитета – явление достаточно длительное и болезненное, что связано:

во-первых, со значительной инерционностью и особого рода «сопротивляемостью» прежнего менталитета.

во-вторых, с опасностью деструктивных последствий в результате его слишком быстрого разрушения.

в-третьих, со сложностью формирования нового менталитета в процессе принудительной адаптации людей к длительному периоду реформирования.Общественные преобразования оказываются лишенными поддержки со стороны массового менталитета общества.

Российский национальный менталитет достаточно устойчив, в его структуре присутствуют определенные психологические константы. Среди констант национального менталитета специалисты отмечают такие, как:

· открытость иным культурам и влияниям;

Эту особенность часто характеризуют как «всечеловечность» русской души, которая проявляется, в частности, в весьма высо­ком уровне межнациональной терпимости, умении адаптировать­ся к разным этнокультурным условиям, в обостренном интересе к опыту других стран и народов, сопровождающемся готовностью опробовать и применить его у себя.

· уступчивость;

Стремясь стать на точку зрения «другого», русский человек зачастую идет на явно невыгодные для себя уступки.

· высокая компетентность в вопросах внешней политики;

Еще исследователей XIX в. удивляла свобода, с которой негра­мотные русские крестьяне рассуждали на самые разные социальные и политические темы. Это качество сохранилось и в советскую эпо­ху, и в постсоветской России.

· чрезвычайно развитая самокритичность;

Она может простираться до пренебрежения собственным опы­том и самоуничижения, доходящего до стремления к отказу от собственной идентичности, что связано с низким уровнем само­уверенности и «упругости эго» (способности восстанавливать ров­ное и хорошее расположение духа).

· «стихийность» и стремление отыскать «настоящую правду»;

Эта «правда» воспринимается как некий абсолют. Причем на пути к этому абсолюту русские часто готовы беспощадно крушить то, что еще недавно казалось священным, правильным или впол­не приемлемым: «...Неприятие конкретного явления немедленно универсализуется, оборачиваясь стихийным нигилизмом, мгно­венно уничтожающим все то, чему народная душа только что по­клонялась... происходит мгновенное отторжение мира, в котором существует несправедливость...».

· убеждение в исключительности страны и ее исторического пути;Психология так называемогорусского мессианизма истори­чески восходит к религиозно-политической теории жившего в конце XV — начале XVI в. псковского старца Филофея о «Третьем Риме». В основе этой теории лежит представление о перемещении христианского царства: вначале центром мирового христианства был Рим, затем— Константинополь, а после взятия последнего турками его религиозно-политическая роль переходит к Москве — третьему и последнему Риму, призванному сберечь чистоту хрис­тианства до нового пришествия Христа.

· способность к очень быстрой психоэнергетической мобилизации;

В российской истории не мало примеров тому, как быстро и активно страна восстанавливалась после разрушительных катак­лизмов. Вместе с тем, как неоднократно отмечалось в работах по психологии национального характера, эта мобилизация носит спе­цифический характер. Для россиянина не столь важно восстано­вить привычный мир, комфорт, тратить силы на достижение ма­териальных благ и удобств. Русский характер мобилизуется тогда, когда ориентирован на достижение «больших целей», на удовлет­ворение потребности в осуществлении мессианского призвания. Знаменитое русское «терпение» является другой стороной медали «мобилизации» — это напряжение внутренних сил, чтобы перене­сти беды, испытания, нужду и безрадостное существование.

· смешение автократических и демократических традиций;

Русская политическая культура представляет собой симбиоз двух традиций — автократической (характеризующейся конфор­мизмом, непротивлением насилию, архаическими обычаями верноподданничества) и демократической (принцип «соборности», способность увлекаться различными общечеловеческими идеями и т.п.): «Русский народ с одинаковым основанием можно характе­ризовать как народ государственно-деспотический и анархичес­ки-свободолюбивый, как народ, склонный к национализму и национальному самомнению, и народ универсального духа, более всех склонный к всечеловечности, жестокий и необычайно чело­вечный, склонный причинять страдания и до болезненности со­страдательный»²¹.

Эти черты сказываются на эффективности совместных дей­ствий, на «торможении» становления гражданского общества в Рос­сии. Это объясняется тем, что поддержание устойчивого взаимодей­ствия, основанного не на «родстве душ», а на чисто инструменталь­ных принципах, часто требует от нашего соотечественника больших эмоциональных усилий и дается ему с трудом. А если он к тому же сосредоточен на некотором главном деле, его тяготит необходи­мость постоянно отвлекаться на «организационную суету»²².

· традиционалистские ценности, идеи и представления;

Носителем устоев традиционного общества вплоть до относи­тельно недавнего времени была общинная деревня, по законам которой еще 80 лет назад жило большинство населения страны. Поэтому можно говорить о мощном «деревенском» пласте в наци­ональной психологии россиян. «Впитавший в себя эту своеобраз­ную крестьянскую традицию человек всегда чувствовал, что он свя­зан со своим государством тысячами тонких нервных нитей. И эта связь переживалась как очень личная. Посредническая роль каких-либо формальных институтов не признавалась, поскольку община ощущала себя не элементом гражданского общества, а базовой ячей­кой государственности. Государство, с этой точки зрения, высту­пало как некое воплощенное "общее дело"»²³. В связи с этим объяс­нимо присущее россиянам стремление к государственности.

· стремление к государственности;

Распад государства или изменение его политического устрой­ства всегда вызывали у русских кризис идентичности, сопровож­давшийся немалой растерянностью и метаниями (гибель Россий­ской империи и возникновение Советского государства; распад Советского Союза и провозглашение «независимой России).

Сегодня граждане России видят функции государства не в том, чтобы регулировать отношения между различными группами ин­тересов, а, прежде всего, в том, чтобы государство выражало обще­народную волю в противовес частным выгодам и устремлениям. В таком ключе авторитаризм «сильной власти» воспринимается не как отмена демократии, а как ее усиление, особенно когда госу­дарство «ставит на место» «олигархов» и «криминалитет».

Ценности традиционного общинного уклада в российском по­литическом сознании противоречиво сочетаются с реформаторс­ким комплексом, ориентированным на петровскую модель преоб­разований. Но реформаторские настроения россиян не касаются только утверждения «западных ценностей». Для нас важнее уста­новка на движение и изменение при условии сохранения тради­ционных ценностей.

Наличие устойчивых особенностей национального менталите­та не означает, что он не меняется. Просто механизм этого изме­нения носит весьма специфический характер: оно осуществляется не путем «перестройки», а посредством наслаивания поверх древ­них архетипов новых смысловых пластов.

Среди этих пластов и особое отношение к современным полити­ческим процессам и трансформации российского общества в целом.