Ассимиляция: успех неизбежен?

Американская нация отчасти является нацией иммигрантов, но гораздо более важно то, что эта нация ассимилировала иммигрантов и их потомков, включала иммигрантов в свое общество и свою культуру. В других обществах иммигранты зачастую сохраняли на долгие периоды времени собственную культурную, традиционную и национальную идентичность. В Америке все было иначе, за редкими исключениями. Те иммигранты, которые осели в Америке, положили начало трудному процессу ассимиляции. Их дети и внуки существенно ускорили этот процесс. Как показал Милтон Гордон в своем фундаментальном исследовании, иммигранты ассимилировались ровно в той степени, в какой они воспринимали культурные паттерны принимающей страны (аккультурация), проникали «в разветвленную сеть групп и организаций, то есть в социальную структуру общества», заключали сме-

несколько там, легкое видоизменение формы, но в общем и целом все тот же единый и не подвергаемый сомнениям английский язык». Подходящей метафорой для процесса ассимиляции будет не плавильный тигель, а, как выразился Джордж Стюарт, «перегонный куб», в котором «чужеродные элементы, добавляемые малыми порциями, не просто плавились, но перемешивались и перегонялись, причем перегонка не затрагивала сущности первоначальной субстанции»²⁸⁸. Или, если воспользоваться предложенной выше метафорой, эти элементы попадали в томатный суп, обогащая его вкус, словно приправы, но не меняя состава. Такова была история культурной ассимиляции в Америке, засвидетельствованная теми, кто, как Майкл Новак, еще совсем недавно рассматривал себя в качестве ее жертвы.

Исторически Америка была обществом ассимилированных иммигрантов, причем ассимиляция применительно к этой стране означала американизацию. Нынешние иммигранты сильно отличаются от своих предшественников, сама ассимиляция протекает иначе, да и Америка не та, что раньше. У величайшего в общественно-политической истории человечества успеха весьма туманное будущее.

ИСТОЧНИКИ АССИМИЛЯЦИИ

В прошлом ассимиляцию иммигрантов в американское общество обеспечивали многие факторы. Большинство иммигрантов прибывало из Европы, то есть из обществ, культура которых напоминала американскую или была с последней совместима. Иммиграция подразумевает свободный выбор: потенциальные иммигранты должны отправляться в путь с открытыми глаза-

ми, представляя хотя бы приблизительно, какие трудности их ожидают; несмотря на эти трудности, большинство иммигрантов хотели стать американцами. Те иммигранты, которые не желали приобщаться к американским идеалам, американской культуре и американскому образу жизни, со временем вернулись на родину. Иммигранты прибывали из множества стран, и за всю историю иммиграции не было случая, когда какая-либо национальность и какой-либо язык оказывались доминирующими в иммигрантской среде. В Америке иммигранты концентрировались в этнических сообществах, разбросанных по всей территории США; ни одной иммигрантской общине не удалось составить большинство населения в каком-либо регионе или хотя бы крупном городе. Иммиграция была прерывной, происходила «волнами», что было связано с экономической ситуацией в мире и законодательными ограничениями. Иммигранты сражались и гибли за Америку в войнах, которые вели или в которых участвовали Соединенные Штаты.

Что касается американцев, они обладали общим, весьма отчетливым и разумным представлением об американской национальной идентичности и общественно-политических и экономических условиях, необходимых для американизации иммигрантов.

После 1965 года эти факторы либо исчезли из общественной жизни, либо в существенной степени утратили свою значимость. Ассимиляция современных иммигрантов протекает медленнее и труднее и многим отличается от ассимиляции предыдущих поколений иммигрантов. Более того, сегодня она далеко не всегда означает именно американизацию. Особенно затруднительной представляется ассимиляция мексиканцев и прочих испаноязычных иммигрантов. «Испаноязычная» иммиграция, которая является насущ-

нейшей проблемой нынешней Америки, будет подробно рассмотрена в последующих главах. Теперь же обратимся к анализу сути иммиграционного процесса, к изучению иммиграции после 1965 года и к ответам американского общества на вызовы иммиграции.

ИММИГРАЦИЯ

СОВМЕСТИМОСТЬ

Вполне естественно предположить — и так оно, собственно, и было на протяжении американской истории, — что на скорость и легкость ассимиляции иммигрантов американским социумом и американской культурой оказывали существенное влияние культурная близость «исконного» общества иммигрантов и общества американского. Впрочем, это предположение верно лишь отчасти.

Если сравнить политические институты и ценности «исконного» общества иммигрантов с институтами и ценностями Соединенных Штатов, не замедлит выясниться, что общего у них не так уж и много. Джефферсон считал иммигрантов из стран, где торжествует абсолютная монархия, серьезной угрозой Соединенным Штатам — по той причине, что «от них мы можем ожидать все большего притока иммигрантов»*. Вдобавок эти иммигранты, полагал Джефферсон, «принесут с собой те принципы управления, к которым они привыкли с детских лет, и даже если они смогут их отринуть, это обернется величайшим распутством, ибо человеку

* Эти аргументы приводятся в «Записках о Виргинии», написанных в начале 1780-х годов, еще до того, как Америка привнесла в английский язык само слово «иммигрант». — Примеч. автора.

свойственно бросаться из крайности в крайность. Будет чудом, если они смогут удержаться на лезвии свободы. Кроме того, они передадут свои принципы и свой язык своим детям». Поскольку, как признавал тот же Джефферсон, американская политическая система не имеет аналогов в мире, высказанные им опасения относительно последствий иммиграции для этой системы должны были приостановить приток иммигрантов²⁸⁹ . Значительная часть иммигрантов происходила из обществ, политическое устройство которых было антитезой политической системе Соединенных Штатов. Однако большинство не принесло с собой своих «принципов управления», потому что пострадало от применения этих принципов на практике и стремилось, насколько возможно, отдалиться от сферы их действия. Менее эмоциональные и более прагматичные доводы приводились применительно к проблеме совместимости культур. В девятнадцатом столетии Верховный суд поддержал решение о высылке китайских иммигрантов на том основании, что китайская культура слишком сильно отличается от американской и потому китайцы не смогут прижиться в Америке. Со схожим отношением к себе сталкивались и представители других культур. Впрочем, оценить «подверженность» тех или иных народов ассимиляции довольно затруднительно. Вероятно, здесь можно ориентироваться на такой показатель, как количество иммигрантов, не пожелавших оставаться в Америке и вернувшихся на историческую родину. Но и этот показатель сильно варьируется. Например, в 1908-1910 годах, как подсчитал Майкл Пиоре, эмиграция составила 32 процента от иммиграции; при этом «показатель возвращаемости» равнялся 65 процентам у венгров, 63 процентам у северных итальянцев, 59 процентам у словаков, 57 процентам у хорватов и словенцев и 56 процентам у итальянцев юж-

ского происхождения 19 процентов выбрали исламское государство, 38 процентов солидаризировались с Соединенными Штатами, 28 процентов затруднились с ответом. Пятьдесят семь процентов иммигрантов и 32 процента американских мусульман согласились с тем, что «будь у них возможность, они бы покинули США и переселились в исламскую страну». Пятьдесят два процента опрошенных заявили, что чрезвычайно важно (и 24 процента — что важно) заменить общеобразовательные средние школы на территории США исламскими учебными заведениями²⁹⁴.

При некоторых условиях желание мусульман сохранить чистоту своей веры и религиозной практики может привести к конфликту с немусульманами. Над городом Дирборн, штат Мичиган, где находится крупная мусульманская община, витает атмосфера напряженности; этот город не раз становился ареной конфликтов между мусульманами и христианами. Дирборнские мусульмане публично заявляли, что общеобразовательные школы «забирают вашу юность у ислама» и что «политическая система Америки себя не оправдала и превратилась в помеху развитию общества». Единственное спасение от всех пороков социума, по их мнению, — это «100-процентный ислам, не что иное, как бескровное восстановление Хилафа, монструозного исламского сверхгосударства!»²⁹⁵ После событий 11 сентября 2001 года трудно предположить, какой отныне будет ассимиляция мусульман и возможна ли теперь она вообще.

ИЗБИРАТЕЛЬНОСТЬ

Более важны для ассимиляции не культура общества, к которому принадлежали иммигранты, а их личные мотивы и характеры. Люди, которые более или менее

добровольно решают покинуть родную страну и перебраться в другую, зачастую расположенную очень далеко от их дома, сильно отличаются от тех, кто подобного решения не принимает. Существует, так сказать, общеиммигрантская культура, отличающая иммигрантов от тех представителей национальных обществ, которые не выказывают желания покидать родной дом и отправляться в поисках счастья на чужбину.

Мнение Эммы Лазарус об американских иммигрантах как о «несчастном отребье» Земли является в значительной степени ошибочным; сенатор Дэниел Патрик Мойниган назвал это мнение «неаккуратным мифом». Те, кто перебирался в Америку, были «людьми особенными, предприимчивыми и самодостаточными, твердо знавшими, чего они добиваются, и добивавшимися этого исключительно собственными силами»²⁹⁶. До конца девятнадцатого столетия те, кто пересекал Атлантику, обычно выстаивали длинные очереди при посадке на корабли, стоически выносили плавания протяженностью не меньше месяца, проходившие в антисанитарных условиях и при невероятной скученности людей на палубах и в трюмах. До 17 процентов людей, покидавших Европу, умирали во время плавания. С появлением пароходов срок плавания сократился, само плавание сделалось более безопасным и предсказуемым; тем не менее иммигрантам по-прежнему приходилось идти на риск — ведь они неизбежно рисковали оказаться в числе тех 15 процентов, которых не пускали дальше острова Эллис²⁹⁷. Тем, кто решал пересечь Атлантику, требовались немалые амбиции, мужество и энергичность, инициативность и стойкость, терпение и выносливость, как физическая, так и душевная, а еще — неутолимая мечта о новой, счастливой жизни в далекой и прекрасной стране, о которой они почти ничего не знали наверняка. Большинству из тех, кто не

отваживался пускаться в путь, либо недоставало решительности, либо у них имелись иные цели и заботы. «Европейцы, — как заметил в 2000 году один из французских социалистов, — суть американцы, отказавшиеся взойти на борт. Мы не хотим рисковать; нам нужны покой и безопасность»²⁹⁸.

Сегодняшняя иммиграция значительно отличается от иммиграции прошлых лет. Трудности, неудобства, тяготы пути, риск и неуверенность в радушном приеме практически устранены. Современные иммигранты сохранили упрямство, решительность и одержимость своих предшественников, хотя им вовсе не обязательно было сохранять эти черты — сегодня вполне можно обойтись и без них. По иронии судьбы эти качества более всего потребны тем, кто пытается проникнуть на территорию Соединенных Штатов незаконно. До известной степени эти черты присущи мексиканским нелегальным иммигрантам, которые вряд ли рискуют пострадать от рук пограничников, но могут умереть в Аризонской пустыне. В намного большей степени эти черты присущи нелегальным иммигрантам из Китая и других азиатских стран, доверяющим свои сбережения и самое жизни нечистоплотным и зачастую связанным с криминалом дельцам в обмен на малокомфортабельное, нередко опасное путешествие длиной в пять-десять тысяч миль. Подобно тем, кто приплывал в Америку на парусных кораблях, эти иммигранты, должно быть, и вправду одержимы Америкой. Но на самом ли деле они хотят стать американцами?

ОДЕРЖИМОСТЬ

Свыше 60 процентов из тех 55 000 000 человек, которые покинули Европу в период с 1820 по 1924 год, перебрались в Соединенные Штаты. Их влекли эконо-

мические перспективы страны, где городские улицы, по слухам, были вымощены золотом. Впрочем, такие возможности открывались перед предприимчивыми людьми и в других уголках земного шара. Соединенные Штаты отличала религиозная и политическая свобода, отсутствие сословий и аристократии (не считая Юга) и англо-протестантская культура первопоселенцев. Некоторые иммигранты, реализовав открывавшиеся перед ними экономические возможности, возвращались домой. Те, кто оставался, поступали так по причине одержимости Америкой, новообретенной преданности ее принципам и культуре, преданности, часто складывавшейся задолго до прибытия в Новый Свет и составлявшей едва ли не основную причину решения переселиться сюда. «Новички, — писал Оскар Хэндлин, — готовились стать американцами прежде, чем их ноги ступали на борт корабля». Эти иммигранты, соглашался Артур Шлезингер-младший, жаждали стать американцами. Их целью было бегство во спасение, освобождение, ассимиляция. «В известном смысле, — писал Джон Харлс, — иммигранты становились американцами задолго до того, как сходили с корабля на американскую почву. Процесс ассимиляции, повсеместно трактуемый как важнейшее средство политической трансформации иммигранта, не столько обращал в христианство язычников, сколько раскрывал суть веры новообращенным»²⁹⁹.

Для большинства (но не для всех) иммигрантов «превращение» в американцев действительно было сродни обращению в новую веру и имело схожие последствия. Люди, наследующие религию предков, зачастую относятся к вере куда более небрежно, чем новообращенные. И не удивительно — ведь последним приходится делать непростой, нередко мучительный выбор. Приняв нелегкое, выстраданное, окончатель-

воспользоваться известной пословицей, получается, что и волки сыты, и овцы целы: «полуселенцы» успешно комбинируют американские возможности, средства и свободы с культурой, языком, семейными узами, традициями и социальными практиками своей родины.

ИММИГРАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ

МНОГООБРАЗИЕ И ДИСПЕРСИЯ

В прошлом ассимиляция определялась количеством и разнообразием обществ, из которых прибывали иммигранты, и языков, на которых они говорили. В девятнадцатом столетии основную массу иммигрантов «поставляли» не Британия, не Ирландия и не Германия. В 1890-х годах приблизительно 60 процентов иммигрантов приходилось на Италию, Россию, Австро-Венгрию и Германию (около 15 процентов каждая), плюс по 10 процентов добавляли Скандинавия, Ирландия и Британия³⁰², После 1965 года разнообразие «исходных» иммигрантских обществ сделалось, если такое возможно, еще более широким (причем мы пока не принимаем в расчет испаноязычные общества). Это разнообразие побуждало иммигрантов учить английский, чтобы общаться не только с коренными американцами, но и друг с другом. Впрочем, сегодня, в отличие от иммиграции прошлых лет, свыше 50 процентов иммигрантов принадлежит к одному языковому сообществу, и число таких иммигрантов продолжает увеличиваться.

В прошлом ассимиляции также способствовала дисперсия иммигрантов по территории Соединенных Штатов. Отцы-основатели считали подобную практику необходимой для того, чтобы избежать по возмож-

ности «вредоносных» последствий иммиграции. Относясь к самому факту иммиграции каждый по-своему, они были единодушны в том, что нельзя допускать концентрации иммигрантов в этнически гомогенных географических областях. Если иммигранты будут селиться вместе, предостерегал Вашингтон, они «сохранят язык, традиции и принципы (хорошие или дурные), которые привезли с собой». А если принудить их к смешению «с нашим народом, они или их потомки привыкнут к нашим установлениям, обычаям, мерам и законам, иными словами, вскоре станут с нами одним народом». Джефферсон также считал, что «иммигрантов для скорейшего их привыкания следует расселять среди местных жителей». А Франклин полагал, что нужно «распределять их равномерно, вперемешку с англичанами, и основывать английские школы в местах наибольшего их скопления»³⁰³. Данное отношение к иммигрантам получило законодательную поддержку со стороны Конгресса, который в 1818 году отверг петицию некой ирландско-американской организации, желавшей взять в аренду часть Северо-Западных территорий для основания там ирландского поселения. Конгресс отказал петиционерам, поскольку подобные действия могли привести к распаду нации; как прокомментировал Маркус Хансен, «никакое другое решение в американской истории не было более значимым». Вдобавок Конгресс одобрял просьбы новых штатов о вступлении в Союз лишь после того, как убеждался в наличии в этих штатах англоговорящего большинства среди населения³⁰⁴.

Тем самым американская политика базировалась на допущении, что ассимиляция требует дисперсии. Фактически же иммиграция подразумевала создание своего рода этнического плацдарма; затем население

диняло представителей множества стран и национальностей, при этом ни одна из последних не составляла более 15 или 20 процентов от общего числа иммигрантов (исключение — Нижний Истсайд, где 51 процент населения — китайцы)³⁰⁶. Проанализировав эти данные по Нью-Йорку, Джеймс Дао подытожил: «Нынешние иммигранты прибывают из большего количества стран и говорят на большем количестве языков, нежели иммигранты последней европейской волны. Они сильнее различаются способностями и возможностями, среди них больше образованных людей и больше профессионалов. В отличие от своих предшественников, они избегают гомогенных анклавов и распределяются многочисленными общинами по городам»*. Подобная практика должна существенно облегчать ассимиляцию. В 1990-х годах в странах с наивысшей концентрацией иммигрантов из какого-либо одного государства 11 процентов рожденных за рубежом бегло говорили по-английски. В странах же «дисперсированных» показатель бегло говорящих составил уже 74 процента³⁰⁷. Отцы-основатели были правы: дисперсия и вправду есть основа ассимиляции.

* Приведу пример такого «дисперсирующего» сообщества. Астория, Куинз, Нью-Йорк: в детстве, пришедшемся на 1930-1940-е годы, среди моих друзей были англосаксы, подобно моим родителям, прибывшие в Нью-Йорк из крестьянской страны, а также евреи, итальянцы, ирландцы, греки и один-единственный французский гугенот. К 2000 году, согласно журналу «Нью-Йорк Таймс Мэгэзин» (17 сентября 2000 г.), из этнических групп моего детства в Астории проживали только греки, зато к ним присоединились бразильцы, эквадорцы, египтяне, филиппинцы и граждане Бангладеш. Америка торжествует! — Примеч. автора.

РАЗРЫВНОСТЬ

Соединенные Штаты, как писал Натан Глейзер, «не всегда были иммигрантским обществом»³⁰⁸. Будучи народом иммигрантов, американцы, как отмечалось в заявлении Форума иммигрантов, «были и остаются народом националистов». На протяжении столетия, с 1870-х по 1960-е годы, законодательные меры сначала ограничивали, а затем и полностью запретили иммиграцию жителей азиатских стран; в течение сорока лет эти законы поддерживали иммиграцию на крайне низком уровне. Из иммигрантского общества Америка успела превратиться в общество ограниченной, «разорванной» иммиграции. Процесс иммиграции, как указывал Роджер Фогель, варьировал свою интенсивность и демонстрировал тенденцию к цикличности³⁰⁹. Волна иммиграции 1840-х — 1850-х годов завершилась с Гражданской войной и сумела достичь прежних показателей лишь в 1880-х годах. В 1840-х и 1850-х годах уровень иммиграции на 1000 человек населения равнялся соответственно 8,4 и 9,3; в 1860-х и 1870-х он снизился до 6,4 и 6,2 и поднялся в 1880-х до 9,2. Ирландская иммиграция, составлявшая в 1840-х и 1850-х годах 780 000 и 914 000 человек соответственно, сократилась в последующие десятилетия до 500 000 человек ежегодно. Немецкая иммиграция — 951 000 человек в 1850-е годы — упала до 767 468 и 718 182 человек в два последующих десятилетия, почти восстановила свой уровень в 1880-е годы, но потом менее чем за десятилетие понизилась до 500 000 человек и даже менее. В общем, иммиграция рубежа веков достигла своего пика в 1880-е годы и снизилась в 1890-е, отчасти благодаря суровому иммиграционному законодательству США, а затем вновь стала расти — до Пер-

вой мировой войны, на короткий срок еще более усилилась сразу после войны, но впоследствии резко сократилась — в результате принятия соответствующего закона в 1924 году.

Это сокращение весьма сильно сказалось на ассимиляции. После 1924 года, как утверждают Ричард Альба и Виктор Ни, «продолжительная сорокалетняя пауза в крупномасштабной иммиграции фактически гарантировала, что этнические сообщества и культуры будут ослабевать с течением времени. Силу этих сообществ подрывала возросшая мобильность отдельных личностей и целых семей, прежде всего людей, рожденных на чужбине, то есть иммигрантов как минимум второго поколения. Незначительное количество новоприбывающих не в состоянии восполнить эти потери. Постепенно происходит переход первого поколения иммигрантов ко второму и далее, к третьему». Сохранение текущего высокого уровня иммиграции, по контрасту, «создаст фундаментально иной этнический контекст, с которым придется столкнуться потомкам европейских иммигрантов; новые этнические сообщества тяготеют к масштабности, культурной энергичности и институциональному богатству». При существующих условиях, подчеркивает Дональд Мэсси, «приток иммигрантов будет опережать прирост этнических сообществ и их генезис через смену поколений, социальную мобильность и смешанные браки. В итоге этническая принадлежность будет определяться именно иммигрантами, а не последующими поколениями, вследствие чего баланс этнических идентичностей склонится в сторону языка, культуры и образа жизни общества, породившего иммигрантов»³¹⁰.

Сегодняшняя волна иммиграции зародилась в конце 1960-х и начале 1970-х годов и составляла

в среднем 400 000 человек в год (до 1965 г. эта цифра равнялась приблизительно 300 000 человек). В конце 1970-х и в начале 1980-х средний показатель возрос до 600 000 человек, а в 1989 году перевалил за 1 000 000 человек. В 1970-е годы в США въехали немногим более 4 500 000 человек, в 1980-е — 7 000 000 человек, а в 1990-е — свыше 9 000 000 человек. Процент рожденных за рубежом среди американского населения в 1960 году составлял 5,4; к 2002 году он более чем удвоился, до 11,5³¹¹ . Да, численность иммигрантов меняется год от года, однако в начале нового столетия процесс иммиграции не выказывает ни малейших признаков замедления. И США оказываются перед лицом новой угрозы — постоянно высокого уровня иммиграции.

Две предыдущие иммиграционные волны были поглощены войнами, а также «картофельным голодом» в первом случае и антииммиграционным законодательством в случае втором. Чтобы сдержать третью волну, необходима еще одна война; серьезная рецессия в американской экономике также способна уменьшить приток иммигрантов и привести к ужесточению антииммиграционного законодательства. Это уже происходит: война с терроризмом, упадок американской экономики и сокращение количества въездных виз позволили уменьшить как легальную, так и нелегальную иммиграцию с невероятных 2 400 000 человек между мартом 2000 и мартом 2001 годов до 1 200 000 человек между мартом 2001 и мартом 2002 годов. Тем не менее в ноябре 2002 года один аналитик заметил: «Нет никаких доказательств тому, что начавшийся в 2000 году экономический спад или террористические атаки 2001 года привели к сколько-нибудь существенному замедлению иммиграции». Если допустить, что Америка не станет наращивать количество,

масштабы и интенсивность войн, которые она ведет или собирается вести, средний ежегодный уровень иммиграции сегодня следует оценивать приблизительно в 1 000 000 человек³¹². Это означает, что ассимиляция по-прежнему возможна, однако протекать она будет намного медленнее и даст намного худшие результаты, нежели ассимиляции двух предыдущих волн.

ВОЙНЫ

Участие представителей американских этнических меньшинств в войнах Америки вылилось в притязания этих меньшинств на полноценное гражданство. В 1820-е годы утверждалось, что белые безземельные мужчины заслуживают права голоса, поскольку они «не менее доблестно, чем остальные, проливали свою кровь, защищая страну». Осада форта Вагнер 54-м Массачусетским пехотным полком и сравнимые по масштабам и последствиям действия 200 000 чернокожих на службе Союза побудили Фредерика Дугласа заявить, что «чернокожий заслуживает права голоса за все, что он совершил, за помощь в подавлении восстания, за доблесть в боях и за поддержку солдат федеральной армии... Если он умеет заряжать ружье и сражаться за флаг и за правительство, он умеет достаточно, чтобы обладать правом голоса»³¹³. Мужество чернокожих солдат в годы Второй мировой войны подкрепило доводы Дугласа и привело к отмене сегрегации и принятию закона о гражданских правах в 1950-е и 1960-е годы.

Схожим образом войны способствуют ассимиляции иммигрантов, не только сокращая число последних, но и давая им возможность продемонстрировать свою лояльность Америке. Готовность сражаться и, если понадобится, умереть за страну цементировала

этой процессии были делегаты от сорока с лишним иммигрантских сообществ Нью-Йорка, от 18 гаитян до 10 000 итальянцев и 10 000 евреев, на которых восхищенно взирали 35 000 итальянцев и 50 000 евреев, не сумевших принять участие в шествии. Среди прочих были американцы германского происхождения с лозунгами «Америка — наше отечество» и «Рождены в Германии, сделаны в Америке»; греки, венгры, ирландцы, сербы, хорваты, словенцы, поляки и литовцы — эти с транспарантом «Дядя Сэм — наш дядя». Русские надели костюмы в расцветке своего триколора, венесуэльцы играли национальный гимн, китайцы выставили бейсбольную команду. Репортер газеты «Нью-Йорк Таймс» писал: «В этом продолжительном калейдоскопическом шествии, то пестром от диковинных костюмов, то сумрачном благодаря длинным колоннам людей в цивильной одежде, маршировавших с торжественностью, внушавшей почтение всем, кто наблюдал за ними, перед нами представала нынешняя Америка, земля множества кровей, слитых в единый идеал»³¹⁷.

После 11 сентября 2001 года все иммигранты, включая арабов и мусульман, поспешили объявить о своей преданности США и восславить американский флаг. Иностранцы по рождению составляют сегодня 5 процентов личного состава американской армии, среди потерь в Афганистане и Ираке значительная доля принадлежит американцам латиноамериканского происхождения. Тем не менее без «большой войны», которая потребовала бы всеобщей мобилизации и растянулась бы на годы, у нынешних иммигрантов не будет ни возможности, ни необходимости проявить свою идентичность и выказать лояльность Америке, как выказывали ее иммигранты предыдущих поколений.