Запоздалые размышления о нашем театральном завтра.

Начну с оговорки. Глаголить истину сложно. В русской культуре исстари гораздо важнее правда, замещающая истину. Истина – жестока, а в правде всегда есть добро. Но даже правду говорить, как справедливо заметил народ-диалектик, себе дороже. Но мы попробуем.

ПАРАДОКС О КУРИЦЕ, ИЛИ ДУСЯ-ПОБЕДИТЕЛЬНИЦА

Все последние годы мы были свидетелямии иногда глухого, чаще яростного, неприятия театральной общественностью государственных инициатив в театральной сфере. Гнев, в общем, справедлив. Мы живем в годы, когда на смену «Парадоксу об актере» Дидро пришел, если угодно, «Парадокс о курице». Если раньше в спектакле персонажи ели курицу, то театр ее и поку­пал как реквизит в ближайшем магазине. А сегодня, на основании ФЗ от 21 июля 2005 года № 94 «О конкурсах на размещение заказов…», директор должен представить вышестоящей организации список из десяти магазинов с ценами на курицу, чтобы купить самую дешевую и, разумеется, самую синюшную.

Не может быть! – скажет читатель. И будет прав, но лишь постольку, поскольку курица стоит пока еще дешево. А вот, например, у Александра Калягина в театре «Et Cеtеrа» нет главного режиссера, он их приглашает на постановку. Для этого он должен объявить конкурс. И по итогам конкурса уже не он, а ему дадут режиссера, запросившего гонорар меньше остальных претендентов. Поэтому, если Роберт Стуруа оценит свой труд и талант, условно, в двадцать пять тысяч долларов, а Дуся Пупкина – в пять, то конкурс выиграет Дуся Пупкина. Идиотизм? Конечно, но таков по своей сути наш родной российский закон. На деле же получается, что нас всех загоняют в ситуацию, чтобы каждый из нас был «на крючке», чтобы не числили мы себя честными людьми, а были все в круговой криминальной поруке.

Примеры подобного рода можно множить до бесконечности. Ну как не вспомнить бездарную попытку власти перевести театры в новые формы типа Г(М)АНО и СГ(М)АНО! Вообще, вся история российского театра подтверждает справедливость утверждения Н. Боголюбова: «Кто нам поручится, что в недрах ретроградских канцелярий не найдется еще какого-нибудь кустарного финансиста, который не придумает еще нового виртуозного налога на театр?» А в заключение замечательно подытожил, что в театральной сфере «свободно могут упражняться все в экспериментах над начатками экономических несправедливостей»[162]. Хорошо сказал! Сто лет уже прошло, а на все времена.

Теперь попробуем разобраться, почему так происходит.

ХУДОЖНИКОВ ЛЮБЯТ, НО НЕ УВАЖАЮТ

Дело не только в том, что начиная с середины 1990-х годов проекты законов готовились не заинтересованными энтузиастами, но по заказу чиновников и за плотно закрытой дверью. Это, в принципе, закономерно: укрепление власти государства всегда оборачивается обеднением гражданских свобод.

Главная причина, однако, в другом. Мне кажется, я ее знаю, но это знание, увы, будет неприятной новостью для наших творческих деятелей. Поэтому начну с Власа Дорошевича, который говорил, что в России «поощряются художники, но не поощряется искусство»[163]. Более чем сорокалетний опыт общения с чиновниками самого разного уровня дает мне право продолжить его мысль: в России художников любят, но не уважают.

Не надо побивать меня камнями, уважаемый читатель, лучше остановиться и подумать. Любить, ценить, поощрять, осыпать милостями какого-то выделенного (или несколько выделенных – суть не в этом) артиста, режиссера, драматурга (даже отдельный театр) намного проще и любезнее сердцу, нежели думать о стратегии развития всего театрального процесса. Ведь с точки зрения державной ментальности театр – не космос, не армия, не газ, не нефть, не высокие нанотехнологии и еще много-много раз не, и не, и не.

«Как?! – возмутится читатель. – А искусство? Развитие эстетического вкуса? Окультуривание народа? Гражданские идеалы? Общественное согласие? Мировой престиж? И т.д.? И т.п.?» Я не спорю. Я – согласен. Категорически и безусловно. Но от моего согласия ничего не изменится, как, впрочем, и от мнения остальных деятелей театра. Нужно не наше, а ее, ВЛАСТИ, согласие. А у ней – и это надо честно понять и признать – совсем иная система приоритетов, свои сиюминутные, и долговременные государственные проблемы и заботы.

Я бы предложил следующую максиму: общество, а не государство, должно заботиться о развитии искусства, а задача государства – создавать условия для этого.

Если мы согласны с этим, тогда рассмотрим, почему у нас в театре все никак не устроится так, как хотелось бы. Ведь для того, чтобы вылечить болезнь, надо, как минимум, поставить правильный диагноз.

ВАСЬКА СЛУШАЕТ ДА ЕСТ

На всех без исключения собраниях мы (я, ты, он, она, вместе – целая страна) ежедневно слышим слова о «новой демократической России». Может быть, так оно и есть, но вот что смущает – какая-то она, признаемся, странная демократия. Предлагаю тест – чем обычно заканчивается любое собрание ущемленной в чем-либо российской интеллигенции? Вы правильно угадали – письмом к В.В. Путину. Но почему тогда ни в Англии, ни в Германии, ни в США или Франции (каждый может продолжить список по своему желанию) недовольные артисты, режиссеры, драматурги не пишут ни президенту, ни премьеру, ни канцлеру? Они что, грамоте не научены? Научены, конечно, но знают и другое – в демократическом гражданском обществе есть иные, более эффективные механизмы влияния на разные ветви власти.

Если демократия есть власть народа, то сегодня вопрос о демократии для нас, россиян, имеет, скорее, назывной характер. У нас нет институциональных и/или неформальных структур и механизмов реализации этой самой нашей власти. Мы только в начале длительного исторического пути, у нас даже Общественный Совет создается не снизу, а по инициативе президента!

Тогда, если быть предельно откровенным, надо признать, что в нашем сознании преобладают элементы феодального сознания. Рассмотрим, например, ситуацию с Центральным домом актера. Его – лакомый кусок в центре Москвы – хотят захватить вышестоящие начальники. Впрочем, давно известно – у нас закон, что дышло… Это вынужден был признать, выступая 22 января 2008 г. на Втором Общероссийском гражданском форуме, Дм. Медведев: «Россия – страна правового нигилизма, таким уровнем пренебрежения к праву не может похвастаться ни одна европейская страна». Без комментариев…

Итак, чиновники планируют незаконный захват имущества актерского дома. В ответ пятьдесят пять народных и лауреатных артиста пишут письмо. Догадайтесь с трех раз кому? Правильно, Президенту России. О чем? Конечно же, с просьбой вмешаться. Президент молчит. Тогда собирается театральная громада, все эмоционально обсуждают, говорят об искусстве, духовности, высоких идеалах и… принимают очередное письмо, думаю, читатель уже догадался к кому. С феодальной точки зрения все правильно: нас, бедных вассалов, обижают именитые пэры, и мы ищем справедливости у верховного сюзерена. Или я не прав? А главное, я до сих пор не понимаю – по доброте ли душевной или, наоборот, более чем сознательно власть всячески поддерживает такие правила социальной игры?

Великий знаток России Н.В. Гоголь примерно сто пятьдесят лет назад писал: «Вообще мы как-то не создались для представительских заседаний. Во всех наших собраниях (...) присутствует препорядочная путаница. Трудно даже и сказать, почему это. (...) Цель будет прекрасна, а при всем том ничего не выйдет. Может быть, это происходит оттого, что мы вдруг удовлетворяемся в самом начале и уже почитаем, что все сделано»[164]. Могу подтвердить истинность его слов по отношению к большинству театральных заседаний. Кроме того, что бал на них правит, преимущественно, эмоциональная логика, есть еще и другой немаловажный момент. Зачастую создается впечатление, что главное – сказать острее, жестче и эмоциональнее предыдущего оратора. Вот так – выплеснул эмоцию, сорвал аплодисман и полюбовался собой: «Ай да я! Молодец! Во как врезал!!!» А тем временем Васька, то есть власть, слушает да ест, то есть решает все в свою, естественно, пользу.

НЕ ЛУЧШЕ ЛЬ НА СЕБЯ, КУМА, ОБОРОТИТЬСЯ?

Власть, как известно, виновата всегда, а мы? Мы, что, всегда в белом? Увы, это миф. Может быть, у меня склероз, но я никак не припомню прецедента, когда деятели искусства пытались найти хоть какую-то общую лексику, общий контекст для диалога с властью. А зачем? Зачем, когда власть должна, нет, не должна – она обязана понимать художника, даже если он сам себя не понимает. Что ж, это абсолютная истина, замечательная истина, но, по-моему, для государства с названием Касталия, а мы, все-таки, живем в другой стране.

Я понимаю, что художник, независимо от вида искусства, в котором он творит, власть не любит. Художник – воля-вольница, власть – Левиафан. Художник – свобода, власть – ограничение. Так было, так будет. Но если художник не идет на диалог с властью (через свои представительные корпоративные объединения), не хочет понять логику ее действий, он изначально обречен на поражение. Это в Касталии с Аркадией все хорошо, а нам надобно помнить трагический мартиролог деятелей российского искусства – от Радищева до Высоцкого. Или напомнить всех поименно?

Если есть взаимопонимание, тогда можно защищать свои профессиональные интересы, искать и находить разумный компромисс. Но чаще всего мы ведем себя ситуативно, как человек первых непосредственных реакций. Приведу пример. Сколько копий сломано, сколько праведного гнева выражено по поводу Закона об автономных учреждениях (АУ). И как, походя, унижали замечательного человека, умницу Елену Александровну Левшину на театральном форуме в 2006 году! Не это ли стало той последней каплей, которая привела к трагическому финалу? Видел, как тяжело она переживала эту несправедливость…

Нужен ли был этот закон? Об этом – чуть ниже, пока же оговорим следующее.

У каждого народа своя ментальность. Исторически так сложилось, что мы ориентированы на «будущее мимо настоящего» (Н.В. Гоголь). Нас всегда не устраивает реальность, наша жизнь, которую мы проживаем сегодня. Мы всегда оцениваем ее с точки зрения идеального завтра, которому она, конечно же, никак не соответствует. Поэтому рефреном через российскую историю – от Петра и Екатерины до Николая II – сплошное брюзжание современников, недовольных действительностью.

Нас и в школе воспитывают на идеалах – от Татьяны Лариной до Наташи Ростовой. И при советской власти нас манили идеалом желанного будущего – коммунизма, когда каждому – от пуза, как Емеле, да еще и без щуки. Вот мы и выросли такими, как о нас написал Е. Винокуров:

Но еще не знала

Вселенная от века никогда

Такой великой жажды идеала!..

Не буду подробно обсуждать все, что из этого вытекает (хотя, в том числе, вечная наша неустроенность обыденной жизни), скажу только, что такая ориентация на идеал формирует ментальность победителя.Не поиск компромисса, а только полная и безоговорочная победа, а за ценой мы, как известно, не постоим. К сожалению.

«ВЕЧНАЯ ЖИЗНЬ» НЕ ГАРАНТИРУЕТСЯ

С учетом сказанного вернемся к закону об АУ.

С 1987 г. в нашей стране проводится театральная реформа. И хотя ее цель (или цели) не были никогда внятно, ясно и четко сформулированы, однако, исходя из самой логики этапов этой реформы видно, что ее магистральная линия заключается в переходе от созданной И. Сталинымсистемы государственной организации и управления театральным процессом к системе самоорганизациии театральной жизни,по которой жила дореволюционная Россия и поныне живут все цивилизованные страны мира.

Я уже четверть века сторонник принципа самоорганизации, много о ней писал, выступал на семинарах и конференциях, рассказывал по ТВ. Поэтому не буду повторяться. Скажу только, что система государственной организации – путь тупиковый. В основе самоорганизации – предприимчивая личность и общественная инициатива. Благодаря самоорганизации в культурной жизни конкурируют и утверждаются новые художественные идеи. Однако такая конкуренция, обеспечивая поступательное развитие искусства и его разнообразие, не гарантирует «вечной жизни» даже известным творческим коллективам. Гарантия их выживания – общественная востребованность. Это, по выражению А.Д. Дикого, как езда на велосипеде – ты двигаешься, пока крутишь педали, прекратил – падаешь. Но благотворные результаты самоорганизации проявляются не вдруг и не сразу: это достаточно длительный эволюционный процесс, в ходе которого постепенно складываются структура, нормы и механизмы согласования интересов всех участников культурной жизни. А при крутой революционной ломке «до основания» старого в надежде построить что-то новое – во главу угла ставится достижение наперед заданной цели без учета реальных возможностей, наличных ресурсов, законов общественной психоло­гии и, в конечном итоге, без учета социальной ценытакой реформы.

НЕ ВЕДАЕМ, ЧТО ТВОРИМ

Переход к самоорганизации возможен только при условии, что он будет продуман и реализован системно. Это означает признание взаимосвязи всех без исключениясоставляющих элементов этой системы. Это, примерно, так же, как с автомобилем: нельзя увеличивать мощность его мотора, забывая про тормоза – такое совершенствование неизбежно закончится аварией.

Из горького опыта отечественной истории мы знаем, что успех любой реформы зависит, прежде всего, от людей, готовых принять (или отторгнуть) ее. Поэтому так важно гарантировать деятелям театра достойную социальную защиту, обеспечить проводимые изменения необходимыми средствами, прежде всего – финансовыми. Все благие идеи и проекты реформ должны быть подкреплены и обеспечены экономически. И, одновременно, необходима развитая система общественной поддержки искусства, потому что без нее искусство (и прежде всего – театральное) неизбежно склоняется перед экономическим интересом.

Монополия государственного финансирования организаций искусства в СССР объяснялась их важной для власти функцией идеологического «промывания мозгов». В посткоммунистической России они, к счастью, освободились от этой насильно навязанной им роли, но жизнь поставила их перед новой проблемой: на смену диктату власти пришел диктат «дикого рынка».

Я понимаю, что руководители страны серьезно озабочены (и слава Богу!) состоянием экономики – ради благосостояния народа. Я только не понимаю, почему они так безразличны к вопросам культуры – без нее этот самый народ способен оскотиниться. Более десяти лет назад я отмечал, что «в России нет четко сформулированной, артикулированной государственной культурной политики, обеспеченной необходимой законодательной базой и финансовыми ресурсами, есть, скорее, необязательные для выполнения декларации о намерениях. Ее приоритеты совсем не очевидны и создается впечатление, что они ситуативны и направлены на очередное "латание дыр". Обществу не предложены ни "образ будущего" России, ни место культуры в нем, ни социальная роль театра в достижении этого будущего»[165]. Могу констатировать, что воз и ныне там.

Более того, сегодня складывается абсурдная кафкианская ситуация, когда государство, с одной стороны, настойчиво и последовательно продолжает линию на самоорганизацию культурной жизни, но одновременно предпринимает не менее настойчивые и энергичные действия, способные погубить саму эту идею на корню. Такая разнонаправленная политика, непродуманные шаги вызывают законную тревогу у всего театрального сообщества, дают обильную пищу разного рода слухам и домыслам.

ОТ НИГИЛИЗМА ДО БЕСПРЕДЕЛА...

Таковы были, вкратце, исходные условия, когда в 2004 г. появился, нет, скорее, возник, вдруг обнаружился (он делался в глубокой тайне от театральной общественности) проект рабочей группы по подготовке законопроекта о реструктуризации бюджетного сектора при министерстве экономического развития и торговли (так называемая «комиссия Грефа»). Перевод организаций культуры в предложенные формы Г(М)АНО и СГ(М)АНО[166] грозил театрам и всей культуре многочисленными непрогнозируемыми бедами. Все отрасли социальной сферы молчали, «будто долларов в рот набрали» (Маяковский). И только СТД РФ боролся против государственных благоглупостей: из всех регионов России шли письма на имя Президента РФ против этого проекта, руководством СТД РФ было проведено множество пресс-конференций с участием самых известных и уважаемых театральных деятелей и т.д. На волне общественного недовольства Президент РФ (опять!) ввел в «комиссию Грефа» по подготовке закона Е. Левшину, Г. Смирнова и вашего покорного слугу. Пропускаю описание множества проведенных позиционных и наступательных боев в комиссии, и т.д. Скажу только, что ведомства, обязанные по долгу службы защищать интересы искусства, на первых порах самоустранились от этого процесса.

Так как закон об АУ – логическое продолжение процесса десталинизации художественной жизни я, казалось бы, должен быть двумя руками «за». Тем более, что в своей тронной речи на расширенной коллегии Минэкономразвития и торговли (МЭРТ) Г. Греф обосновывал необходимость принятия закона переходом к самоорганизации, правда, ни разу не употребив этого понятия. Но вся закавыка в том, что власть (а, точнее, разработчики закона) или не знает, или не хочет делать это системно, по-умному.

В своем ответном выступлении на коллегии я говорил: «Как птице для полета необходимы два крыла, так и искусство нуждается в двух взаимосвязанных системах поддержки ― государственной и общественной. С перебитым крылом летать невозможно. Но у нас ничего не делается для складывания системы общественной поддержки. Тем самым, мы погубим великую идею самоорганизации и еще крепче привяжем театры к колеснице государства».

Я и сейчас так думаю, но закон был принят, хотя и с некоторыми нашими поправками. Так, по настоянию СТД, в законе на смену понятию «государственный заказ» пришло «государственный задание», что позволяет обойти сакраментальный ФЗ № 94: появилась запись, что решение о создании АУ «принимается по инициативе либо с согласия государственного или муниципального учреждения» (ст. 5 п.4). Казалось бы, все ясно… Но совсем недавно на одной межрегиональной конференции министр культуры энской области заявил, что им уже пришло указание от федерального правительства — эффективность деятельности региональных властей будет оцениваться в процентах перехода местных бюджетных организаций в автономные. Если это действительно так, то мысль претендента на пост Президента РФ необходимо уточнить: говорить надо не о правовом нигилизме, а правовом беспределе.

НЕПОДНЯТАЯ ЦЕЛИНА

Мне кажется, что сегодня уже поздно махать кулаками по поводу АУ. Но чтобы хоть как-то достойно жить и работать, надо собраться всем театральным миром и сосредоточить силы в направлении главного удара – добиваться принятия соответствующей законодательной базы по становлению системы общественной поддержки искусства. Надо добиваться понимания: нам – власти, власти – нас. Понимание должно стать улицей с двусторонним движением, в противном случае аварии неизбежны. Не будет этого – наше искусство останется с рукой, вечно просящей милостыню у государства.

А примеры добротворения гражданам должны подавать первые лица страны, как это было у нас до революции. Царская семья была крупным меценатом и всячески демонстрировала августейшую благосклонность щедрым жертвователям: награждала их символами социального престижа – чинами, орденами и медалями, званиями и т.д. При дворе были Императорское человеколюбивое общество и благотворительное общество имени императрицы Марии Федоровны. И это – нормально: известно, что в социуме действуют законы общественного подражания.

Исследуя историю российской культуры, я зримо представляю себе, какая неподнятая целина расстилается перед нами. Надо бы, казалось, засучить рукава и сказать вслед за известным политиком: «Чертовски хочется поработать», но…

Но с годами я все более становлюсь пессимистом. Так, мне кажется, что наши именитые «звезды», приласканные властью, отнюдь не рвутся в бой за общее дело. У других же – свой непомерный эгоцентризм, свои амбиции, своя корысть, которая выше корпоративных интересов. Это не пустые слова, я знаю, что говорю. По заданию Совета Федерации и СТД РФ мы сделали законопроект «О театре и театральной деятельности». 22 декабря 1999 г. он был передан в Государственную Думу с тем, что она рассмотрела его в 2000 г. Но воз и ныне там. Тому много причин, но одну из главных мне по секрету поведал работник Совета Федерации: «Законопроект предполагалось рассмотреть в первом чтении осенью 2000 г. Но так как в 2001 г. на съезде СТД должны были выбрать его председателя, то некоторые ваши, театральные, уже с лета стали убеждать депутатов Госдумы не рассматривать этот законопроект. Его рассмотрение увеличило бы шансы Калягина быть переизбранным». А.А. Калягин и без этого был переизбран абсолютным большинством голосов и в 2001, и в 2006 годах, а проект столь нужного нам всем закона уже восемь лет пылится где-то на полке.

P.S. Прежде чем отдать текст в печать, я попросил моих знакомых прочитать его и высказать свои суждения. Странно, но практически все они, не сговариваясь, задавали мне один и тот же вопрос: «А все-таки остается неясным – вы-то сами на чьей стороне?»

Что там сказал Гоголь по этому поводу? Вроде бы так – скучно жить на этом свете, господа…

Да простит меня Господь, если я не прав…

(Театральное дело. 2007. № 4–5. С. 49 –50.)

I I I. ПЕРСОНАЛИИ

Наши рекомендации