Надежные данные отсутствуют 7 8

Из таблицы видно, что дети, поступающие из семей, реагируют па переход и новую среду неблагоприятно или, во всяком случае, «заметно» несравненно чаще, чем дети из учреждений для грудных детей, Мри атом следует помнить, что семьи, из которых дети поступают н учреждение, в большинствеслучаев предоставляют далеко не полную стимуляцию для развития и не полное эмоциональное удовлетворение. За счет данного обстоятельства можно, по-видимому, отнести сравнительно значительное в процентном выражении чисто детей, у которых переход it учреждение не вызвал явных затруднений. Что касается типа отмечаемых реакции, то форма с подавленностью бывает более частой (статистически значимо) именно у детей из семей по сравнению с детьми из учреждений для грудных детей. В отличие от этого, дети из детских учреждений реагируют па такой переход чаще (хотя уже не статистически значимо) повышенным стремле­нием обратить на себя внимание взрослых и привлечь их к себе и даже «присвоить» себе новых людей в новой среде. К данному типу поведения, которое для части детей из учреждений является весьма показательным, мы рассмотрим обстоятельства еще в иных соотношениях.

Реакция на переход из одного детского учреждения в другое

То, что обоснованием сепарационной симптоматологии в поведении ребенка не должна быть только исключительно* разлука с любящим ма­теринским лицом, а может быть просто отрыв от целого комплекса жизнен­ных условий, показывают лучше всего реакции детей на переход из учреждения для грудных детей в детский дом для ползунков, а отту­да дальше в детский дом для детей дошкольного возраста. У данных детей нельзя в общем предполагать наличия особенно интенсивного эмо­ционального отношения к какому-либо «заместителю матери», и все же их реакции на перемещение в новое учреждение бывают нередко весьма выразительными и драматичными, они длятся иногда весьма долго, причем их симптоматология во многом соответствует той, которая была описана ранее. Из нашей таблицы (см. стр. 53), сравнивающей реакции детей, поступающих в детдом для ползунков из семей, и детей из учреждений для грудных детей, хотя и вытекает, что в 61% случаев адаптация детей из учреждений бывает без крупных нарушений или необычностей (у де­тей из семей — лишь в 38°/о случаев) однако остающиеся 39% с явными адаптационными нарушениями все еще представляют число, заслуживаю­щее особого внимания. На основании способа, каким оценивались реакции детей, данные нарушения следует принимать уже в качестве «серьезных». Как мы уже упоминали, реакций с регрессией бывает у детей из детских заведений значимо меньше, чем у детей из семей и, в отличие от этого, у них несколько чаще отмечается чрезмерная социальная активность и стремление привлечь к себе внимание новых, незнакомых взрослых.

Обычный опыт показывает, что дети после поступления в учреждение для ползунков многое «забывают», так что учреждение для грудных детей попадает под подозрение, что поведению своих детей при их передаче оно дает оценку выше действительной. Однако под то же самое подозрение попадает через следующие два года учреждение для ползунков по от­ношению к дошкольному детдому, а последний снова, через следующие три года, но отношению к школьному детдому. Работники детской пси­хиатрической службы, наблюдающие за развитием детей в учреждениях всех типов, имеют, конечно, возможность данное подозрение опровергнуть, так как они отмечают не только нарушения регрессивного рода, но и целый ряд дальнейших нарушений, сопровождающих переходы из одного дет­ского учреждения в другое.

Приведем хотя бы один пример острой и затяжной реакции на двойную перемену среды детских учреждений.

Ш. М. — сын незамужней матери — был передан из родильного дома в учреждение для грудных детей. После приема в дом для ползунков, на первом году своей жизни он выглядит как ребенок с тяжелой задержкой развития, апатичный, плаксивый, с минимальным контактом с медсестрами и с остальными детьми. Лишь в возрасте двух лет мальчик начинает ходить и вокализировать в слогах. Имеется серьезное по­дозрение по поводу слабоумия в пределах от легкой и до средней степени. С детьми он не играет, не хочет сидеть у столика, при приближении кого-либо незнакомого испуганно плачет, кричит, валяется на полу, прячет голову. Игрушку, которую ему подают, он лишь пассивно держит; если психолог, проводящий исследование, наконец игрушку отбирает, чтобы подать ему новую, то он начинает безутешно плакать. В течение следующего года происходит, однако, более благоприятная адаптация, развитие уско­ряется и, в течение последующих 10 месяцев, т. е. в три с половиной года, он по­чти полностью сравнивается со своей группой, говорит короткими предложениями, де­кламирует детские стишки, интересуется всем происходящим в учреждении и на дворе при прогулке; затруднения в связи с его поведением полностью исчезли. Затем снова производится исследование в 4-летнем возрасте, т. е. спустя месяц после перевода в дошкольный детский дом. Снова отмечаются очевидная стагнация развития и новые трудности в поведении — проявляется строптивость, мальчик ложится на пол, кричит, у него прерывается дыхание. Хотя по предшествующему контакту он хорошо знает психолога, здесь в новой среде он снова почти точно повторяет свое поведение при первом исследовании в детском учреждении для ползунков: игрушку только держит в руках, а при попытке психолога подать ему новую игрушку он начинает так же испуганно плакать и у него появляется негативистское поведение. Установление контакта почти столь же затруднительно, как три года тому назад. В течение дальней­шего пребывания в дошкольном детдоме происходит, однако, постепенная адаптация, аффективные вспышки и остальные трудности снова ограничиваются, а развитие начинает ускоряться, так что мальчик поступает в школу с умственной эффективностью лишь незначительно ниже среднего уровня.

Остается, конечно, вопрос: можно ли считать удовлетворительным то, что 61 % детей из детских учреждений никак не реагировал на переход в новое учреждение. Ведь ясно, что в категорию «хорошо адаптированных» здесь попадают и такие дети, внимание которых в младшем ползунковом возрасте концентрируется еще преобладающим образом на предметах и ко­торые проявляют интерес к взрослым максимально как к «второстепенным вещам» — следовательно, у этих детей в их эмоциональном и социальном развитии имеется, по-видимому, серьезная задержка. Отсутствие реакции на перемену среды учреждения не всегда, таким образом, означает хорош) ю способность к адаптации, но зачастую представляет, наоборот, отсутствие до этого какого бы то ни было установления эмоциональных связей. Медсестры характеризуют такого ребенка как «все время одинакового». У других детей, у которых при психологическом исследовании мы вы­являем главным образом социальные интересы, иейропсихологические за­писи, наоборот, приводят, что дети после приема были пассивными, вялыми, «тупыми», однако после определенного периода они начали держать себя явно свободнее, проявлять активность в совместных играх, обращать­ся к сестре, чтобы она их погладила и приласкала, вообще они выгля­ди л и «совершенно другими». Дело в том, что дети с преобладающими предметными интересами находят — и при смене учреждения — в основном одинаковую среду, так как оборудование детских учреждений, игрушки и т. п. не особенно отличаются, а фигуры людей лишь относятся к данному

Рис. 6. Рисунок ше­стилетнего ребенка в недостаточно стиму­лирующей среде до­школьного детского дома.

вещественному инвентарю. В отличие от этого, дети с преобладающими социальными интересами и установившие уже эмоциональную связь с кем--либо, при смене учреждений свою «среду» теряют. У них возникает, поэтому, очевидное потрясение, и они нуждаются во времени и соответ­ствующем руководстве, пока не достигнут нового приспособления.

Рис. 7 Рисунок того же самого ребенка че­рез последующие 5 месяцев и в, проведенных им уже в значительно более стимулирующей среде школьного дет­ского дома

Реакции ребенка па возвращение в семью

Если разлука ребенка с матерью и отрыв от семейной среды действи­тельно сопровождаются чрезвычайным психическим состоянием, то можно предположить, что и возвращение в семью вызовет в поведении ребенка определенный, бросающийся в глаза отклик. Чем больше поведение такого ребенка будет выходить за рамки обычной адаптации на изменение среды, тем характернее и проще будет картина данного поведения, тем скорее мы сможем обоснованно заключить, что предшествующая сепарация вы­звала «анормальное» психическое состояние. Представляется, что имею­щийся клинический опыт и данные некоторых исследовательских работ такие выводы подтверждают.

Реакция на возвращение зависит в понимании Робертсона от того, в какой именно фазе сепарационного поведения ребенок находился. Этот автор проводил наблюдения за некоторыми детьми после возвращения из больницы обратно в семью. Те дети, которые не достигли еще фазы «от­влечения» и в особенности те, которые еще явно находились в фазе актив­ного протеста, проявляли после возвращения сепарационную тревожность. Они льнули к матерям сильнее, чем раньше, следовали за ними повсюду, куда они только направлялись, и впадали в тревожные опасения, если хотя бы на короткое время им приходило ь с ними расстаться. Данная картина являлась типичной там, где до разлуки между ребенком и матерью имелись хорошие отношения и где разлука была лишь кратковременной. У некоторых детей данное поведение с тревожными опасениями про­являлось лишь непосредствен по после возвращения, у других оно возни­кало только после определённого периода, в течение которого ребенок казался «отчужденным» или прямо «отвергающим» мать. Если предшест­вующая разлука была короткой, то поведение с тревожными опасениями исчезало, как правило, в течение нескольких недель. Оно появлялось, однако, снова во всех случаях, когда угрожала новая опасность сепарации. Если разлука продолжалась длительнее 6 месяцев, а у ребенка далее не было в больнице замещающей материнской заботы, и он уже достиг стадии «отвлечения», то после возвращения у него уже не проявляется описанное поведение с тревожными опасениями, и он не способен нормально сбли­зиться с матерью.

В целом представляется, что данные, приведенные Робертсоном, под­тверждаются скорее там, где дело касается кратковременной пли долго­временной сепарации.

Важным значением отличаются все установленные результаты, каса­ющиеся реакций дошкольных детей, которые возвращаются в свои семьи или переходят в адоптивные семьи после длительною пребывания в дет­ском доме.

Мы выбрали всех детей, которые находились совместно под опекой детских учреждений от грудного возраста до трехлетнего (всего 71 ребенок), причем ныне они уже в школьном возрасте — 26 вернулось после 3 года жизни в свои семьи, 22 продолжают находиться в детских учреждениях, а 23 вошли в адоптивные семьи. Примечательно, что отсутствует выра­женное различие в реакциях на новую среду. Наиболее частой формой является форма «без необычностей», на втором месте стоит «подавлен­ность», то, что дети тревожно льнут к новым воспитателям, отмечалось у 2 детей, возвратившихся в собственные семьи, у двух, перешедших в адоптивные семьи, и v одного ребенка, перешедшего в дошкольный дет­ский дом. Важным показателем было то, что девочки являются сравни­тельно более приспосабливающимися (они явно преобладают среди тех, кто приспособился «без срывов»), а также то, что у мальчиков чаще отмечалась подавленность.

Таким образом, здесь выявляется, что нельзя сравнивать ситуацию ребенка, возвращающегося после длительного пребывания и детском учреждении, с ситуацией ребенка, возвращающегося из больницы. Следует считаться также со значительной изменчивостью конституциональных факторов со стороны ребенка, со значительной изменчивостью условий в течение содержания в детском учреждении и со значительной изменчивостью условий в индивидуальных семьях после возвращения.

Эйнсуорт (1962) к месту напоминает, что взаимодействие первона­чального сепарационного и депривационного опыта ребенка с дальнейши­ми событиями после окончания сепарации приносит целый ряд с трудом контролируемых переменных. В семье могут произойти и «неожиданные события», например, смерть одного из родителей, развод, конфликты между родителями и т. д. «Неуспехи» некоторых детей, которые находились под нашим наблюден нем после перехода из детдома в 3-летнем возрасте в соб­ственную семью, были обусловлены нередко, скорее, этими внешними обстоятельствами, чем пониженной способностью ребенка к приспособле­нию. Тот факт, что столь многие дети после трех лет пребывания в среде детских учреждений без какой бы то ни было предадоптивной подготовки сумели быстро и приемлемым образом приспособиться к новой среде, показывает, что ситуацию ребенка в детском учреждении, где производи­лись наши наблюдения, нельзя принимать за полную депривацию.

Так же как реакция на сепарацию зависит, очевидно, от характера связи между ребенком и матерью до данного события, так и реакция на возвращение обусловливается, прежде всего, способом, каким данная связь восстанавливается. В пользу этого свидетельствует и интересная экспериментальная работа (Р. А. Хинди и Л. Дейвиса, 1972), где произ­водится сравнение двух типов сепарации детенышей обезьян Macacus rhesus от матерей: одна группа детенышей разлучалась с матерью и со всей имевшейся средой, причем ее перемещали в изолированную клетку, тогда как вторая группа оставалась в привычной среде и, наоборот, их матери перемещались в другое место. Совершенно неожиданно первая группа детенышей оказалась в своем поведении менее нарушенной, чем вторая группа, когда велись наблюдения за проявлениями снова объединившихся детенышей и матерью. Авторы объясняют данный факт тем, что роль матери во взаимодействии мать—детеныш в раннем возрасте детеныша преобладает и поэтому значение получает прежде всего нарушение у ма­тери. Там, где мать остается в привычной среде, восстановление перво­начальной связи является более быстрым и неблагоприятные последствия в поведении детеныша ограничиваются, следовательно, быстрее. Если бы, однако, объединения матери и детеныша не произошло, то потом, вероятно, нарушения поведения были бы более значительными у детенышей, раз­лученных с матерями и с остальной средой, как об этом свидетельствуют непосредственные реакции.

Не особенно легко подвести итог многочисленным, нередко противо­речивым исследованиям о влиянии сепарации на поведение и развитие ребенка. Соответственно сегодняшнему уровню знаний можно, скорее всего, заключить, что непосредственное (кратковременное) влияние раз­луки ребенка с родителями (или с домом вообще) является при определен­ных условиях развития и индивидуальных условиях бесспорным и на­ходится в зависимости, по-видимому, от изменений связей (взаимодействия) в семье. В отличие от этого, значительно труднее доказать существование долговременных (отдаленных) последствии сепарационных событий для развития и психического состояния ребенка, как об этом свидетельствуют разноречивые результаты ретроспективных исследований.Является веро­ятным, однако, что большее значение, чем сама сепарация, имеют об­стоятельства эмоциональных связей, предшествующих данной сепарации или из нее вытекающих. Сепарация представляет лишь внешнюю ситуацию, психологическое воздействие которой в короткой и длительной перспек­тиве может являться — смотря по индивидуальным обстоятельствам — весьма различным.