Вот почему предельно эмансипированная чувственность сегодня стала ставкой в большой глобальной игре.

Народам стран, лишаемых подлинного суверенитета — вместе с социальными гарантиями и другими достижениями классического модерна, глобалисты предлагают в качестве компенсации небывалый набор средств символического удовлетворения, связанного с потаканием прежде «репрес- сированной чувственности» (в первую очередь сексуальной).

Гражданам, испытывающим горечь национального и со-

Искушение глобализмом 311

Циального унижения, нищету и бесправие, предлагают уте- шаться на уровне инстинкта, которым, как оказалось, гораз- до легче манипулировать. Провоцирование «непримиримого конфликта» между социальной, гражданской ипостасью лич- ности и ее телесной ипостасью стало основой постмодер- нистских стратегий глобальных манипуляторов.

Третье направление «чувственного реванша» — устране- ние будущего в пользу самодостаточного настоящего. С одной стороны, речь идет о реванше повседневности со всеми ее практиками в области малых дел над большими долговре- менными целями, формируемыми на государственно-поли- тическом уровне. С другой, если использовать язык М. Хай- деггера, — о примате сущего над бытием. Немецкий мыслитель представил весьма убедительные аргументы относительно то- го, что удовлетворенность сущим прямо связана с безволь- ным чувственным растворением личности в обезличенном

«ман»61 массовой коммерческой культуры, а само это сущее

Представляет собой сокрытие настоящей перспективы. Под- линное человеческое бытие раскрывается посредством эк- зистирования в будущее; вот почему Хайдеггер рационально связывает Бытие и Время.

Проект раскрепощенной чувственности и «демобилиза- ции», напротив, означает подмену бытия сущим — саморас- творение в сиюминутном, связанном с пресловутой «отключ- кой» нашего бодрствующего теоретического и морального разума.

В этой связи напрашивается мысль еще об одной подме- не — или плагиате. С давних пор у конформистско-апологе- тической социальной теории, связанной со структурно-функ- циональным социологическим анализом (школа Т. Парсонса), появился оппонент в лице феноменологической социологи- ческой школы (А. Шютц). Эта школа выполняла на Западе ту же задачу, которую некогда брала на себя «гоголевская шко- ла» в русской литературе XIX века, — защиту маленького че- ловека с его правами на повседневность, на которую посягает большой мир. Собственно, настоящей мишенью феномено- логической школы с ее программой реабилитации «жизнен- ного мира» являлась этатистская традиция, связанная с при-

А. С. Панарин

Матом Больших целей над малым миром повседневности. Советская интеллигенция, осаждаемая Большим государст- вом с его Большими целями, в свое время весьма сочувствен- но воспринимала ту апологию неангажированной повсе- дневности, которую представили теоретики феноменологи- ческой школы.

И только сегодня к нам приходит прозрение, касающееся правоты гегелевской философии права и его апологии поли- тического образа жизни и просвещенной государственности. У Гегеля государство, как носитель проекта просвещения, формирует единое политическое пространство и воплощает совокупный социальный капитал нации: ее науку, образова- ние, культуру, которые никому не дано право приватизиро- вать и использовать исключительно в своих групповых целях. Государственный статус этого коллективного социального капитала есть гарантия его общей доступности и неотчужда- емости наряду с неотчуждаемым социальным капиталом, на- ходящимся в распоряжении всей нации. У Гегеля присутст- вует и относительно автономная сфера частных интересов. Но эти частные интересы занимают низшее положение в ценностной и интеллектуальной иерархии и понимаются как царство рассудочности, находящееся ниже уровня государст- венного разума.

Сегодня гегелевский проект подвергся искажению сразу с двух сторон. С одной стороны, адепты неограниченного частного принципа не останавливаются перед тем, чтобы от- дать в частные руки весь социальный капитал нации, не за- ботясь ни о том, будет ли он сбережен в этих руках, ни о том, останется ли он доступен всем гражданам.

С другой стороны, сам частный принцип на сегодня опу- щен с уровня классической буржуазной рассудочности на уровень необузданной чувственности, которая воплощает уже не «разумный эгоизм», а, скорее, животный эгоизм, не способный заглядывать в завтрашний день. Этот эгоизм спо- собен оставить после себя пустыню и уничтожить сами осно- вания взаимного гражданского доверия. Такому безответст- венному эгоизму можно предаваться при одном условии: если, кроме собственной Родины, пространство которой

Искушение глобализмом 313