Что касается Запада, то эвристическое значение в нашем анализе будет иметь понятие «фаустовской культуры».

Конечная интенция этой культуры — тотально распред- метить, денатурализировать весь окружающий мир, превра- тив его из «вещи в себе» в вещь для нас, из нерукотворного в рукотворный. Из этого вытекает совершенно определенная, хотя и чрезвычайно дерзкая программа решения глобальных проблем. В отношении тающих природных ресурсов эта про- грамма предполагает тотальную замену естественного искус- ственным, природного сырья — заменителями. В пределе это означает переход от частичного производства определен- ных элементов жизненной среды к тотальному производству всей окружающей среды с заранее заданными свойствами. Амбиции этого технического титанизма выражаются так:

«...коль скоро данная природой среда не устраивает людей, поскольку она не в состоянии справиться с растущим антро- погенным давлением, надо найти средства и способы соот- ветствующих преобразований... сначала каких-то фрагмен-

Искушение глобализмом 283

Тов, а потом и всего нашего земного природного окруже- ния»55.

Что это означает? В первую очередь — решительную пе- рестройку всего научно-технического комплекса. Прежний разрыв между естественными и техническими науками, как и сохранение созерцательно-метафизического статуса наук о живой природе, здесь уже не терпим. Поскольку природная среда представляет собой естественный «производственный» комплекс, в котором переплетены процессы, происходящие в живой и неживой материи, то соответствующая интеграция требуется и от всех естественных наук. Идеи, относящиеся к связям органического с неорганическим, как и к внутренним связям органического, должны опережать производство спе- циализированного отраслевого знания. Речь идет о каком-то парадоксальном возвращении к древнему синкретизму, в ко- тором человек, жизнь, космос выступали как нечто слитное. Это своего рода восхождение от абстрактного к конкретно- му: от мертвых «кирпичиков мироздания», некогда открытых механикой и физикой, к эмпирически явленной картине природы, в которой нас окружают и на нас воздействуют це- лостности под названием геобиоценозов.

В социокультурном отношении это означает гигантскую встряску сложившейся производственной среды, которой предстоит пережить наплыв непривычных идей (и непривы- чных людей) извне. Система производства рискует тем, что те самые идеи и практики, которые были маргинальными и, как правило, вытеснялись за пределы процессов принятия решений, могут стать центральными, предписывающими но- вое поведение производству. В свою очередь предпринима- тельская среда рискует тем, что те самые природные блага, которые потреблялись в процессе производства как бесплат- ные, превратятся в оплачиваемые факторы производства и будут влиять на его себестоимость. Само собой разумеется, здесь беспокойство патроната может смыкаться с беспокой- ством потребителей, не готовых финансировать накладные экологические расходы.

Но по-своему рискует и научная академическая среда: ее традиционные академические свободы, равно как и свобода

А. С. Панарин

творческого воображения, рискуют оказаться в тисках новой производственно-технологической дисциплины, вытекаю- щей из нового сращивания науки с производством. Анало- гичные сдвиги ожидаются и на следующем уровне, касающем- ся наук о человеке и перспектив превращения остающихся факультативными поведенческих форм в производственно заданные, финансируемые и контролируемые.

Наши повседневные импровизации, касающиеся быта, повседневного общения, выбора супруга, использования до- суга и т. п., рискуют быть замененными рационально-обо- снованным поведением, диктуемым требованиями эффек- тивности. Например, наши заботы о собственном здоровье сегодня, с одной стороны, ограничиваются практически ни- кем не контролируемыми визитами к врачу, с другой — са- модеятельным ремесленничеством в сфере гигиены, гимнас- тики, бега по утрам и т.п. Но если в конечном счете окажет- ся, что вся эта нерегулируемая кустарщина не в состоянии обеспечить требуемый уровень воспроизводства нашей спо- собности к труду и выполнению других социальных обязан- ностей, нашим демографическим и психофизиологическим воспроизводством займется Большая наука, призванная по- ставить эти деликатные воспроизводительные факторы на конвейер.

Не следует думать, что эта деспотия научной рациональ- ности непременно примет формы обязательного государст- венного контроля и регулирования. Бездумный педантизм такого регулирования вполне может быть передан граждан- скому обществу, отказывающемуся принимать и обеспечи- вать физически неполноценных индивидов, и даже самим индивидам, если им удастся проникнуться этим педантиз- мом и превратить его жесткие нормы в повседневные само- регуляторы.

Таким образом, «фаустовская» программа перехода от частичного производства ко всеобщему, охватывающему все условия нашего существования на земле, грозит отдать чело- I века целиком на откуп научной рациональности, претензии I которой будут подкреплены эффективными экономически- • ми, административными и социокультурными санкциями.

Искушение глобализмом 285

Здесь по-своему воспроизводится парадокс Достоевско- го: беспредельная фаустовская свобода, не знающая никаких естественных преград и ограничений, способна завершиться беспредельным деспотизмом научной рациональности, не терпящей никаких личных отклонений и импровизаций. Если общество, сформировавшееся в эпоху классического модерна, было системой с частичным программированием, оставляющей на наше личное усмотрение вопросы, не отно- сящиеся к узкопроизводственной сфере, то общество зрело- го модерна, встретившее вызов глобальных проблем, может стать системой с полным, всеохватывающим программиро- ванием, включая все проявления внепроизводственной жизни.

Итак, мы имеем дело с дилеммой. Либо весь в принципе безграничный духовный и социальный капитал, выращен- ный цивилизацией в ходе длительного развития истории и культуры, мы оставляем в факультативном состоянии сво- бодной социокультурной игры, разумеется, меняющей и обогащающей нас, — но без заранее очерченной «большой программы», — и тогда продолжаем наше существование в качестве беззаботных обывателей Вселенной, пользующихся дарами природы и культуры, либо мы превращаем разно- образную творческую элиту из свободной «богемы» в «гло- бальных производственников», обремененных заботами на- лаживания всеохватывающего воспроизводственного цикла, включая среду обитания, а также демографическую, семей- но-бытовую, досуговую сферу.

Современный Запад уходит от этой тоталитарной пер- спективы незаконным образом: путем бесплатного исполь- зования полученных в ходе нового передела мира планетар- ных ресурсов. Его либерализм, предназначенный отныне для сугубо внутреннего использования, основывается на новом глобальном колониализме. Всем еще памятен шок, получен- ный Западом в результате нефтяного эмбарго арабских стран в 1973 году. Это эмбарго, заметно ограничившее доступ тех- нической цивилизации к дешевым природным ресурсам, способствовало новому интенсивному сдвигу западной эко- номики, развитию энергосберегающих технологий. Но оно же повлекло за собой целый ряд попыток программирования

А. С. Панарин