Французский теоретик постмодерна Ж.-Ф. Лиотар опре- деляет его как последовательное недоверие в отношении ме- тарассказов33.
Под «метарассказами» постмодернисты понимают выра- батываемые в каждой культуре центральные смыслообра- зующие тексты, легитимирующие различные общественные практики по критериям истины, добра и красоты. То, что добро должно победить зло, правда восторжествовать, а по- рок быть наказанным, вовсе не следует из эмпирического опыта, как убедительно показал уже Кант. Эти преимущест- ва постулируются культурой, которой без подобного посту- лата суждено открыть шлюзы зла, гнездящегося в человеке. Почему же постмодернизм выступает против этих постула- тов? Одно из объяснений этого прямо связано с тоталитар- ным опытом XX века. Вдохновительные «метарассказы» культуры стали источником экзальтированных политичес- ких движений — массовой эсхатологии, связанной с верой в последнюю битву добра со злом и породившей такое зло, какое прежде трудно было даже помыслить. Подведя баланс тысячелетнему манихейству культуры, верящей великим
«метарассказам», постмодернисты заключают, что банальное зло, рассыпанное в грехах повседневности, ничто по сравне-
Искушение глобализмом 215
Нию со злом, как изнанкой Великого Добра, Великой Прав- ды и Великого Освобождения.
И вот постмодернизм приступил к уничтожению «мета- рассказов». Любое долженствование, обращенное к нашей действительности в целом и ждущее великого финала исто- рии — торжество коммунизма или либерализма, бесклассо- вого общества или прав человека, совершенного равенства или полной свободы, постмодернизм считает опаснейшей претензией, которую необходимо дезавуировать.
Если выбирать между нигилизмом и восторженностью, плутоватой изворотливостью и прямолинейной честностью, беспринципностью и принципиальностью, циничной всеяд- ностью безверия и чистой пламенной верой, то нет никакого сомнения в том, что постмодернисты отдадут предпочтение первому перед вторым. Они подозревают добродетель в тота- литарной догматической нетерпимости, тогда как пороку приписывают циничную терпимость и всеядность — совре- менный эквивалент старого либерального плюрализма.
В бывшем Советском Союзе постмодернисты видят во- площенный «метарассказ» — деспотический миф о конеч- ном торжестве классового истолкованного добра. Дело, разу- меется, не в конкретных истолкованиях этого Великого Добра — их можно заменять вместе со сменой великих уче- ний. Дело в самой установке на окончательную победу так или иначе истолкованных воплощений разумности, правед- ности и справедливости. До тех пор, пока подобная установ- ка сохраняется, будут воздвигаться новые тоталитарные им- перии, готовые подчинять весь мир своим великим проек- там.
Можно согласиться с постмодернистами как в том, что в основу строительства советской сверхдержавы действитель- но был заложен коммунистический «метарассказ» о счастли- вом финале истории, так и в том, что смерть этого метарас- сказа оказалась главной причиной гибели сверхдержавы. Постмодернисты видят свою задачу в выполнении профи- лактической работы, направленной на подрыв самой спо- собности культуры порождать метарассказы и способности индивидов проника1ься ими Постмодернисты предпочита-
216 А. С. Панарин
Ют шизофреническую расщепленность сознания паранои- дальной одержимости. Вот как об этом пишут авторы книги
«Капитализм и шизофрения: Анти-Эдип»: «Мы живем в век парциальных объектов, кирпичей, которые были разбиты вдребезги, и их остатков. Мы уже больше не верим в миф о существовании фрагментов, которые, подобно обломкам античных статуй, ждут последнего, кто подвернется, чтобы их заново склеить и воссоздать ту же самую цельность и це- лостность образа оригинала. Мы больше не верим в первич- ную целостность или конечную тотальность, ожидающую нас в будущем»34.
Отсюда — специфическая бдительность постмодернист- ской «иронии», мгновенно мобилизующейся в ответ на появ- ление каких-либо признаков старого идеологического или морального воодушевления, связанного с верой в смысл ис- тории, в высшие ценности, в значение героизма и жертвен- ности. Постмодернизм отказывает морали в праве быть ис- точником легитимности. В горизонте постмодерна легитим- ны любые практики, если они связаны с эффективностью и технологичностью. (Помните всем известные заявления о полезности мафии, заменившей «нерасторопное государст- во» в экономической сфере и даже в области наведения по- рядка?) «В чем же может заключаться легитимность в эпоху метарассказа? Критерий оперативности технологичен, он не подходит для суждения об истинности или ложности»35.
Традиционный тип морально-религиозного пафоса ста- вится под подозрение по причине своей установки на моно- субъектность, воплощаемую в главенствующей идее, учении, кодексе. Словом, постмодернисты в своеобразной форме вос- станавливают дохристианскую политеистическую установку в культуре, не смущающуюся тем, что боги ссорятся меду собой. Ссора богов дает шанс человеческому хитроумию — по принципу «сдержек и противовесов». «...Единственная позитивность, приемлемая в современную эпоху, — увеличе- ние количества языков, логик, различных сил воздействия Поли-лог: плюрализация рациональности как ответ на кри- зис западного разума»36.