Постструктуралистская критика буржуазности - к услугам новых буржуа

Наш дискурс о новых буржуа будет весьма односторон- ним, если мы не зададимся вопросом о социокультурных предпосылках их реванша. Их культурная революция вряд ли удалась бы, если бы не находила какого-то отклика в общем климате нашей эпохи. Ведущая философия эпохи назвала этот климат постмодернистским. Постмодернизм означает, в первую очередь, разложение субъекта модерна — того со- бранного и самонадеянного субъекта, которому дано было формировать дерзкие проекты будущего и претворять их в жизнь.

Сегодня либеральные критики называют эти проекты утопическими, но это — самое поверхностное заключение. Под утопией естественно разуметь продукты раскованного воображения, остраняющегося от действительности. Деяте- ли модерна вовсе не были такими размягченными мечтате- лями. Их надо судить не по одним только онтологическим критериям — на предмет соответствия замыслов объектив- ной действительности, — но и по критериям антропологи- ческим.

Здесь-то и возникает самое трудное: объяснить, почему далекие от реальности замыслы рождали столь яркие и силь- ные характеры, неукротимую волю, железную организацию. Постмодернистская аналитика именно на этом главном пун- кте сосредоточила свое внимание. Опираясь на психоанализ Фрейда, она показала, что в основе модернизации как обще- ственно-исторического процесса лежал процесс подавления

' спонтанных желаний — преобразование их в рационалисти- ческий проект.

С гносеологической точки зрения мы можем здесь гово- рить о процессе рационализации, с праксиологической — о процессе накопления. Отказ от удовольствий, от немедлен- ного удовлетворения желаний, закабаление природы (и на- шей собственной, внутренней, и внешней, лежащей вокруг нас) — вот механизмы, посредством которых созидался пре- дельно мобилизованный человек модерна.

Постструктуралистская, постмодернистская и неофрей-

А. С. Панарин

дистская критика усмотрела в этом проявление ненавистной буржуазности, которую необходимо «демонтировать». Она взялась расщепить, «децентрировать», деконструктивиро- вать субъекта эпохи модерна, воспользовавшись как союзни- ком давлением бессознательного, витально-инфантильного начала. Буржуазная цивилизация потому и создала мощную когорту пионеров накопления, что заковала в цепи сидящую в каждом из нас инфантильную стихию — ту самую, что за- являет о себе криком ребенка, когда ему чего-то хочется. Бунт детей против отцов, бессознательного против созна- тельного, женского начала против мужского, чувственности против разума — все это рассматривается постмодернистами как разновидности антибуржуазной стратегии, взявшей себе в союзники то, что можно назвать инфантильной актуаль- ностью, отвращающей от труда, порядка и самодисциплины.

Успехи, достигнутые постмодернистской критикой «ста- рой буржуазной культуры», как мы можем теперь судить, по- истине отрицательны. Секрет в том, что она играла на по- нижение — потакала тому, что не требовало усилий, и обес- кураживала само усилие, навешивая на него ярлык репрессии.

Но здесь-то и случилось самое неожиданное. Антибуржу- азные старания постмодерна эффективнее всех использовала сама буржуазия. Освободительная стратегия привела к осво- бождению буржуа от необходимости следовать всем класси- ческим буржуазным добродетелям: воздерживаться от пота- кания своим спонтанным эмоциям, стремиться к предельной осмотрительности в отношениях, ограничивать потребление в пользу накопления, вести размеренно-методический образ жизни, подчиненный проекту обогащения.

Переключение внимания с промышленной прибыли на прибыль, получаемую от раскованных спекулятивных игр, переход от «скучного» классического предпринимательства к азартному строительству финансовых пирамид и другим видам аферы дает нам узнаваемый постмодернистский образ дезорганизованной чувственности, и не думающей себя ус- мирять ради какого-то долга и какого-то дела.

Бунт спекулятивного «предпринимательства», не при- знающего никаких ограничений, никаких правил игры, на-

Искушение глобализмом 189

Чисто не способного к методическому накопительству и дру- гим проявлениям отложенного удовлетворения желаний, как нельзя лучше вписался в проект постмодернистской «декон- струкции» всех институтов и норм «репрессивного общест- ва». Как оказалось, постмодернисты и деконструктивисты не для того старались: их усердием воспользовался буржуа-про- тей, в совершенстве владеющий искусством превращения. Ошеломленному постмодернистскому авангарду оставалось только наблюдать, с какой смелой последовательностью их заклятый оппонент — буржуа осуществляет их проект декон- струкции культуры и морали, тем самым освобождая себя от всех сдерживающих норм.

Как теперь можно подозревать, буржуа давно уже тяго- тился тем самым нормативным, рационалистически-органи- зованным порядком, авторство которого ему приписали. Он первым из всех социальных групп современного общества реализовал (для самого себя) новейшую утопии постмодер- низма, связанную с тотальной деконструкцией начал, обуз- дывающих инфантильно-гедонистическую «витальность». В движении на пути к предельной чувственной раскованнос- ти, высвобождению сексуальности, не поддающемуся реп- рессивной организации эротизму и асоциальному инфан- тильному эгоизмуон далеко опередил таких «маргиналов буржуазного социума», как молодежь, женщины, цветные, сексуальные меньшинства, на которых стратеги великого антибуржуазного отказа возлагали столько надежд.

И разве теперь этот буржуа не вправе рассчитывать на из- вестное понимание у общества, которое и само давно уже тя- готилось «репрессивным тоталитарным» порядком и жажда- ло сбросить с себя все оковы? Этот буржуа ныне считает воз- можным заявить своим опомнившимся оппонентам: вся ваша критика, адресованная мне, недобросовестна, она скорее ре- зультат зависти, чем законного негодования. Я осуществил антитоталитарный, антирепрессивный проект, который все вы примеряли на себя, я живу по меркам предельно раско- ванного и неангажированного индивида, каким вы сами хо- тели стать, давно уже'тяготясь всем тем, что попахивало дол-

А. С. Панарин