Власть экономическая и власть духовная
Обратимся теперь к принципу разделения экономической и духовной власти, также относящемуся к основополагаю- щим принципам культуры. Если вам прямо заявят, что фи- нансовый туз имеет безраздельное право не только экономи- чески грабить вас, но и выступать в роли непогрешимого жреца, охранителя духовных святынь, вы наверняка будете изумлены и шокированы. Однако современный опыт амери- канизации мира свидетельствует как раз о том, что олигар- хия прямо претендует на теократические функции, вынося безапелляционные суждения в области морали, культуры и веры. При этом авторитарный олигархический дискурс, ка- сающийся высших измерений человеческого бытия, обрета- ет характер беззастенчивой «игры на понижение», развенча- ния и осквернения святынь.
С одной стороны, эта тенденция выступает как стихий- ная, связанная с процессами безудержной коммерциализа- ции культуры. «Экономический человек», ориентированный на прибыль, утверждается в правах явно за счет высших из- мерений бытия, которые цивилизация всегда тщательно обе- регала от профанации.
А. С. Панарин
С другой стороны, вооруженный до зубов либерализм, отстаивающий прерогативы экономической власти, ставит на подозрение всю некоммерческую культуру как несущую родовой грех традиционализма, фундаментализма и автори- таризма.
Демонтаж большого государства, равно как и деморали- зация других социальных инстанций, способных гарантиро- вать культуре некоммерческий статус, прямо ведет к тому, что доминирующим критерием в культуре оказывается при- быльность и продажность (в прямом и переносном смысле). Незаконные притязания бизнеса на духовную власть в обще- стве обосновываются ссылкой на безошибочность рынка как инстанции, отделяющей полезное от бесполезного, нужное от ненужного.
Можно согласиться с эффективностью рыночного отбо- ра в собственно экономической области. Но от нас сегодня требуют большего: довериться естественному рыночному от- бору во всех областях без исключения. Если рынок бракует какие-то высокочтимые ценности или образцы поведения, нас призывают не оплакивать их и не сопротивляться, а при- знать авторитет рынка как последнюю инстанцию. Коммер- циализация культуры приводит не только к вымиранию и вытеснению таких институтов высокой культуры как театр, филармония, национальная библиотека и университет. Она знаменует собой неслыханный во всей истории человечес- кой цивилизации реванш устной речи над письменной, вуль- гаризованной спонтанности над культурным усилием.
Исследователь американской цивилизации М. Лернер приводит удручающую статистику, демонстрирующую тор- жество детектива и комикса над большой литературной тра- дицией. Коммерческая культура адресована самой прими- тивной стороне человеческого существа, она поощряет ин- стинкты в ущерб разуму и морали. Лернер видит в этом духе спонтанности, свойственном массовой культуре, стихийное самовыражение нации, недолюбливающей яйцеголовых книж- ников.
Я думаю, что в оценке этого явления важно не доверять- ся установкам спонтанности, а исходить из другой презумп-
Искушение глобализмом 127
Ции: экономическая власть, пожелавшая стать тоталитарной, намеренно снижает потенциал национального сопротивле- ния ей, гася сами возможности формирования критической рефлексии или высокого нравственного пафоса. Сегодня принято видеть в критике коммерческой массовой культуры, всецело подчиненной рынку, проявления фундаменталист- ских и традиционалистских комплексов (прежде это оцени- валось мягче — как консервативно-романтический утопизм). Перед лицом этого либерального шантажа важно показать, что натиск коммерциализации представляет собой не только вызов Большой культурной традиции, но и вызов самому Просвещению.
Проект Просвещения, подаренный Европой миру, от- нюдь не был связан с натаскиванием личности на определен- ные полезные общественные функции. Большая культура — а Просвещение создало Большую культуру — может разви- ваться при условии, что ее ценности носят не служебно-под- чиненный и функциональный характер, а являются само- ценными. Эта логика самоценности культуры действует в об- ласти развития науки, образования, искусства.
Только презумпция исследовательской самоценности позволяет успешно развиваться фундаментальной науке. Рынок, ревнующий ко всему тому, что самоценно и не при- носит мгновенную прибыль, способен поощрять только при- кладные исследования и разработки, быстро переводимые на язык технологий. Наука, подчинившаяся этим критериям, утратила бы арсенал фундаментальных понятий и полет творческого вдохновения, превратившись в служанку теку- щих нужд. Просвещение диктует другую формулу развития науки: рост фундаментальных исследований > роста приклад- ных разработок.
Аналогичные неравенства действуют и в сфере образова- ния: рост общих знаний универсального применения > роста специализированного функционального знания.
«Человек Просвещения» в сравнении с современным «эко- номическим человеком», зацикленным на отдаче и пользе, выступает как романтик, но этот романтизм оказывается более продуктивным в культурном смысле, чем рыночный
А. С. Панарин
прагматизм. Вырождение проекта просвещения, с его куль- том больших фундаментальных идей, угрожает современной цивилизации тотальным застоем — новым изданием азиат- ского стабильного способа производства, а современным элитам — превращением в мандариниат древнекитайского образца, который выдавал инструкции и регламенты, но не был способен инициировать большие творческие новации и открывать новые горизонты.
«Экономический человек» в его более развитой, чем се- годня в России, форме способен переманивать таланты и организовывать утечку умов, соблазняя их большими гоно- рарами. Но атмосфера, которую он насаждает в обществе, препятствует автохтонному росту талантов на данной нацио- нальной почве. В этой связи полезно предостеречь: откуда Америка будет импортировать новые таланты, если проект тотальной американизации мира в самом деле завершится успехом и экономический тоталитаризм, со всей его нетер- пимостью к другим типам мотивации, отпразднует свою по- беду над всеми оппонентами?
«Экономический человек» сегодня готов кастрировать национальную культуру, тщательно выбраковывая все то, в чем он подозревает некоммерческое воодушевление и муже- ство самодостаточности. Он готов искоренить культуру са- моценных форм, всюду заменив ее функциональной при- кладной культурой, постоянно памятующей о пользе и отда- че. Плодить титанов такая культура не в состоянии. Не случайно американский роман, еще в начале века повест- вующий о титанах, в том числе в области предприниматель- ства (см. одноименный роман Т. Драйзера), ныне с социоло- гической скрупулезностью описывает клерков и менедже- ров.
Кто такой менеджер? В общем значении это агент, под- чиняющий те или иные формы социальной активности про- цессу производства прибыли. Иными словами, менеджер яв- ляется полномочным представителем экономической власти в ее борьбе с рудиментами или рецидивами некоммерческого подхода к миру. Его назначение — отсекать все нефункцио- нальное, не сулящее отдачи, под какими бы предлогами оно
Искушение глобализмом 129
Ни заявляло о себе. Менеджер преследует в качестве сомни- тельных и незаконных все мотивы в культуре, кроме эконо- мических, и выступает в роли резонера, призывающего пуб- лику расходиться, если дело не пахнет дивидендами.
Сегодня, когда экономическая власть, с ее вездесущими агентами-менеджерами, заявляет о своей претензии на пол- ное и безраздельное господство, в самый раз подумать о сдержках и противовесах. Ни один народ, ни одна культура не способны выжить, если в качестве господствующего мо- тива и императива выступает прибыль.
До сих пор все мы жили в условиях многоукладной куль- туры, где императивы рыночной эффективности и пользы так или иначе дополнялись и корректировались другими, ка- сающимися иных измерений нашего бытия. Сегодня «эконо- мический человек» заявил о себе в качестве тоталитариста, не признающего законных прав других, выступающих с ины- ми мотивами и целями. Последние он объявляет иррацио- нальными и подлежащими полному искоренению. Однако, как отметил со всей надлежащей настойчивостью М. Вебер, наряду с прагматической рациональностью «по цели» суще- ствует рациональность ценностного типа. Она тоже обузды- вает наши чувственные стихии и поползновения, но делает это не во имя торжества экономического расчета и прибыль- ности, а во имя торжества высших ценностей, достойных сбережения. Если верить антропологии Просвещения, пред- ставившей иерархию чувственности, рассудка и разума, то рациональность «по цели» мы должны отнести к области рассудка, стоящего ниже высоких универсалий разума.
Сегодня экономикоцентричная рассудочность готова, кажется, навсегда изгнать поэтов и пророков из современно- го полиса. В этом отношении она уподобляется тоталитар- ности другого, более древнего типа. Удивительно, насколько совпали сейчас тоталитарный дискурс о морали и культуре как прибежище интеллигентских нытиков и дискурс совре- менного «экономического человека», отзывающегося о них с не меньшим презрением.
В заключение остается отметить глобальные экспансио- нистские потенции экономической власти. Всякая тотали-
А. С. Панарин
А. С. Панарин
Тарная власть желает распространяться и интенсивно — перекрывая каналы влияния других типов власти, и экстен- сивно — заполняя пространство глобуса. Она не терпит оп- понентов не только изнутри, но и извне, ибо любые источ- ники какой-либо альтернативы для нее опасны.
Американский глобализм — это тоталитарная экономи- ческая власть (финансовой олигархии в первую очередь), пресле- дующая планетарные амбиции.