Этот «закон обратной пропорциональности» между бли- зостью к имперскому центру и уменьшением дозволенных благ и свобод, возможно, повлиял на то, что руководимая

«демократами» Россия оказалась инициатором развала СССР, первой из него выйдя под предлогом освобождения от им- перского бремени.

Совершенно другую логику мы наблюдали в рамках аме- риканской империи. Здесь действует восходящая к Древнему Риму парадигма «привилегированного центра»: гражданин США, как некогда римский гражданин, обладает преимуще- ственным правом в сравнении с гражданами стран-сателли- тов. Точно так же внутри страны образующий этнос — анг- лосаксы длительное время, вплоть до программы «великого общества» Кеннеди — Джонсона, даже на формальном уров- не пользовались общеизвестными привилегиями.

В этой связи возникает решающий вопрос: чем выступа- ет для остального мира процесс внутренней демократизации и процветания Америки: игрой с нейтральным результатом, с положительной суммой или — с отрицательной суммой? Не покупаются ли выигрыши Америки ценой соответствую- щего проигрыша других народов и континентов? Варианты ответа на этот вопрос прямо затрагивают статус той общест- венной формации, с которой США отождествляют себя и ко- торую они сегодня усиленно навязывают всему миру.

Причем в данном случае под формацией я имею в виду не столько социально-экономическое устройство, основанное на частном предпринимательстве, сколько культурно-антро- пологическое понятие, характеризующее доминирующий человеческий тип. Америка все положила на одну чашу ве-

Искушение глобализмом 113

Сов; этой чашей является индивидуалистическая мораль без- граничного успеха. Реализация основных принципов этой морали, воплощающих «американскую мечту», имеет два ог- раничения.

Об одном из них давно предупреждали нравственно чут- кие аналитики как из консервативного, так и из левого лаге- ря. Речь идет о нравственных ограничениях, которые безгра- ничный индивидуалистический эгоизм отнюдь не намерен терпеть. Между двумя моделями: обществом, подчиненным нравственным нормам, и обществом, где действует закон джунглей, — он непременно выберет последнюю модель, об- рекая цивилизацию на поражение перед варварством.

Второе ограничение было осознано совсем недавно, и связано оно с открытием экологических «пределов роста». Пределы роста лишают прогресс важнейшей демократичес- кой легитимации, связанной с тем, что он призван служить всем. Перед лицом указанных пределов американская мо- дель «общества массового благосостояния» выступает уже не как универсальная, а, напротив, как исключительная. Во- прос в том, готова ли Америка отказаться от своей социо- культурной доминанты — «американской мечты» о безгра- ничном успехе, ждущем каждого американца в условиях, когда эта мечта из демократически-универсальной превра- щается в мечту «избранного народа»?

Как пишет И. Валлерстайн, «по мере того как мы будем уходить от ущемления прав внутри государства, под угрозой окажется равноправие на мировом уровне. Возможно, что впервые в истории Америка перестанет быть полурабской и полусвободной. В то же время весь остальной мир окажется в еще более выраженной форме поделен на свободную и раб- скую половины. Если с 1945 по 1990 год для поддержания высокого уровня дохода 10 процентов нашего населения нам приходилось усиливать эксплуатацию других 50 процентов, вообразите, что понадобится для поддержания 90 процентов нашего населения на довольно высоком уровне дохода! По- требуется еще большая эксплуатация, и это наверняка будет эксплуатация народов «третьего мира»13.

Итак, «пределы роста» открывают нам нечто совершенно

А. С. Панарин

Неожиданное с точки зрения стандартов либерально-демо- кратического мышления. Именно: чтобы оставаться внутри себя демократически открытым и процветающим общест- вом, подтверждающим ожидания морали успеха, США неиз- бежно предстоит превратиться в завоевательное империа- листическое общество, готовое прибрать к рукам ресурсы ос- тального мира, а сопротивление последнего подавить силой. Это возвращает историю Запада к старой модели император- ского Рима, который мог выполнять обещания перед своим плебсом и гасить его недовольство только путем новых им- перских захватов и переделов мира. Именно поэтому окон- чание «холодной войны», вместо того чтобы стать основани- ем демилитаризации Америки и отказа от силовых методов в политике, стало отправной точкой глобального проекта ов- ладения миром.

В данном случае мы задаемся вопросом: какие внутрен- ние изменения предстоит претерпеть американскому обще- ству, превращающемуся в милитаристское «общество на марше»? Вся привычная либерально-демократическая рито- рика о представительной демократии, разделении властей, плюрализме и уважении прав меньшинства сегодня только скрывает эти новые реальности, касающиеся как внутренней эволюции Америки, так и судеб остального мира, поставлен- ного перед дилеммой: или капитулировать, или мобилизо- ваться для сопротивления.

О «демократическом потенциале» Америки современная либеральная пропаганда сказала предостаточно. Пора пого- ворить о ее глобальном милитаристском потенциале, об ис- токах и основаниях ее нынешнего наступления на мир, пред- принятого под знаком «однополярности».

Во-первых, никуда не делся потенциал расовой ненавис- ти и нетерпимости, в свое время мобилизованный сначала для очищения американского континента от краснокожих, а затем — для поддержания дисциплины среди негров и дру- гих находящихся на подозрении этнических меньшинств. Теперь этот потенциал, кажется, решено обратить вовне — на реализацию глобальной миссии Америки в мире, «вся беда которого в том, что в нем так много иностранцев», а

Искушение глобализмом 115

Точнее — народов с «неправильным менталитетом». Этот прием вытеснения агрессивного социокультурного потен- циала во внешнюю среду принадлежит к очень старым, опи- санным культурными антропологами способам внутренней стабилизации пассионарного социума.

Во-вторых, «общество на марше» не может позволить себе роскошь критической рефлексии и внутренних сомне- ний. Кодекс строителя однополярного мира предполагает нерассуждающую веру в безусловное превосходство Амери- ки над всеми остальными обществами и ее право «воспиты- вать» мир.

Соответствующий комплекс превосходства и мессиан- ского призвания не нов в истории Америки: он относится к числу образующих факторов этой новой цивилизации. «Я всег- да с почтительным изумлением размышляю о заселении Америки, — писал Джон Адаме в 1765 году, — как о начале великого плана и промысла Всевышнего, имеющего целью просвещение и освобождение порабощенной части челове- чества»14.

Американские литературные классики разделяли этот энтузиазм политических классиков. «Мы, американцы, — писал юный Герман Мелвилл, — особые, избранные люди, мы — Израиль нашего времени; мы несем ковчег свобод ми- ру... Бог предопределил, а человечество ожидает, что мы свершим нечто великое... Остальные нации должны вскоре оказаться позади нас...»15

Сегодня тем, которые с такой настойчивостью изоблича- ют архаичный комплекс мессианства в русской политичес- кой культуре, нашедший отражение в формуле «Москва — Третий Рим», полезно было бы иногда вспоминать о том, что мессианистские притязания отнюдь не являются монопо- лией российского традиционалистского сознания. Совре- менный мессианизм связан не с воспоминаниями о Золотом веке, а с культом современности, вступающей в «последний бой» со всеми мировыми пережитками. Американский ми- литаризм, в отличие от милитаризма традиционного, высту- пает не столько в этатистской форме, сколько в повседнев-

А. С. Панарин