Ные с гордыней «нового человека», перекраивающего мир согласно своим амбициям.
До сих пор «новый человек» описывался и оценивался у нас в связи с большевистским тоталитарным эксперимен- том. Мы чуть было не поверили в то, что большевистское экспериментаторство — последняя из авантюр Нового вре- мени, за которой последует наконец торжество мудрости и справедливости. Американский глобальный вызов многих отрезвил и создал предпосылку формирования более общей картины «фаустовской души», беспрерывно мятущейся, со- блазняемой все более «эпохальными», миропотрясательны- ми авантюрами. Оказывается, в лице двух борющихся сверх- держав противостояли друг другу не авантюра и естествен- ность, не гуманизм и бесчеловечность, а всего лишь разные типы авантюризма, ведущего игру ва-банк. Большевистская мировая авантюра уже известна от начала до конца. Амери- канскую мировую авантюру еще предстоит осмыслить и опи- сать.
Ощущение авантюристичности замысла, легшего в осно- вание Соединенных Штатов Америки, было присуще отцам- основателям новой державы. Как пишет Артур Шлезингер,
«в ранний период республики доминирующей была идея о том, что Америка — это эксперимент, предпринятый вопре- ки истории, чреватый риском, проблематичный по результа- там»9.
И хотя сегодня самосознание Америки и адептов амери- канского опыта в других странах питается иллюзией «естест- венного порядка», унаследованной от эпохи Просвещения, более продуктивный подход к американской истории откры- вается теорией новационного риска. Речь идет об истории страны, не имеющей глубоких культурно-исторических кор- ней, страдающей инфантильными комплексами и инфан- тильным самомнением, склонной к опасному эгоцентризму. Сегодня эта страна получила в свои руки беспрецедентные возможности. Сумеет ли она достаточно благоразумно ими пользоваться, не впадая в болезненную эйфорию? Нынеш- ние американские заявки на однополярный мир — безраз-
А. С. Панарин
дельную планетарную гегемонию — заставляют в этом усом- ниться.
В данной работе автор не ставит своей задачей анализи- ровать новую геополитическую доктрину Америки и логику однополярности как таковую. Эти вопросы рассматривались в других публикациях10.
Предметом анализа здесь будет выступать не столько американское государство, сколько американское общество, порождающее болезни великодержавного мессианизма, ге- гемонизма и милитаризма.
Не геополитический, а социокультурный анализ ком- плексов, мешающих стабилизации американского мышле- ния и характера, — вот путь, открывающий новые горизонты перед политической теорией, призванной вскрыть подлежа- щие исправлению «изъяны субъективного» в закладываемой конструкции глобального мира.
СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ АНАЛИЗ АМЕРИКАНСКОГО ГЛОБАЛИЗМА
Новый анализ социокультурного состояния и перспектив американского общества назрел ввиду нешуточных претен- зий США на глобальную миссию в мире, связанную с то- тальной переделкой последнего по американскому образцу. Поэтому вопрос о том, что на самом деле несет Америка ми- ру, превратился в один из ключевых вопросов современнос- ти. Наш разговор — о комплексах гегемонистского велико- державного сознания, способного ввергнуть человечество в неслыханную катастрофу, превышающую все предыдущие. Это, в первую очередь, комплекс «нового человека», рвущего со старым миром. Мы привыкли приписывать этот комплекс большевизму. Но в том-то и состоит горькая прелесть «пост- либерального» опамятования, что оно позволяет увидеть черты удивительного сходства двух борцов за мировую геге- монию. Один ушел в небытие; миру предстоит теперь заду- маться о том, как избавиться от другого, оказавшегося не менее «экстравагантным».
Соединенные Штаты были основаны эмигрантами. И ком-
Искушение глобализмом 101
Плекс эмигрантского сознания до сих пор пронизывает аме- риканскую политическую культуру, подпитываясь в ходе очередной эмигрантской волны. Свой прежний дом так про- сто не покидают. Для этого нужны особые экономические, политические или идейные основания. Эмигрантское созна- ние полно обиды, тоски и ненависти к прошлому, а также эйфорических надежд и жажды реванша. Это сочетание оби- ды и ненависти к оставленному старому миру (континенту) с верой в новую обетованную землю — важнейший из архети- пов американского сознания.
Как пишет М. Лернер: «Философия американского пред- ставления о мире такова: Америка — это Новый Свет, тогда как весь остальной мир, помимо Америки, — это Старый Свет... Это ставит американцев в исключительное положе- ние людей, верных природе, что может послужить оправда- нием вмешательству в дела мира, равно как и основанием для изоляции Америки от мира, запутавшегося в безнадеж- ных раздорах. Таким образом, роль Америки как нации-от- шельницы и ее роль как нации-освободительницы являются родственными импульсами в американской истории и в аме- риканском сознании...»11
Итак, с одной стороны — яростная обида на оставленную родину предков, с другой — надежда обрести новую родину, где никакие прежние стеснения и предрассудки не помеша- ют стремлению к успеху. Американскому сознанию, таким образом, свойственна не холодная остраненность от осталь- ного мира, а полемическая противопоставленность, которая может питать то политику жесткого изоляционизма, то мес- сианского интервенционизма.
Казалось бы, эмигранты последующих поколений могли избавиться от подобных комплексов и сформировать психо- логию укорененного народа, со спокойным достоинством относящегося к другим. Но провидению было угодно по- строить американскую историю как непрерывную череду эмигрантских волн, подпитывающих комплексы неукоре- ненности «нового человека» и психологию отталкивания от Старого Света как от старого мира. Не случайно аналитики отмечают, что самые яростные из американских патрио-
102 А. С. Панарин
Тов — это иммигранты в первом-втором поколениях. Этот горячечный патриотизм питается, с одной стороны, неос- тывшей обидой на прошлую жизнь и прошлую родину, с другой — стремлением к быстрому признанию на прежнем месте и демонстрациями лояльности. Нередко именно об- щины новых иммигрантов становятся пропагандистами аме- риканского величия и американского милитаризма: мировая мощь Америки воспринимается ими как гарантия того, что старый мир не посмеет вмешаться в их новую судьбу и карь- еру.
Таким образом, с самого начала конституирование Аме- рики как страны Нового Света было отмечено манихейским противостоянием остальному миру как погрязшему в грехах. Не страна, возникшая рядом с другими, а новый мир, во всем противостоящий старому, — такова формула американ- ского самосознания.
Конечно, история могла сложиться и по-иному. Люди, покидающие старую родину, могли нести комплекс носталь- гических чувств и взволнованной памяти, что способствова- ло бы превращению нового континента в культурный запо- ведник, охраняемый от идеологического и политического браконьерства.
В некоторых случаях — как, например, с русскими эми- грантами-старообрядцами — это и в самом деле имело место. Но доминирующей тенденцией стала другая, связанная с из- вестными дихотомиями естественного — искусственного. Метафизика разрыва с культурным прошлым является необ- ходимой составляющей американского «этногенеза»; новая нация не получилась бы, если бы образующие ее группы не были готовы порвать со своим прошлым. Поэтому развенча- ние культурного наследия и самой культурной памяти как таковой стало обязательным идейным кредо американского
«нового общества». Богатейшие культурные традиции остав- ленных эмигрантами стран по необходимости третируются как пережитки, от которых настоящему американцу требует- ся поскорее избавиться.
Так в основание американского государственного здания была заложена недвусмысленная культурофобия. На индиви-
Искушение глобализмом 103
дуальном уровне обремененность культурными «комплекса- ми» мешает американскому соискателю успеха добиваться своих целей, не гнушаясь средствами, которые «старые» культуры оценили бы как предосудительные.
На коллективном, национально-государственном уровне эта обремененность рождала бы феномены двойного граж- данства и мешала бы формированию безусловно лояльных,
«стопроцентных» американцев. Позже этот прием прируче- ния к Америке за счет разрыва с «прошлыми культурами» американские гегемонисты станут применять уже в мировом масштабе, формируя армии прозелитов из тех, кто по тем или иным основаниям оказался готов к разрыву со своими национальными культурами.
Таким образом, и американское гражданское общество, исповедующее мораль индивидуалистического успеха, и американское государство, в ходе мировых войн XX века подготовившееся к выполнению «мировой миссии», зараже- но культурофобией. На индивидуальном уровне культурная память, равно как и нравственная впечатлительность, меша- ют использовать те «технологии успеха», которые обещают наибольшую эффективность. Американский социал-дарви- низм с его законами естественного отбора и выживания наи- более приспособленных закономерно ведет к борьбе с куль- турой, заслоняющей «правду» естественного состояния и ме- шающей его приятию.
На коллективном (национальном) уровне культурная па- мять находится в Америке на подозрении как препятствие для успешной ассимиляции и натурализации бывших эми- грантов (а вся Америка в конечном счете состоит из них). Наконец, на державном (или «сверхдержавном») уровне раз- венчание культурного наследия в качестве пережитков нена- вистного традиционализма задано самой программой гло- бального мира как американоцентричного и американопо- добного, что невозможно без решительного развенчания других культур как несовременных или недостаточно совре- менных.