Глава четвертая, в которой встретятся две головы.
Слезы камня
Вступление
«Богов нельзя забывать. Они слишком честолюбивы и годы, чтоб позволить самим себе кануть в лету. Именно поэтому они имеют привычку возвращаться» (Мудрик тэн Брэгг, историк Восточного университета).
«Зима, с которой все началось. Зима, которая нас изменила, и которая сожрет вас, вместе с вашим сраным богом!» (Последние слова рыжего оборванца)
На площади было людно. На площади было шумно. Казалось, что тут собралось около двух тысяч человек. Они съехались со всей округи, дабы узреть самое излюбленное, востребованное, эстетичное и пафосное зрелище того времени - казнь. Люди заранее приходили на площадь, занимали места на крышах домов, залазили на деревья и толпились у эшафота. Самые предприимчивые приходили со своими стульями и сдавали их в аренду. Несколько умельцев продавали всевозможные штуковины, кои можно было бы запустить в осужденных. Ближе к эшафоту были места для знатных гостей. Чего уж говорить – больше всего на площади было представителей аристократии, что, кстати, вполне логично - осужденные стали против их бога.
Когда горизонт начал поглощать солнце, на эшафот вышел глашатай и поднял руки к небу, прося сим жестом тишины. Но тишина не желала воцариться на площади, отнюдь – появление глашатого вызвало ажиотаж. Дабы утихомирить толпу, в ход пошли гвардейцы – уводя особо буйных и раздавая удары простолюдинам они навели быстро навели порядок.
-Внимание, - голос глашатого взревел, подобно дикому зверю, рвавшемуся на волю, - пред ликом господ и простого люда состоится казнь. Осужденным выдавят глаза, чтоб они больше не видели света, зальют воском уши, чтоб они не могли слышать своих близких, отрежут языки, чтоб они больше не могли сеять смуту среди населения и врать о Великом Акриде - покровителе благородных господ, добродушном боге, который научил нас готовить пищу, вину, подарил нам плотские утехи…
В глашатого прилетел сначала помидор, затем еще два. Толпа шумела, гвардейцы столпились вокруг эшафота, защищая аристократов и оттесняя простолюдинов. Тем временем глашатай потерял контроль над собой, замахал руками, что-то кричал, но его никто не слышал. Волнение масс приняло угрожающие обороты, люди начали теснить гвардейцев, те кололи наступающих алебардами, кололи мечами. На эшафот быстро затянули шестерых человек - двух женщин, гнома, трех мужчин. Палач поставил женщину на колени, глашатай кивнул, и голова покатилась по эшафоту. Следующим был рыжий мужчина. Он сопротивлялся, брыкался, плевался, и понадобилась помощь еще двух гвардейцев, чтоб склонить его к плахе. Он зарычал, прокричал что-то на непонятном языке и умер.
Гвардейцы уже не справлялись с толпой, почти вся аристократия уже покинула площадь, когда началась резня. Зрелище сие порадовало бы взор даже самым отъявленным садистам - в ход шли мечи и алебарды со стороны гвардейцев, непонятно откуда взявшиеся ножи, дубины – со стороны простолюдинов. Два гвардейца залезли на эшафот и прирезали оставшихся заключенных. На деревьях показались лучники, целившиеся в солдат. Из окон ближайших домов полетели факелы, кто-то поджег сарай с дровами. Люди сметали лавочки торговцев и шорников. Двое крестьян срывали с гвардейца доспехи. Судя по крикам солдата – срывали вместе с кожей. Глашатай рухнул, подкошенный стрелой. Эшафот горел, толпа бушевала. Летели стрелы, лились крики, брызгала кровь, шумело железо, полыхал огонь, воняло паленым мясом. Слышите? Это музыка и запах города Тавана. Это его сердце. Оно бьется. Оно будет биться до тех пор, пока в нем можно будет кого-то убить, ограбить, покалечить и изнасиловать. Я люблю этот город. Это лучший город Фармада.
Глава первая, в которой читатель сможет познакомиться с главным героем рассказа.
Беррик был коренным жителем Тавана. Беррик был скульптором. Он не был старым, но его лицо было исполосовано морщинами, а в бороде и волосах проступала седина. Он был сгорбленным, но в теле его еще теплился огонь молодости. Но глаза были тусклыми, блеклыми, и в тоже время – слишком яркими, перенасыщенными жизнью. Беррик был типичным человеком, который устал жить. У него было две дочери и сварливая жена, которая была раза в два тяжелее своего супруга – яркая, крикливая, слишком эмоциональная и неуравновешенная – вы вряд ли бы смогли жить с такой. От подобных женщин мужские уши быстро вянут, спины гнутся, а ноги несут в ближайший кабак. От таких женщин хочется уйти, и не возвращаться больше никогда.
И Беррик шел. Не навсегда, нет, не подумайте. Для подобного поступка у него не хватило бы духу. Он шел в ратушу. В связи с установлением новой религией – верой в Истинного Бога Акрида у него появилась неплохая работа, от которой, на самом деле нельзя было отказаться – статуя нового бога двухметровой высоты. Осталось только уточнить детали и обсудить сумму денег, которую может получить ремесленник за столь благородное деяние.
У входа в ратушу стояли два гвардейца, сдерживающие толпу просителей:
-Прочь, хулиганье, добрые господа заняты! Прочь, сучье племя! – Тыча алебардой в сторону толпы, выкрикивали стражники, - Господа заняты, жулье, валите по домам!
Увидев Беррика, который выглядел приличнее остальных просителей, гвардеец указал на него кольчужным перстом и громко вопросил:
-Тебе чего? Аудиенции, что ли, просить?
-Не-а, я по поводу скульптуры.
-А, по поводу Акрида-то? Ну, проходи тогда, чего стал? – Гвардеец отворил дверь, пропуская Беррика внутрь.
-А ему-то чего можно, ась?- Посыпались из толпы вопрошания, - Лучше нас он что ли?
-Молчать, жулье! Этот благородный господин прибыл по просьбе добрых господ. Он будет делать статую нашего бога – Акрида…
-Тьфу ты! Нашли себе бога! Нашли средство прикрывать свои бесчинства? Теперь обжираться, пока мы голодаем, пить в три горла, пока мы пьем дождевую воду и сношаться, аки звери – дозволено новым богом?
-А вот это, твари вы эдакие, уже нарушение порядка, оскорбление веры и добрых господ. В темницу за это загреметь ой как быстро…
-А вы догоните, жопы лощенные! – Толпа бросилась бежать, гвардейцы – за ними.
Не знаю, убежали просители, или все-таки сели в темницу. Да и не интересно это нам. Они нарушили порядок, который гвардейцы клянутся хранить и наплевали на закон. А я не люблю, когда ко мне так наплевательски относятся…
На первом этаже ратуши было тихо. Скрипели перья чиновников, тихонько клацали костяшки счетов, негромко шептались банкиры. По скрипучей лестнице Беррик миновал и второй этаж, на котором царила такая же атмосфера, как и на первом. Поднимаясь на третий этаж Беррик помедлил, поправил волосы, отряхнул со старенького камзола пыль и постучал в дверь. Ему не ответили, и скульптор сам отворил дверь. От увиденного он не то что удивился, он попросту охренел – на мягких креслах и оббитых кожей диванах и пуфах восседали добрые господа – пьяные, жирные и довольные. Бренчали артисты, играли флейтисты, прислуга разносила вина и закуски, по комнате грациозно плавали полуголые девушки, присаживаясь на колени добрым господам, кормили их виноградом. Беррик взглянул на табличку, прибитую к двери - «Комиссия по принятию особо важных решений». Скульптур глубоко вздохнул, и вошел в дым. От такой концентрации алкоголя, ароматных масел, похоти, табачного дыма, попискивания молодых особ и громкого смеха господ у Беррика подкосились ноги, и, лишь благодаря подошедшему слуге, который придержал скульптора под локоть, тот не рухнул на пол.
-Благодарю, - хрипло проронил Беррик, прочистив горло.
-Вы, верно, по поводу скульптуры? – Вопросил слуга.
-Да. Да, верно. – Хрипло ответил Беррик.
-Может, вам бокал вина?
-Да. Буду благодарен.
Не успел Беррик проронить последнее слово, как слуга поднес ему хрустальный бокал, полный алого напитка, от которого разило пряностями.
-Благодарю.
-Прошу следовать за мной, добрые господа уже ожидают вас.
Но, слуга соврал. Господа были заняты отнюдь не ожиданием скульптора. Тех, кто решил нанять Беррика, было четверо. Один из них уже спал, трое других пили и купались в ласке девиц. Завидев Беррика, самый трезвый из них поднял над головой бокал и громко воскликнул:
-Друзья! К нам пожаловал мастер Беррик! Прошу, присаживайтесь, мастер Беррик!
Скульптор умостился на мягком кресле, по взмаху руки доброго господина ему тут же всунули в руку бокал, и на колени воссела девушка. Беррик залился краской, приветствующий его аристократ заржал – громко, визгливо. Искренне.
-Прошу вас, мастер скульптор, не стесняйтесь! Вы можете пить столько, сколько пожелаете, а девушка, - добрый господин подмигнул, - сделает все, что вы пожелаете…
-У меня жена есть, дети. – Замямлил скульптор. – Я не могу…
-Ваша жена ничего не узнает, а детям не станет плохо, если папаша немного развлечется, мм? Вы уж извините, но не создаете вы впечатление человека, который умеет отдыхать.
-Да я это.… Из-за работы пришел…
-О, понимаю. Мои коллеги, - аристократ обернулся на «коллег», уже не в том состоянии, чтоб вести дела. Поэтому, я вам сам все расскажу. Меня зовут Ирсо. Черт, тут слишком шумно! Берите бокал, и следуйте за мной. Чикко, - Ирсо окликнул слугу, встретившего Беррика у входа, - бери штоф, дорогуша, и следуй за нами.
-Слушаюсь, господин. – Чикко взял штоф, и пошел за скульптором с аристократом.
Они зашли в небольшую комнатку, в которой было почти не громко. На столах выселись кипы бумаг, по полу были рассыпаны чернильницы и перья.
-Итак, - начал Ирсо, - приступим. Вы делаете статую нашего Акрида. Целиком из мрамора. Глаза вы сделаете из оникса, а руки покроете золотом, а… кхм… детородный орган покроете серебром. Должно получиться весьма…
«Безвкусно»- подумал Беррик.
-Изысканно. – Сказал Ирсо.
-И сколько же я получу за работу? Смею заметить, что процесс создания скульптуры очень трудоемкий и длительный. Я должен заниматься только этой статуей, а жить-то на что-то надо…
-Пять тысяч. Серебром.
У Беррика свело дух, в висках запульсировала кровь.
-Я вас понял, господин Ирсо. Но где же мне взять…
-Материалы? Мы вас обеспечим всем необходимым. Скажите, только, куда это все доставить?
-В район Ремесленников, в дом с серой крышей. У моста.
-Кошмар, вы живете в той дыре? Мы можем дать вам удобную мастерскую в центре Тавана…
-Благодарю, но не стоит. У меня там свои инструменты…
-А-а-а… - Ехидно улыбнулся Ирсо, - жена не пустит?
-Нет, то есть.… Да…
-Ладно, мастер Беррик, дело ваше. Через два дня вам привезут все необходимое. Если понадобиться что-то еще, скажите Чикко, он передаст мне, или другим господам. А теперь – пойдемте! Вам надо отдохнуть, друг мой.
Не обращая внимания на отговорки скульптора, Ирсо выпихнул Беррика из комнаты и усадил в кресло. На скульптора тут же уселась та же милая девушка, а Чикко налил в бокал вина.
-Расслабьтесь, мастер Беррик. Девушка знает свое дело. Давай, крошка, докажи мастеру скульптору, что Ирсо не врет.
Девушка улыбнулась, и принялась развязывать шнуровку на штанах Беррика.
-Но… У меня жена… Дети-и-и-и… - Девушка обхватила губами плоть скульптора, и он забылся. Чикко наполнил бокал еще раз, скульптор мигом его осушил, Чикко наполнил еще раз.
Мастер Беррик, скульптор из Тавана сидел на мягком кресле, пил дорогое вино и развлекался с девушкой, забыв и жену, и детей. Скульптор из Тавана был счастлив – он будет делать статую бога, а сейчас он получает удовольствие, о котором успел забыть. Скульптор из Тавана вспомнил, что значит быть счастливым. Скульптор вспомнил, как хорошо быть человеком.
Глава вторая, в которой читатель продолжает знакомиться со скульптором из Тавана и начинает формулировать свое мнение об этом человеке
Домой Беррик вернулся поздно утром. Всю дорогу он думал о том, что скажет жене, как она будет кричать, как дети будут плакать. Так оно и случилось.
-Ублюдок! Сукин сын! Ты где шлялся всю ночь, я вся извелась! – Колыхая безразмерным бюстом кричала жена Беррика. - Дети спрашивали, где папа, а я, мать твою, не знала, что им ответить!
-Я обсуждал заказ…
-Всю ночь?! Ах ты, мерзавец!
-… очень важный…
-Где ты был, а, сукин ты сын?
-… много денег…
-Ты пил? Ты был с бабами? Ты мне ИЗМЕНЯЛ?!
-Заткнись.
-Что ты сказал?- Вены на ее шее вздулись, лицо налилось кровью, веко забавно задергалось. – Ты заткнул мне рот? Да ты только благодаря мне стал тем, кем ты являешься, ты…
-Заткнись. Заткнись. Слышишь, сука? Заткнись! – Впервые, за последние годы Беррик смотрел жене в глаза. – Ты мне осточертела. Если хочешь жить в моем доме, до впредь не смей открывать рот. Ты поняла? Я тебя спрашиваю, - Беррик взял жену за подбородок, и повернул ее голову к себе, - ты поняла?
Спустя мгновение, жена скульптора вышла из ступора. Тяжелый кулак угодил Беррику чуть выше носа, скульптор рухнул на пол, на него посыпались удары мясистых ног.
-Урод! Мерзавец! Говнюк!
В соседней комнате плакали дети.
Беррик схватил жену за ногу, и резко потянул на себя. Супруга рухнула, да так, что стены заходили ходуном. Беррик запрыгнул сверху на жену, и отвесил пощёчину.
-Вали из моего дома, сука. Слышишь? Вали. Из моего дома! – Каждое слово сопровождалось ударом. И без того красное лицо стало багровым, вены пульсировали так, что было слышно, как по ним бежит кровь.
Беррик встал, вытер лицо и вошел в покои. Прошел мимо плачущих детей, достал бутылку с вином и надолго приложился. Он не обернулся, когда жена забирала детей. Он пил. Когда хлопнула дверь, он подумал только одно – «Катись в преисподнюю, сука тупая».
Он допил вино, добрел до кровати и забылся сном.
Через несколько часов постучали в дверь. Еще через пол – часа Беррик находился в башне городской милиции и объяснял, почему он зверски избил свою дражайшею жену – милейшее создание ангельского характера и уникального склада ума. Беррик устал. По словам его жены, он постоянно избивал ее, пропивал деньги, заработанные ею, ненавидел детей, сам не работал. Дабы доказать обратное, Беррик попросил позвать его соседа, чтобы тот рассказал, как все было на самом деле. За соседом отправили мальчонку, который выполнял всевозможные поручения - чистил алебарды, подавал обед, носил письма, etc, etc. На это время Беррика отвели в темницу. К удивлению скульптора, там было на удивление сносно – было оконце, свежая солома, ведро, чтоб справлять в него нужду. Скульптор ждал, мальчика и соседа все не было. Через час Беррику дали еду – тушеную капусту, кусок вяленой говядины и кубок прогорклого пива. Еще через час он попытался заснуть, но солдаты, игравшие в кости, слишком громко общались, и Беррик выучил парочку новых ругательств. Через два часа вернулся мальчик, но один, без соседа. Но с письмом от последнего. В письме говорилось, что Беррик – честный, порядочный и мирный человек, никогда не поднимавший руки на жену и любящий своих детей. На вопрос, почему мальчик так долго отсутствовал, он ответил:
-Господин был занят, и не мог прийти. Я предложил ему написать письмо. Он меня похвалили, дал бронзовую монетку, но сказал, что не умеет писать, но если я найду грамотного господина, то он сможет продиктовать послание. – Лицо мальчика сияло от гордости за выполненную работу. Правда, дабы прочитать письмо пришлось искать того, кто умеет читать, а Беррику письма никто не дал, ведь он мог запросто придумать то, что надо ему сказать.
Спустя два часа Беррика отпустили. Дойдя до дома он развернулся, и пошел обратно в городскую милицию, и попытался обвинить жену во всех своих невзгодах. Стражники посмеялись, и сказали, что за то, что жена стерва ее не арестуют. Раздосадованный Беррик засеменил домой и улегся спать.
Ранним утром в дверь настойчиво постучали. Беррик нехотя открыл. На пороге стоял толстый низенький человек. Незнамо зачем, но он улыбался. «Слишком ярко и искренне, как для столь раннего подъема»- подумал Беррик.
-Я вам материал привез, господин скульптор! – Радостно заявил гость.
-Материал. – Тупо повторил Беррик.
-Ага! Ей-бо, еще вчера заезжал, да вас дома не застал.
-Да, я занят был, - виновато ответил Беррик, - дела.
-Ей-бо, я вас прекрасно понимаю, господин скульптор!- Подмигнул гость. - Итак, у нас тут мрамор, какие-то камешки и два закрытых ящика. Нам с ребятами, - гость указал на двух стражников, стоящих позади телеги, - пришлось еще троих молодцев помочь подсобить, а то сами мы, ей-бо, не справились. Вот, пожалуйста, подпишите вот тут, - толстяк протянул Беррику бумагу, - что, мол, все в порядке, материал доставлен в целости и быстро. Мы, ей-бо, старались, но вас дома не было… - Гость снова протянул бумагу. – Подпишите, господин скульптор.
-Да погоди ты спешить. Я же не проверил еще ничего. – Беррик направился к повозке.
-Ей-бо, господин, мы так спешим… - Затараторил толстяк, - еще столько всего довезти надо…
-Я сказал – погоди.
Беррик подошел к ящикам. Оба были закрыты, печати были подлинными и не вскрытыми.
-Так, их выгружаем, - скульптор похлопал по ящикам рукой.
Стражники снесли посылку к входу в дом.
-Так-с. А где «камешки»?
-А вот же они! – Толстяк достал из-за пазухи два крупных оникса.
Беррик взял сначала один, осмотрел его, проверил второй.
-Ей-бо, красивые камешки! Подпишите, мастер скульптор! – Толстяк снова попытался всучить бумагу в руки Беррику. - Ей-бо, очень спешим.
-Погоди. Мрамор проверю, и подпишу.
Толстяк громко вздохнул.
Беррик отдернул попону и провел рукой по мрамору.
-Мне нужно посмотреть сторону, на которой он лежит.
-Мастер скульптор, ей-бо, он очень тяжелый, дабы его перевернуть понадобится еще три человека, а мы, ей-бо, так спешим, так спешим! Подпишите, а?
-Засунь это бумагу себе в гузно! Я не подпишу, пока не увижу сторону, на которой он лежит, ты меня понял? Ежели нет, то я, «ей-бо», - Беррик передразнил толстяка, - оторву тебе яйца, и «красивые камешки» вместо них присобачу, ей, мать твою, бо!
-Так, парни, - тихо сказал ошарашенный толстяк, вытирая заплеванное лицо, найдите еще троих, ей-…. – толстяк оглянулся на Беррика, - говорю, найдите еще троих ребят, дайте им по три медяка да гоните сюда. И поживее!
Пока ожидали помощь, толстяк взобрался на телегу и принялся набивать трубку.
-Простите. Прости, мастер скульптор? А вот вы про камешки сказали… Это вообще возможно? Ну, вместо яйца поставить что-то другое? Чтоб по размеру подходило да по весу? А то у моего товарища на войне левое-то отсекли…
У Беррика было много вариантов ответа толстяку. Но он не успел выбрать - подошли стражники и три помощника.
-И раз, два, перевернули!
Беррик стоял, будто громом пораженный.
-Ей-бо, господин скульптор…
-Я так погляжу, что гениталии - твоя больная тема?! Какого черта это тут делает? – Беррик тыкал пальцем в выцарапанное в мраморе мужское достоинство.
-Господин скульптор, это не я! Это мужичье нажралось и учудило! Молю, не рассказывайте добрым господам! Мне нужна моя работа! У меня же и жена, и дети, и…
-Заткнись. За молчание с тебя полагается плата. Десять серебряных.
-Да, да, пожалуйста, возьмите, мастер скульптор! Всего доброго!
-Постой. Добрые господа должны были передать аванс.
-Ой, дурья моя голова, - толстяк стукнул себя по лбу,- Совсем забыл. Парни, вон тот сундук выгружайте!
-И все это заносите в мастерскую. Я проведу вас.
Спустя пятнадцать минут все было спущено в мастерскую, а толстяк с солдатами укатили дальше.
Скульптор стоял пред мраморной глыбой.
Спустя двести лет в Восточном университете повесят картину - «Мастер Беррик приступает к работе». На холсте все будет красиво и красочно - у Беррика будет могучий профиль и широкая спина, лицо будет решительным; мрамор же будет дышать холодом, переливаться в лучах свечи. Будет впечатление, что наконец-то сошлись два давних врага, и этот бой – решающий. Но это будет на картине. В жизни же свеча и не горела вовсе, мрамор являлся всего лишь мрамором, спина скульптора была сгорблена, а лицо было задумчивым – мастер думал, как бы выполнить работу так, чтоб не осталось следов вырезанных в камне гениталий.
Глава третья, в которой читателя ожидает встреча со старым знакомым
Соскучились, ребятки? Я тоже, так вас и эдак! С нашей последней встречи произошло много всего… Зимой, Шайда пришел в Фармад и рассказал аристократии о новом боге – Акриде и новой религии, которая роднит человека с природой. Согласно новой вере можно было пить, есть до отвала и трахаться всласть… Взамен нужно было приносить жертвы – вдоль городских стен вбили колья, на которые насаживали преступников – и воров, и убийц, и насильников. Это привлекало хищников к городу, и пришлось поставить на стену караульных, которые отстреливали подходивших зверей. Пока была зима, было терпимо, а с приходом весны, так ее и эдак, по всему городу распространилась такая вонь, что лучше уж в нужнике жить!
Люди голодали, город вонял. Добрые господа нажирались и благоухали. В Фармаде было равновесие… Да и преступности почти не было. Идеальный город.
Трактирщик, мать твою в душу, неси эль мне и моим друзьям! Да смотри, не разбавляй там! Я-то почувствую…
Шайда был я ярости.
-Как это так, чтобы в городе перевелись преступники?! Как тогда жертвы приносить, если вы не можете найти ни одного вора, ни насильника? Не может же быть, чтоб в Фармаде перестали воровать и насиловать!
-Успокойся, шаман. И прекрати горланить, у меня голова раскалывается. – Ирсо намочил тряпку в бочке с холодной водой и положил ее себе на лоб. – Люди боятся совершать преступления. Тот, - Ирсо подбирал нужные слова, - инцидент во время казни… Я считаю, что он был спланирован. И это уже повод для волнения, шаман. Если твой бог так сильно сеет смуту и разрушения, то он нам не нужен!
-Что ты сказал, добрый господин? – Шайда медленно повернулся к Ирсо. В его черных глазах забурлило море. – Ты хочешь отказаться от бога? От Акрида? – Шаман взял со стола нож, продолжая приближаться к Ирсо. – Ты сомневаешься в его мощи? – Шайда поднял руку вверх, и в тот же миг в ставни начало что-то стучать. – Ты уверен, что сможешь отречься от него? – Шайда направил руку на Ирсо.
В тот же момент в ставнях образовалось множество дыр, в комнату влетела стая саранчи. Они стремительно летели к Ирсо.
Ирсо кричал.
Шайда опустил руку, и стая остановилась.
-Так каков твой ответ, добрый господин? Ты найдешь преступников?
Ирсо интенсивно закивал, тряпка слетела у него со лба.
-Отлично.
Шайда щелкнул пальцами, и саранча обернулась в пепел, устелив дорогие ковры ратуши.
-И тот… Инцидент на площади. Будь добр, Ирсо, - Шайда наклонился к аристократу, глядя ему прямо в глаза. – Найди виноватых.
Тут, конечно, было бы интереснее, если бы Шайда вылетел в окно, телепортировался, растворился в воздухе или улетел бы на метле. Но я же тут не сказки рассказываю. Это реальная жизнь, и относиться к ней надо серьёзно! Шайда вышел в дверь.
Шайда вышел в дверь.
Ирсо поднялся, смахнул с одежды пепел и подпрыгнул от испуга, когда дверь резко отворилась и Шайда вернулся.
-А статуя? Ты заказал статую?
-Да, заказал, заказал…
-Кто будет ее делать?
-Местный скульптор – Беррик. Он и раньше выполнял серьезные заказы, так что волноваться не стоит, я думаю, что…
-Где он живет?
-В районе Ремесленников. Около моста. Там дом с серей крышей. А зачем он тебе?
-Обсудить детали.
Когда в дверь постучали, Беррик пил. И если бы в дверь не постучали, Беррик бы и не планировал перестать пить. Скульптор – человек искусства. И должен же он разбавлять серость мира толикой радости. Радости пятилетней давности, разлитой и закупоренной где-то так далеко, что Беррик и представить не мог, откуда родом источник его вдохновения, его верная муза, самая преданная из всех.
Скульптор поднялся, потянулся, прохрустев позвонками, отворил дверь.
Отодвинув в сторону хозяина дома, Шайда вошел в дом, окинув взглядом пустые бутылки и бурдюки, коими был усеян пол.
-Так вот в каких условиях происходит создание статуи бога… - Прошипел Шайда. – Постепенно спиваясь, а, скульптор? – Жрец ткнул Беррика пальцем в грудь и уселся на стул. – Тебе заплатили не для того, что бы ты тут нажирался, скульптор.
-Вашему богу, господин шаман, угодно, чтоб люди нажирались. Я живу так, как учит жить ваш бог. Я не могу создать статую, не приобщившись, так сказать, к великому.
-Позже будешь приобщаться! Статуя нужна как можно скорее! Какую часть работы ты уже выполнил, скульптор?
-Ну… - Замялся Беррик.
-Покажи.
-Но она еще не готова…
-Быстро, в душу твою мать!
Беррик засеменил в мастерскую, Шайда – за ним.
-Ну, вот так как-то, - сдернув со статую покрывало проронил скульптор.
-Только очертания головы? Медленно, мастер, медленно. – Прищурился Шайда. – Надо быстрее.
-Я стараюсь, но…
-В чем проблема?
-Я опасаюсь за свою жизнь.
-Это правильно, ведь если ты будешь работать так медленно, то я…
-Несколько дней назад ко мне заходил Управляющий Гильдии скульпторов. Он спрашивал, почему я не плачу налоги и над чем я работаю. Я сказал, что денег нет, и работаю над статуей Акрида. Вы бы видели его лицо тогда, ей-бо! Он пожелал мне удачи, и практически бегом вылетел из моего дома. А вчера я был на рынке, и за мной, до самого дома, шли два человека в плащах. Я думаю, что люди, настроенные против Акрида хотят меня убить.
-А сам-то ты за кого, скульптор?
-Я - раб искусства. Я всегда в стороне от политических игр и религиозной грызни. Но мне платит деньги человек, который принял веру в Акрида. И до тех пор, пока я делаю статую, а мне платят, я верю в Акрида.
-Поспеши, мастер.
Шайда направился к выходу, но рука так и зависла над дверной ручкой, не опустившись на нее.
-Скульптор?
-Да?
-В твоем доме есть оружие?
-Да, но зачем?
-Тащи. Скоро к тебе явятся посетители.
Беррик скрылся в мастерской, и спустя минуту вернулся, держа в руках арбалет и длинный нож.
-Это все?
-Я скульптор, а не оружейник. А это мастерская, а не кордегария.
-Давай мне арбалет. Когда постучат в дверь, ты откроешь, и резко отойдешь в сторону, понял?
Беррик кивнул.
-Славно.
В дверь постучали.
Шайда зарядил арбалет, стал в тени.
Беррик спрятал нож за спину, открыл дверь. Его сразу же повалили на землю, в дом вбежали трое мужчин, последний закрыл за собой дверь и опустил засов.
-Здравствуйте, мастер Беррик, - сказал самый низкий из них. – Нам стало известно, что вы создаете некую скульптуру… И нас это огорчило, мастер Беррик. Сильно огорчило, - человек поиграл ножом в руке. – Последнее слово?
Из темноты вылетел болт, войдя чуть ниже кадыка низкого человека, вышел с другой стороны. Человек схватился за горло, забулькал, осел на пол, забился в конвульсиях.
-Жизнь такая, господа, что огорчаться приходится чаще. – Выступил из темноты Шайда.
-Ублюдок. – Сказал один из оставшихся.
-Кончаем его! – Крикнул второй.
Они ринулись разом. Шайда отвел руку нападающего в сторону, резко дернул, в плече нападающего хрустнуло, нож выпал из руки. Шайда поймал его, увернулся от второго нападающего, размахнулся, всадил нож по самую рукоять в грудь посетителю.
Держась за руку, на полу лежал один выживший. Шайда наклонился над ним, полоснул по горлу. Тот задергался, замахал ногами и умер. Беррик поднялся на ноги, сблевал .
-Я разберусь с угрозой твоей жизни, скульптор. Закончи статую.
Шайда ушел. Беррик затрясся в беззвучном плаче. Его снова стошнило.
Глава четвертая, в которой встретятся две головы.
Через полтора года Беррик закончил статую. За это время многое произошло- был убит Управляющий Гильдии скульпторов. Его сожрала стая саранчи, и кто-то вырвал ему глаза и отрезал мужское достоинство. Беррик переехал в мастерскую в центре Фармада, народные волнения усиливались. Стало еще хуже, когда на Крышу ратуши поставили новую статую. Стоит отметить, что выглядела она шикарно. С этого момента все противники нового бога перестали прятаться. Дома аристократов сжигали, самих их убивали, насиловали их жен и дочерей Ха, чертовски занятно было наблюдать, как люди воплощают в жизнь то, против чего воюют. Это как пить здоровье. И сношаться во имя девственности. С каждым днем проливалось все больше крови. С каждым днем Акрид становился все сильнее. Давеча видел, как над небом пролетел человеческий силуэт, а за ним – стая саранчи. Думаю, это я перебрал с новым изобретением местных умельцев – в дубовых бочках бродит пшеница, и получается весьма интересный напиток. А еще я вчера встретил странную девушку. Она появилась хрен знает откуда. Прям передо мной. С белыми волосами, с шрамом на щеке. Спросила что-то про звезды. Ну я-то под хмельком был, ну и послал ее ко всем чертям с матерями. Она и исчезла. А, о чем это я? А, да. В Фармаде воцарился хаос. Было весело.
-Быстрей, быстрее! К ратуше! – Толпа вооруженных людей продвигалась по улицам.
-Быстрее, они скоро будут тут! – Ирсо бегал по комнате, Беррик пил вино. – Бежать надо! Где, черт возьми, Шайда?
-Тут я. В окно влез шаман. Уходим. За мной.
Они спустились к двери. У выхода стояла личная охрана Ирсо и несколько гвардейцев.
-Куда мы идем? – Голос аристократа дрожал, губы трусились.
-Я выведу нас. Только не мешай. Открывайте. – Приказал стражникам Шайда.
Они вышли на улицу, был слышан рев надвигающейся толпы.
-Посмотрите, посмотрите туда! – Ирсо указал пальцем на городские стены. Эти ублюдки захватили требушет!
-Ну и хрен с ними! Уходим!
Толпа подошла к ратуше. Стражники достали оружие.
-Убейте сброд. – Голос Ирсо внезапно стал крепким и мужественным. Никого не жалейте.
Что могут сделать десять человек против толпы? Если эти десять человек с хорошим оружием и в хороших доспехах, а толпа – это сборище голодранцев… то все равно ничего. В куче – сила, братцы!
-Бежим, быстрее! – Ирсо потянул за собой Шайду и Беррика.
Оставалось трое стражников, когда кто-то из толпы кинул камень. Беррик упал.
-Оставь его! – Зашипел Шайда. – Уходим.
Когда толпа покончила со стражей, то они дружненько ринулись за Шайдой с Ирсо.
Беррик очнулся спустя десять минут. Он сел на землю, начал растирать ушибленное место. Он уже собирался вставать, когда ублюдки, захватившие требушет, решили использовать его. Снаряд угодил в крышу ратуши. Беррик не сразу понял, в чем дело. А когда поднял голову вверх, то успел заметить голову падающей вниз статуи. Статуи, которою сделал он.
«Черт, почему она плачет?» - подумал Беррик. «Твою мать, это же мои слезы. Камень не может плакать.»
Статуя впечатала создателя в землю, произведя неприятный звук, напоминающий хруст костей и всхлипа маленькой девочки.
Знаете, вот сижу я сейчас в таверне, и наблюдаю за всем этим бардаком. И вот что думаю… Твою мать, кто-то идет!
Кто я? Я гремлин, так вас и эдак! Не стреляйте, ублюдки. Ааа! Мое колено, мое колено, ты прострелил его! Да, видел я аристократа с каким-то мужиком. Мимо пробегали, минут пять назад.
Ушли, сукины дети. Эй, трактирщик, уважаемый! Помоги мне стрелу достать, будь добр.
Аааа, черт, замотай ее чем-то! Не хочу умирать посреди такого веселья…
А вы, господа? Вы хотите умирать?