Аксиологическое (ценностное) определение культуры
В свете аксиологического[4]определения культура выступает как совокупность ценностей любого рода, как материальных, так и духовных. Для того, чтобы лучше понять особенности этого определения, нужно разобраться в том, что такое ценность. Обычно под ценностью понимается положительная или отрицательная значимость объектов окружающего мира для человека, группы, общества в целом, определяемая не их свойствами самими по себе, а их вовлеченностью в сферу человеческой жизнедеятельности, интересов и потребностей, социальных отношений, а также критерий и способы оценки этой значимости, выраженные в принципах и нормах, идеалах, установках, целях.
Если мы понимаем ценность как значимость чего-либо для человека и общества, то наполняем это понятие субъективным содержанием, поскольку в мире нет явлений, в равной степени значимых для всех без исключения. Существуют значимости личного характера, значимости, присущие определенному полу или возрасту, значимости каких-либо больших и малых групп людей, различных эпох и государств и так далее, вплоть до общечеловеческих. Но даже и они не обязательно становятся абсолютом, поскольку могут быть не востребованы или не восприняты в качестве значимости отдельным человеком.
Проиллюстрировать это можно примером из книги воспоминаний В. В. Катаняна “Прикосновение к идолам”, в которой он приводит рассказ Аркадия Райкина, бывшего свидетелем такой сцены: “Когда привезли в Москву “Сикстинскую мадонну”, ее пришли смотреть чиновники из Министерства культуры. Один из них и скажи: “А знаете, на меня она не производит такого уж впечатления...” Фаина Раневская, стоявшая неподалеку, заметила: “Эта дама в течение стольких веков на таких людей производила впечатление, что теперь она сама вправе выбирать, на кого ей производить впечатление, а на кого нет!”
Кроме того, ценностью, понятой как значимость, может быть не только какой-либо культурный феномен. Значимой может быть природа или другое явление естественного характера, поэтому необходимо уточнить понятие ценности, характерное для культуры, выделив в нем более устойчивый, объективный признак.
Философия определяет ценность как единство нормы и идеала. Здесь также есть значительная доля субъективности, но тем не менее сущность ценности схватывается более полно. Понимание ценности явлений культуры требует выделить, с одной стороны, их реальные, объективные качества, особенности бытия и, с другой стороны, отношение к ним.
Впервые понятие ценности вошло в научное употребление в конце XIX века. Немецкий философ и естествоиспытатель Герман Лотце (1817—1881) считал, что ценность включает в себя особый мир, отличающийся от реального мира и мира научного знания [330, с. 457]. Таким образом, он исключал из системы ценностей природу, истину, мир вещей. Современная же теория культуры рассматривает ценности, созданные человеческой деятельностью, вынося за скобки природный мир. Для природы норма — естественный способ ее существования. В природе не существует идеала — это явление, присущее лишь человеческому обществу и человеческому образу жизни.
Что же такое норма и идеал? Норма (лат. поrта “руководящее начало, правило, образец”) выступает как усредненное условие существования явления, например, нормы питания, гигиены, состава воздуха для дыхания. Нарушение таких норм ведет к болезням, дисбалансу и гибели живого. Конечно, возможности каждого конкретного организма отличаются друг от друга, но так ли уж велико это отличие в массе? Для людей как биологических организмов нарушение нормы — прямой путь к вырождению и смерти. Политика геноцида[5]в первую очередь связана с нарушением природных норм существования.
Кроме того, есть еще и социальные нормы, выработанные человечеством за время своего существования, поскольку человек — такое существо, которое погибает, если оказывается вне общества; он может быть человеком только среди людей. Те, кто по разным причинам в детском возрасте оказались среди животных, к человеческому состоянию вернуться не смогли. Маугли — это прекрасная сказка, цель которой — показать, как звери похожи на людей, а иногда и человечнее их. История Робинзона символизирует непобедимость человеческого разума, но и она всего лишь плод воображения писателя. Человек продолжает быть человеком лишь в мире людей, и это ведет к необходимости вырабатывать нормы отношений между ними.
Эти нормы возникают в процессе деятельности, прежде всего трудовой: даже для того, чтобы добыть и обеспечить себе нехитрую еду, требовались совместные усилия. Это было справедливо на заре человечества, это справедливо и сейчас. Социальные нормы закрепляются тем, что мы называем обычаем, правилом поведения, традицией, законом. Некоторые из них освящаются религией, другие передаются из поколения в поколение через различные системы организации общественной жизни. Они ложатся в основание морали, искусства, практических форм деятельности. Каждому входящему в мир норма “предлагает” способ адаптации (позднелат. adaptatio “приспособление”) в нем, позволяет быть принятым в обществе и добиваться осуществления своих целей.
Норма — это условие существования всех явлений действительности. В отношениях человека с природой норма выступает как мера познания природной закономерности. Нормы, созданные человеком,— лишь выражение уровня, степени этого познания, поэтому они подвержены изменениям: по мере развития познания мира изменяются и нормы деятельности, отношений между людьми и людей с окружающим их миром. В творчестве человек сам меняет устаревшие нормы ради создания нового предмета, вещи, идеи и новой нормы. И тем не менее норма так или иначе связана с объективной закономерностью, в той или иной форме и степени выражает ее. И чем ближе норма к истине, тем выше степень объективности, заложенная в ней.
Совсем иначе выглядит природа идеала. Идеал (греч. “первообраз”) — представление о явлении действительности, лишенном недостатков. Как и любое представление, идеал существует только в сознании человека или общества. Этим определяется присущая ему мера субъективности. Кант рассматривал идеал как достигнутое в воображении совершенство, свойственное только человеку, совершенство, при котором преодолены всяческие противоречия. Для Канта такое состояние связано с “концом истории”, а потому недостижимо. Но уже более поздние философы, например, Гегель, связывали идеал не с завершением какой-либо деятельности, а с бесконечным развитием, постоянно преодолевающим свои противоречия и обретающим иные, стоящие на более высокой ступени совершенства.
Любая человеческая деятельность начинается с постановки цели — идеального, мысленного предвосхищения результата этой деятельности. Поэтому в цели уже содержится идеал как первообраз. В процессе достижения цели приходится оценивать как уже имеющиеся результаты, так и средства, способы, которыми цель должна быть достигнута. Эти оценки выделяют положительные и отрицательные стороны и свойства всего, что связано с данной деятельностью, помогают устранить нежелательные моменты. Так постепенно формируется идеал, — отвергая негативные моменты и сохраняя, усиливая, дополняя позитивные. Схематически именно так — от цели к оценкам, а затем к представлению о желаемом совершенстве — формируются идеалы отдельного человека, группы, общества, человечества. При этом, во-первых, и цели, и оценки, а особенно желания зависят от многих обстоятельств как субъективного, так и объективного характера, а во-вторых, сам идеал по мере своего достижения подвергается пересмотру, появляются новые цели, а за ними новые оценки, иные желания и иные идеалы.
Действительно, в любом сообществе людей цели слишком различны: у одних они направлены на созидание, у других — на разрушение. Так, великий греческий скульптор Фидий (V век до н. э.) создает прекрасные статуи богов для храма Зевса в Афинах, прославившие его в веках, а спустя столетие другой грек, Герострат, с целью прославиться предает огню храм Артемиды Эфесской (одно из семи чудес света). Их имена остались в истории, но насколько противоположны их идеалы, цели и желания! Изменчивость же самих идеалов в развитии науки, техники, искусства, общественной жизни подтверждает сама история. Идеал воина-рыцаря, справедливого защитника слабых и обездоленных, воспетый во множестве поэм и романов, умер вместе со своей эпохой. Великий Сервантес (1547—1616) в истории Дона Кихота показал обломки этого идеала, которые могли существовать в обновленном обществе лишь в головах неисправимых и пылких мечтателей.
Как же связаны столь зыбкие критерии идеала с культурными ценностями? Дело в том, что именно в ценности идеал образует относительно устойчивое единство с нормой. Во взаимосвязи нормы и идеала и заключен секрет бессмертия многих созданий человеческих рук, а также человеческого ума и духа. “Миром оживших предметов” называет мир культуры О. Г. Дробницкий в книге, посвященной теории ценностей. “Сикстинская мадонна” Рафаэля, “Давид” Микеланджело, другие произведения великих мастеров представляются нам идеальными. Великий мастер тем и велик, что его произведение идеально. Но для самого мастера нет никакой другой нормы, кроме той, которой он владеет. Его гений — одновременно норма и идеал, и в этом заключена ценность гения для человечества. Идеальная нормальность великих творений делает их для нас живыми. Нормально ли поведение Герострата или другого грека, Алкивиада, который во имя собственной известности отрубил хвост собаке? Даже по прошествии многих веков это выглядит как угодно: смешно, трагично, ужасно, отвратительно, но к норме это вряд ли имеет отношение.
Следовательно, только тогда, когда идеал связан с нормой, а норма идеальна, мы имеем дело с ценностью.
Культура как система ценностей вбирает в себя и нормы, и идеалы, она не только сохраняет их, но и формирует. С чем же связана изменчивость культурных ценностей? И нормы, и идеалы подвержены изменениям. Нормы в силу своей упорядочивающей роли меняются медленнее: нужно много времени, усилий не одного поколения, чтобы появились возможности обновить нормы. Человечество с трудом отходит от того, что проверено веками, удобно и оправдывает себя. Поэтому так дико выглядит поначалу любой новый норматив, особенно если он введен, как говорится, “сверху”. Для того, чтобы он стал принятым, он должен “поработать”, выполнить свою нормативную миссию, стать образцом. Вспомним, как трудно человечество воспринимало появление паровой машины, воздухоплавания, электричества, всего, что сейчас составляет норму цивилизованного существования.
А вот идеалы меняются гораздо чаще, вместе с достижением цели или с посрамлением ее. Если цель была нереальной, она перестает нести в себе идеал, становится уязвимой для критики и может быть отвергнута даже теми, кто активно ратовал за нее. Та же судьба и у идеалов, претворенных в жизнь: сразу становятся видны просчеты, огрехи и появляется стремление внести в достижения еще большее совершенство. Но любая смена идеала весьма болезненна как для отдельного человека, так и для целого общества: с идеалом меняются цели, и это ощущается как кризис, как крушение устоев. Как важно в эти периоды понимание того, что поколения, носившие устаревшие идеалы, не виновны ни в их возникновении, ни в их гибели.