Глава тридцать девятая

И получилось, что спустя несколько дней Адевале и я, страдая от жары в Кингстоне, проследили за губернатором по пути к месту его встрече с Принсом.

Принс владел сахарной плантацией в Кингстоне. Мудрец работал на него, но Принсу в голову ударила мысль о богатстве, и он решил продать его.

Что же предпринять? Попробовать взять плантацию штурмом? Нет, слишком много охранников. И высока вероятность, что Мудрец узнает о нашей появлении. Кроме того, мы даже не знаем наверняка, что он там.

Вместо этого, мы хотели использовать Торреса для покупки этого человека: Торрес предложит Принсу отдать ему половину золота, но при условии, что вторую он получит только после передачи ему Мудреца; в момент обмена Адевале и я нападем, утащим Мудреца, изобьем его и выведаем расположение Обсерватории. Это сделает нас богатыми.

Слишком просто, да? Что же могло пойти не так в этом хорошо продуманном плане?

Ответ пришел в виде моего старого друга, Джеймса Кидда.

В порту Торрес встретился с Принсом, который был стар, страдал от избыточного веса и жутко потел, и они вдвоем ушли вместе, разговаривая с двумя

телохранителями, шедшими немного впереди них; еще два шли сзади.

Поднимет ли Торрес тревогу? Возможно... И случись это, то, безусловно, у Принса достаточно людей, чтобы легко одолеть нас. Но, в таком случае, Торрес догадывался, что мой первый удар обрушится именно на него, и тогда уже никто из нас не увидит Мудреца снова.

Забавно, но я не сразу обнаружил его. Я, как бы так сказать, ощущал его присутствие. Вместо этого, я огляделся по сторонам, словно учуял запах, несвойственный этому месту. Что за запах? От чего он исходит?

Только тогда я увидел его. Фигура, слонявшаяся в толпе на другом конце пирса, ничем не выделялась, но я разглядел. Когда он повернулся, мне удалось разглядеть, кто это был. Джеймс Кидд. И, судя по всему, он здесь не для того, чтобы подышать свежим воздухом и посмотреть достопримечательности. Нет, у него здесь дело. Он пришел, чтобы убить… Кого? Принса? Торреса?

Господи Иисусе. Когда мы приближались к гавани, к которой меня привел Адевале, я схватил Кидда и потащил в узкий переулок между двумя рыболовецкими хижинами.

- Эдвард, что, черт возьми, ты делаешь здесь? Он пытался вырваться, но я держал его легко. (Позже я вновь буду думать об этом - как легко мне удалось прижать его к стене хижины.)

- Я на хвосте у людей, которые приведут меня к Мудрецу, - сказал я ему. – Ты можешь подождать до его появления?

Кидд удивленно вскинул брови.

- Мудрец здесь?

- Да, приятель, он здесь, и Принс ведет нас прямо к нему.

- Боже, - на его лице читалось напряжение, но я не оставил ему выбора. - Я попридержу свой клинок, но недолго.

Торрес и Принс продолжали идти, и у нас не было выбора, кроме как следовать за ними. Я решил подражать Кидду, обучавшемуся искусству скрытого перемещения у ассасинов. Он был словно призрак. Оставаясь на определенном расстоянии, мы смогли остаться вне их поля зрения и подслушать их беседу. И, о чем бы они не говорили, Торрес очень нервничал.

- Я устал идти, Принс, - говорил он – Мы уже должны быть рядом.

И, как выяснилось, мы действительно были рядом. Но рядом с чем? Чем бы оно ни было, это не было похоже на плантацию Принса. Впереди была ветхая деревянная ограда и странно нелепый арочный вход, что выглядело как кладбище.

- Да, мы пришли, - ответил ему Принс. - Мы должны быть на равных, понимаете? Боюсь, я не могу доверять тамплиерам больше, чем вы - мне.

Они вошли внутрь, и мы пригнулись.

- Если бы я знал, что вы так пугливы, Принс, то принес бы вам букет цветов, - улыбаясь, сказал Торрес, и, бросив последний взгляд назад, вошел на кладбище.

Принс рассмеялся.

- Ах, даже не знаю, за что я так беспокоюсь… За эти деньги, полагаю. Огромные суммы денег… Его голос затих. Мы с Киддом переглянулись, кивнули и проскользнули на кладбище, неотрывно следя за Торресом, Принсом и их охраной.

- Пора, - сказал мне Кидд, как мы пришли.

- Нет. Мы еще не увидели Мудреца, - твердо ответил я.

Тем временем, тамплиер и работорговец занимались своим делом. Торрес опустил мешочек золота в протянутую руку Принса. Не с серебром, а с золотом. Принс взвесил мешочек на руке, не спуская взгляда с Торреса.

- Это лишь часть выкупа, - сказал Торрес. Подергивание рта было единственным, что выдавало его напряжение. - Остальное получите позже.

Голландец открыл мешок.

- Мне неприятно продавать человека своей расы, господин Торрес. Расскажите мне еще раз… Чем же этот Робертс огорчил вас?

- Это что, проявление протестантского благочестия?

- Может, в другой раз, - сказал он, а затем неожиданно бросил мешок обратно Торресу, который поймал его.

- Что?

Но Принс уже начал уходить. Он кивнул своим охранникам, и, обращаясь к Торресу, сказал:

- В следующий раз убедитесь, что за вами не следят!

А затем отдал приказ своим людям:

- Разберитесь!

Но люди Принса рванули не к Торресу, нет. Они бежали к нам.

С клинком наготове я встал в полный рост из-за надгробья, приготовился и встретил первую атаку ударом снизу вверх. Этого хватило, чтобы остановить охранника; я повернулся на месте и вогнал острие меча ему в шею, окрашивая землю вокруг алым.

Он обмяк и умер. Я вытер кровь с лица, развернулся и пробил саблей грудь второго охранника. Третьего я сбил с толку, перепрыгнув через надгробие; за свою ошибку он заплатил жизнью. Раздался выстрел пистолета Адевале, четвертый охранник упал замертво; атака была окончена. Но Кидд уже гнался за Принсом. Бросив взгляд на Торреса, удивленного таким

поворотом событий, я крикнул что-то Адевале и рванул вслед за Киддом.

- Ты упустил свой шанс, Кенуэй, - крикнул Кидд через плечо. - Я убью Принса.

- Кидд, нет! Ну же, приятель, у нас общая цель.

- У тебя был шанс.

К тому моменту Принс понял, что все пошло не так. Его телохранители, четверо его лучший людей, лежали мертвыми на кладбище, - уместно, да? - он был один, и по улицам Кингстона его преследовал ассасин.

Он, скорее всего, даже и не догадывался, но я был его единственным шансом на спасение. Можно было ему посочувствовать. Никто в здравом уме не хотел бы, чтобы Эдвард Кенуэй был его единственным шансом на спасение.

Я поймал Кидда, схватил его за талию и повалил на землю.

(И Богом клянусь - и я говорю это не только из-за того, что случится позже. Но в голове промелькнула мысль о том, каким же он был легким и худым).

- Я не могу позволить тебе убить его, Кидд, - выдохнул я. - По крайней мере, пока я не найду Мудреца.

- Я выслеживал этого ублюдка неделю, - огрызнулся Кидд. - И тут я нахожу не одну, а две своих цели - и ты забираешь у меня обоих!

Наши лица были настолько близко друг к другу, что я физически чувствовал гнев Кидда.

- Терпение, - сказал я, - и будут тебе твои цели.

Он отстранился.

- Хорошо, - сжав зубы, процедил он. - Но когда мы найдем Мудреца, ты поможешь мне убить Принса. Понял?

Вулкан взорвался, но быстро остыл, пока мы следовали к плантации Принса. Значит, нам все-таки придется вломиться.

Мы нашли платформу на холме возле плантации и присели там на некоторое время. Мужчины-рабы пели с грустью в голосе, рубя тростник; женщины, спотыкаясь, проходили мимо, согнувшись под весом корзин тростникового урожая.

Адевале рассказывал мне о жизни на плантации, как тростник рубили и перемалывали на жерновах, как руку рабочего легко могло затянуть между жерновами и как единственным выходом «из трудного положения» было просто отрубить ему руку. Он рассказывал, как сахар кипятили, чтобы вода испарилась, каким липким становился сахар, как он мог запросто прилипнуть к коже и оставить ужасные шрамы.

- Мои друзья теряли глаза, пальцы, руки, - говорил он. - И мы были рабами, ты знаешь, поэтому

ни разу в жизни мы не слышали ни похвалы, ни извинений в свой адрес.

Я вспомнил еще об одной вещи, о которой он говорил мне:

- Куда я могу отправиться, чтобы быть свободным, с такой-то кожей и таким-то голосом?

И тогда я понял: люди вроде Принса были создателями несчастий для людей вроде Адевале. Их идеология противоречила всему, ради чего мы боролись в Нассау. Мы верили в жизнь и свободу. Не в это... подчинение. Не в эту пытку. Не в эту медленную и мучительную смерть.

Я сжал кулаки.

Кидд достал трубку и закурил, пока мы наблюдали за рабами внизу.

- Стражники патрулируют плантацию, - сказал он. - И в случае тревоги звонят в колокол. Вон там, видишь?

- Надо бы их обезвредить до того, как мы будем пробиваться вглубь плантации, - задумчиво произнес я.

Краем глаза я увидел нечто странное. Кидд лизнул палец и опустил его в мешочек с порохом. Ну, ладно, это было еще не очень странным. Затем он осторожно постучал пальцами по векам, оставляя на них пороховой след.

- Там слишком много народу, чтобы мы могли полагаться на одну лишь скрытность, - сказал он, - так что я отвлеку их и дам тебе шанс убрать их.

Я лишь молча таращился в ответ, не понимая, что за чертовщину он творит. Кидд осторожно резанул по пальцу маленьким карманным ножом, выдавил капельку крови и окрасил губы в красный. Снял треуголку. Вытащил завязки из волос и взъерошил волосы. Вытащил из-за щек куски ваты, из-за которых его щеки выглядели круглее, и бросил их на землю.

Затем он поднял низ рубашки и стал расшнуровывать корсет; справившись с ним, бросил его на землю. Расстегнул верхние пуговицы на рубашке, и моему взгляду открылась его грудь.

Тут у меня голова совсем кругом пошла. Его грудь? Да нет же, ее грудь. Потому что, оторвав взгляд от ее груди и посмотрев на его - нет, ее - лицо, я понял, что парень-то и не парень вовсе.

- Тебя ведь не Джеймс зовут, да? - спросил я, хотя надобности в этом не было.

Она улыбнулась.

- Не всегда. Пошли.

Когда она встала, ее осанка изменилась. Если раньше она ходила, как мужчина, то теперь сомнений не оставалось. Все было очевидно, как ее грудь. Она была женщиной.

Я пришел в себя от шока и побежал за ней вслед, к плантации.

- Чтоб меня. Каким это таким образом ты оказался девушкой?

- Боже, Эдвард, тебе и это надо объяснять? У меня здесь работа. Удивляться будешь потом.

В конце концов, не так уж я был и удивлен. То, что она переоделась мужчиной, было вполне разумным. Моряки ненавидели присутствие женщин на борту. Всякие предрассудки, знаешь ли. Если женщина хотела быть моряком, то она должна была стать моряком. Мужчиной.

Но тогда я чуть себя по лицу не ударил, когда увидел такое. Сколько же в ней было смелости, раз она решилась на такое. И, сказать тебе по правде, дорогая моя, я встречал много необычных людей. Некоторые из них были плохими. Другие - хорошими. Но я бы хотел, чтобы ты была похожа на нее. Ее звали Мэри Рид. Я знаю, что ты не забудешь это имя. Храбрейшая женщина из всех, кого я встречал.

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

Пока я ждал Мэри у ворот, я услышал разговор охранников. Торрес сумел ускользнуть. Интересно. Принс укрылся на своей плантации, боясь за свою жизнь. Хорошо. Надеюсь, что страх немного встряхнет его. Хочу, чтобы это чувство мешало ему спать по ночам. Я с нетерпением жду, чтобы увидеть ужас в его глазах, когда я убью его.

Но сначала я должен туда попасть. Это все, что мне нужно…

Она пришла. Нужно отдать ей должное, она была превосходной актрисой. Одному Богу известно, сколько времени она притворялась мужчиной, но теперь была в новом образе, пытаясь убедить охранников, что она больна. И да, вся кровавая работа досталась ей.

- Стоять на месте! - крикнул солдат у ворот.

- Пожалуйста, я ранена, - прохрипела она. - Мне нужна помощь.

- Боже, Филлипс, посмотри на нее. Ей же больно.

Сжалившись, солдаты шагнули вперед и открыли ворота на плантацию, пропуская ее.

- Сэр, - слабо сказала она, - я очень слаба и плохо себя чувствую.

Сердобольный солдат протянул ей руку, предлагая помощь.

- Благослови вас Господь, - сказала она и, прихрамывая, прошла через ворота, которые закрылись за ними. Я потерял их из виду, но прекрасно слышал: свист клинка, приглушенный щелчок, звук, с которым она вонзила клинок в его тело, тихий предсмертный стон и стук падения трупа в грязь.

Теперь мы были внутри и стали пробираться к усадьбе. Конечно, нас могли заметить рабы, но будем надеяться, что они не поднимут тревогу. Наши молитвы были услышаны, потому что через несколько минут мы, используя язык жестов для связи, бесшумно проникли в усадьбу, пока не оказались у беседки на заднем дворе дома. Присев по обе стороны арки, мы заглянули за угол и увидели его там. Он стоял спиной к нам, положив руки на живот, разглядывая его. Он был доволен своим положением, быть работорговцем, чье состояние построено на страдания других. И, если бы меня попросили составить список самых плохих людей, которых я встречал, Лоуренс Принс возглавил бы его.

Мы смотрели друг на друга. Она собиралась убить его, но почему-то (может, потому, что они пытались завербовать меня?) она махнула рукой вперед. Я прошел во двор, подкрался к беседке и стоял за спиной Лоуренса Принса.

Мой клинок сделал свое дело.

О, я хорошо его смазал. Можно всякое говорить о пиратах, что мы ведем себя как животные и тому подобное, но мы всегда поддерживаем свое оружие в

хорошем состоянии. Это также важно, как и держать свой корабль в чистоте. Вопрос выживания.

Мой клинок не стал исключением. Если он попадал в воду, я тут же принимался чистить его, я тщательно и постоянно смазывал его, именно поэтому он не произвел шума, когда я убивал Принса. Он даже ничего не услышал.

Я выругался, когда он неожиданно обернулся, возможно, ожидал увидеть одного из своих охранников и кричать на него за его дерзость за то, что подкрадывается к нему. Я стремительно вонзил в него лезвие, его глаза широко раскрылись от удивления, взгляд остекленел, пока я тащил его по земле, не вынимая клинок из тела, ожидая, пока кровь наполнит его легкие, и жизнь постепенно оставит его.

- Почему ты висишь надо мною, словно ворон в ожидании плоти? - Он закашлялся. - Чтобы увидеть, как старик умирает?

- Вы никогда не вызвали у меня жалости, мистер Принс, - сказал я равнодушно. - Полагаю, что можно назвать это расплатой.

- Вы жалкие головорезы, как и ваше драгоценное учение, - издевался он, продолжая вызывать презрение к себе. - Вы живете в мире, но не можете заставить его двигаться.

Я улыбнулся ему.

- Ты ошибся в моих целях, старик. Я действую только ради денег.

- Как и я, друг мой… - сказал он. - Как и я...

Он умер.

Я вышел из беседки, оставив его тело позади, как вдруг услышал шум наверху. Повернувшись, я увидел на балконе Мудреца, Робертса, насколько я помнил. Он взял Мэри в заложники, приставив кремневый пистолет с ее голове и держа ее за запястье, чтобы не дать ей воспользоваться клинком.

- Нашла я твоего приятеля, - крикнула она мне, делая вид, что не замечает пистолета, приставленного к ее голове. По блеску в глазах Робертса я понимал, что он выстрелит без раздумий.

Помнишь меня, а, приятель? Полагаю, что да. Я смотрел, как у тебя брали кровь, думал я.

- А, тамплиер из Гаваны, - сказал он, кивая.

- Я не тамплиер, приятель, - перебил я, - это было просто уловкой. Мы пришли сюда, чтобы спасти твою задницу.

(Под этим, конечно, я имел в виду: «Пытать тебя, пока ты не скажешь нам, где Обсерватория»).

- Спасти меня? Я работаю на мистера Принса.

- Тогда придется тебя огорчить, что хозяин из него так себе. Он собирался продать тебя тамплиерам.

Он закатил глаза.

- Кажется, здесь никому нельзя доверять.

Он расслабился, и для Мэри это была отличная возможность для маневра. Она ударила его каблуком по голени, он закричал от боли, и она вырвалась из его рук. Затем выхватила свой пистолет, но он выбил его, направил на нее свой и выстрелил, но промахнулся. Она потеряла равновесие, он воспользовался этим и столкнул ее. С воплем она перелетела через ограду, и я бросился вперед, чтобы попытаться поймать ее, но ей удалось схватиться на нижнюю часть балкона и повиснуть.

Тем временем, Мудрец достал другой пистолет, но стража уже приближалась, привлеченная выстрелом.

- Робертс, - крикнул я, но вместо того, чтобы целиться в охранников, он целился в колокол.

Бом.

Он не мог не заметить: как Мэри ловко спрыгнула и присоединилась ко мне внизу, обнажая клинок, в то время, как солдаты посыпали из арки во двор. Мы стояли спиной к друг другу, и у нас не было времени оценить их количество. Как только они выстрелили, мы выскочили.

Их было раз в шесть больше, чем нас. Двенадцать мужчин, погибших в разной степенью мастерства и храбрости, а один из них вовсе просто хаотично размахивал саблей.

Мы слышали звук топающих ног, это было подкрепление, и решили бежать, со двора, затем через кусты, призывая рабов бежать с нами чтобы стать свободными. Если бы наших преследователей было меньше, мы бы остановились и обратили их в бегство. Но в этот раз преимущество было на их стороне.

***

Позже, когда мы остановились, и я прекратил проклинать судьбу за то, что мы упустили Робертса, я спросил ее настоящее имя.

- Мэри Рид для моей мамы, - ответила она, и в следующую секунду я почувствовал, что что-то упирается мне в пах. Глянув вниз, я увидел, что это был скрытый клинок Мэри.

Но, к счастью, она улыбалась.

- Но никому не слова, - сказала она. - А то я и тебя сделаю женщиной.

Я никому не сказал. Черт подери, да эта женщина могла ссать стоя. Не стоило ее недооценивать.

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

ЯНВАРЬ года

Дорогой Эдвард,

Я несу тебе печальную весть о твоем отце. Он умер месяц назад от плеврита. Его смерть не была мучительной, и он умер в моих руках. Мы были вместе до самого конца.

Мы были бедны с момента его болезни, так что я начала работать в таверне. Если решишь мне написать, то направляй письма туда. Я много наслышана о твоих похождениях. Говорят, что ты стал пиратом. Я бы очень хотела, чтобы ты написал мне и развеял мои страхи по этому поводу. Мне жаль говорить об этом, но я не видела Кэролайн с момента твоего отъезда, так что я не могу сказать тебе что-либо о ее здравии.

Мама.

Я посмотрел на обратный адрес. Я не знал, плакать мне или смеяться.

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

Ну, я знаю, что был в Нассау в начале -го - иначе и быть не могло, это мой дом - но, честно говоря, я помню только фрагменты. Почему? Хороший вопрос. Думаю, это из-за внутреннего голоса, который постоянно повторяет тебе, что нужно выпить еще, несмотря на то, что ты понимаешь, что уже достаточно. Это был небольшой человек, который начал кричать, мешая мне пройти в «Старый Эйвери», чтобы скоротать день, а затем проснуться на следующее утро, чувствуя себя словно побитой собакой, понимая, что только одна вещь способна заставить меня чувствовать себя лучше, и Энн Бонни, буфетчица в «Старом Эйвери», может дать мне это. А что потом, спросишь ты? Все начинается снова.

Да, я пил, чтобы заглушить свою неудовлетворенность, но это не совсем так. Вы не понимаете, выпивка была лишь симптомом, а не лекарством. Я не мог наблюдать как Нассау разрушается, но, будучи сильно пьян, начинал постепенно не замечать этого. Поэтому, я продолжать проводить каждый день за одним из столом в «Старом Эйвери», представляя себе Обсерваторию или пытаясь набросать письмо матери или Кэролайн. Думал об Отце. Думал, не приблизил ли пожар на ферме его смерть. Размышления о том, был ли я виноват в том пожаре - и тот факт, что я знал ответ - были причиной, почему письма от матери лежали смятыми на террасе.

Но знайте, я не был настолько погружен в свои проблемы, чтобы не заглядываться на Энн Бонни,

несмотря на то, что ей не нравилось, когда на нее пялятся. (Энн была очень популярна среди пиратов, если вы понимаете, что я имею в виду).

Энн прибыла в Нассау вместе с мужем Джеймсом, который был капером и везунчиком, ибо был женат на ней. Было в ней что-то, в Энн. Например, она не боялась любезничать с посетителями, что наводило на мысли о том, что же думал Джеймс обо всем этом. Держу пари, работа Энн в «Старом Эйвери» была не его идеей.

- В этом городе мало хорошего, зато полно мочи и насекомых, - жаловалась она, сдувая прядь волос со своего лица. Она была права, но это не помешало ей остаться, отбиваясь от большей части ухажеров и принимая ухаживания нескольких везунчиков.

Это произошло в тот момент, когда я погряз в нищете и боролся с жутким похмельем. Тогда-то мы впервые и услышали о Королевском помиловании.

- Чушь собачья!

Эти слова принадлежали Чарльзу Вэйну. Они отрезвили меня.

Что «чушь собачья»?

- Это уловка, - сокрушался он. – Они хотят напасть на Нассау! Вот увидишь! Помяни мое слово.

Какая уловка?

- Это не уловка, Вэйн, - сказал Борода, его голос звучал крайне серьезно. - Я слышал это прямо от жирного бермудского капитана. Это предложение о помиловании для любого пирата, желающего получить его.

Помилование. Это слово заставило меня задуматься.

- Уловка это или нет, но я думаю, что британцы вернуться в Нассау, - сказал он, – и, несомненно, с оружием. И, если у нас нет плана, то я предлагаю затаиться. Никакого пиратства и насилия. Нечего дергать короля за хвост.

- Тогда уж лучше оторвать его, Бен, - отрезал Борода.

Бенджамин повернулся к нему.

- Посмотрим, что ты скажешь, когда он пришлет своих солдат, чтобы зачистить этот остров от нас - вернее, от того, что от нас осталось. Оглянись вокруг. Неужели за эту помойку стоит умирать?

Конечно, он был прав. Здесь воняло каждый день: настоящий букет запахов дерьма, сточных вод и гниющих туш. Но, тем не менее, эта вонь принадлежала нам, и мы должны быть готовы бороться за это. Кроме того, выпивка немного сглаживала это обстоятельство.

- Да, но это наша республика. Наша идея. - настаивал Черная Борода. - Свободная земля для

вольных людей, помнишь? Может, она и грязна. Но это не значит, что мы не должны бороться за нее.

Бенджамин отвел глаза. Видимо, он уже принял решение. Сделал свой выбор.

- Я не уверен в этом, - сказал он. - Ибо, когда я смотрю на плоды нашего многолетнего труда, то вижу, что всего, чего мы достигли - это болезнь… безделье… и глупость.

Помните, что я говорил вам о Бенджамине? Как он выглядел, у него была выправка военного. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что он никогда не хотел быть пиратом, ибо его амбиции всегда манили его на другую сторону, к военно-морскому флоту Его Величества. Его никогда не интересовали грабежи, что было редкостью для нас. Борода рассказал, как его корабль взял на абордаж канонерку просто для того, чтобы украсть шляпы. Вот и все, только шляпы. Конечно, вы можете подумать, что он был дураком или просто не хотел причинять вреда команде, и, возможно, будите правы. Но дело в том, что Бенджамин Хорниголд был не готов признать, что является одним из нас.

Во всяком случае, не думаю, что я должен был сильно удивиться тому, что случилось дальше.

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

ИЮЛЬ

«Дорогая Кэролайн...»

Пока (я был в «Старом Эйвери», если тебе интересно), это все, что мне удалось написать.

- Решил доверить чувства бумаге?

Энн стояла надо мной, загорелая и красивая. Просто услада для глаз.

- Просто весточка домой. Думаю, что она в любом случае уже забыла меня.

Я скомкал письмо и выбросил.

- Ах, у тебя жестокое сердце, - сказала Энн, отходя от стойки таверны. – Так не должно быть.

Да, подумал я. Ты права, девочка. Мое мягкое сердце начало таять. В течение нескольких месяцев, после появления слухов о королевском помиловании, Нассау разделился на тех, кто был готов просить о нем, и тех, кто скорее умер бы, чем пошел бы на поклон к Королю, такие как Чарльз Вэйн, и…

Борода? Мой старый друг сохранял нейтралитет, но оглядываясь назад, я думаю, что он был не готов отказаться от пиратства. Тэтч находился далеко от Нассау в поисках сокровищ. До нас доходили вести о роскошной добыче и невероятных приключениях. Я

даже начал думать, что он никогда не вернется в Нассау. (Чего прежде никогда не делал).

А что до меня? Ну, с одной стороны, я был сыт своей «дружбой» с Вэйном. С другой, я не хотел принимать помилование, что вроде как делало бы нас с ним друзьями. Вэйн ждал подкрепления, но оно так и не пришло. Он даже начал строить планы о том, чтобы создать пиратскую республику в другом месте. Я мог бы запрыгнуть на «Галку» и уплыть с ним. А что еще оставалось?

Утром, за несколько дней до нашего отплытия, я сидел на террасе «Старого Эйвери», пытаясь написать свое письмо Кэролайн и коротая время с Энн Бонни, как вдруг мы услышали звук выстрела пушки со стороны гавани. Одиннадцать пушечных залпов, мы знали, что это значит. Предупреждение. Англичане собираются захватить остров.

Они блокировали гавань силами двух фрегатов: «Милфорд» и «Роуз». Эти корабли сопровождали пять других судов, на борту которых были солдаты, ремесленники, провизия, строительные материалы - словом, все, что нужно, чтобы избавиться от пиратов, отстроить Нассау заново и вернуть ему приличный вид.

Во главе шел «Деличия», чтобы договориться о стоянке для кораблей. Когда мы пришли на берег, вместе с другими жителями Нассау, то увидели, что на палубе стоял никто иной, как мой старый друг Вудс Роджерс. Ему помогли сойти на землю; вблизи он выглядел загорелым и ухоженным, как никогда прежде,

хоть и слегка усталым. Помнишь его обещание стать губернатором Гаваны? У него получилось. А о том, что он рассказывал мне о своих планах разгромить пиратов из Нассау? Видимо, это было его текущей целью.

Никогда прежде я не жаждал увидеть Черную Бороду больше, чем сейчас. Он бы нашел выход. Сочетание инстинкта и хитрости пронизывали его, словно ветер.

- Ну, будь я проклят, - сказал Калико Джек, стоявший рядом со мной (не искушай судьбу, Джек). - Король Георг устал от нашей чертовщины. Кто этот мрачный тип?

- Это капитан Вудс Роджерс, - ответил я, но поскольку сам я не торопился встречаться с ним, то шагнул назад, в толпу, оставаясь достаточно близко, чтобы услышать, как Роджерс достал свиток пергамента, что-то посмотрел в нем, а затем сказал: - Мы хотим вести переговоры с теми, кто называют себя правителями этого острова. Чарльз Вэйн, Бен Хорниголд и Эдвард Тэтч. Объявитесь, пожалуйста.

Бенджамин шагнул вперед.

- Трусливый червяк, - выругался Джек, и это было верно. Ибо настал тот момент, когда Нассау пришел конец, и наши надежды на создание республики были разбиты.

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

НОЯБРЬ

Лишь когда я нашел его, я понял, как сильно мне его не хватало.

Но я не знал, что очень скоро я потеряю его навсегда.

Это случилось на одном из пляжей Северной Каролины, в заливе Окракок, незадолго до рассвета, когда веселье, продолжавшиеся всю ночь, подходило к концу.

Дым от костров поднимался узкой струйкой над пляжем, некоторые продолжали танцевать джигу под звуки скрипки, другие, распивая ром, громко хохотали о чем-то своем. Кабан, приготовленный на вертеле, источал аппетитный запах, заставляя желудок урчать. Возможно, именно здесь, на пляже Окракока, Черная Борода и основал свою собственную пиратскую республику. Думаю, возвращение в Нассау и благоустройство оного уже не интересовало его.

Чарльз Вэйн был уже там, и, когда я подошел, стоял рядом с Бородой, и, судя по его желанию как можно скорее выпить и поесть, мне показалось, что их разговор близился к концу.

- Ты разочаровал нас, Тэтч! - злобно проревел он, и, увидев меня, добавил: - Решил остаться здесь. Пошел он и все вы, кто последовал за этим ублюдком в безвестность.

Если бы перед Вэйном стоял кто-то другой, то уже перерезал бы ему горло за это обвинение в предательстве. Но он не был бы Бородой, поступи он так.

А если бы перед Тэтчем стоял кто-то кроме Вэйна, то он заковал бы его в кандалы в наказание за его дерзость. Но он этого не сделал. Почему? Может быть, из чувства вины от того, что Черная Борода отказался от пиратства. А может, потому, что что бы там не думали о Чарльзе, все признавали: никто не был более предан нашему делу, чем он. Никто так не протестовал против помилования, чем он. Тэтч по-прежнему оставался большим бельмом на глазу Роджерса. Именно он прорвал их блокаду брандером и скрылся, а затем продолжил курсировать по Нью-Провиденс, делая все возможное, чтобы сорвать планы губернатора Роджерса, пока тот ожидал подкрепления. В бою он носил имя Черная Борода. Но, когда я прибыл на пляж в это ароматное утро, все надежды Чарльза Вэйна рухнули.

Он ушел и, волоча ноги по песку, отправился вдоль пляжа, отдаляясь от костра, наполненный яростью.

Мы смотрели ему вслед. Я перевел взгляд на Черную Бороду. Его пальто было расстегнуто нараспашку, а недавно приобретенный живот оттягивал рубашку. Он ничего не сказал, просто предложил мне присесть рядом с ним на песке, протянул мне бутылку вина и подождал, пока я выпью.

- Он просто глупец - сказал он, немного пьяный, махнув рукой в сторону Вэйна.

Ах, подумал я, но ирония в том, твой старый товарищ Эдвард Кенуэй хочет того же, что и этот глупец.

Может, Вэйн и был предан нашему делу, но он не верил в нас. Он всегда был жестоким человеком, но в последнее время он стал еще более безжалостным и свирепым. Мне сказали, что теперь он мучает своих пленников, привязывая их к бушприту, вставлял спички в их глаза, а потом поджигал их. Даже его команда начала сомневаться в его здравомыслии. Но Вэйн, как и я, понимал, что Нассау нуждается в лидере, который может вдохновить людей. Нассау нуждался в Черной Бороде.

Тэтч смотрел, как Вэйн удаляется в горизонт, и жестом показал мне следовать за собой.

- Я знаю, что ты пришел, чтобы позвать мне домой, Кенуэй. – Он посмотрел на меня. – Твоя вера мне очень лестна. Но с Нассау покончено, я думаю, что с меня хватит.

Я не соврал, когда произнес:

- Я так не думаю, приятель. Но я не вправе тебе указывать.

Он кивнул.

- Боже, Эдвард. Это все равно, что жить с дырой в животе, постоянно подбирая свои кишки, которые падают на землю. Когда Бен и я осели в Нассау, я не

сразу осознал, что этим людям нужен сильный и дальновидный лидер. Но недооценил наши собственные пороки

Некоторое время мы шли в тишине, слушая шорох песка и шум моря. Думаю, когда он заговорил о пороках, то имел в виду Бенджамина.

- Стоит человеку раз вкусить власти, и он начнет думать, почему ему не принадлежит весь мир.

Он указал назад.

- Взгляни на этих людей. Они считают меня прекрасным капитаном, но не замечают, насколько я зол и высокомерен. Мне не хватает уравновешенности, чтобы повести их за собой.

Я думал, что понимал, что он имел в виду. Но я расстроился тому факту, что Черная Борода уже не был одним из нас.

Мы продолжали идти.

- Ты все еще ищешь Мудреца? - спросил он. Я кивнул, но умолчал, что в последнее время мои поиски состояли из посиделок в «Старом Эйвери», пьянства и мыслей о Кэролайн.

- Месяц назад я взял корабль, там говорили, что человек по имени Робертс ходит на корабле под названием «Принцесса». Попробуй проверить.

Так значит, раб, работавший плотником и обладающий бессмертными знаниями, переместился с плантации на корабль. Что ж, резонно.

- «Принцесса»… Спасибо, Тэтч.

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

Без сомнения, англичане преследовали Черную Бороду. Позже я узнал, их ведет лейтенант Мейнард на своем фрегате «Жемчужина». Губернатор Вирджинии объявил награду за голову Тэтча после того, как купцы распустили слуги о привычке Черной Бороды плавать в окрестностях Окракока и грабить проходившие мимо суда; Губернатор обеспокоен тем, что Окракок вскоре станет новым Нассау. Ему не нравится, что один из самых отпетых пиратов живет прямо у него под боком. Поэтому, он объявил награду за его голову, и тут пришли они, англичане.

***

Сначала мы едва слышали их предупреждения. «Англичане идут. Англичане идут». Но, стоя на нижней палубе «Приключения», корабля Черной Бороды, мы увидели, что они отправили небольшое суденышко, чтобы застать нас врасплох. Мы бы разнесли это в щепки, если бы не одна важная деталь. Помните, я рассказывал вам о том празднике? О вине и кабане? Так вот.

Мы были очень, очень пьяны.

Все, что мы могли сделать, это произвести несколько предупредительных выстрелов в сторону канонерки.

В то утро на борту корабля Черной Бороды было не больше двадцати человек. Среди них был и я, даже

не подозревая, какую роль сыграю в судьбе самого известного пирата в мире.

Но, отдам ему должное, Тэтч, несмотря на то, что был с похмелья, как и мы все, знал все водные пути рядом с заливом Окракок, и мы поспешили поднять якорь и отчалить.

Люди Мэйнарда тут же кинулись за нами. Они шли под флагом торгового флота Великобритании, и мы знали, чего они хотели. Я видел это в глазах Черной Бороды. Моего старого друга, Эдварда Тэтча. Из всей команды на «Приключении» только он знал английский. В декларации губернатора Вирджинии значился только один пират, и это был Эдвард Тэтч. Для того, чтобы понять это, необязательно было владеть английским; это был Борода. Тем не менее, ни один человек не сдался и не бросился за борт. Каждый из нас был готов умереть за него, это он воспитал в них такую преданность и верность. Ах, если бы он мог использовать свой дар в Нассау.

День был спокойным, в море царил штиль, и нам пришлось использовать свои весла, чтобы оторваться от преследователей. Они были так близко, что мы видели белки их глаз, как и они наши. Черная Борода подбежал к корме, наклонился через борт и крикнул Мейнарду:

- Кто ты, черт побери? Откуда ты взялся?

Ответом нам был равнодушный взгляд. Видимо, они хотели ущемить наш дух.

- Посмотри, среди нас нет ни одного пирата, - взревел Борода, разводя руками, его голос эхом отразился от крутых песчаных берегов по обе стороны узкого залива. – Отправь к нам один из своих кораблей. Будьте уверены, мы не пираты.

- Я не могу, все мои корабли заняты - отозвался Мейнард. Последовала пауза. – Но очень скоро вы сами окажетесь у меня.

Борода выругался и поднял стакан рома.

- Я хочу выпить за тебя и твоих людей, трусливый пес! Не ждите от нас пощады.

- Я не жду от тебя пощады, Эдвард Тэтч, но и ты тоже не ожидай ее от нас.

Мэйнард направил в нашу сторону два корабля, и в этот момент я увидел тень сомнения в глазах своего друга Эдварда. Впервые мне показалось, что он испугался.

- Эдвард... – выдавил я, пытаясь отвлечь его, хотел, чтобы мы сели, как в старые добрые времена в «Старом Эйвери», чтобы обсудить план. Как лучше всего оторваться от англичан. Сбежать в безопасное место. Вся команда была в пьяном угаре. Черная Борода сам потягивал ром, повышая голос после каждого глотка. Чем пьянее он становился, тем более безрассудными были его действия, например, когда он приказал зарядить пушки гвоздями и кусками старого железа, потому что у нас не было ядер.

- Эдвард, нет...

Я пытался остановить его, зная, что есть более тактичный способ уйти от англичан. Ведь выстрелив в них, мы тем самым подпишем свой смертный приговор. Нас было в разы меньше. Их люди были трезвы, и в их глазах горел азарт. Они хотели только одного: захватить Эдварда Тэтча, пьяного, злого и ужасного - и, втайне, испуганного - Эдварда Тэтча.

Бум.

Выстрел вышел на славу, но большие клубы дыма застилили нам обзор. Мы долго ждали, затаив дыхание, чтобы увидеть, какой ущерб нанес наш залп, но все, что мы слышали, это крики и звук ломающегося дерева. А когда туман рассеялся, мы увидели, что один из преследующих нас кораблей свернул в сторону берега, но другой был поражен куда сильнее, на палубе не было ни души, а часть его корпуса была разбита. Из уст экипажа раздался слабый, но искренний крик радости, и тут мы подумали: может, это еще не конец?

Черная Борода посмотрел на меня, стоящего рядом, и подмигнул.