Записки с берегов меконга
Красная лента
Дороги изумительно
Петляет в подбрюшье
Лохматой овчарки-скалы.
Суета сует.
Суета - вековая,
Птичья резкость, мелкая моторика рук,
За которой сквозит неподвижность,
Молчание, покой обширного времени.
Но никто не даст тебе ключ
От этого векового молчания,
Отстранения от собственных жестов и слов,
От того, что по ту сторону безошибочной суеты.
Сизый закат
Из окна долгого автобуса.
На закате Меконг становится небом,
А небо - Меконгом.
Ключ - в соотношении сизого с синим.
Я видел джунгли.
Попал туда по ошибке
И вначале не понял, где я.
Джунгли играли со мной:
Я не должен был опознать границу.
Они - как тело Вселенной:
Деревья и ветки - неразличимы,
Верх и низ - равны.
ПЕАН
Кибеле Фригийской мы славословим
Тимпанами гулкими, медью гудящей
Оскоплённых заводов и выцветших фабрик
УЛИЧНОЕ
Ночная улица прекрасна.
Но щемят сердце мне в ночи
Невысказанные воспоминания.
Когда?.. И что?.. И где...
Застрял я в буднях..
Будни- та же вечность,
Тот же атом, модель вселенной.
И хлещет, хлещет злая бесконечность
по щекам.
Всеобщая история, история ль меня -
Одно,
Затеряно тут в спальном переулке,
Обведено кружком небытия.
ОКОРОК
"Черт его знает, куда делся тот окорок..." -
Думал я, засыпая с утра, когда мать подымала неслыханный кипеш
И валила все на меня,
Настырно пытаясь заставить признаться в том,
Чего я отродясь не совершал.
Ну - ее можно понять:
Если бы я признался, что съел дьявольский окорок, -
У нее с сердца упал бы камень.
А так... Все разговоры о "параллельных мирах"
Упираются в яростный здравый смысл,
Когда что-то такое случается.
А если что-то никак и ничем не объясняется -
Мозг начинает терзать мучительный зуд.
А дело все в том,
Что ночью, по ее словам,
Из холодильника пропал бекон.
Или окорок. В общем, что-то такое: мясное.
Целая упаковка нарезанного ломтиками копченого окорока.
Или бекона. Чего-то такого мясного.
Вечером - был. А на утро - исчез.
Я точно помню - не ел.
Потому что сам искал этот окорок ночью,
Чтобы сготовить классные вьетнамские сэндвичи:
Булка разрезается надвое -
Внутри по стенкам размазывается
Творожный сыр и аджика. Дальше - лист салата,
Ломтик окорока и шмат огурца.
Искал, но не нашел. Подумал: все съели.
В итоге макал булку в аджику, жевал
И смотрел бокс. Дрался Мейвезер,
Притом очень уныло. Так уныло,
Что я увеличил дозу аджики втрое.
Но главное, что я был абсолютно трезв.
Обидно, но ведро с мусором я отнес
На помойку еще до того, как мать проснулась:
Очень захотелось прогуляться с утра.
И убей не помню, была ли в мусорной куче
Упаковка от окорока.
Конечно, что-то такое кафкианское
Навевает весь этот случай.
Типа: "Виновен, но не виноват".
Типа: "Прохожу мимо тюрьмы, прячу лицо
В воротник и дрожу всем телом. Почему?
Черт его знает почему. Не убийца, не вор,
Не мошенник. Законопослушный банковский клерк.
Но, когда иду мимо тюрьмы, чувствую, что страшно виновен.
Прячусь и боюсь, как бы мою тайну, мое преступление,
Мою вину не раскрыли. Иногда хочу признаться,
Потому что не могу больше скрываться, но
Ловлю себя на мысли, что признаваться мне - не в чем,
И тогда мне кажется, что мое преступление -
Страшнее, чем все злодейства Нерона с Калигулой
Вместе взятые: потому что в мире даже не предусмотрено формы
Для моего преступления"
Типа: "Вина - есть абсолютная относительность.
Ты становишься виновным в тот момент, когда
Тебя убеждают в том, что ты виновен. А убедить тебя можно -
Во всем, что угодно"
Мне никогда не требовалось что-то потустороннее
И паранормальное, чтобы почувствовать тайну и ужас
Перед неизведанным. Я без труда находил
Потустороннее в посюстороннем. Иногда я выходил
Из дому, и все вещи вокруг: деревья, дома и машины,
Переставали вдруг быть чем-то знакомым, привычным.
Внезапно все обычное, привычное глазу наполнялось тайной.
Рушились фасады вещей, а за ними была -
Неизвестность и космос. Все родное - становилось чужим,
Знакомое с детства - незнакомым, элементарное -
Непостижимым. Ни одна вещь больше не могла
Ответить на вопрос о том, что она такое есть.
Это "Что" каждой вещи, каждого явления оказывалось
Пустышкой, разводом. Тогда я видел мир как будто впервые,
И все было удивительным просто в силу того, что оно - существует.
Бытие - переставало быть очевидным. Не за что было зацепиться
И опереться. Все отпадало от привычного облика, превращаясь
В иероглифы, руны, странные и зловещие знаки.
Ощущения и мысли были как пазл, у которого
Не хватает половины деталей. Будто вся жизнь - это сон,
А такие моменты - смутное и обрывочное предчувствие пробуждения,
Предчувствие истинной реальности, ее фрагментарное
Проникновение в сон, обреченное
Быть поглощенным обратно пучиной глубокого, страшного сновидения.
Мистичнее всех готических страшных сказок
Мне казалась философия Гуссерля, это плавание
В море без берегов, устремленное к самому последнему
Краю и грозящее вот-вот через него перелиться.
Потустороннее никогда не было мне нужно,
Потому что мне не требовалась перспектива исхода.
Эта перспектива была и внутри посюстороннего.
Но оставим все эти басни. Главное - то,
Что пропал окорок. И почему-то именно
Сейчас мне захотелось поверить в самую
Пошлую мистику, в "параллельные миры",
В исчезновение в никуда, без следа и без
Места конечного назначения.
Другой вариант - помутнение моего разума,
Лунатизм, замещение воспоминаний:
Поверить в то, что ночью меня одолело нечто,
Я съел целую упаковку копченого окорока,
После чего, это нечто - плавно вытеснило воспоминания
И поставило на их место другие.
Мать обыскала весь холодильник.
Потом умоляла меня признаться.
Потом разозлилась, и мы поссорились.
Потом она сделала вид, что поверила
Мне и как бы простила. Я поверил в то,
Что она поверила. Но вечером на лице
Ее просквозила усмешка, которая бывает всегда,
Когда она знает о моей лжи, но не хочет
Обвинять, выдавать свое знание и
Потакает спектаклю. Тогда я просто
Взревел: кричал и топал ногами.
Она снова обшарила и основательно
Прошманала весь холодильник
С носков до воротника. И...
Нашла упаковку окорока где-то
За пазухой. Точнее - свалившимся
К задней стене, за контейнерами
Для овощей.
Сказала: "Вот так и создаются поклепы!"
Разочарование? Вроде того...
Все объяснимо, нет места загадке.
Но, может быть, какая-то мистика
Заложена в том, что такое вообще произошло?
В том, что окорок, лежавший на полке,
Оказался у задней стенки?
Может, рациональное объяснение
Предусмотрено мистикой?
Может, мистика - в том, что так ловко все вдруг объяснилось?
Нет. Идиотская выдумка.
Когда вскорости захотелось жрать,
Решил поесть окорок. Точнее, балык
(Оказалось, что это - балык).
Взял из холодильника мясо,
Но увидел на поверхности ломтиков
Какую-то зеленую перламутровость.
Насторожился. Решил глянуть состав
И срок годности. Дата изготовления -
7. 10. 2014. Что-то не так. Сегодня же -
Только четвертое октября! Может,
Перепутали дату изготовления
И окончания срока годности?
Нет! Там еще более поздняя дата.
Наверняка, это ошибка тех, кто проставляет
Все эти даты на комбинате.
Но, все равно, пустячок - а приятно!
Забавно.
ПОТЕРЯ ЗВЕНА
Почему установленный факт шарлатанства
Подчас вызывает большую смуту в душе,
Нежели прикосновение к необъяснимому?
В разоблачении иллюзиониста
Просвечивает какая-то тайна.
Эта тайна таинственнее самого волшебства.
Мистификация - мистичнее мистики.
Страх перед бессмысленностью - невежство.
Страх перед всеобъемлющим смыслом -
Принадлежит тому, кто приоткрыл завесу.
Бессмысленность - неразличимая и перламутровая
Муть внутри кристальной ясности и чистоты.
Всеобъемлющий смысл - ужас стерильной чистоты
Магического кристалла.
Прозрачность - экран. Это можно стерпеть.
Прозрачность - прозрачность. Это уже невозможно.
За тобою покорно следит отсутствие всякого взгляда.
"Океан выглядит не так, как обычно...
Мы погружаемся в белые воды..."
Дальше - мы исчезаем. Отслоившись сначала
От полости тела. Потом - от полости мысли, души, языка.
И устремившись в центрифуговом скаче
Внутрь и внутрь, от всего отпадая попутно,
Мы очутились в сердце самой сердцевины.
Картины - искрами стали. Невозможно их созерцать
Сколь-нибудь долго, чтобы увидеть. Можно лишь знать:
Появилась новая искра. А смерть - затухание искр,
Которых не существует, поскольку никто их не знает.
Картины, растворенные в сфере мерцающих искр,
Превратили извечный порядок вещей - в сизый хлам.
Очевидность - в иллюзию.
Обшивка бомбардировщика стала нашим
Убежищем. Точнее, серая зона посредине
Литого листа, в центре металла,
Который еще не разрезан
И не обнаружен:
Внутренность может надолго остаться собою,
Даже будучи вынутой из обитания в чреве и тьме,
Если зависнет мгновение промежуточной стадии
И градиент.
Полость изнутри пустоты прозрачного воздуха -
Туда мы нырнули,
Вынырнув в отражении бабочкиного крыла.
Следы самолетов - исчезли.
Исчезновение - тоже.
Исчезновение исчезновения - тоже.
Говоря откровенно,
Мы просто-напросто перепутали эшелоны
И заблудились, приняв одну гряду островов -
За другую. Летели, летели, пока не скончалось
Горючее. Тогда - приводнились. А дальше...
Тайна - внутри ощущения тайны, а не в тайне самой.
У актера вынимают слова изо рта,
И он никогда уже не сможет выбраться
Из фабулы пьесы. Зная при этом, что он -
Широкий актер, а не узкий герой.
Застряв в промежутке. Не могучи себя воплотить.
Мгновение зависло, застряло - между
Воплощением и небытием.
Его широты - нет нигде в этом мире.
Читаю, сидя у окна. Напротив - хрущевка.
Вдали - гаражи. На металле машин отражаются
Блики. За домом - булочная.
Но ведь всего этого попросту нет:
Где-то есть прошлое этих домов и машин,
Прошлое, которого не было.
Они, машины, дома и деревья -
Были или будут: по отдельности.
Но, потом - замешаны и соединены
В невыразимом и нерасчленимом сплаве.
Из неразличимости компонентов этого сплава
Рождены светящиеся монохромной тьмой
Мгновения, зашитые в двустворчатую раковину.
Эти мгновения рождены в роли причин
Нерасчленимого сплава: они по ту сторону от него
Пребывают. Вторичное разделение домов, машин,
Деревьев - произошло поверх поверхности.
Теперь это пространство существует в роли
Обозначения того, сокрытого под пеленой веков
Пространства. Дома - не совсем дома.
Деревья - не совсем деревья. Машины -
Не совсем машины. Проходящие мимо люди -
Не совсем люди. Однако в чем заключается
Это "не совсем" - определить невозможно,
Как и распахнуть его суть в исчерпывающей
Формулировке. Разделения и отдельные лица
Предметов, наполняющих собою пространство
И наполнение пространства ими под завязку,
Устойчивые границы между этими предметами -
Глазурь, нанесенная поверх поверхности.
В подлинности деревьев, домов, машин, пешеходов -
Отсутствие этих предметов. Присутствие лишь
Однородной и нечленимой на составные компоненты
Массы. И мгновения, мерцающие где-то там, вдалеке.
Весь фокус - в омонимии. В наличии единого имени.
И секретах тождественного. Единое имя обращает
Старшего брата - младшим, а младшего - старшим.
И заметает любые следы.
Темнеет незаметно. Бликов на крышах машин
Больше нет. Пойду заварю себе чаю.