Георгий Мартынов. Звездоплаватели 15 страница
не плакала. Держа отца за руку, она неотрывно смотрела ему в лицо.
Члены экспедиции, подражая своим руководителям, старались быть
спокойными, но кое-кому это плохо удавалось.
Быстрыми, короткими шагами нервно ходил по вестибюлю от одной группы
к другой полный человек с розовым лицом и длинными седыми волосами.
Подойдя к кому-нибудь, он бросал несколько ничего не значащих слов и, не
ожидая ответа, отходил к другому. В его порывистых движениях, в застывшей
на лице улыбке чувствовалось с трудом сдерживаемое волнение. Это был
руководитель научной части экспедиции - академик Баландин. Он второй раз
участвовал в космическом рейсе, но никак не мог совладать с нервами.
Напротив Пайчадзе, между женой и сыном, неподвижно сидел старший
инженер звездолета Константин Васильевич Зайцев. Он казался совсем
спокойным.
Забившись в самый дальний угол, стоял у стены Геннадий Андреевич
Второв. Миловидная блондинка обеими руками сжимала его руку и то смеялась,
то вдруг начинала плакать. На энергичном лице Второва застыла гримаса
страдания.
Тесной кучкой, окруженные родными, стояли холостые участники полета:
Орлов, Романов и Князев. Стараясь казаться спокойными, они часто смеялись,
но смех звучал фальшиво.
Зато совсем естественно улыбался, прогуливаясь по залу под руку с
женой, опытный звездоплаватель инженер-радиотехник Топорков. Его лицо,
немного цыганского типа, с большими темными глазами, было так невозмутимо,
точно он собирался ненадолго съездить в соседний город.
Мирно беседовали о чем-то не относящемся к полету врач корабля Степан
Аркадьевич Андреев и польский биолог Коржевский, только три дня назад
прилетевший в Москву, - их никто не провожал.
Но не только те, кто улетал с Земли, и их родные волновались в
ожидании старта. Многие из остающихся не могли скрыть нервного состояния.
Гул голосов то усиливался, то внезапно стихал, и в вестибюле вокзала
наступала напряженная тишина.
- Пора бы, - тихо сказал Мельников, обращаясь к Белопольскому. -
Многим тяжело, это ожидание.
Стрелки часов на стене вестибюля показывали четверть двенадцатого.
- Когда же он, наконец, приедет? - спросил Константин Евгеньевич.
- На шоссе творится что-то невероятное, - заметил кто-то из стоявших
поблизости. - Машину Сергея Александровича могли задержать.
- Я не удивлюсь, если его принесут на руках вместе с автомобилем, -
засмеялся Мельников.
Как раз в эту минуту отдаленный гул, все время слышный в открытые
окна, резко усилился, перейдя в оглушительный шум, быстро приближавшийся к
вокзалу. Очевидно, тот, кого ждали, был уже недалеко.
Все расступились, освобождая широкий проход от двери к месту, где
стоял Белопольский. Корреспонденты, подняв свои аппараты над головой,
пробирались поближе ко входу.
Директор Космического института, лауреат четырех золотых медалей
имени Циолковского, Герой Социалистического Труда Сергей Александрович
Камов показался на пороге двери в сопровождении президента Академии наук
СССР и седого как лунь академика Волошина.
На мгновение остановившись и жестом руки ответив на дружные
аплодисменты собравшихся, он быстрыми шагами пересек вестибюль и подошел к
Белопольскому.
Мельников заметил мимолетный взгляд, брошенный Камовым на Ольгу, и
одобрительную улыбку, мелькнувшую на его лице при виде спокойствия дочери.
- Долгие проводы - лишние слезы! - громко, чтобы все слышали, сказал
Камов. - На корабль, Константин Евгеньевич!
- Мы только вас и ждали, - как всегда сухо ответил Белопольский.
- Прошу членов экспедиции собраться возле меня! - крикнул Мельников.
Пайчадзе первый, поцеловав жену и дочь, подошел к нему. Нина
Арчилловна, ведя Марину за руку, направилась к лестнице.
Их примеру последовали и все остальные. Вестибюль опустел. В нем
остались только участники полета и члены правительственной комиссии.
- Прощальные речи не приняты на наших стартах, - сказал Камов. -
Скажу коротко - счастливый путь!
Он трижды поцеловался с Белопольским и пожал руки всем остальным.
Ольга все еще не уходила наверх. Она стояла возле Мельникова, крепко
сжимая его руку. Внешнее спокойствие не покидало ее даже теперь, в минуту
последнего прощания. Характер Камова, умевшего владеть собой при любых
обстоятельствах, сказывался в его дочери.
- Оля! - позвал Камов.
Она молча поцеловала мужа (ее губы показались ему холодными как лед)
и подошла к отцу.
Всем существом Мельников порывался к ней. Ему хотелось еще раз
прижать ее к себе, но он знал, что этого нельзя делать. На него смотрели
его товарищи по полету. Он не имел права показывать им пример малодушия.
- Поехали! - весело сказал Пайчадзе. - Кто со мной в первом вагоне?
Взяв под руку Станислава Коржевского, он подошел с ним к двери
станции "метро". Даже не оглянувшись (а ему очень хотелось еще раз
посмотреть в глаза Камову), он стал спускаться вниз.
- Вы проедете с нами на площадку? - спросил Белопольский у Камова.
- Нет. - Сергей Александрович показал глазами на Ольгу, которую
крепко прижимал к себе левой рукой. - Мы посмотрим на ваш отлет с крыши.
Он еще раз пожал руку Белопольскому и, кивнув головой Мельникову,
ушел наверх. За ним ушли все, кто еще оставался в вестибюле.
Участники экспедиции, один за другим, спускались вниз. Мельников
сошел последним. Вагон, в который сел Пайчадзе и пять человек, бывших с
ним, уже ушел, из туннеля выходил следующий.
Только когда вагон, наконец, тронулся и, набирая скорость, помчался
вперед, Мельников почувствовал, что нервы пришли в порядок. Уже давно
ставшее привычным спокойствие снова овладело им. Ольга и все, что было с
ней связано, осталось позади. Впереди был знакомый старт, полет, просторы
Вселенной, близкий его сердцу космический рейс.
Он посмотрел на своих спутников.
Белопольский казался всецело погруженным в свои мысли. Выражение его
морщинистого лица было таким же, как всегда, и Мельников понял, что
Константин Евгеньевич обдумывает предстоящий старт. Игорь Дмитриевич
Топорков задумчиво смотрел в окно, провожая глазами мелькавшие зеленые
огоньки. Ни тени волнения нельзя было заметить на его характерном лице с
крупными, резкими чертами.
Трое других вызывали в Мельникове сочувствие, так сильно они
волновались. Но он хорошо знал, что ничем, кроме личного примера, не может
помочь им.
Геолог Василий Романов, механик атомных двигателей Александр Князев и
Второв старались держаться поближе к Мельникову и сели с ним рядом. Они
инстинктивно искали поддержки в его спокойствии, казавшемся им
удивительным и непонятным. Встречая взгляд их глаз, тревожных и
лихорадочно блестевших, Мельников ободряюще улыбался.
Они смотрели на него - заместителя начальника экспедиции, - как на
старшего и опытного товарища, а давно ли он сам, начинающий
звездоплаватель, с мучительным волнением ожидал первого в его жизни
старта, ища поддержки своему мужеству у Камова и Пайчадзе. Прошло так мало
времени, и вот он должен служить примером другим, в начале их космического
пути, передавать дальше полученную от старших эстафету опыта.
Пайчадзе со своими спутниками встретил их на перроне станции "Центр".
Наверх пошли все вместе.
Поле ракетодрома было совершенно пустынно. Только один человек
медленно, словно прогуливаясь, ходил по краю отвесной стены стартовой
площадки, на дне которой, подобно исполинскому киту, лежал "СССР-КС3".
Это был инженер Ларин. Как всегда, он последним провожал улетающих с
Земли звездоплавателей.
Мельников заметил на самом горизонте неведомо откуда взявшуюся тучу и
показал на нее Арсену Георгиевичу.
- Она нас не задержит, - пошутил Пайчадзе.
"Если будет дождь, Оля может промокнуть на крыше", - подумал
Мельников.
Но эта мысль мелькнула как-то бледно и тотчас же исчезла. Знакомое
ему чувство оторванности от Земли и ее дел, которое, как он думал, никогда
не появится больше, снова овладело им. Словно не был он больше человеком
Земли и то, что происходило на ней, не касалось его. Он любил Ольгу больше
всего на свете, но и она отодвинулась куда-то далеко, в покрытую туманной
дымкой даль прошлого, осталась в другой жизни, отличной от той, которая
ждала его впереди. Находясь еще на Земле, он всем существом и всеми
мыслями был уже в космическом пространстве. В противоположность другим
участникам полета, которые сразу же, по выходе на поле, стали искать
глазами здание вокзала, где находились их близкие, Мельников даже не
взглянул в ту сторону. Он прямо направился к Ларину, и о чем-то заговорил
с ним.
Молодые звездоплаватели восхищались его выдержкой и старались вести
себя так же, как он. Только Пайчадзе, проводив глазами удаляющуюся фигуру
друга, покачал головой и тихо сказал Белопольскому:
- Старое зло еще не умерло.
- Не думаю, чтобы это было так, - ответил Константин Евгеньевич. -
Впрочем, увидим. Друзья! - обратился он к остальным спутникам. - Пора!
У входа в кабину лифта все по очереди пожали руку Ларину. Мельников
видел, с каким волнением прощались с инженером многие из его товарищей,
вспомнил, как сам, стоя высоко у входного люка "СССР-КС2", следил за
машиной этого самого человека. Автомобиль Ларина казался ему тогда
последним звеном между экипажем корабля и покидаемым человечеством.
- До свидания, Борис Николаевич! - обратился к нему Ларин.
- До свидания, Семен Павлович! Не задерживайтесь здесь! Уезжайте
сейчас же!
- Не беспокойтесь. Счастливого пути!
Все двери выходных камер корабля были уже закрыты, кроме одной, той
самой, через которую проходили две недели назад Мельников, Орлов и Ольга.
Ее образ опять возник перед ним, но усилием воли Мельников отогнал
его. Сейчас он должен думать не о себе, а о других.
- Арсен Георгиевич, - сказал Белопольский. - Возьмите на свое
попечение тех, кто летит впервые. Борис Николаевич будет со мной на
пульте.
- Хорошо, Константин Евгеньевич!
Все члены экспедиции уже неоднократно побывали на борту звездолета,
но все же на многих, как на Ольгу неприятно действовала нависшая над
головами чудовищная масса корабля. Пайчадзе поспешил подняться наверх, в
выходную камеру. За ним последовали все. Белопольский и Мельников одни
остались внизу.
- Ну-с, Борис Николаевич! Ваша очередь.
Мельников поставил ногу на нижнюю ступеньку. Белопольский, пристально
наблюдавший за ним, заметил едва уловимую нерешительность своего младшего
товарища и удовлетворенно улыбнулся. Ради этой проверки он и задержался
здесь. Он помнил, с каким восторгом Мельников входил на корабль последние
два раза. Нет, Пайчадзе неправ! Поведение Мельникова - это только
своеобразная форма предстартового волнения, от которого невозможно совсем
избавиться. Ему жаль покидать Землю, хотя он сам, может быть, и не сознает
этого.
В выходной камере были открыты обе двери. Закрыть их можно было
только с пульта управления, введя в действие автоматику, не позволявшую
дверям быть открытыми одновременно. На чужих планетах, с иным составом
атмосферы, чем на Земле, такая предосторожность имела жизненное значение.
- Я пройду на пульт, - сказал Белопольский, - а вы останьтесь здесь и
проверьте, как закрываются двери. Правда, Семен Павлович, конечно, уже
проверял, но все-таки. Потом присоединяйтесь ко мне. Не задерживайтесь!
- Хорошо, Константин Евгеньевич!
Белопольский ушел.
Через несколько минут обе двери с мягким звоном закрылись. Мельников
внимательно следил за ходом механизма. Убедившись, что все в порядке, он
нажал кнопку. Внутренняя дверь открылась, наружная осталась запертой.
Значит, автоматика работает исправно. Он нажал другую кнопку. Теперь
закрылась внутренняя дверь и через несколько секунд автоматически
открылась наружная. Все было как следует.
Он втянул наверх лестницу, закрыл наружную дверь и, когда так же
автоматически открылась другая, поднялся в круглый коридор.
В десяти шагах от него первый люк был закрыт. Значит, Белопольский,
готовясь к старту, уже запер все двери и люки на звездолете.
Мельников подошел к стене, осторожно ступая по мягкой обивке.
Деревянной дорожки уже не было. Открыв дверцу лифта, он забрался в узкую
кабину. Она освещалась маленькой лампочкой, дававшей достаточно света,
чтобы различать кнопки на щитке. Убедившись, что дверца плотно закрыта,
Мельников нажал одну из них. Кабина двинулась вперед и помчалась по
стальной трубе. Через несколько секунд вспыхнула на щитке зеленая
лампочка, потом желтая. Мельников ничего не предпринимал. Кабина
остановилась. Он почувствовал, как она вместе с ним повернулась, встав
почти вертикально, и стала подниматься. Снова загорелась зеленая, затем
желтая лампочка. Он нажал одну из кнопок. Если бы он не сделал этого, лифт
перенес бы его еще выше, в третий коридор, а ему был нужен второй. Кабина
снова приняла горизонтальное положение, прошла небольшое расстояние и
остановилась. Он открыл дверцу и вышел.
Автоматический лифт звездолета работал точно, и Мельников оказался
там, где хотел, - на командном пункте, расположенном почти в носовой
части. Впереди была только обсерватория.
Белопольский сидел в мягком кресле перед огромным пультом. На трех
экранах, расположенных в центре, виднелись стены стартовой площадки. Два
боковых экрана были темными.
Мельников окинул взглядом длинные ряды лампочек. Они все горели
зеленым светом. Это означало, что все помещения корабля готовы к старту.
Он сел рядом с Белопольским и застегнул ремни, плотно прижавшие его к
креслу.
Вделанные в пульт большие часы с секундной стрелкой, бегавшей по
всему циферблату, показывали без пяти минут двенадцать.
"СССР-КС2", из-за недостаточной скорости, должен был точно
выдерживать время старта. "СССР-КС3" мог взять старт когда угодно, в
пределах нескольких часов. Скорость корабля была так велика, что это не
играло никакой роли. В Солнечной системе, кроме Меркурия, не было планеты,
которая двигалась бы по своей орбите быстрее, чем корабль - последнее
достижение конструкторского бюро, руководимого Камовым. Мельников знал,
что старт должен был состояться около двенадцати.
- Проверьте экипаж! - приказал Белопольский.
Сам он быстро нажимал различные кнопки, и разноцветные лампочки,
вспыхивая и погасая, давали ему ответы на эти немые вопросы, обращенные к
стенкам корабля, двигателям и приборам автоматики.
Мельников включил правый боковой экран, и на нем появился светлый
прямоугольник. Потом он увидел внутренность одной из общих кают. В ней
находились шесть человек. Они лежали в мягких кожаных "люльках",
прикрепленных к стенам резиновыми амортизаторами. Пайчадзе стоял возле
своей "люльки" и смотрел экран.
- Готовы? - спросил Мельников.
- Готовы, товарищ заместитель начальника экспедиции, - четко ответил
Пайчадзе, официальным тоном подчеркивая торжественность минуты.
- Ложитесь! Сейчас подниму корабль.
Остальные четверо находились в другой общей каюте, появившейся на
экране, как только Мельников нажал нужную кнопку. Профессор Баландин
отвечал так же официально, как и Пайчадзе.
- Экипаж готов, - доложил Мельников.
- Поднимайте корабль!
Мельников повернул окрашенную в синий цвет ручку. Тотчас же он
почувствовал, что нос звездолета начал приподниматься. Это было заметно по
экранам и изменению направления силы тяжести.
На средних экранах проплыли вниз бетонные стены, показалось небо,
потом весь ракетодром. Можно было различить крохотные здания Камовска,
купол обсерватории и даже межпланетный вокзал.
Мельников подумал о том, с каким волнением наблюдают это медленное
появление корабля "из-под земли" все собравшиеся проводить их. Оно
означало, что через несколько минут звездолет оторвется от стартовой
площадки и в ужасающем грохоте своих двигателей, со все увеличивавшейся
скоростью прочертит огненную траекторию и меньше чем через минуту скроется
от глаз и биноклей в голубой бесконечности.
- Приготовиться!
Мельников положил руку на управление механизмом "лап". Он должен был
по команде быстро убрать их внутрь корабля. Другой рукой он нажал кнопку
сигнала.
Во всех помещениях звездолета прозвенел дробный звонок,
предупреждающий о старте.
Белопольский уверенно и спокойно переставил стрелки на круглых
циферблатах: одну на цифру "2000", другую на "20". Потом повернул красную
ручку и включил автопилот.
Оставалось нажать кнопку пуска - и звездолет отправится в путь с
ускорением в двадцать метров и через две тысячи секунд, то есть через
тридцать три минуты и двадцать секунд, полетит по инерции со скоростью
сорок километров в секунду.
- Готов? - отрывисто сказал Белопольский.
- Готов! - ответил Мельников.
Стрелки часов показывали двенадцать и три минуты.
Белопольский нажал красную пусковую кнопку.
Чуть заметная дрожь корпуса корабля передалась через приборы
управления рукам Мельникова.
По-прежнему на командном пункте была полная тишина, но он хорошо
знал, что чудовищный грохот сотрясает сейчас воздух на несколько
километров вокруг. Огненный вихрь бушует в узком пространстве между кормой
звездолета и стенками стартовой площадки, взлетая вверх клубами черного
дыма. Плавится бетон, превращаясь в раскаленную добела жидкую массу.
Шестнадцать могучих двигателей работают одновременно, преодолевая тяжесть
сотен тонн исполинского корабля.
Секунда... вторая... и ощущение повышенной тяжести показало, что
звездолет покинул площадку и начал свой ускоряющийся полет.
Все быстрей и быстрей.
Стрелка указателя скорости неуклонно скользила по циферблату.
20, 40, 60, 80, 100, 120...
"СССР-КС3" поднимался все выше.
Корпус перестал дрожать. Часть двигателей прекратила работу,
оставшиеся включенными работали уже спокойно и равномерно. Для тех, кто
был на Земле, грохот постепенно утихал, теряясь в воздушных просторах.
Внутри корабля царила полная тишина.
Почти лежа на спинке кресла, стараясь не делать никаких движений,
Мельников вспомнил предыдущие старты. Тогда экипаж надевал специальные
шлемы для защиты ушей от страшного грохота двигателей. На этом корабле не
было никакой нужды в таких шлемах. Совершенная звукоизоляция не пропускала
ни малейшего гула.
Двенадцать часов восемь минут...
С Земли их уже не видно. Звездолет поднялся в самые верхние,
разреженные слои атмосферы.
Там, внизу, зрители покидают окрестности Камовска. Через три месяца
они вновь соберутся здесь, чтобы встретить вернувшийся корабль. Ольга,
наверное, не ушла с крыши вокзала и все еще смотрит вверх, - туда, где
исчез построенный ее отцом корабль, унесший ее мужа навстречу неведомой
судьбе.
Увидит ли он ее? Вернется ли обратно?..
На экранах голубое небо постепенно темнело, становилось синим, потом
фиолетовым. Появились отдельные звезды. Внизу правого экрана виднелся
кусочек Земли - туманная масса с ясно видимой кривизной поверхности.
Все больше и больше сверкающих точек звезд. Фиолетовый цвет переходил
в черный.
Распахнулись перед "СССР-КС3" необъятные просторы Вселенной. Где-то
там, среди бесчисленных ярких точек, находится Венера - сестра Земли -
конечная цель далекого пути.
Все быстрее врезывается в пустоту стальной корпус. В безвоздушном
пространстве не слышно работы двигателей. Огненная полоса стремительно
отлетает назад. Чуткие невидимые лучи радиопрожекторов несутся вперед,
опережая корабль, охраняя безопасность его экипажа.
На ленте локационного прибора перо вычерчивает ровную линию.
Путь свободен!
БУДНИ ПОЛЕТА
- В конце восемнадцатого века астрономы Боде и Тициус сделали
интересное открытие. Чисто эмпирическим путем они нашли числовой ряд,
довольно точно выражающий действительные расстояния от Солнца первых семи
планет: Меркурия, Венеры, Земли, Марса, Юпитера, Сатурна и Урана - в
радиусах земной орбиты, или в так называемых астрономических единицах.
Нептун и Плутон в то время были еще неизвестны. Взяв числа "0", "0,3",
"0,6" и так далее, каждый раз увеличивая предыдущие в два раза, а затем,
прибавив к каждому из них "0,4", они получили следующий ряд чисел... -
Леонид Николаевич Орлов повернулся к доске и написал на ней крупным
отчетливым почерком: "0,4; 0,7; 1,0; 1,6; 2,8; 5,2; 10,0; 19,6".
Левой рукой он крепко держался за укрепленную в стенке ременную
петлю, но при каждом нажиме мела на доску его тело отклонялось в сторону и
приходилось подтягиваться обратно. Писать в условиях невесомости было
трудно, но за прошедшие десять дней Орлов приобрел некоторый опыт. По
поручению Пайчадзе, он уже три раза читал членам экспедиции небольшие
лекции. Сегодняшней темой была "Арсена", к которой приближался "СССР-КС3".
- В этом ряду, - продолжал астроном, - обращает на себя внимание одно
странное обстоятельство. Если первые четыре цифры соответствуют
расстояниям от Солнца до Меркурия, Венеры, Земли и Марса, то Юпитер
почему-то попадает не на пятое место, а на шестое, Сатурн на седьмое, а
Уран на восьмое. Закономерность, которая не может быть случайной,
нарушается. Пятая цифра ряда "2,8" выпадает. Планеты, находящейся на таком
расстоянии, не существует. Получается как бы разрыв между Марсом и
Юпитером. Как я уже говорил вам, в этом месте Солнечной системы расположен
пояс астероидов, крохотных планеток, размером от семисот семидесяти
километров в диаметре (астероид Церера) и до одного километра и меньше. В
настоящее время нам известно несколько тысяч астероидов. Большинство из
них имеет резко выраженную неправильную форму. Естественно, возникло
предположение, что в далеком прошлом между Марсом и Юпитером существовала
еще одна планета, по неизвестной причине распавшаяся на части и что
астероиды - обломки этой планеты. Окончательное доказательство наука,
может быть, получит после того, как мы с вами побываем на Арсене и
обследуем ее. Мне остается рассказать вам о том, что представляет собой
Арсена. Ее диаметр, в наиболее широкой части, равен сорока восьми
километрам, и, по-видимому, этот астероид состоит из железа и гранита. По
размерам Арсена равна астероиду Ганимед, открытому астрономом Бааде в 1924
году. Масса Арсены меньше Земли почти в тридцать два миллиона раз, и,
следовательно, сила тяжести на ней составляет всего одну двести
восемьдесят восьмую земной тяжести. Человек, весящий на Земле семьдесят
килограммов, на Арсене будет весить приблизительно двести сорок пять
граммов. При таком малом весе достаточно сделать легкое усилие, чтобы
подняться на значительную высоту. Ходить по Арсене будет очень трудно.
- Нам помогут магнитные подошвы, - вставил инженер Зайцев.
- Но даже с ними придется быть осторожными. Мускульная сила человека
чрезмерно велика для таких условий.
- Научимся быстро, - сказал Князев.
С оптимизмом юности он все считал очень простым и легко выполнимым.
В красном уголке звездолета собрались почти все участники экспедиции.
Шарообразное помещение было лишено мебели. Кроме телевизионного экрана,
непременной принадлежности всех кают на корабле, в нем ничего не было.
Мягкие стены были обиты кожей голубого цвета.
Для проведения лекции в красный уголок принесли небольшую черную
доску. Она "висела" на стене, ничем к ней не прикрепленная. Лектор и его
слушатели находились возле этой доски в разнообразных позах прямо в
воздухе. Звездоплаватели успели уже привыкнуть к отсутствию веса и
чувствовали себя вполне уверенно, но некоторые все же держались за
ременные петли.
Странно выглядела эта группа людей, непринужденно расположившаяся без
всякой опоры в центре пустого шара. Электрический свет освещал их
одновременно со всех сторон. Лица и фигуры выглядели плоскими, отсутствие
на них теней уничтожало рельеф лица и одежды.
Космический корабль казался неподвижным. Ничто не указывало на
умопомрачительную быстроту, с которой мчался "СССР-КС3" в безвоздушном
пространстве.
- Когда мы прибудем на Арсену? - спросил Андреев.
- Через пятьдесят часов. По земному календарю - 2 июля, между
одиннадцатью и двенадцатью часами.
- И пробудем на ней?..
- Приблизительно часов двадцать. Этого времени должно хватить на
выполнение намеченного плана работ. Но может случиться, что мы найдем
что-нибудь интересное. Тогда, возможно, задержимся.
- А Венера? - спросил Князев. - Не убежит от нас?
Орлов улыбнулся своей приятной, словно освещающей улыбкой.
- Скорость Венеры по орбите, - сказал он, - на пять километров
меньше, чем скорость "СССР-КС3". Это во-первых. А во-вторых, траектория
нашего полета зависит от нас самих. Ее можно изменить и встретиться с
планетой в какой-нибудь другой, более выгодной точке. Мы будем на Венере
10 июля при любых обстоятельствах.
Раздался негромкий звонок. Засветился экран, и на нем появилось лицо
Игоря Топоркова - радиотехника корабля.
- Константин Васильевич здесь? - спросил он.
Зайцев подтянулся с помощью ремня ближе к экрану.
- Зайдите на радиостанцию, - сказал Топорков. - Вас вызывает Земля.
Зайцев слегка оттолкнулся от стены и подплыл в воздухе к двери. Нажав
кнопку, он сдвинул в сторону круглую крышку люка и "вышел" в коридор. Чуть
касаясь руками стен, он быстро плыл, как фантастическая воздушная рыба, к
носу звездолета.
Радиостанция помещалась рядом с рубкой. Это была небольшая каюта,
такая же круглая, как и все помещения корабля, но обитая не кожей, а
бархатом. Приемник и передатчик занимали больше половины ее объема.
Собственно радиостанция была невелика, он работала на полупроводниках
вместо ламп, но много места занимали мощные усилители для передачи и
приема радиограмм на расстояния многих миллионов километров. Связь с
Землей осуществлялась на сверхультракоротких волнах, которые по пути от
корабля к Земле к обратно проходили через промежуточно-усилителые станции,
находившиеся на искусственных спутниках Земли. Такие станции были
необходимы, так как слой Хевисайда настолько ослаблял сигналы, что без
усиления они никогда не дошли бы по назначению, несмотря на жестко
направленные антенны.
Космическая радиосвязь впервые была применена во время полета на Луну
экспедиции Белопольского-Пайчадзе и теперь проходила окончательные
испытания. Все станции - земная, корабельная и находившиеся на спутниках -
были сконструированы при непосредственном участии Топоркова, и он сам
проводил испытания в обоих рейсах. Члены экспедиции ежедневно имели
возможность поговорить со своими близкими.
До сих пор связь не прерывалась и, по расчетам Топоркова, не должна
была прерваться до самой Венеры. Будет ли она действовать с поверхности
планеты, через ее атмосферу, сказать, конечно, нельзя было. Венера
находилась ближе к Солнцу, чем Земля, и интенсивность солнечной радиации в
верхних слоях ее атмосферы должна была быть во много раз более сильной.
Смогут ли радиоволны пробить, безусловно, существующий на Венере
ионизированный слой, как они это смогли сделать с земным, покажет будущее.
Когда Зайцев, убедившись предварительно, что над дверью горит зеленая
лампочка, "вошел" в каюту, у аппарата находились Топорков и Мельников.
Борис Николаевич только что поговорил с Ольгой.