Глава первая БЛЕСТЯЩАЯ ТОЧКА 7 страница
— А теперь мы попросим командира звездолета сказать нам несколько слов.
Он отступил на шаг и жестом пригласил гостя подойти к микрофону.
Он не мог бы объяснить, что побудило его сделать это. Он не знал, может ли это существо говорить, не знал, поймет ли он, что от него хотят. Но, произнося свою ответственную фразу и хорошо зная, какое волнение он вызывает на всей планете, он был глубоко убежден, что не делает ошибки.
Члены научной экспедиций, стоявшие вокруг микрофона, с изумлением посмотрели на своего руководителя. Лебедев даже крякнул с досадой. Один Козловский одобрительно улыбнулся.
И вдруг в наступившей тишине раздался мягкий голос. Говорил звездоплаватель.
Звуки неизвестного языка понеслись в эфир. Странные, чуждые земному слуху, с отчетливыми промежутками между словами, они поражали какой-то необычайной мягкостью. Как будто после каждой согласной буквы стоял мягкий знак, независимо от гласной, следующей за нею.
Он говорил не больше минуты. Закончив, повернулся к Куприянову и улыбнулся, словно этой улыбкой спрашивая «Довольно ли?»
Лежнев и Ляо Сен с особым вниманием прислушивались к языку гостя. Оба с удовлетворением отметили, что в этом языке не было ни одного звука, который был бы непроизносим для людей. Наибольшая трудность, несомненно, заключалась в мягкости согласных букв, которая не была свойственна земным языкам, но эта трудность не казалась им непреодолимой. Изучить этот язык, получить возможность говорить с этими обитателями другой планеты было трудно, но они решили, что эта задача им по силам.
Оба запомнили последнее слово в речи гостя.
Если написать это слово русскими буквами, то получалось странное созвучие: «КЬАЛЬИСЬТЬО».
Они не знали, что означало это слово, но оно врезалось им в память, с таким глубоким чувством оно было произнесено.
КРЫЛЬЯ
— Кялистьё, — повторил Ляо Сен, стараясь произносить звуки как можно мягче.
Звездоплаватель отрицательно покачал головой.
Это движение, столь понятное и привычное людям, было с удовольствием воспринято всеми. Между гостями и хозяевами обнаруживалось все большее и большее сходство.
— Кьальисьтьо, — сказал он медленно и отчетливо.
Ляо Сен повторил, тщательно выговаривая «а» вместо «я» и «о» вместо «ё». Получилось гораздо лучше.
Серые губы улыбнулись одобрительно. Звездоплаватель показал рукой на корабль, потом на себя и своих спутников и, наконец, на небо.
— Кьальисьтьо! — повторил он еще раз.
— Это название планеты, с которой они прилетели, — сказал Козловский.
— Странное совпадение! — заметил Штерн. — У нас тоже есть Каллисто. Это один из крупных спутников Юпитера, вторая по величине «луна» солнечной системы.
— Может быть, они с нее и прилетели? — спросил кто-то
— Ну что глупости говорить! Во-первых, наша Каллисто совершенно непригодна для жизни, а во-вторых, никак не могло так случиться, что и мы и они назвали небесное тело одинаковым именем. Звездолет прилетел с другой планетной системы. Запомните это раз навсегда.
— Такое предположение действительно не выдерживает критики, — сказал Неверов. Он обвел рукой вокруг, показал вниз и раздельно произнес: — Земля.
— Зьемьлья, — повторил гость. Он опять указал на корабль и своих спутников, потом на людей и, подняв руку к небу, быстро опустил ее вниз, указывая на землю.
— Кьальисьтьо — Зьемьлья! — сказал он.
Смысл этого места и слов был совершенно ясен. Корабль прилетел на Землю с планеты Каллисто.
Ляо Сен указал пальцем себе на грудь и сказал:
— Человек!
Потом указал на Куприянова, Козловского, каждый раз повторяя: «Человек».
Звездоплаватель отлично понял его. Он повторил ту же операцию, указывая на себя и своих товарищей, каждый раз произнося:
— Мьенькь!
Лежнев решил расширить ассортимент слов. Он указал на командира звездолета и повторил «Меньк». Потом обвел рукой всех звездоплавателей и спросил:
— Меньки?
— Дье! — ответил командир. Он явно понял и это. — Мьенькькь!
— Дье значит нет! — сказал Ляо Сен. — У них множественное число произносится с прибавлением последней буквы слова.
— Очевидно! — ответил Лежнев.
Звездоплаватель, видимо, тоже решил узнать, как произносится множественное число. Он указал на Лежнева и сказал:
— Чьельовьекь!
Потом, так же как Ляо Сен, обвел рукой группу людей и сказал:
— Чьельовьекькь?
— Нет! — ответил Лежнев. — Люди!
По движению головы было похоже, что звездоплаватель удивился. Он показал на Лежнева и спросил:
— Льюдь?
— Нет! — ответил Лежнев. — Человек! — он опять указал на всех и повторил:
— Люди!
Звездоплаватели о чем-то заговорили между собой. Было ясно, что это странное расхождение в словах было им непонятно.
— У них, — сказал Ляо Сен, — язык проще, чем у нас.
— Это еще не известно, — сказал Лежнев. — По двум словам нельзя судить обо всем языке.
Было очевидно, что предстоящая работа по изучению языка увенчается успехом. Начало было все-таки положено, и достаточно успешно.
Еще несколько слов, обозначающих нос, губы, волосы, руки и ноги, было названо с обеих сторон. Широков вынул блокнот и тщательно записывал каждое слово. Звездоплаватели обходились без записей. Они или запоминали, или решили, что этот первый разговор не стоит записывать.
Каждое название произносилось в единственном и множественном числе. Стало совершенно очевидно, что в языке гостей множественное число обозначалось тем же самым словом, но с повторением последней буквы.
Хозяева остались вполне довольны этим первым разговором. Насколько они понимали выражение лиц своих гостей, те тоже были удовлетворены.
Командир корабля показал рукой на темное кольцо толпы, все еще стоявшей на том же месте и не расходившейся.
— Люди! — сказал Лежнев.
— Льюдьи! — кивнул головой звездоплаватель. Он указал на своих товарищей, потом на толпу и изобразил руками крылья.
— Они хотят полететь к народу, — сказал Козловский. — Посмотреть или показать им себя.
— Это очень хорошо! — сказал президент.
Куприянов жестами показал, что желание гостей понято и не встречает возражений.
Семеро из них, в том числе и командир, подошли к своим крыльям, лежащим на земле. Быстро и, видимо, привычно, они надели на себя что-то похожее на длинную мягкую одежду. Теперь все заметили, что на спине помещался продолговатый ящик, сделанный из темного металла. Крылья прикреплялись к телу при помощи гибких металлических «ремней». Руки вошли в «рукава», вделанные с внутренней стороны крыльев.
Звездоплаватель, не присоединившийся к своим товарищам, поднял с земли свои крылья и подошел к людям. Семеро других, уже готовые к полету, стояли не трогаясь с места и ждали чего-то.
Звездоплаватель медленно надел на себя летательный аппарат. Он явно хотел показать людям, как это надо делать. Продев руки, он глазами указал на маленький ящичек, прикрепленный под левым крылом. На крышке ящичка было четыре кнопки. Он положил на них пальцы и нажал на первую кнопку, справа. С тихим шуршащим звуком крылья распахнулись. Их размах достигал четырех метров. На вид они были жестки и упруги. Каркас, на котором они держались, был, очевидно, вделан внутри. Формой крылья напоминали крылья орла. Переждав минуту, чтобы дать возможность людям осмотреть их, он кивком головы снова обратил внимание на кнопки и нажал вторую. Столб пыли поднялся с земли за его спиной. Но он не двигался с места. Показав, опять-таки глазами, на правую руку, он как бы попросил обратить внимание на второй такой же ящичек, на крышке которого находилась маленькая рукоятка. Он чуть-чуть, едва коснувшись, повернул и сейчас же поставил ее в прежнее положение. Несмотря на молниеносную быстроту его движения, он поднялся на метр от земли и опустился обратно. Пыль вихрем кружилась позади этой крылатой фигуры. Нажав третью кнопку, он остановил двигатель. (Ящик на спине был несомненно двигатель.) Нажал четвертую — и крылья сложились.
Все с волнением и интересом следили за этой демонстрацией.
— Ясно и, кажется, очень просто! — сказал Широков.
Звездоплаватель снял с себя летательный аппарат и протянул его Куприянову. Он явно приглашал его лететь вместе со своими товарищами, которые по-прежнему ждали.
— Ну, нет! Это не для меня! — сказал профессор.
Корреспондент агентства Рейтер, Дюпон с решительным видом выступил вперед. Казалось, он хотел принять это предложение.
Широков перехватил тревожный взгляд Козловского. Поборов невольный страх, он, опережая англичанина, громко сказал:
— Я полечу!
— Упадете и разобьетесь, — сказал Штерн.
Дюпон с недовольным лицом чуть насмешливо поклонился и отошел. По лицу Козловского скользнула улыбка. Корреспондент вторично обнаружил понимание русского языка.
— Конечно, упадете, — поддержал Штерна Куприянов.
— Я этого не думаю, — сказал президент. — Эти люди очень разумны и не стали бы предлагать лететь, если бы не были уверены в устойчивости аппарата. Они должны понимать, что у нас нет и не может быть опыта.
— Я полечу! — повторил Широков. — Когда-то я мечтал стать планеристом. Я убежден, что они не дадут мне упасть.
Он решительно протянул руку к крыльям.
Звездоплаватель улыбкой выразил свое одобрение. Его узкие глаза смотрели прямо в глаза молодого медика, и Широкову показалось в этих необычайно длинных черных глазах выражение ласки.
— Вьельи! — сказал гость.
По интонации это слово, вероятно, означало — «смелее!»
Широков с удивлением заметил, что совсем не волнуется. Он надел на себя аппарат, оказавшийся очень легким, и продел руки в «рукава».
Кнопки и рукоятка оказались как раз под пальцами. Звездоплаватель заботливо помогал ему. Он еще раз показал на каждую кнопку и жестами объяснил, для чего они служат.
Широков кивнул головой, показывая этим, что понял.
— Петр Аркадьевич! — взволнованно сказал Куприянов. — Может быть, лучше не надо?
— Нет, — ответил Широков. — Теперь уже поздно!
Он осторожно, стараясь не запутаться в концах крыльев, подошел к семерым звездоплавателям, которые встретили его ласковыми, одобрительными улыбками.
Командир сказал что-то, и его товарищи раздвинулись, освобождая место друг другу, чтобы иметь возможность свободно раскрыть свои крылья. Широков стоял рядом с командиром.
Ему еще как-то не верилось, что через несколько секунд он действительно превратится в птицу и полетит по воздуху на этом непонятном аппарате. Он стоял и улыбался.
Раздался сильный шорох, и семь пар крыльев раскрылись рядом и позади него.
Широков стиснул зубы и нажал кнопку. Аппарат раскрылся с такой силой, что его руки поднялись сами собой.
Командир повернул к нему голову и кивнул.
Широков нажал вторую кнопку. Он ничего не почувствовал. Увидел только, как у ног командира вихрем поднялась пыль. Из ящика, расположенного на спине, очевидно, била сильная струя воздуха или какого-нибудь газа.
Он знал, что рукоятка, расположенная справа, служит для усиления этой струи, и понимал, что надо повернуть ее, но не мог сделать этого. Его пальцы вдруг онемели.
Он увидел, как Куприянов быстро направился к нему, понял, что его учитель и друг хочет запретить ему лететь. С энергией отчаяния, поборов слабость, он резко повернул ручку.
Земля провалилась вниз. Он почувствовал упругое сопротивление воздуха. Мощная сила несла его вперед. Тело само собой приняло горизонтальное положение. Рядом висел в воздухе командир звездолета, внимательно наблюдая за ним. Широков увидел внизу дорогу и понял, что летит к лагерю. Командир наклонил тело и повернул влево. Широков поднял правую руку и опустил левую. Его тело послушно повернуло в нужном направлении. Он чуть повернул ручку и полетел быстрее, догоняя командира.
За ними летели остальные шестеро.
Чувство страха совсем исчезло. Аппарат был послушен, и Широков больше не боялся, что упадет. Он целиком отдался необычайному и приятному ощущению этого свободного полета. Он наклонялся вправо и влево, опускался вниз и снова поднимался. Его спутники повторяли все его движения, очевидно не решаясь оставить его одного. Они держались близко к нему и, казалось, были готовы в любого секунду прийти на помощь.
Прошло не более двух минут, и Широков почувствовал себя так, словно десятки раз летал на этих чудесных крыльях.
Они летели к кольцу толпы и, очутившись над нею, опустились совсем низко. Широков намеренно отстал, пропустив своих спутников вперед. Они не возражали против этого, убедившись, что их земной товарищ чувствовал себя свободно.
Широков видел внизу, на расстоянии всего трех — четырех метров, поднятые к ним бесчисленные лица, слышал оглушительный шум приветственных криков. Шапки летели вверх, едва не задевая крылатых звездоплавателей. Несколько кепок и фуражек, брошенные слишком высоко, были далеко отброшены струей от двигателей. Широков вспомнил при этом катастрофу под Оренбургом и понял, что эти аппараты двигались по тому же принципу, что и весь космический корабль. Это был принцип реактивного движения.
Его спутники описывали в воздухе широкий круг. Они явно хотели облететь все кольцо толпы.
Широков внезапно почувствовал, что его руки устали, они начали болеть все сильнее и сильнее…
Группа ученых, корреспонденты и несколько офицеров полка стояли на том же месте, наблюдая за полетом. Куприянов очень волновался за своего ассистента, но, увидя, как легко и свободно он летит, успокоился.
— Молодец! — повторял Штерн
— Жаль, что я уступил ему место, — шутливо сказал Козловский.
— Ну, вот и состоялось это знаменательное событие, — говорил президент. — И они оказались обыкновенными людьми! А сколько было фантазий!
— Я сразу не поверил, что это птицы, — сказал Лебедев. — Организм высокоразумных существ формируется трудом. Для труда необходимы соответствующие органы тела — руки или что-нибудь подобное рукам, но не крылья. Вы заметили, какие у них длинные и гибкие пальцы? Рука не только орган труда, она также его продукт, как говорил Фридрих Энгельс.
— Это верно, — сказал Аверин. — Их руки свидетельствуют, что на их планете, так же как на Земле, царит труд.
— Без труда не построишь такой корабль, — заметил Неверов.
— Меня интересует, — сможем ли мы осмотреть корабль внутри? — сказал Куприянов. — А почему же нет?
— Не знаю, согласятся ли они на это.
— Не только согласятся, но и сами пригласят нас, — уверенно сказал Козловский.
— А если так, то каким способом мы проникнем в него? Пользоваться их крыльями я решительно отказываюсь.
— Может быть, есть другой выход, внизу, а если нет, то можно затребовать вертолет, — ответил Неверов.
— Это удачная мысль, — подхватил Штерн. — Если Михаил Михайлович не хочет уподобляться птице, то мне это и подавно не удастся.
Звездоплаватель, молча стоявший рядом с ними, тронул Куприянова за плечо и показал рукой налево.
Группа крылатых фигур несколько минут тому назад скрылась позади шара. Все видели, что Широков летел сзади, и понимали, чем это вызвано. Теперь, когда они появились с другой стороны, их было только семеро.
Несколько секунд люди еще не понимали, что это означало. Семь фигур летели вперед. Восьмая не появлялась.
Но вдруг спокойное течение полета нарушилось. Семь «птиц» резко повернули обратно. Очевидно, они заметили исчезновение своего спутника.
— Это Широков! — испуганно сказал Куприянов. — Он упал!
Все побежали, огибая шар. Они увидели, как звездоплаватели опустились на землю и окружили что-то. Но толпа стояла спокойно. Если бы Широков действительно упал, этого не могло быть.
Потом одна фигура поднялась в воздух и быстро полетела прямо к шару. Пять других тоже поднялись и продолжали полет по прежнему направлению.
— Кажется, все благополучно, — облегченно сказал Неверов. — Один из них остался с Широковым. Наверное, сломалось что-нибудь.
Направившийся к кораблю звездоплаватель быстро подлетел к ним и опустился на землю. Он кивал головой и улыбался, словно хотел сказать: «Все в порядке!»
— Они поняли, что мы будем волноваться, и послали его успокоить нас, — сказал Козловский. — Это не только люди — это очень хорошие люди! — прибавил он.
Приблизительно минут через десять пятеро звездоплавателей вернулись, закончив облет толпы. Они сняли свои аппараты и тоже старались успокоить людей. Они указывали на руки, выше локтя, и трясли ими. Что это должно было означать, никто догадаться не мог, но все совсем успокоились. Очевидно, с Широковым ничего плохого не случилось.
Еще через несколько минут они увидели, как поднялись в воздух две отставшие фигуры.
Широков и командир звездолета, целые и невредимые, опустились у корабля.
— Что случилось, Петр Аркадьевич? — спросил Куприянов.
— Устал, — ответил молодой человек. — Почувствовал такую боль в руках, что был вынужден опуститься на землю. К этому аппарату нужно привыкнуть.
— Напугали вы нас, — сказал президент.
— Ну, как впечатление? — спросил Козловский.
— Замечательно! — ответил Широков. — Если удастся изготовить такой аппарат, он произведет целую революцию в спорте и военном деле.
Козловский стремительно обернулся и в упор посмотрел на Дюпона. Застигнутый врасплох журналист не успел принять равнодушный вид.
— Вас интересует такое использование крыльев, мистер Дюпон? — по-русски спросил секретарь обкома.
— Интересует! — вызывающий тоном ответил корреспондент. (Он понял, что разоблачен и нет смысла упорствовать.) — Не меньше, чем вас.
— Вы хорошо говорите по-русски, — с усмешкой похвалил Козловский. — Сегодня побеседуем с вами.
— С большим удовольствием! — Дюпон поклонился и отошел в сторону.
Куприянов, Штерн и Широков не слышали этого короткого разговора, а те, кто слышали, не придали ему никакого значения.
«Один обезврежен, — подумал Козловский. — Но он что-то подозрительно легко попался».
Между тем командир звездолета настойчиво приглашал посетить корабль. Он указывал на крылья, потом на Широкова, улыбался, жестами приглашая надеть аппарат и подняться наверх. Его мимика была так выразительна, что иногда казалось, что он просит словами.
«Ваш товарищ летал, — будто говорил он, — и с ним ничего не случилось. Наденьте крылья, и я покажу вам наш корабль».
Куприянов всеми силами старался объяснить ему, что завтра прилетит вертолет и тогда они примут приглашение, но из его объяснений ничего не выходило. Звездоплаватель не понимал.
Широков взял карандаш и нарисовал на листке из блокнота шар, затем поставил девятнадцать черточек и опять нарисовал шар и на нем — крылатую фигуру. Указывая на последнюю, девятнадцатую, черточку, он затем указал на солнце.
Звездоплаватель внимательно рассмотрел рисунок и вернул его, кивнув головой. Казалось, что он понял.
Тогда Широков поставил еще одну черточку и снова нарисовал шар, старательно изобразив над ним вертолет с опущенной лестницей и фигурками людей. Командир корабля закивал головой. Он хорошо все понял.
— Кьатьрьи! — сказал он.
— Кятьри! — ответил Широков, решив, что это слово означает «завтра».
После этого графического объяснения командир оставил в покое Куприянова и все свое внимание перенес на Широкова, приглашая его одного посетить корабль сегодня.
Предложение было очень заманчиво, и Широков спросил профессора, не будет ли тот возражать против этого.
— Нисколько! — ответил Куприянов. — Могу только позавидовать вам.
— Скажите ему, что я тоже хочу с вами, — сказал Синяев, обращаясь к Широкову, как к испытанному уже переводчику.
— Если можно, то и меня возьмите, — сказал Ляо Сен.
— И меня! И меня! — послышались со всех сторон просьбы корреспондентов.
Широков обратился к командиру звездолета. Тот, очевидно, догадался, о чем идет речь, и показал два пальца. Это означало, что посетить корабль могут одновременно два человека.
— Пусть на корабль отправятся товарищи Ляо Сен и Широков, — сказал Куприянов. — Остальные подождут до завтра. А двух человек, которые отдадут вам свои аппараты, мы отведем в лагерь и покажем им нашу жизнь. Скажите им, Петр Аркадьевич!
Такому понятливому человеку, как командир звездолета, было нетрудно передать жестами слова Куприянова. Два звездоплавателя отдали свои аппараты двум людям и помогли надеть их.
Подъем на корабль не доставил никаких затруднений.
Когда восемь человек скрылись внутри шара, Куприянов пригласил оставшихся пройти в лагерь. Они, видимо, охотно приняли это приглашение. Группа ученых, их гости и корреспонденты ушли. За ними ушел и полк.
Толпа, видя, что все кончилось, стала постепенно расходиться.
ЗВЕЗДОЛЕТ
Очутившись на вершине шара, Ляо Сен и его спутник увидели, что находятся на небольшой плоской площадке. На ее середине было круглое отверстие диаметром около полутора метров. Оно напоминало колодец или шахту с металлическими стенками.
Широков заглянул туда. Труба уходила глубоко вниз. Ее дно скрывалось во мраке.
Командир корабля снял с себя крылья. Все сделали то же. Он наклонился и нажал маленькую кнопку у края трубы.
Прошло несколько секунд, и снизу беззвучно поднялась круглая плоская крышка. Она остановилась как раз у края колодца и так плотно закрыла отверстие, что неразличимо слилась с поверхностью шара. Если бы не узкая синяя полоса, идущая по краю крышки, было бы невозможно найти ее.
Трое звездоплавателей стали на эту крышку и жестами пригласили Широкова присоединиться к ним. Очевидно, подъемная машина могла поднять только четырех человек сразу. Три их товарища и Ляо Сен остались наверху.
Крышка дрогнула и быстро, плавно опустилась вниз.
Кругом было совершенно темно. Высоко над головой виднелся светлый круг выхода. По его видимой величине Широков определил, что они опустились не меньше как на десять метров. Это было уже близко к центру шара.
Машина остановилась без малейшего толчка. Раздался слабый свист, потом металлический звук — и темная заслонка, как показалось Широкову, над самой их головой закрыла колодец. Кусочек неба, видимый наверху, исчез.
Мрак еще больше сгустился. До сих пор Широков слабо, но все же различал черные тени своих спутников. Теперь и эти тени исчезли. Их окружала полная темнота.
Внезапно он почувствовал резкий и неприятный запах. Замкнутая со всех сторон кабина наполнялась каким-то газом. Стало трудно дышать.
Был ли это воздух Каллисто?.
Он не знал, что подумать. Мелькнула тревожная мысль: «Может быть, эти существа не понимают, что мы не можем дышать таким воздухом, привычным для них».
Рука звездоплавателя коснулась его руки и сжала ее нежно, ласково, успокаивая…
И вдруг запах исчез. Воздух снова стал чистым.
Раздался мелодичный звон. Стенки кабины раздвинулись, и яркий свет на мгновение ослепил его.
Открылась внутренность корабля.
Первое, что почему-то пришло в голову Широкову, было сознание, что он дышит воздухом чужой планеты. Вся процедура спуска доказывала, что звездоплаватели не допускали в свой корабль воздух Земли. Может быть, газ наполнивший кабину, как раз и предназначался для того, чтобы каким-то образом уничтожить в ней земной воздух и заменись его своим?
«Но если это так, — подумал он, — мы можем заразиться неизвестной на Земле болезнью, вдохнуть в себя неизвестный нам микроб, с которым наш организм не сумеет справиться».
Эта мысль мелькнула и тотчас же исчезла. Он чувствовал доверие к этим обитателям другого мира и подумал, что если бы существовала такая опасность, то они не допустили бы их на корабль.
Он с любопытством осмотрелся.
Помещение, в котором он находился, представляло собой как бы внутренность граненого шара, перерезанного внизу плоскостью пола. Стенки этого шара состояли из правильной формы восьмиугольных панелей, сделанных из чего-то, похожего на молочное стекло. Сходство со стеклом усиливалось тонкой металлической рамой или оправой, в которую были вделаны эти панели. Помещение имело пять или шесть метров в диаметре. Пол был сплошь металлический и состоял из ясно видимых отдельных плит. В середине, на длинных и тонких металлических стержнях, уходящих в стены, висело что-то, похожее на большой щит управления, какие Широкову приходилось видеть на электростанциях, сплошь заполненный странной формы приборами, трубками, кнопками и рукоятками. Перед ним, соединенное со стержнями, поддерживающими самый щит, находилось мягкое кресло совершенно «земного вида». Пол проходил как раз под щитом, но, очевидно, не служил ему опорой. Никаких дверей или люков (через которые можно было бы попасть в другие помещения), не было видно. Кроме пульта и кресла, никакой другой меблировки в помещении не было. Оно было совершенно пусто.
В нескольких местах, наверху и почти у самого пола, были расположены источники света, закрытые выпуклыми матовыми стеклами или чем-то, очень похожим на стекло.
Выйдя из кабины, они оказались на небольшой площадке с перилами. Вниз вела металлическая лестница. Прямо напротив Широков увидел вторую, такую же площадку и лестницу. Там, очевидно, была расположена другая подъемная машина, ведущая на поверхность шара.
Командир корабля жестом указал вниз. Широков спустился по лестнице. За ним последовали хозяева.
Они сняли с себя свои меховые комбинезоны и оказались в легких одеждах, сквозь которые просвечивали их черные тела.
Только сейчас Широков заметил, что внутри корабля было очень жарко. Он вспомнил обстоятельство, ускользнувшее раньше от его внимания. Несмотря на знойный августовский день, звездоплаватели вышли очень тепло одетыми. Сопоставив это с черным цветом их кожи, он пришел к выводу, что неизвестная планета — Каллисто, с которой прилетели эти люди, обладает неизмеримо более жарким климатом, чем Земля. (Это предположение впоследствии оказалось правильным.)
Он услышал, как снова опустилась подъемная машина и появились Ляо Сен и трое оставшихся с ним наверху звездоплавателей.
Профессор без приглашения спустился по лестнице к Широкову.
— Что это за газ? — спросил он, кивнув головой назад, в сторону подъемной машины.
— Сам этого не знаю, — ответил Широков.
Три спутника Ляо Сена тоже сняли свои теплые одежды.
На них всех были мягкие брюки, похожие на те, которые носят лыжники, с широкими поясами и легкие, почти прозрачные, рубашки. Покрой был одинаков, но цвет различным. Командир и еще двое были в синих костюмах, один в темно-сером и двое — в красных.
Как уже упоминалось, помещение было шарообразным, но пол проходил гораздо ниже центра этого граненого шара, и боковые стенки подходили к нему наклонно, под очень тупым углом.
Неожиданно один из восьмиугольников, примыкавших к полу, сдвинулся с места, отошел назад, затем скользнул в сторону. Образовался люк. Снизу поднялись еще двое звездоплавателей, одетых в такие же костюмы; один — в сером, другой — в зеленом.
Значит, экипаж корабля не ограничивался первыми восьмью звездоплавателями, вышедшими наверх. Сколько еще могло быть скрыто в огромном корпусе звездолета?.
Тот, кого принимали за командира, указал на одного из них и сказал:
— Дьень Сьиньгь!
Потом протянул руку к другому, в зеленом костюме, и представил его:
— Рьигь Дьиегьонь!
Он обвел рукой окружающее пространство, словно охватывая весь корабль, потом опять указал на того же человека и снова повторил:
— Рьигь Дьиегьонь!
Широков и Ляо Сен поняли, что человек в зеленом был или командиром звездолета, или его конструктором.
Они поклонились и назвали свои имена. Китайский лингвист произнес свое имя на манер гостей — «Льао Сьень», — желая облегчить им его произношение.
Широков, назвавшись, протянул руку. Он сделал это инстинктивно и сразу понял, что этот обычай был не известен этим людям.
Ригь Диегонь улыбнулся и, не беря руки, обнял сначала Широкова, потом Ляо Сена. То же сделал его товарищ в сером костюме.
Они были немолоды, с совершенно седыми волосами, — явно старше остальных. Широков подумал, что им, вероятно, трудно пользоваться крыльями и что именно поэтому они не вышли из корабля.
Ригь Диегонь что-то сказал, и пятеро звездоплавателей один за другим спустились в люк и исчезли. Остались два старика и тот, которого принимали за командира.
Широкову захотелось узнать его имя. Он по очереди указал на вновь пришедших и повторил их имена. Потом указал на него и вопросительно замолчал.
Звездоплаватель понял. Приложив руку к груди, он сказал:
— Дьень Бьяининь!
Первое слово, очевидно, означало имя. Оно было тем же, что и у старика в сером костюме.
— У них имена и фамилии, — сказал Ляо Сен.
Диегонь обратился к Широкову и, погладив его по плечу, руками изобразил крылья. Молодой ученый понял, что командир звездолета видел его полет и хвалит его за смелость. При этом он вспомнил, что эти люди каким-то образом видят сквозь стенки своего корабля, и ему захотелось узнать, как это делается. Но он не мог придумать способа сообщить им о своем желании. Несколько раз он показывал на свои глаза и затем на стены, но звездоплаватели не понимали. Они внимательно и серьезно наблюдали за его мимикой, но, очевидно, не могли догадаться, чего хочет от них человек Земли.
Ляо Сен в свою очередь попытался объяснить, что они просят показать, как звездоплаватели видят то, что окружает корабль, но и его старания не увенчались успехом.