Глава сорок пятая. Принцесса Видящих.

Серый человек поет на ветру. Он серый, как штормовые тучи, серый, как дождь сквозь оконное стекло. Он улыбается, и ветер проносится сквозь него. Его волосы и плащ рвет ветром в лохмотья и уносит прочь. Его самого уносит прочь, разметав по ветру. И остается лишь его песня.

Я проснулась с улыбкой. Это было обещанием, и хорошим обещанием. И это случится.

Дневник сновидений Пчелки Видящей.

Теперь я была королевской особой. И мне это не нравилось. Я поняла, почему отец старался оградить меня от всего этого.

Прохождение через Скилл-колонну прошло без осложнений. Ужасная процессия к колонне, бесконечные прощания, рев драконов, сопровождавших нас, превратились в бесконечную агонию. О, как натянуто я улыбалась, как вежливо благодарила всех и каждого! Я упросила допустить меня к Перу и они позволили ему быть рядом со мной. Я вцепилась в его руку с одной стороны и в Клэнси – с другой, и мы прошли сквозь колонну, как связка бусин.

Прошли, чтобы обнаружить на выходе приветствующую толпу, здесь должна была состояться еще одна процессия, а затем – пир с музыкой и танцами. Я сжимала руку Пера, пока они объявляли об этом. И только тогда, когда он сказал: «Что-то мне нехорошо…», - я осознала, что я с ним делала. И отпустила его. Риддл стоял рядом со мной. Он тут же встал между нами и положил одну руку на мое плечо, а другую – на плечо Пера. Мы оба почувствовали себя лучше.

Так много всего случилось в тот день… Я встретила свою племянницу, со всеми церемониями, при стечении народа, с реверансом перед возвышением. Она была закутана в кружева, расшитые жемчугом, и у нее было маленькое красное личико. Хоуп плакала во время церемонии представления нас друг другу. Неттл выглядела очень усталой. После этого мы должны были пить чай в комнате, заполненной чрезмерно надушенными леди в экстравагантных платьях.

Когда я сказала, что сильно устала, мне показали комнату и сказали, что она будет моей. Чудесный одежный шкаф, который Ревел сделал для меня когда-то, был здесь, с моими старыми вещами внутри. Когда Коушен вошла в комнату и присела в реверансе, я вскрикнула и разрыдалась, и могла только спрашивать ее, не причинили ли бандиты ей вреда во время нападения на Ивовый Лес, и, неужели это в самом деле она, ведь я была уверена, что захватчики не оставили ее в живых. Она тоже начала рыдать, и это продолжалось, пока женщина, которая привела меня сюда, не послала за лекарем, чтобы он дал какого-нибудь снадобья от «истерики». Я потеряла контроль над собой и приказала ей убираться вон. Коушен закрыла за ней дверь на щеколду, и мы плакали с ней, пока не выплакали все наши слезы.

Коушен рассказала, что она вполне поправилась, но я знала - это не так. Она прибыла в замок днем раньше, с намерением быть моей горничной, так как моя сестра не хотела, чтобы моя жизнь в замке Баккип сильно отличалась от прежней жизни в Ивовом Лесу. Коушен сказала, что замок огромный и полон людей, и она боится выходить из комнаты по ночам. Она задавалась вопросом, что она, простая сельская девушка, делает в таком месте?

Я ответила, что задаюсь тем же вопросом относительно себя самой. Она обняла меня так крепко, что чуть не сломала мне ребра.

Она помогла мне снять одежды Элдерлингов, а затем утомительно долго наряжала в хрустящие и шуршащие юбки, которые, по ее уверению, были сшиты по последней джамелийской моде. У меня не было вшей, и она сказала, что мне сильно повезло их не подцепить на свои волосы, спутанные в войлок, несмотря на все старания Спарк. После расчесывания на ее щетке осталось много колтунов. За этим последовало собрание в комнате и шествие в огромный зал, полный людей, и попытка съесть хоть что-нибудь за ужином, который был устроен на возвышении. Шун сидела через три кресла от меня. Она теперь звалась леди Шайн, и ее наряд был даже роскошнее, чем платья, которые она носила в Ивовом Лесу. Я подумала, так же ли она разбрасывает их по всей комнате, когда раздевается, или нет. Она взглянула на меня лишь раз и сразу отвернулась.

Я спала в большой кровати в моей новой комнате, и мне снилось как я открываю дверцу своего гардероба, а из его зеркала на меня смотрит Ревел и благодарит за носовые платки, что я ему подарила. Я проснулась в слезах, Коушен пришла ко мне и легла спать со мной на кровати. Мы держались за руки всю ночь.

Была ли траурная церемония по отцу на следующий день? Я сожгла локон своих волос, так как Неттл сказала, что я не могу отдать ему больше. В первый ли день меня представили королю и королеве? Дни смешались и перепутались, как пряжа, забытая в корзине. Каждый день появлялся кто-то, с кем я должна была встретиться или пообедать, чтобы люди могли принести мне свои соболезнования по поводу гибели отца. Состоялась также приватная встреча с королевой Кетриккен, которая слегла в постель, как только услышала о смерти моего отца, и не покидала с тех пор свои покои. Она была очень бледна и довольно стара. Она грустно улыбнулась мне и сказала:

- Посмотрите-ка на эти золотые локоны! И почему Верити не смог подарить мне такую маленькую девочку, как ты? Ах, если бы у нас было больше времени…

Этот момент мне показался ужасно неловким.

Меня препроводили к леди Шайн.

- Сожалею о твоей потере, - сказала я ей при находившихся вокруг нее дамах и леди Симмер, которая сопровождала меня.

- А я - о твоей, - ответила она.

И что мы могли еще сказать друг другу? Не думаю даже, чтобы нам захотелось встречаться. Ни одна из нас не желала говорить о том, что случилось с нами в прошлом. Поэтому через некоторое время я извинилась, сказавшись очень усталой. И мои извинения были приняты. За ужинами мы едва кивали друг другу.

Однажды утром я захотела увидеть Пера. Но мне сказали, что у меня не будет на это времени в тот день, но уверили, что он был удостоен чести получить пару превосходных черных лошадей из лучших конюшен Баккипа, а также место конюшего. Когда я спросила, заботится ли он о Присс, леди Симмер не смогла ответить на этот вопрос. Но сказала, что удостоверится, чтобы Присс поручили его заботам, если это так важно для меня. Это было важно.

Нэттл и Риддл попытались устроить тихий ужин со мной, но трапеза подразумевала, что малышка, и ее няня, и две придворные леди Неттл, и леди Симмер, и один из людей Риддла должны были также принять в нем участие. Поэтому я снова сидела прямо, и мы говорили о том, что пирог с черникой весьма удался. Позже, когда из всех осталась только няня, Неттл сообщила мне, что вскоре я могу стать одной из леди королевы, но я не должна бояться, так как королева Эллиана была очень добра к Неттл, и Неттл желала видеть, как я научусь всему, чему ей, к сожалению, научиться не удалось. Для этого мне выделят специального учителя.

- Ланта? - спросила я то ли с надеждой, то ли с ужасом.

- Боюсь, у лорда Фитц Виджиланта есть свои обязанности при дворе. Но писец Дилиджент обучил детей из многих знатных семей и, помимо письма и счета, так же научит тебя умению себя вести и протоколу.

Я кивнула на это и взглянула на Риддла, чтобы заметить печаль и тревогу в его глазах.

Начиная со следующего дня, были назначены часы, которые мне необходимо проводить с учителем, и время, когда я должна присутствовать при дворе королевы. Я должна была выучить имена всех герцогов и герцогинь, и их детей, и цвета их домов, и знать их геральдику. Каждый вечер нужно было спускаться для ужина вниз, в зал, и сидеть за столом слева от Риддла и Неттл.

Ежедневно я тратила часть утра на то, чтобы прислуживать королеве. Мне велели сидеть прямо и вышивать или вязать, как делает она. И слушать болтовню ее леди. Они поместили меня рядом с леди Шайн. Мы обе бывали слишком заняты, чтобы говорить друг с другом. Но на третий день королева Эллиана оставила нас, удалившись на отдых, и велела продолжать работу. В тот момент, когда за ней закрылась дверь, будто хлебная горбушка была разломлена над стайкой цыплят – такой поднялся щебет.

- Какие милые золотые локоны, леди Пчелка! Вы будете их отращивать?

- Это правда, что вы были рабыней в Калсиде? - этот вопрос был задан скандальным шепотом.

- Я не знала такого стежка, которым вы вышили анютины глазки. Можете меня ему научить?

- Лорд Фитц Виджилант говорил нам, что вы – самая храбрая девочка, которую он встречал. Какой очаровательный кавалер! Как вы думаете, вы смогли бы присоединиться к нам с леди Клемент за игрой сегодня вечером?

- Мы слышали так мало о ваших приключениях! - леди Феканд алчно улыбалась. - Я прямо содрогаюсь, стоит мне только представить маленькую девочку, вроде вас, и бедную дорогую леди Шайн в лапах подобных монстров!

Леди Вайолет, искоса взглянув на леди Шайн, добавила:

- Леди Шайн не рассказала нам почти ничего о том дне, когда Ивовый Лес подвергся нападению. Вы, наверное, были в ужасе! Нам говорили, что калсидийцы не церемонятся с женщинами, которых они захватили. А ведь она была у них в плену много дней. И ночей.

Я взглянула на Шун. Ее подбородок дрогнул. Всего раз. Затем она стиснула зубы.

- Это было трудное время. Я не хотела о нем вспоминать, - сказала она сдавленно.

Я поняла, что ее не любили здесь, и что леди Вайолет не упускала случая ее поддеть. Леди Вайолет была мила, но не так красива, как Шун с ее зелеными глазами и вьющимися волосами, фигура ее также уступала в сравнении. Я потихоньку начинала разбираться в подобных вещах при дворе.

Леди Вайолет насела на меня:

- Но, несомненно, маленькая Пчелка может рассказать нам пару историй! Как вы умудрились сохранить ваши жизни, будучи в руках таких безжалостных убийц? - спросила она, будто это был грязный секрет, который она могла вытянуть из меня лестью.

Я вперила взгляд в ее глаза.

- Я – леди Пчелка, - напомнила я ей, и несколько дам захихикали. Одна взглянула на меня с симпатией и тут же опустила глаза к своему шитью.

Я продолжила, попытавшись найти нужный тон, который обычно использовал Нэд:

- Я выжила исключительно потому, что Шайн защищала меня. Если я болела, она выхаживала меня. Если мерзла, - отдавала свое одеяло. Присматривала, чтобы у меня была еда. С огромным риском для своей жизни она помогла мне устроить побег, - так вдохновенно врать надо было уметь. И я умела. - Она убивала ради меня. И бежала, чтобы найти моего отца и навести его на путь моих похитителей. У нее сердце львицы, - я оглянулась, чтобы увидеть расширившиеся зеленые глаза Шайн. А потом повернулась к леди Вайолет с улыбкой: - Если вы обидите ее, больно будет мне. А если мне будет больно, принцесса Неттл непременно узнает об этом.

- Ого! – воскликнула заносчиво леди Вайолетт. - У котенка есть когти!

Хихиканье было похоже на квохтанье кур, спешащих к кормушке с зерном.

- Скорее, у пчелы есть жало, - поправила я ее, наши глаза встретились. Она насмехалась надо мной, но я улыбалась. У нее совсем не было стен, у бедняжки. - Мои истории не очень интересны. Вы бы доставили нам гораздо больше удовольствия, рассказав о своем свидании этой ночью. С джентльменом, который носит зеленый дублет и мажет слишком много масла на свои волосы.

Ладонь Шун взлетела ко рту, чтобы скрыть удовлетворенный смешок за возмущенным вздохом.

- Это ложь! - леди Вайолет вскочила, взметнув юбки крыльями птицы, и выбежала из залы. У двери она задержалась, чтобы окинуть меня взглядом и сказать: - Вот что бывает, когда персон столь низкого происхождения принимают в кругу благородных леди! - она вылетела за дверь.

Я не могла допустить, чтобы меня это задело. Или Шайн. Я вынужденно засмеялась:

- Она бегает, как испуганная несушка, не правда ли? - спросила я Шайн.

Нервный смешок вырвался из моей груди. Леди Вайолет была популярной, но, как я поняла, ее не любили. Я не сомневалась, что мы с ней еще скрестим шпаги.

Шун держалась теперь поувереннее. Она аккуратно сложила в корзинку у ног свою вышивку, поднялась гораздо с большим изяществом, чем леди Вайолет, и протянула мне руку.

- Идем, маленькая кузина. Прогуляемся и поболтаем в Женском саду, - сказала она мне.

Я отложила свое шитье:

- Мне говорили, фиалки там невероятно душистые.

Их смех стал смелее. Мы вышли из комнаты, и ни одна из них не последовала за нами. Шайн оглянулась на меня и сказала только:

- Быстрей!

И мы пошли оттуда, но не в Женский сад с его травами и цветами, а еще выше, на верхушку башни над садом, где растения росли в горшках, а над скамьями стояли статуи. Она открыла дверь ключом. Около часа мы пробыли там, почти не разговаривая. Когда мы уходили, Шайн отдала мне ключ от двери.

- Он принадлежал моему отцу. Это хорошее место для того, кто хочет побыть один.

- А как же ты? - спросила я, и она улыбнулась в ответ.

- Когда отец был жив, у меня при дворе был защитник. Теперь его нет.

- А твой брат?

- Ему неловко со мной, - сказала она натянуто. И с грустью добавила: - А мне - с ним.

- Даже вооруженный до зубов убийца лучше, чем эти суки со своими иглами для вышивания, - сказала я откровенно.

Она расхохоталась, а когда повернулась ко мне, ее щеки покраснели от ветра, и в уголках ее рта я на мгновение увидела прежнюю Шун.

- «Зеленый дублет» - острее любого оружия, которое я когда-либо держала в руках. И, обещаю, я использую его с толком, - она подняла руку и скрючила пальцы: - Пришло время львице показать свои когти!

После этого она ушла, оставив меня на крыше с садом, где ветер был напоен ароматом жасмина, а облака мчались по небу, словно овцы, испуганные надвигающейся бурей.

Моя жизнь текла по заведенному распорядку, довольно лихорадочному. Я не получала никаких известий от Пера и Спарк. Любимый вновь сменил личину. Теперь он звался лорд Шанс. Он мог вызвать меня в назначенный час, и мы могли поговорить. Он каждый раз спрашивал, все ли у меня хорошо, и я каждый раз отвечала, что все хорошо. История о том, кем он стал сейчас и как он присоединился к отцу и Ланту, чтобы спасти меня, была весьма запутанной. И я не могла перестать думать об этом. Он приносил мне маленькие подарки: вырезанный из дерева желудь с секретным отделением под крышечкой. И куклу, одетую в белое и черное, и дудочку, намного лучше той, что он сделал для меня на реке. Однажды, уходя от меня, он сказал:

- Все наладится, Пчелка. Кого-то постигнет катастрофа или триумф, и люди перестанут так пристально смотреть на тебя. Дочка Неттл перестанет требовать столько внимания, и Неттл не будет так уставать. Когда родится дитя королевы Эллианы, ты сможешь блаженно раствориться на заднем плане политики Баккипа. И сможешь опять позволить себе быть просто Пчелкой.

Это была не самая вдохновляющая речь. Но каждое утро начинало новый день, и каждую ночь я оставляла очередной день позади себя.

Самый тяжелый день настал, когда Клэнси сопроводила меня в покои Неттл наверху башни, где было принято встречаться группе Скилла, служащей королеве. Это была одна из шести групп, живших в непосредственной близости от Баккипа. По одой группе – для каждого принца, одна – для короля, группа Неттл… Многовато, на мой взгляд. Меня немного задело, что Клэнси доложила моей собственной сестре о моем уровне Скилла и рассказала, как была вынуждена опаивать меня отваром эльфийской коры в Кельсингре. Я узнала, что некоторые из моих снов – не сны Белого пророка, а простые человеческие сны! – ускользали из моего сознания по ночам и часто тревожили членов группы. С извинениями за такую бестактность Клэнси предложила ежедневно потчевать меня эльфовой корой до тех пор, пока я не научусь контролировать свой Скилл или пока Скилл не будет подавлен во мне. Неттл сказала ей, что учтет ее соображения после подробного рассмотрения проблемы.

Когда же я спросила Неттл, как свою сестру, не хочет ли кто-то услышать и мое мнение по этому вопросу, она ответила:

- Иногда взрослые должны решать, что будет лучше для младших, Пчелка. В этом вопросе ты должна довериться мне.

Но это было проще сказать, чем сделать.

И неприятности, которые преследовали меня, на этом не кончились. Нед Гладхарт пришел ко мне в комнату очень поздно ночью, сопровождаемый Лантом и лордом Шансом. Коушен была страшно возмущена таким нарушением приличий, пока я не напомнила ей, что Нед – мой сводный брат. Он сыграл для меня несколько легкомысленных песенок и вскоре заставил захихикать даже Коушен. Тогда лорд Шанс сказал, что мне нужно будет изложить Неду историю своих злоключений, как только я почувствую в себе готовность говорить об этом. Так как это не только моя личная история, но история всего герцогства Бакк, все ее события должны быть сохранены. Я вспомнила слова сестры и сказала, что «учту его соображения после подробного рассмотрения проблемы».

Нед ухмыльнулся и сказал:

- Уж учти, сделай милость! - и вернулся к своим нотам.

Дни мелькали, заполненные обедами и приглашениями, зваными вечерами с отпрысками других благородных семейств моих лет, дружбы с которыми мне нужно было искать. Леди Симмер отвечала за расписание моих встреч. Мои братья с женами и детьми приходили проведать меня несколько раз. Я обнаружила, что едва знаю их теперь. Я любила их по-прежнему, но это была любовь на расстоянии. Они отвечали мне тем же. Я смотрела со стороны, как они болтают с Неттл, за их жестами и репликами, их фразами «а ты помнишь…?» - всему, что отвечало понятию «семья», частью которой я никогда не была. Они были добры ко мне. Они дарили всякие безделушки, которые принято дарить младшим родственницам. Риддл всегда сидел рядом во время этих визитов. Он разговаривал со мной, чтобы у меня был хоть кто-то, с кем можно переброситься словечком, и учил, как улыбаться этим «чужим» людям, которые, несомненно, любили меня, и понятия не имели о тяжких испытаниях, что выпали на мою долю. Но я и не хотела, чтобы они об этом знали. В такие моменты я была рада, что по настоянию Пера я свела свои шрамы. Если я и заговаривала с родней, то рассказывала о том, как живые корабли превращались в драконов, описывала их говорящие носовые фигуры или чудеса Кельсингры. Я думаю, они были уверены, что, по меньшей мере, половина из моих рассказов – детская выдумка. И это меня устраивало.

Я начала понимать, почему отец писал по ночам. И почему он сжигал написанное.

Однажды наступил день, когда утро оказалось ничем не занятым, так как королева, из-за своего деликатного положения, отпустила всех своих леди. Я умоляла, чтобы мне позволили покататься верхом, и когда добилась своего, настояла, чтобы мне оседлали именно Присс. Как только я оделась для прогулки, меня огорошили сообщением о четырех благородных отпрысках моего возраста (двое из которых – моего пола), которые составят мне компанию. Я презирала их за то, что каждый непременно нуждался в услугах грума, чтобы сесть в седло или спешиться, а иногда на прогулках их сопровождали еще и родители. Фитц Виджилант и лорд Шанс должны были ехать рядом со мной. Мое сердце подпрыгнуло, когда я увидела Пера, но ему едва позволили держать голову Присс, пока «мой» грум опекал меня во время посадки в седло. Это уже было чересчур.

- Я знаю, как садиться на лошадь, - настаивала я и сама себе казалась капризной и избалованной девчонкой.

Дальше было хуже. Мы скакали степенной рысцой, которая позволяла взрослым поддерживать беседу, а молодым – рассказывать занудные и скучные истории. Пер ехал далеко позади нас. Я оглянулась и увидела его, и на мгновение наши взгляды встретились. Я прижалась к холке лошади и сказала Присс:

- Беги!

Использовала ли я Скилл тогда? Не думаю. Но она охотно рванула вперед. Мы вырвались из группы прогуливающихся, и я подгоняла ее. Она летела. Впервые с того момента, как меня забрали в замок, я была самой собой, свободной и контролирующей свою жизнь, несмотря на то, что сидела я на спине лошади, мчавшейся в диком галопе. Сзади доносились крики, кто-то завизжал, но мне было все равно. Мы резко свернули с дороги к деревьям, вверх по крутому холму. Через канаву она перенесла меня на крутой берег мутного ручья. Сначала я слышала топот копыт за спиной, потом он стих. Я ехала, вцепившись в гриву Присс, как репей, и мы были очень довольны друг другом. Мы выехали из леса на открытый пригорок. Внизу луговая равнина расстилала свой изумрудный ковер, овцы были разбросаны по нему, будто оторванные пуговицы. Присс остановилась, и мы обе выдохнули.

Когда я заслышала топот другой лошади позади и оглянулась, то увидела то, что и ожидала. Пер несся галопом на выданном ему вороном, который был прекрасен, как и было ему обещано. Он остановился передо мной и похлопал лошадь по шее.

- Как ее имя? - спросила я.

- Мэйбел, - ответил он. Затем улыбнулся, но его улыбка быстро исчезла. - Пчелка, мы должны вернуться к остальным. Они будут беспокоиться.

- Да неужели?

- Неужели.

- Хоть немного побыть подальше от всех этих… Они, знаешь…

Он ждал. Не нашлось бы слов, чтобы передать, как они все смотрели мне в лицо, а чаще - поверх моей головы, и как всегда кто-то ошивался рядом.

- Я никогда не бываю одна.

Он нахмурился:

- Мне уйти?

- Нет. Я вполне могу быть одна вместе с тобой. Ты ведь никогда не смотришь на меня, будто я какая-то гадость в твоем супе…

Он рассмеялся, и я тоже.

- Как ты? С тобой хорошо обращаются?

Его улыбка исчезла.

- Я конюший мальчик, один из многих. Главный конюший часто советует мне «не задаваться». Вчера он наорал на меня и сказал, что у меня не должно быть любимчиков среди лошадей. Я… задержался немного в стойле Присс, - Пер потер затылок. - Он отходил меня ручкой метлы, когда я заметил, что кобыле Ланта недодают овса… - «Лорда Фитц Виджиланта, вот как его следует называть, щенок! И не указывай мне, как вести дела!»

Он рассмеялся, вспомнив это. Я же не нашла в его рассказе ничего смешного или веселого.

- А ты как?

Я тяжко вздохнула.

- Уроки. Уроки всех видов. До черта хлопот с переодеванием, когда надо сидеть спокойно и прямо в нарядах, от которых все чешется. Леди Симмер постоянно таскается за мной, поправляет меня и следит, чтобы я была «должным образом занята». Не выходя из замка.

- Видишься со Спарк? Лантом и… - он помедлил. - Лордом Шансом?

- Со Спарк – нет, совсем. Лант и Любимый – так же бросили меня, как и отец когда-то.

Пер ошарашенно уставился на меня, и я пожалела о том, что сказала. Но это было правдой. Несмотря на всю болтовню Любимого, я редко видела его, за исключением тех редких случаев, когда он рылся в моем дневнике снов или расспрашивал меня о чем-то.

- Мне их не хватает, - сказал Пер тихо.

- Ты разве с ними не видишься?

- Со Спарк – нет. Лорд Фитц Виджилант и лорд Шанс? Я седлаю их коней. И Лант – лорд Фитц Виджилант – всегда дает мне монетку. Мы смотрим друг другу в глаза, и я знаю, что они хорошо ко мне относятся. Но всегда кто-то крутится поблизости, а они должны соблюдать приличия, - он похлопал по карману, в котором звякнула мелочь. - Хотелось бы мне знать, будет ли у меня когда-нибудь минутка, чтобы потратить хоть одну монету.

Я услышала топот копыт. Мы оба встрепенулись, и Пер натянул поводья, чтобы отъехать от меня подальше. В этот момент Лант и Любимый выехали на поляну из-за деревьев. Они оба выглядели встревоженными. Любимый подъехал прямо ко мне и сказал, очень быстро:

- Овод ужалил твою лошадь, и она понесла. Перу удалось догнать тебя и поймать лошадь за уздцы. Пер, слезай с лошади и берись за поводья Присс, живо! - он повернулся ко мне и добавил еще строже: - Пчелка. Ведь ему влетит по первое число. Ты больше никогда не должна так подводить Пера, слышишь? Сейчас, когда мы выедем к остальным, ты должна изобразить испуг и потрясение, поняла?

Пер сделал все, как ему было велено. Испуг и потрясение мне помогли изобразить ярость, клокотавшая в моем сердце. Каждый раз, когда во мне только начинали теплиться искры привязанности к Любимому, он находил способ задуть это не разгоревшееся пламя. Слыша, как Любимый пренебрежительно обращается к Перу, я хотела плюнуть ему в лицо! И даже открыла рот, чтобы высказать ему это.

Но тут подоспели двое грумов и чей-то папенька, наперебой спрашивающие, не ушиблась ли я, и один из грумов мрачно предлагал мне более спокойную лошадь, «пока юная леди не станет более уверенно держаться в седле».

Мы поехали кружным путем, чтобы избежать канавы, и вернулись на дорогу, и две чьих-то мамаши настаивали на том, чтобы немедленно вернуться, так как они жутко переволновались и не желают стать свидетельницами очередного инцидента с «совершенно неуправляемой лошадью». Молодежь пялилась на меня с ужасом, Пер снова ехал позади всей процессии.

Позже Неттл вызвала меня «на пару слов». Было сказано гораздо больше пары слов, ее малышка кричала, а Неттл расхаживала по комнате, пытаясь ее укачать, все время, пока пыталась напомнить мне, что теперь я должна вести себя достойно. Я не стала спрашивать, что она решила насчет моего Скилла. Не тот был момент, чтобы напоминать, что я бываю упрямой и несговорчивой. Риддл потом провожал меня до моих покоев. У двери он сказал:

- Твоему отцу тоже не по нраву была жизнь при дворе. Однако он научился с этим управляться. И тебе бы пора.

Тем вечером я улеглась в постель рано, думая, что некоторые из побоев Двалии было вынести легче, чем нотации и разочарованное лицо Неттл. Как я теперь привыкла делать, я возвела и укрепила свои стены перед сном, чтобы удержать свои кошмары в пределах своего сознания, равно как и не дать чужим проникнуть извне. За окном было темно, и замок спал, когда я проснулась от звуков далекой музыки. Какое-то время я просто лежала и вслушивалась, размышляя, кто бы это мог играть в такой поздний час и ради кого. Я никак не могла определить инструмент, на котором исполнялась мелодия. Но музыка подпадала под мое настроение идеально. Она была об одиночестве, но не вполне печальная, как будто пыталась сказать, что быть одному – не так уж и плохо.

Я выскочила из постели и накинула платье. Дверь комнатушки Коушен была прикрыта: она спала чутко. Я прокралась в коридор и остановилась. Кажется, никто не запрещал мне разгуливать в одиночку ночами по замку Баккипа? Я тихонько закрыла дверь за собой. Прислушалась, но определить, откуда доносилась музыка, не смогла. Тогда я закрыла глаза, чтобы лучше фокусироваться на звуках, и пошла вперед, мимо покоев Неттл и Риддла, в самый конец коридора. Я проходила мимо дверей, одной за другой. Время от времени я останавливалась, чтобы прислушаться и определить направление. И шла дальше.

Музыка становилась громче. Я подошла к двери и прислонилась к ней ухом. Я ничего не слышала. Но как только я отошла от двери на шаг, музыка вновь зазвучала с прежней силой. Я убедила себя, что это не морок и не бред. Любопытство было слишком сильно. Я постучала.

И мне никто не ответил.

Я постучала снова, громче. И подождала. Снова никакого ответа.

Я попробовала толкнуть дверь. Она была не закрыта на засов. Я распахнула ее, чтобы обнаружить за ней уютную комнатку, меньше моей. В камине догорал огонь, - даже летом камни Баккипа источали холод. Напротив огня в уютном большом кресле, с возложенными на мягкий табурет короткими ножками, сидел круглолицый человечек, и его Скилл пел музыку, которая ему снилась.

Я была совершенно очарована, мое сердце подпрыгнуло, мне почудилось, будто я вошла прямо в старинную сказку. Серая кошка спала на коленях человечка. Она подняла голову.

Нам уютно, - сообщила она мне.

- Он всегда играет музыку через Скилл, когда спит? - спросила я тихонько.

Кошка едва удостоила меня взглядом. Человечек приоткрыл глаза и посмотрел на меня. Он не выказал ни удивления, ни беспокойства. Его глаза были затуманены, как глаза старого пса. Черты его лица были необычны – маленькие глазки с опухшими веками, крошечные ушки, плотно прижатые к черепу. Он облизал губы и оставил кончик языка высунутым. А затем сказал:

- Я пел свою песню для маленькой дочери Фитца. Если мне когда-нибудь повезет ее повстречать.

- Ею вполне могу быть я, - сказала я и подошла чуть ближе.

Он указал на подушку, лежавшую на полу у его кресла.

- Можешь сесть сюда, если хочешь. Это подушка Дымка. Но он сидит сейчас со мной и, думаю, не будет против.

Разумеется, буду.

Я села у камина и посмотрела на него снизу вверх.

- Ты – Олух? - спросила я человечка.

- Ну… Так меня называют. Да.

- Отец писал о тебе. В своем дневнике.

Широкая улыбка озарила его лицо. Он был очень простодушный, как я поняла.

- Я скучаю по нему, - сказал человечек. - Он приносил мне конфеты. И маленькие пирожные с розовым кремом.

- Звучит здорово.

- Они были очень вкусные. И красивые. Я любил расставлять их в ряд и смотреть на них.

- А я любила выкладывать свечи моей мамы в ряд и нюхать их. И никогда их не сжигала…

- У меня есть четыре медных пуговицы! И две деревянные, а одна – из ракушки. Хочешь посмотреть?

Я хотела. Мне были нужны простые вещи, вроде обмена пуговицами. Кот шумно спрыгнул с его коленей и царственно устроился на своей подушке. Олуху было нелегко подняться с кресла, чтобы открыть шкаф и вытащить шкатулку с пуговицами, и я поняла, что он стар. Ходьба давалась ему с трудом, но пуговицы были важным делом. Он принес шкатулку к креслу. Я подняла сползшее на пол одеяло и заново укутала его ноги. Он показывал мне пуговицы и рассказывал историю о каждой. Потом я спросила его:

- Ты можешь научить меня передавать музыку через Скилл?

Олух вдруг затих.

- Мою музыку? - спросил он осторожно. Я почувствовала, как он напрягся.

Я молчала. Неужели я все испортила своим вопросом?

Он протянул руку ко мне. Я помедлила, но вложила свою ладонь в его пальцы. Его прикосновение было полно силы.

- Нам придется быть очень тихими, - сказал он. - Мне не разрешают играть мою музыку громко, - он сделал что-то с моими стенами, и внезапно каким-то причудливым образом мы оба оказались за его стенами. - А теперь, - сказал он. - Я научу тебя, как играть музыку, - он улыбнулся и добавил: - Мы начнем со звуков кошачьего урчания.

В ту ночь у меня появился друг и учитель.

Я вернулась в свою комнату перед рассветом. Олух научил меня играть музыку кошачьих урчаний, скрипа сломанных стульев и потрескивания огня. Он укрыл меня своим «Вы ее не видите!», пока я прокрадывалась в свои покои. Весь день я клевала носом, но мне было все равно. Он ждал меня, чтобы я вернулась этой же ночью. Я помогла ему создать «укрытие», как он это назвал, и это «укрытие» было крепче всех стен, которые я когда-либо возводила сама. Он припас несколько имбирных пряников, откладывая их с каждой трапезы, которые ему приносили. Мы съели их вместе, а потом на пару сыграли свою урчащую кошачью музыку, добавляя в нее все больше интересностей. Я почувствовала уважение, когда он заставил меня улыбнуться коту, танцующему вокруг упавшей катушки. Еще никогда в жизни мне не было так весело.

Даже веселее, чем в тот день, когда отец взял меня на ярмарку в Дубах-на-Воде, хотя здесь не было растерзанных собак или пронзенных кинжалом нищих. Мы просто играли.

Для того, у кого никогда не было товарища по играм, это было ошеломительно.