Глава двадцать вторая. плащ-бабочка.

Осы жалят, когда существует угроза их гнезду. Я пошла за глиняным горшком для мамы и взяла один со стеллажа, не зная, что осы свили под ним гнездо. Пока я убегала, целый рой преследовал меня, жаля снова и снова, и боль от укусов обжигала огнем. Они не похожи на пчел, которые платят собственной жизнью за атаку. Осы как люди, убивающие много раз подряд и продолжающие жить. У меня распухли щеки и шея, а рука потеряла очертания и заканчивалась толстыми сосисками вместо пальцев. Мама обработала укусы соком папоротника и наложила сверху прохладную глину, а потом взяла масло и подожгла гнездо, убивая всех: и взрослых ос, и невылупившиеся личинки, неся возмездие за то, что они сделали с ее дочерью. Это случилось в то время, когда я еще не могла отчетливо говорить. Ее ненависть поразила меня, ведь на самом деле я не ожидала, что мама способна на такой холодный гнев. Я смотрела на нее, пока горело гнездо. Она кивнула и сказала: «Пока я жива, никто не сможет навредить тебе и уйти безнаказанным». Тогда я поняла, что надо быть очень осторожной, рассказывая ей о других детях. Когда-то мой отец был убийцей. А мать такой и осталась.

Дневник сновидений Пчелки Видящей.

Существует множество песен о плаваниях за край света. В одних поется об огромном водопаде, спустившись по которому, можно достичь земли с добрыми, мудрыми людьми и невиданными животными. В других сказаниях говорится о моряках, добравшихся в земли поразительно умных животных, которые, знакомясь с людьми, находят нас отвратительными и глупыми. Но больше всего мне нравятся те, где, проплыв все известные карты, находишь себя ребенком, которому можно рассказать, в какой жизненной ситуации лучше сделать иной выбор. Однако в этом путешествии я начал осознавать, что человек, оказавшийся за границей известных карт, оказывается в царстве бесконечной работы, нестерпимой скуки и повторяющегося вида бескрайнего моря на горизонте изо дня в день.

Верно то, что неизведанная для одного конкретного человека территория за краем света, может быть ни чем иным, как родным прудом для другого. Совершенный утверждал, что, будучи кораблем Игрота, подходил к Клерресу с соседними островами, и даже Кеннит, тогда еще мальчик, плавал с ним. Игрот был одержим гадалками, знамениями и предсказаниями. Некоторые говорили, что эти черты передались и Кенниту. Среди экипажа, взятого на борт в Делипае, был грамотный штурман. Она ни разу не ходила к Клерресу, но хранила карту своего деда. Будучи опытным и закаленным матросом, она проводила почти все свое время с Альтией и Брэшеном, знакомые торговые пути которых давно остались позади. Ночами они сверялись со звездами, прокладывая курс, с которым Совершенный был согласен.

Бесконечные дни перетекали один в другой, хотя происходили и некоторые необычные события, разнообразящие рутину. Однажды в полосе абсолютного штиля Клеф принес свирель и вызвал ветер. Если это и была магия, то я не почувствовал ее и не знал о такой, убедив себя, что это лишь совпадение. Пер занозил ногу, и она загноилась. Альтия помогала мне вытаскивать занозу и обработала ранку неизвестными травами. Пер получил день отдыха. Мотли стала полноправным членом экипажа, проводя все свое время либо с Янтарь, либо с Совершенным. Она сидела на плече у носовой фигуры и забиралась даже ему на макушку, а когда ветер усиливался и корабль плыл, врезаясь в волны, - летела впереди.

Печально, что человек начинает ценить скуку, лишь когда оказывается перед лицом надвигающейся катастрофы. Я видел, как изменяются отношения между членами экипажа, принося напряженность, неизбежную для замкнутой команды в любом продолжительном путешествии. Я надеялся, что шторм минует нас, пока однажды, работая с Лантом на починке паруса, не услышал от него слова, которых так страшился:

- Кеннитсону нравится Спарк. Очень сильно нравится.

- Я заметил это, - на самом деле, она нравилась почти всей команде. Сначала Ант приняла ее за соперницу, и Брэшену пришлось не раз повысить голос на девчонку, не в меру ретивую и безрассудную в попытках показать себя лучшим матросом. Но постепенно соревнование перешло во взаимную дружбу. Спарк была оживленной, дружелюбной, трудолюбивой и способной девушкой. Теперь она заплетала свои темные, вьющиеся волосы в тугую косу, а ее босые ноги покрылись мозолями из-за беготни по палубе и вверх по снастям. Под палящими лучами солнца она стала смуглой, цвета полированной древесины, а тяжелый труд сделал ее руки мускулистыми. Вся она лучилась здоровьем и хорошим настроением, глаза Кеннитсона следовали за девушкой неотрывно, и он почти всегда садился напротив нее за столом на камбузе.

- Это заметили все, - мрачно ответил Лант.

- Это плохо?

- Нет, пока нет.

- Но ты считаешь, что это превратится в проблему?

Он недоверчиво посмотрел на меня:

- А вы так не считаете? Он принц, привыкший получать все, что пожелает. И сын насильника.

- Но он не такой как отец, - тихо сказал я, однако не смог отрицать охватившее меня беспокойство. Осторожно я задал следующий вопрос:

- Спарк это беспокоит? Она попросила тебя о защите?

Он чуть помедлил, прежде чем ответить:

- Нет, пока нет. Не думаю, что она видит в этом опасность, но все равно не хочу просто сидеть сложа руки в ожидании беды.

-То есть ты просишь о моем вмешательстве?

Он с трудом проткнул иглу через толстую, сложенную несколько раз холстину.

- Нет, я просто хотел предупредить вас. Быть может, вы поможете мне, когда дело примет такой оборот.

- До этого не дойдет, - тихо сказал я.

Он повернулся, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

- С твоей стороны мудро было бы ничего не предпринимать, пока Спарк сама не попросит о защите. Она не из тех девушек, что убегают или прячутся за спиной у мужчин. Если возникнут трудности, она должна научиться справляться сама. Думаю, если ты вмешаешься до того, как она попросит, это лишь рассердит Спарк. Если пожелаешь, я поговорю на эту тему с капитанами, ведь их долг обеспечивать порядок на корабле. Знаю, твои чувства к Спарк…

- Довольно. Я сделаю так, как вы посоветовали, - рявкнул он и свирепо принялся за шитье.

Остаток дня я наблюдал за Спарк и Кеннитсоном. Невозможно было не заметить, что парень увлечен девушкой и той это нравится. Она не флиртовала, но смеялась над его шутками, и это раздражало Ланта, сдерживаемого долгом и честью. От всего этого я чувствовал и усталость, и зависть перед их юностью. Сколько лет минуло с поры, когда меня самого терзали ревность и болезненные сомнения в привязанности девушке, на которую я не мог претендовать и которой не мог предложить ничего? С одной стороны, было облегчением, что меня не волнуют все эти потрясения, с другой – напоминало о прожитых годах.

Я колебался, не зная, надо ли вмешиваться, и так и не решил, должен ли поговорить со Спарк наедине, опасаясь, что девушка воспримет такую беседу как упрек. Если же поговорить с принцем Кеннитсоном, то какова будет его реакция? Если это не что иное, как дружеские подтрунивания, я выставлю себя дураком. А если его чувство к Спарк искренне, то не отреагирует ли он, как некогда я сам во время разговора с леди Пейшенс в пору юности и запретов на свидания с Молли? Ситуация осложнялась и моей растущей симпатией к молодому человеку. Несмотря на его гордыню и обидчивость, было очевидно, что парень старается стать отличным матросом. Он научился стирать одежду и выполнять все те задачи, что с момента его рождения принадлежали слугам. Но по-прежнему не мог отличить, когда экипаж насмехается над ним, а когда просто шутит. Гордость была подобна стене, за которую было трудно пробиться, но он старался.

Не единожды я доставал плащ-бабочку и призраком бродил по палубе. На корабле, в условиях жизни, лишенной уединения, плащ стал спасительным прибежищем. Я мог затаиться в таком месте, где никто не запинался об меня, и сидел, невидимый для окружающих. Длительное время, пробыв шпионом для Чейда, я поборол в себе остатки стыда за подслушанные чужие разговоры, тем более что на корабле не искал их намеренно. Весьма тесная дружба между Ант и новым штурманом из Делипая точно меня не касалась, как и мрачные разговоры Альтии и Брэшена на корме.

Вечером, обнаружив в своем излюбленном уголке парочку курящих матросов из Делипая, я бесшумно направился к носу корабля. Остановившись на безопасном, как я надеялся, расстоянии, встревожился, увидев растянувшегося на палубе Кеннитсона. Но, сделав пару осторожных шагов вперед, рассмотрел закрытые глаза и мерно вздымающуюся грудь спящего человека.

Совершенный заговорил тихо, будто родитель у кроватки спящего ребенка:

- Я знаю, что ты там.

- Полагаю, это так, - также приглушенно ответил я.

- Подойди ближе, я хочу с тобой поговорить.

- Спасибо, но лучше я поговорю отсюда.

- Как пожелаешь.

Молча кивнув, я сел на палубу, спиной к поручням, запрокинул голову и посмотрел на звезды.

- Что такое? - потребовал корабль. Он скрестил руки на груди и обернулся, глядя на меня через плечо. Его лицо было настолько похоже на мое, что я не понимал, говорю я с ним или с более молодой версией самого себя.

- Когда то, давным-давно, я пытался убежать от всего: от семьи, долга. Временами мне казалось, что я счастлив, но на самом деле это было не так.

- Рассказывая это, ты подразумеваешь мое желание превратиться в двух драконов, которые были заперты в деревяшке в течение шести людских поколений.

- Да.

- Считаешь, я буду несчастен?

- Я не знаю. Просто считаю, что здесь есть над чем подумать. У тебя есть семья, где тебя любят, ты…

- Я заперт в ловушке.

- Так было и со мной, но…

- Я не собираюсь оставаться кораблем, побереги свое горло, человек, - через мгновение он добавил: - Мы похожи, но я - не ты. Мои обстоятельства совершенно другие, и я не просил, чтобы меня пробуждали для жизни в рабстве.

Я хотел сказать, что никогда не желал роли, которой «наградила» меня семья, но затем задумался. Я посмотрел на медленно вздымающуюся грудь Кеннитсона, слишком медленно, и привстал на колено, однако корабль опередил меня.

- Он в порядке, не буди.

Маленький медальон на серебряной цепочке, с профилем отца, лежал на его груди, плотно обхватывая шею. Я подумал о том, как сильно меня раздражало, когда что-то обматывало мне горло.

- Это не беспокоит его, - сказал мне Совершенный.

- Он говорит с Кеннитсоном?

- Какая тебе разница, это не имеет к тебе никакого отношения.

- Возможно, - аккуратнее Фитц. Было ли обсуждение волнующей меня темы с кораблем лучшим вариантом, нежели чем с Альтией? Я набрал воздуха: - Знаешь ли ты, что на твоей палубе есть молодая девушка по имени Спарк? Она под моей защитой.

Корабль презрительно фыркнул:

- Я знаю ее, она мне нравится и едва ли нуждается в твоей защите.

- Она очень способна, но мне бы не хотелось, чтобы ее принудили к обстоятельствам, в которых ей придется защищать себя. Если до этого дойдет, не думаю, что Кеннитсону станет лучше.

- На что ты намекаешь? – потребовал корабль, и я ощутил внезапное давление его разума против моего, не успев поднять стены. Верхняя губа на лице корабля приподнялась, напоминая волчий оскал. - Ты о нем настолько плохого мнения?

- Я не слышал, чтобы кто-то отрицал совершенное его отцом над Альтией. А медальон, что он носит, наполнен мыслями Кеннита. Почему мне не надо беспокоиться?

- Потому что он – не его отец! У него нет воспоминаний отца, - корабль затих и через мгновение зловеще добавил: - Все они у меня. Я забрал их, ибо никто другой не смог бы такого вынести.

И спустя мгновение я был брошен лицом вниз на жесткую деревянную палубу. От удара кожа на ладонях и коленях ободралась, я попытался встать, но мужчина прижал меня всем весом, его рука впилась мне в горло, как железная цепь. Я пытался подняться изо всех сил, но он был больше меня и значительно тяжелее. Его борода терлась о мою скулу, а голос походил на рычание:

- Какой нежный мальчик. Брыкайся, сколько вздумается, я усмирю тебя и с наслаждением поимею.

Кулаком заграбастав мои волосы, он прижал меня головой к дереву. Я пытался схватить его за руку и оттащить ее от горла, но ладони лишь беспомощно скользили по рукавам рубашки.

Я пытался кричать, но воздуха не хватало, пытался сбросить его с себя, упираясь ладонями о палубу, и слышал как кто-то смеялся, пока человек, лежавший на мне, прижимался все теснее. Прежде чем перед глазами потемнело от недостатка воздуха, я с ужасом почувствовал, что он приготовил для меня.

Я вернулся к осознанию того, что я Фитц, и опустил руки от несуществующей хватки на горле. Поднимаясь на ноги, я задыхался от страха и возмущения, испытанного ребенком. Я был в ярости, меня оскорбили и окунули в пучину черного страха, который не получалось одолеть. Больше никогда! Поклявшись себе, я, наконец, стал самим собой. Это не моя боль, и ярость и стыд тоже не мои.

- Кеннитсон ничего об этом не знает, - тихо продолжил корабль, будто шторма из этих воспоминаний не существовало. - Не уходи, баккиец. Побудь со мной, и мы разделим еще пару воспоминаний о юности Кеннита, у меня их много. Часами он ползал здесь, с разорванной кровоточащей плотью, в поисках укрытия, где Игрот не смог бы найти его. Ночи напролет лихорадка ломала его тело, а наутро глаза превращались в узкие щелки, заплывая от постоянных побоев. Позволь поделиться с тобой моими замечательными семейными воспоминаниями.

Я чувствовал глубокое отвращение, что лишь усилило мое возмущение:

- Если его… если с ним произошло такое, зачем он поступил так же? Почему превратился в монстра, с которым боролся?

- Поразительно, что другой человек не может понять его поступки так, как я. Возможно, для него это стало единственным способом избавления: не быть жертвой, превратившись в… охотника. Ты себе представить не можешь, как он боролся против чудовищ, забравших его мечты. Как изо всех сил пытался не стать таким, как Игрот. Игрот временами мог изображать из себя светского джентльмена. Конечно, это было притворством, не представляю, где он набрался манер. Кеннит никогда не понимал всех тех вещей, что Игрот заставлял его проделывать: одеваться, как маленький лорд, в кружевные сорочки, прислуживая Игроту за столом, только для того, чтобы чуть позже быть жестоко избитым пиратом, срывающим одежду с его тела. Это Кеннит изрубил топором мое лицо. Ты знал об этом? Я держал его в руках, пока он рубил, а Игрот смеялся, когда мои глаза были уничтожены. Это была сделка: Кеннит ослепит меня, взамен Игрот никогда больше не станет насиловать мальчика. Но Игрот никогда не держал свое слово, а вот мы были верны клятвам. Мы сдержали обещания, которые давали друг другу темными кровавыми ночами.

Я слышал, как корабль сомкнул зубы, и волна эмоций, идущая от него, заставила мое сердце пропустить удар и на миг задохнуться. Я подумал, отчего не пришли Альтия с Брэшеном, на что корабль ответил:

- О, они догадываются и подозревают, но не знают всего того, что произошло на моей палубе. И не явятся сейчас. Все эти годы мое тело было заключено в корабле, а разум заперт в ловушке с избитым мальчиком! Это продолжалось до того дня, когда мы убили их. Кеннит отравил пиратов опилками с моего лица, подброшенными в суп. А когда все они заболели, ползая и держась за животы, ослабевшие и неспособные подняться на ноги, Кеннит прикончил их. Тем же топором, которым рубил мои глаза, он забрал их жизни, одну за другой, и тогда их кровь и память впитались в мою палубу. Каждый из тех, кто наблюдал его унижение и позор, ощутили на себе удары топора, Игрот в последнюю очередь. Кеннит расчленил его особенно любовно. У меня остались и эти воспоминания, баккиец, - он замолчал на какое то время, повернувшись ко мне спиной и глядя на воду. - Ты можешь вообразить, каково это, человек? Бессильно и беспомощно смотреть на страдания любимого малыша? Не иметь возможности убить его мучителей, не убив при этом и его самого? Снова и снова я забирал его воспоминания, дважды я забрал его смерть и удерживал в себе, пока он не смог безопасно вернуться в собственное тело. Да, я заставил эти воспоминания померкнуть для него, но не смог стереть.

Голос его стал отстраненным, будто описываемые события произошли сотни лет назад:

- Кеннит не мог жить, храня эти воспоминания, ему пришлось бы убить себя. Поэтому мы убили меня, вместо него, мы сошлись на этом решении. Мне не хотелось жить, наполненному его воспоминаниями. Прикончив их всех, одного за другим, и последним Игрота, Кеннит забрал большую часть трофеев и добычи, хранившихся на борту, перебрался в лодку и смотрел, как я постепенно набираю воду, опрокидываюсь и тону. Я пытался умереть, был уверен, что умру. Но оказалось, что мне не нужны ни воздух, ни еда, и я висел там, под водой. Волны носили меня, пока не затянули в течение. И поняв, что оно несет меня домой, в Бингтаун, я не стал сопротивляться. Так, в конце концов, меня и нашли, перевернутого, у пристани Бингтауна, ставшего помехой для судоходства. Моряки вытащили меня, отбуксировав от границы прилива, и пришвартовали на пляже – Безумный Корабль, Отверженный. Там меня и отыскали Брэшен Трелл, Янтарь и Альтия.

Звезды сияли в ясном небе над нашими головами, и корабль разрезал волны, гонимый легким попутным ветром. Казалось, во всем мире мы единственные живые существа. Молодой человек на палубе так и не шевелился, и я задумался, не удерживает ли Совершенный его насильно в глубоком сне. Поделился ли корабль своей историей с Кеннитсоном и зачем доверился мне?

- Я ничего не говорил ему, - ответил корабль. - Когда я превращусь в драконов, вся память уйдет со мной.

- Думаешь, человеческие воспоминания исчезнут после превращения?

- Нет, - в его голосе чувствовалась уверенность. - Драконьи воспоминания и память змей, до момента превращения в кокон, делают нас теми, кто мы есть. Мы не забываем ничего, если были правильно сформированы коконы, и драконы вовремя вылупились. Я разрушу форму корабля и твою деревянную копию, но навсегда сохраню воспоминания, на что способны люди ради простого развлечения.

На это трудно было что-то возразить. Я посмотрел на спящего парня.

- То есть он никогда не узнает, через что пришлось пройти его отцу?

- Он знает достаточно, все, что известно Этте и Соркору, известно и ему. И не надо ему терпеть истинные воспоминания отца. Зачем знать больше?

- Чтобы понять поступки отца?

- О, неужели знание об испытаниях, выпавших его отцу в детстве, поможет понять деяния взрослого Кеннита?

Я слушал свое сердце, когда ответил:

- Нет.

- И я так думаю, да и он тоже. Так зачем обременять парнишку этим?

- Возможно, для того, чтобы он никогда не поступал так же?

- Эта частичка кокона дракона на груди у парня, с вырезанным лицом его отца, принадлежала Этте гораздо дольше, чем Кенниту. Все свое детство она занималась проституцией. Задумывался ли ты, что Кеннит стал для нее первым человеком, отнесшимся к ней с добротой? Что она полюбила его, когда он избавил ее от жизни шлюхи?

- Я не знал об этом, - тихо ответил я.

- Поверь, Кеннитсон знает об изнасилованиях куда больше, чем показывает, и никогда не повторит того, что его мать переживала, испытывая отвращение, - он набрал воздуха и прошептал едва слышно, будто волны прошелестели по песку: - Может, потому мать и привязала медальон покрепче к его горлу, прежде чем разрешила взойти на борт.

Кеннитсон пошевелился, повернулся и открыл глаза, молча глядя в небо. Я задержал дыхание, замерев на месте. Плащ был не лучшей защитой, он принимал цвета и форму объектов, находящихся рядом, но раздуваемый ветром, выглядел своеобразно. Но парень не заметил меня и заговорил то ли с небом, то ли с кораблем:

- Я должен был родиться на этой палубе, повзрослеть, я столько всего пропустил.

- Как и я, - ответил Совершенный, в его голосе звучала доброта: - Пути назад нет, сын мой. Мы примем то, что есть сейчас, и запомним это навсегда.

- Когда ты станешь драконами, ты покинешь меня?

- Да.

Кеннитсон вздохнул:

- Ты даже не задумался над ответом.

- Другой ответ невозможен.

- Но ты вернешься навестить нас? Или исчезнешь навсегда?

- Я не обещаю, да и откуда мне знать?

Голос Кеннитсона прозвучал по-детски:

- Ясно, и что ты собираешься делать?

- Думаю, мне придется научиться быть драконом. Тем более что нас будет двое, а что случится потом неизвестно. Могу только сказать, что оставшиеся нам дни я проведу с тобой.

Я отступил, разговор был не для моих ушей. Мне было достаточно собственной боли, не хотелось слышать слова другого ребенка, брошенного отцом. Я пробыл с носовой фигурой слишком долго, Янтарь и Спарк должны были уже спать. Я пересек палубу, останавливаясь, чтобы не попадаться экипажу на глаза. В темноте, притаившись за дверью, я снял плащ, встряхнул и аккуратно сложил его, трижды постучав в дверь. Не дождавшись ответа, я вошел.

Шут лежал на полу, слабого света, идущего от иллюминатора, едва хватало, чтобы разглядеть его очертания.

- Фитц, - радостно поприветствовал он меня

Я перевел взгляд на верхнюю койку.

- Спарк нет?

-Дежурит. Итак, снова плащ-бабочка?

- Откуда ты знаешь?

- Я слышал шорох ткани за дверью и решил, что это плащ, а ты подтвердил мою догадку. За кем шпионишь?

- Не шпионю. Это единственный способ побыть в одиночестве, стать невидимым для окружающих. Мы немного пообщались с Совершенным.

- Это опасно. Посторонись, пожалуйста.

Я отошел от него, уперевшись спиной в дверь. Шут подтянул колени к груди и попытался вскочить на ноги, но не смог, с силой ударившись боком о койку. Наверняка потом останутся синяки, но он, не показывая боли, поднялся и присел на койку.

- Пока у меня не получается, но я смогу.

- Знаю, что сможешь, - сказал я. Шут был способен на многое, в том числе и овладеть старыми трюками.

Я вытащил потрепанную сумку из-под койки, залез внутрь и, убедившись, что камень Элдерлингов перевернут правильно, положил рядом плащ. Я раздвинул сложенную одежду и книги Пчелки, прощупывая флаконы с Серебром, завернутые в рубаху. На самом дне были взрывчатые горшки Чейда. Разложив все, я с облегчением задал вопрос:

- Шут, у тебя были другие сны?

Его вздох был полон раздражения:

- Я должен был догадаться, что Совершенный предупредит о моих снах. Что он сказал?

- Ничего об их содержании, но он поделился со мной, во впечатляюще яркой манере, историей того, что послужило становлению Кеннита.

Я поставил свой мешок обратно под койку и сел рядом с Шутом. Пришлось склонить голову, чтобы не стукнуться о верхнюю койку:

-Какие же чудовища люди! Лучше бы мне родиться волком.

Он удивил меня, внезапно подавшись в мою сторону:

- И мне, - спустя мгновение он добавил: - Прости, я рассердился на тебя, это было нечестно, но с твоей стороны было несправедливо сомневаться в моих снах. Ты еще говорил с Пчелкой?

- Нет, я пытался много раз, но не смог найти ее. Нужно быть очень осторожным, Чейд бушует, словно шторм. Дважды он настигал меня, требуя, чтобы я присоединился к нему. В первый раз я чувствовал Нетлл рядом, когда Круг Скилла пытался взять его под контроль и вернуть обратно в тело. А в последний раз я вообще ничего не почувствовал. Но если Пчелка окажется рядом, когда Чейд вновь начнет преследовать меня, это может выжечь ее способности. Она была очень осторожна, когда я оттолкнул ее прочь. Знаю, это должно было обескуражить ее.

Я остановился, достаточно информации для него. Боль и стыд пусть останутся со мной.

- Ты не говорил мне об этом.

- Ты злился, - я помедлил: - Твой черед, что тебе снится?

Он затих. Я постарался, чтобы следующая фраза прозвучала легко:

- Полагаю, мы оба умрем. Снова.

Он глубоко вздохнул, пытаясь найти своей рукой в перчатке мое запястье.

- Я не хочу спать, Фитц. Сижу здесь в темноте днями и ночами и стараюсь не засыпать, чтобы избавится от снов. Но у меня не получается. И желание рассказывать сны, записывать их, настолько сильно, что я делаюсь больным. Но я не смог бы их записать, даже будь у меня чернила – ведь я слеп, а рассказывать свои сны не хочу никому.

- Но молчание делает тебя больным?

- Это похоже на одержимость. Истинные сны должны быть произнесены, рассказаны кому-то, в крайнем случае, записаны, - он засмеялся. - Служители основываются на этом, собирая сны бедных белых полукровок, подобно фермерам, собирающим созревший виноград. Все идет в их библиотеку снов и предсказаний, где обрабатывается, избавляется от лишних деталей и хранится годами. Множество перекрестных ссылок на разные части пророчеств заставляют их работать, принося выгоды и доходы Служителям.

Он потянулся ко мне, как ребенок, проснувшийся от кошмара, и я обнял его, прижимая к себе. Шут покачал головой.

- Фитц, они узнают, что мы идем. У них будет Пчелка, и они будут все знать наперед. Счастливого конца не получится.

- Так расскажи, не вынуждай меня идти вслепую.

Он рассмеялся:

- Нет, Фитц, ты все путаешь – слепой здесь я. Ты умираешь, тонешь во тьме, в холодной соленой воде, смешанной с кровью. Вот я и рассказал. Не уверен, что это нам принесет какую-то пользу, но теперь ты знаешь, - я почувствовал, как его плечи опустились. - А я, наконец, почувствовал небольшое облегчение, поделившись снами.

Меня пробрал холод. На словах я мог не верить его снам, но внутри чувствовал, что Шут прав.

- Может, я замерзну насмерть? - легкомысленно предположил я, сам осознавая фальшь, звучащую в голосе. - Говорят, ты просто засыпаешь и умираешь во сне.

- Прости, - я услышал ту же лживую легкость в его тоне. - Не я решаю, как это произойдет. Я просто пересказываю свои видения.

- А что будет с тобой?

- О, это худшая часть. Думаю, я переживу все.

Я почувствовал огромное облегчение, а затем оно прошло. Он не был уверен в том, что выживет.

- А Пчелка? - голос дрогнул. - Знаю, ты видел ее живой. Мы спасем ее? Она вернется домой?

Он сказал нерешительно:

- Думаю, она похожа на тебя - точка пересечения всех возможных вариантов будущего. Я видел ее в короне, с чередующимися зубцами пламени и тьмы. А еще я вижу ее и сломанные кандалы, как будто она та – кто может освобождать. Еще она является ко мне в виде разрушенного корабля.

- Насколько разрушенного?

- Настолько, что его невозможно восстановить, – тихо ответил он.

Мое дитя. Дочка Молли. Разрушена так, что починить уже невозможно. Часть меня знала, что ее характер приведет к такому исходу. Ее сломают, как Шута или меня. Что-то в груди заболело при этих мыслях.

- Что ж. Кого только не ломали: и тебя, и меня.

- И мы оба становились сильнее от этого.

- Мы стали самими собой, - уточнил я.

Во мне никогда не существовало твердой уверенности относительно влияния на мою судьбу пыток Регала. Какая-то моя часть умерла в той камере, как в прямом, так и в переносном смысле. Сейчас я был жив, но так и не понял, нашел ли больше, чем потерял. Бесполезные вопросы.

- Что еще? - потребовал я. Его голова дернулась, и я изменил вопрос: - Давно ты не спишь?

- Не знаю. Я дремлю, а потом просыпаюсь и не понимаю, как долго проспал. Слепота в том и заключается, что не отличаешь день от ночи.

- Ты хочешь поделиться со мной еще чем-то? Своими снами или мыслями?

- Мне снился орех, который опасно раскалывать. Иногда я слышу несусветную ерунду: «Приманка – капкан, охотник в ловушке». Но не всегда я вижу сны, иногда передо мной перекрестки, у них бессчетное количество дорог, выходящих из единого центра. В молодости я видел их чаще и яснее, но после того, как ты вернул меня к жизни, я долгое время не видел ни одного. Пока меня не коснулась Пчелка на рынке. Это было невероятно, касаться ее и знать, что она – центр множества путей. Она тоже увидела их, мне даже пришлось отговаривать ее от слишком поспешных поступков, - его голос дрогнул.

- Что случилось потом? - тревожно уточнил я

Он рассмеялся.

- Потом, думаю, ты ударил меня ножом в живот. Несколько раз, но я перестал считать после второго.

- Ох, - меня бросило в дрожь. - Не думал, что ты запомнил тот момент...

Я почувствовал вес его тела на моем плече и произнес:

- Прости.

- Слишком поздно, - он похлопал меня рукой в перчатке. - Я давно простил тебя.

Что на это можно было ответить? Он продолжил:

- Совершенный. Когда мы оказались в Трехоге, я увидел множество сияющих путей, исходящих из корабля: некоторые возвращались обратно в Кельсингру и Трехог, но большинство вели на Клеррес – самые прямые и короткие начинались на Совершенном.

- Поэтому ты настоял, чтобы мы остались на борту?

- Теперь ты веришь мне?

- Не хочу, но верю.

- Я чувствую то же самое.

Тишина накрыла нас, я ждал, пока не понял, что Шут уснул. Я осторожно передвинул его со своего плеча на подушку и переложил его ноги на койку. Это напомнило мне, как я укладывал спать Нэда после приснившихся кошмаров. Как давно это было. Шут подтянул колени к груди, свернувшись в клубочек. Я присел с краю. Он будет спать и ему приснятся сны, хочет он того или нет.

А я буду пробовать работать Скиллом.

Я медленно выдохнул, опуская свои стены, и сразу же почувствовал корабль.

Простите, - пробормотал я, будто бы столкнувшись с незнакомцем в толпе, а затем забыл о нем, потянувшись вперед, направляясь в течение Скилла. Оно было спокойнее, чем в прошедшие месяцы. Такое же постоянное, как ветер, наполнявший наши паруса. Я позволил Скилл-потоку увлечь мой разум в Олений замок к Неттл. Моя дочь спала, и я погрузился в ее сон, осторожно попытавшись разбудить:

Как ты? Как малыш?

Чейд умер.

Эта новость просочилась из ее разума в мой безотлагательно, настолько горестная, что погрузила меня в еще не оформившуюся печаль. Некоторое время мы ощущали лишь горе. Я не спрашивал, как это произошло: Чейд был стар. Лишенного трав и изолированного от Скилла, который он столь долго использовал для исцеления, его настигла старость.

Я виню себя. Мы давали ему эльфовую кору, чтобы удержать от Скилла. Он стал совершенно нестабилен: то тих и спокоен, а в следующий миг подобен порыву ледяного ветра. Двое новых учеников решили оставить тренировки, испугавшись его способностей. Даже Шун была в ужасе, когда в момент силы он схватил ее, пытаясь утянуть с собой в Скилл. Она была напугана, как и все мы! Потому я и разрешила использовать эльфовую кору. Поменяла всех пажей, прислуживающих ему. Подозреваю, что они приносили не только еду и вино! Через три дня это сработало и заблокировало его Скилл, а потом он стал…стариком. Добрым, но раздражительным и дряхлым. Мы снова позволили Шун навещать его. Мне пришлось разлучить их. Он…он, похоже, не понимал, зачем мы запрещали им с дочерью видеться. Он путался, разговаривал с портретом Шрюда… Ох, Фитц, думаю он умирал с мыслями о моей неоправданной жестокости: ведь я отняла у него и дочь, и магию, будто из подлости и низменного желания управлять им.

Я почувствовал рядом Риддла, который проснулся, услышав ее плачь. Он казался броней, укрывшей ее от всего мира. Если кто-то захочет обидеть Неттл, ему придется столкнуться с Риддлом. Я думал, что горе мое было абсолютным, но все равно почувствовал облегчение.

Я так рад, что Риддл рядом.

Как и я. Передам ему твои слова.

Вы получили наши послания, которые мы отправляли с птицами?

Да. Записка для Чейда от Ланта была зажата в его руке. Не знаю, сколько раз Шун читала ему вслух эти строки. Он улыбался, когда мы нашли его. Тихая, спокойная улыбка.

Внезапно я осознал, что должен сказать Ланту. А потом понял, что не смогу.

Твоя первая мысль была верной. Ты должен рассказать ему, как я рассказала тебе.

Расскажу.

Я не знал, как и когда, но я расскажу ему. И еще Спарк. Теперь я понимал нежелание Шута делиться своими снами. Мне не хотелось ничего им рассказывать. А еще я также отчаянно нуждался разделить с кем-то новости, ставшие для меня тяжким бременем.

Да, - согласилась она. - И я так рада, что ты жив. Я пыталась дотянуться до тебя снова и снова три последних дня. Когда никто из нас не смог найти тебя Скиллом, мы заподозрили худшее.

Я на живом корабле. Его присутствие…всеобъемлюще, - во время нашего контакта, я чувствовал, что корабль слушает мои слова. - Прости, что заставил переживать.

Понимаю. Я немедленно разбужу Дьютифула и скажу ему.

Затем без предупреждения вырвались мои собственные новости:

Шут видел во сне Пчелку живой. А в прошлый раз я дотянулся до нее Скиллом, когда Чейд ворвался к нам. Я почувствовал Пчелку, живую.

Наши слова складывались в шелест ветра, раздававшийся по обе стороны реки Скилла. Какие новости были более волнующими? Смерть Чейда или живая Пчелка? Я чувствовал, что ее шок проходит сквозь мой разум.

Где она? Как она? Они плохо с ней обращаются?Она думает, что мы бросили ее?Как она выжила, проходя сквозь Скилл-колонну? Как так получилось, что все эти месяцы мы считали ее погибшей?!

Я не знаю.

Мучительно слышать эти вопросы и не знать ответов. Я не собирался рассказывать своей беременной дочери о том, что ее сестра несчастна и с ней плохо обращаются. Так что я решил лгать, не беспокоясь о совести. Это достаточно сильно мучит меня, не надо заставлять переживать еще и ее.

Меня лишь слегка коснулись ее мысли. Знаю, что она плывет на Клеррес, как и мы. Не знаю: опережает она нас или отстает. Только что она плывет на корабле на Клеррес. Вот и все. Шут видел ее во сне живой. Конечно, информации мало, но я верю в нее всем сердцем.

Внезапно меня охватили ее мысли, воинственность проснувшаяся как никогда сильно.

Я соберу целую армию воинов и людей, обученных Скиллу. Эллиана предлагала это неоднократно. Мы придем и заберем то, что принадлежит нам, оставив позади лишь руины и трупы.

Нет! Не посылайте сюда никакие значительные силы. Наш единственный шанс – это незаметность. Мы пойдем тихо.

Ты будешь торговаться, чтобы выкупить ее?

Эта мысль даже не приходила мне в голову. Я был сосредоточен на отмщении, планируя лишь убийства. Мысль о выжившей Пчелке только добавила мне решимости обагрить руки в их крови.

Я все еще на корабле, плыву на Клеррес и решу все, когда окажусь на месте, оценив ситуацию.

Возможно, я стану торговаться, существует множество способов вести переговоры, к примеру, взятие заложников. Мои мысли двинулись в этом направление, и я знал, что Неттл почувствовала это.

Как ты? - спросил я.

Толстая, усталая и счастливая. Иногда.

Иногда, в те редкие моменты, когда ее мысли не заняты смертью Чейда и маленькой сестрой.

Прости, что разбудил. Мне жаль, что Чейда больше нет. Я скажу Ланту, а ты должна отдыхать.

Она рассмеялась.

Отдыхать, думая о малышке Пчелке в руках похитителей. Ох, папа, жизнь когда-нибудь бывает простой?

Только изредка, дорогая. Лишь изредка.

Я оторвался от нее, как будто разжав руки, и какое-то время плыл в Скилле, размышляя, остались ли в потоке отпечаток Чейда, призрак Верити или даже моего отца. Несколько раз я сталкивался с чьим-то присутствием в Скилле, но так и непонял, кем были те создания, ощутив лишь, что они были гораздо больше меня. Больше? Не это слово… более глубокие, богатые, наполненные. Эда и Эль? Древние Элдерлинги или пользователи Скилла, растворившиеся в течении?

Я собрал остатки мужества.

Пчелка, ты слышишь меня?

В сознании оформился образ моей маленькой дочки. Маленькая Пчелка в старомодной одежде с подозрительным взглядом, обращенным на меня. Я почувствовал еле слышный запах жимолости, какой наполняет теплые летние ночи, и затем понял, как сильно подвел ее. Стоп, это не поможет. Таким способом ее не найти.

Я отодвинул свои переживания и попробовал восстановить то мгновение единения, что у нас было, когда Чейд, мчащийся подобно летнему шквалу, растолкал нас и рассеял возникшую на миг связь.

Фитц, мальчик мой!

Эхо в широком течении Скилла. Неясное воспоминание о Чейде, как аромат духов, рассеивающийся на весеннем ветру.

Мертв, ушел навсегда.

Боль от потери была слишком сильна. Я снова попытался дотянуться до Пчелки, но почувствовал, что блуждаю в темной воде. Моей девочки не было, как и Чейда.

Я отодвинулся от Скилл-потока и открыл глаза в темноте каюты Шута. Он крепко спал, в комнате не было ни души, кроме нас. Сидя на полу, я подтянул колени к гр<