Глава lxxiii. стабб и фласк убивают настоящего кита, а затем ведут между собой беседу

Не следует забывать о том, что все это время на борту у "Пекода"

болтается гигантская кашалотова голова. Однако ей придется повисеть там еще

некоторое время, покуда мы сумеем к ней вернуться. Сейчас у нас иные

неотложные дела, и единственное, что мы можем сделать насчет головы, это

молить небеса, чтобы выдержали тали.

За прошедшую ночь и последовавшее за ней утро дрейфующий "Пекод"

отнесло в такие воды, где желтые пятна планктона, разбросанные там и сям,

весьма убедительно свидетельствовали о присутствии настоящих китов -

разновидности левиафана, о тайной близости которых мало кто сейчас помышлял.

И хотя весь экипаж с единодушным презрением относился к охоте на этих жалких

животных, и хотя "Пекоду" вовсе и не было поручено промышлять их, и он

встречал немало настоящих китов у острова Крозе, ни разу не спустив

вельботы, - именно теперь, когда был добыт и обезглавлен кашалот, ко

всеобщему великому удивлению, было объявлено, что в этот день, если

представится возможность, будет предпринята охота на настоящего кита.

И возможность не замедлила представиться. С подветренной стороны были

замечены высокие фонтаны, и два вельбота - Стабба и Фласка - отвалили от

борта и ушли в погоню. Все дальше и дальше отгребали они и наконец почти

скрылись из виду даже у мачтовых дозорных. Но вдруг сверху заметили далеко

впереди участок вспенившейся белой воды, и вскоре дозорные сообщили, что не

то один, не то оба вельбота подбили кита. Прошло еще немного времени, и обе

лодки снова можно было видеть с палубы простым глазом; кит буксировал их

прямо на "Пекод". Чудовище было уже так близко от судна, что казалось, оно

намерено протаранить корпус; но вдруг, взбив страшный водоворот футах в

сорока от борта, оно скрылось под водой, словно поднырнуло под киль

"Пекода". "Руби, руби линь!" - кричали с корабля лодкам, которым угрожала

гибель от неизбежного, казалось, столкновения с корпусом судна. Но у них в

бочонках оставалось еще много линя, к тому же и кит уходил в глубину не так

уж стремительно, поэтому они поспешили вытравить побольше линя, в то же

время что было мочи налегая на весла, чтобы проскочить перед судном.

Несколько мгновений судьба их висела на волоске, они еще послабляли

натянувшийся линь, одновременно изо всех сил работая веслами, и обе эти

соперничающие силы, казалось, вот-вот утянут их под воду. Но им нужно было

вырваться вперед всего на каких-нибудь несколько футов. И они не сдавались,

покуда им это не удалось. Но тут стремительный трепет, точно молния,

пробежал вдоль по корпусу судна: это натянутый линь, задевая днище, вдруг

показался из воды под корабельным носом; тугой до гудения, он так и дрожал,

разбрасывая брызги, которые падали в воду, словно осколки стекла; а дальше

по носу показался и сам кит, и вельботы снова могли беспрепятственно мчаться

вперед. Но замученный кит резко сбавил скорость и, слепо меняя курс, стал

обходить "Пекод" с кормы, волоча за собой вельботы и описывая замкнутый

круг.

Тем временем на вельботах все выбирали и выбирали лини, пока наконец не

подтянулись к киту почти вплотную с обоих боков; теперь дело было за Стаббом

и Фласком с их острогами; и так, еще и еще раз огибая "Пекод", шла,

приближаясь к концу, эта битва; а несметные стаи акул, окружавшие прежде

тушу кашалота, ринулись на свежепролитую кровь, с жадностью прикладываясь к

каждой новой ране, как израильтяне, должно быть, припадали к забившим из

рассеченной скалы родникам.

Но вот кит выпустил черный фонтан, рванулся со страшной силой,

извергнул поглощенную прежде пищу и, перевернувшись на спину, трупом

закачался на волнах.

Пока командиры обоих вельботов привязывали тросы к его плавникам и

подготавливали тушу к буксировке, между ними произошел небольшой разговор:

- И зачем только старику понадобилась эта груда тухлого сала, ума не

приложу, - проговорил Стабб, кривясь от отвращения из-за необходимости

возиться с этим презренным левиафаном.

- Зачем? - переспросил Фласк, сворачивая в бухту свободный конец. - А

разве ты не слышал, что судно, у которого хоть однажды висела одновременно

по правому борту голова кашалота, а по левому - голова настоящего кита,

неужели ж ты не слышал, Стабб, что такому судну никогда не пойти на дно?

- Почему это?

- Да уж не знаю, я только слыхал, как говорил об этом наш желторожий

призрак Федалла, а уж он-то, видно, знает все на свете о приметах и

заговорах. Только боюсь я, как бы он не заговорил наш корабль до полной

негодности. Не по душе мне этот молодчик, Стабб. Замечал ты, Стабб, как у

него клык торчит, будто в змеиную голову вставленный?

- Да чтоб ему потонуть! Я на него и не смотрю никогда; но дай только

мне срок... Как-нибудь темной ночью, - если он будет стоять у борта и если

по соседству никого не будет, уж я тогда, Фласк, посмотришь, - и он

многозначительно указал обеими руками в глубину. - Вот, помяни мое слово!

Знаешь, Фласк, сдается мне, что Федалла - переодетый дьявол. Ты веришь в эти

бабушкины сказки, будто он был запрятан в трюме судна? Говорю тебе, он

дьявол. А хвост мы не видим просто потому, что он его прячет; он его,

наверно, свертывает в бухту и носит в кармане. Чтоб ему лопнуть! Вспомни-ка,

ведь он все время требует пакли, чтобы насовать в носы своих сапог.

- Он и спит, не снимая сапог, верно? У него и койки даже нет, но я

много раз видел, как он ночью лежит на бухте каната.

- Ясное дело, это все из-за своего проклятого хвоста; он, должно быть,

тогда раскручивает его и опускает в середину бухты.

- И что только за дела у него со стариком?

- Между ними, верно, будет договор какой или сделка.

- Сделка? О чем бы это?

- Ну а как же, нашему старику во что бы то ни стало подавай Белого

Кита, вот дьявол и обхаживает его, хочет сделку с ним заключить: если он

согласится отдать серебряные часы или душу, или там еще что-нибудь, тогда

этот ему Моби Дика выдаст.

- Ну, знаешь, Стабб, это уж ты хватил, да как же это Федалла его

уговорит?

- Уж не знаю, Фласк, да только дьявол, он парень хитрый, да и злобный.

Знаешь, рассказывают, приходит он один раз на старый флагман джентльмен

джентльменом, помахивает себе хвостом, будто так и надо, и спрашивает, у

себя ли старый адмирал. Ну, адмирал у себя был, вот он и спрашивает дьявола,

что, мол, вам нужно. Дьявол копытом шаркнул и говорит: "Мне нужен Джон". -

"Зачем?" - спрашивает адмирал. А дьявол как заорет на него: "А вам какое

дело? Нужен он мне, и дело с концом!" - "Берите", - говорит адмирал. И вот

ей-богу, Фласк, пусть я проглочу этого кита в один присест, если бедняга

Джон и оглянуться не успел, а уж дьявол наградил его азиатской холерой.

Однако постой, вы вроде уже там кончили? Тогда пошли, потащим его и

пришвартуем к борту.

- Я, помнится мне, слышал когда-то эту историю, что ты мне сейчас

рассказал, - заметил Фласк, когда оба вельбота с трудом поволокли наконец

свой груз к судну. - А вот где - не припомню.

- Может, в "Трех испанцах"? Ты, верно, читал о приключениях этих

кровавых убийц, а?

- Нет, и в глаза никогда этой книги не видел, хотя слыхать слыхал, это

верно. Но ты мне лучше вот что скажи, Стабб: ты думаешь, тот дьявол, о

котором ты сейчас рассказывал, и тот, который, ты говоришь, у нас на

"Пекоде", - это один и тот же?

- А я и тот человек, который помогал тебе забить этого кита, - не одно

и то же? Разве дьявол не вечно живет? Слыхал ли кто, чтобы дьявол умер? Ты

когда-нибудь видел священника, который бы носил по дьяволу траур? А если у

дьявола нашелся ключ, чтобы пробраться в каюту к адмиралу, неужели ты

думаешь, ему трудно пролезть через клюз? Ну-ка, отвечай, мистер Фласк!

- А сколько, по-твоему,. Федалле лет, Стабб?

- Видишь нашу грот-мачту? - отозвался тот, указывая на корабль. - Ну

так вот, это у нас будет единица; теперь возьми все бочарные обручи, что

хранятся в трюме "Пекода", и нанижи их в ряд позади мачты на манер нулей,

понял? Но это еще даже начала Федаллиных лет не составит. Собери хоть все

обручи у всех бондарей на свете, все равно тебе нулей не хватит.

- Но послушай, Стабб, я думаю ты немного прихвастнул, когда говорил,

что хочешь сунуть нашего Федаллу в море, если подвернется удобный случай.

Ведь раз он действительно уже так стар, что никаких нулей не хватит, и раз

он будет жить вечно, что толку швырять его за борт, скажи на милость?

- Хоть искупать его хорошенько.

- Но ведь он обратно приползет.

- Тогда еще раз его окунуть, так и купать все время.

- А ну как ему взбредет в голову искупать тебя, а? искупать и потопить?

- тогда что?

- Пусть только попробует, я б ему тогда таких фонарей под глазами

насадил, что он бы долго не отважился совать свою рожу в адмиральскую каюту,

не говоря уж о нижней палубе, где он живет, или о верхней, где так любит

шнырять. Черт бы взял этого дьявола. Фласк, неужели ты думал, что я дьявола

побоюсь? Да кто его боится, кроме старого адмирала, который не решается

схватить его и заковать в кандалы, как он того заслуживает, и позволяет ему

вместо этого расхаживать повсюду и воровать людей; мало того, адмирал с ним

соглашение подписал, кого дьявол сворует, того адмирал ему еще и поджарит.

Хорош адмирал!

- Ты думаешь, Федалла хочет своровать капитана Ахава?

- Думаю? Погоди, Фласк, ты сам увидишь. Только я теперь буду за ним

следить, и если замечу что-нибудь очень уж подозрительное, я сразу цап его

за шиворот и скажу: "Эй, Вельзевул, не делай этого!" А если он начнет

пыжиться, клянусь богом, я выхвачу у него хвост из кармана, подволоку его к

лебедке и так начну крутить и подтягивать, что он у него с корнем оторвется,

понятно тебе? А уж тогда, я думаю, он завиляет своим обрубком и уберется

восвояси и даже хвост поджать не сможет.

- А что ты сделаешь с хвостом, Стабб?

- Как "что"? Продам пастуху вместо кнута, когда домой вернемся, что ж

еще?

- А теперь скажи по чести, Стабб, ты все это всерьез говоришь и

говорил?

- Всерьез или не всерьез, а вот мы уже и до корабля добрались.

С палубы послышалась команда швартовать кита по левому борту, где уже

свешивались приготовленные цепи и прочий такелаж.

- Ну, что я говорил? - сказал Фласк. - Вот увидишь, скоро мы подвесим

голову этого кита прямо напротив кашалотовой.

Прошло еще немного времени, и слова Фласка подтвердились. Если прежде

"Пекод" круто кренился в сторону кашалотовой головы, то теперь с другой

головой в виде противовеса он снова выровнял осадку; хотя и сейчас, как вы

легко себе представите, приходилось ему довольно тяжко. Так, если вы

подвесите с одного борта голову Локка, вас сразу на одну сторону и

перетянет, но подвесьте с другого борта голову Канта - и вы снова

выровняетесь, хоть вам и будет изрядно тяжело. Некоторые умы так всю жизнь и

балансируют. Эх, глупцы, глупцы, да вышвырните вы за борт это двуглавое

бремя, то-то легко и просто будет вам плыть своим курсом.

Процедура разделки туши, после того как настоящий кит оказывается

пришвартованным к борту, обычно мало чем отличается от той, какая имеет

место в случае с кашалотом; только у кашалота голова отделяется целиком, а у

настоящего кита сначала вырезают и поднимают на палубу губы и язык вместе со

знаменитым китовым усом, прикрепленным к небу. Однако на этот раз ничего

подобного проделано не было. Туши обоих китов остались плавать за кормой, и

нагруженный двумя головами корабль раскачивался на волнах, весьма сильно

напоминая собой вьючного мула, трусящего под тяжестью двух переполненных

корзин.

Между тем Федалла молча разглядывал голову настоящего кита, то и дело

переводя взгляд с ее глубоких морщин на линии своей ладони. Ахав по воле

случая стоял неподалеку, так что тень его падала на парса, а от самого парса

если и падала тень, то она все равно сливалась с тенью Ахава, только, быть

может, слегка удлиняя ее.

И видя это, занятые работой матросы обменивались кое-какими

фантастическими соображениями.