Ирман сощурил глаза, главным образом, чтобы скрыть так и норовящую проступить на губах улыбку. И, склонившись к парню, вдруг, облегченно рассмеялся, не в силах сдерживать вспыхнувшую в душе радость.

- Я придурок... - признал он, отсмеявшись. - Полный и непроходимый. И это не лечится.

Ирман сделал глубокий вдох и, продолжая обрисовывать взглядом лицо Амиса, провел ладонью по его руке вверх от запястья к плечу, изучая его, познавая новое в нем и открывая для себя иные ощущения, которые еще не испытывал до сих пор.

Нежность, например... не физическую, а сердечную... которая может появиться только под действием особых обстоятельств, и, естественно, не без прямого вмешательства в организм одного из гормонов.

- О! Ну об этом я знаю. - Рассмеялся Амис тихо и прикрыл глаза, наслаждаясь подаренной ему с самого утра лаской. - Ты мне это вдалбливал очень и очень долго, а я как твое зеркало отражал тот же идиотизм, только в двойном размере. Знаешь, - Амис распахнул глаза и теперь внимательно всматривался в лицо парня, - когда-то я искренне считал, что мы с тобой птицы. Парящие высоко в небе, не ведающие печали и страха, не знающие боли и тоски птицы. Но я ошибся. Нет, не птицы. Мы зеркало. Огромное двустороннее зеркало. Я смотрю в тебя и вижу себя, а ты отражаешься во мне. В каждом моем поступке, в каждой моей мысли, в каждом моем вздохе - ты.

- Это очень смелое и безумное мнение, - тихо проговорил Ирман, с особым трепетом лаская пальцами нежную кожу на шее Амиса, и чувствуя, как желудок подводит каждый раз, когда на ней проступает россыпь мелких мурашек. - Если это действительно так - я счастлив. Правда... если ты мое зеркало, я хочу смотреться в тебя вечно. Я так скучал...

Последние слова он произнес совсем тихо, едва слышно. Но от этого они не стали менее правдивы. Наоборот даже, он словно поведал самую сокровенную тайну своей души, и тем самым придал этим словам еще больше смысла.

Амис довольно улыбнулся и прикрыл глаза, а Ирман с удивлением заметил, что жилка на его шее вдруг стала пульсировать быстрее, даже слишком быстро для обычного волнения.

Нежные прикосновения так непохожие на все, что было раньше. Вокруг них словно сплетался кокон из прочных золотых нитей. Амис чувствовал это. Он даже, наверное, смог бы увидеть их, если бы открыл глаза, но поднимать веки не хотелось. Лишив себя одного из чувств, он мог в полной мере насладиться звуками и ощущениями. Он слышал, как бьется собственное сердце, слышал, как вторит его ударам глубокое и немного учащенное дыхание Ирмана, и слаще этих звуков не было в мире музыки. Они стали одним целым. Наконец-то стали одним существом. Раздробленные фигурки фарфоровых кукол склеились через годы, явив миру композицию, полную нежности и любви. Это было странно и очень естественно. Словно мир, сошедший однажды с орбиты, вернулся на свое место и вновь закрутился волчком, вовлекая в это вращение две крупицы серебряной пыли.

Но образы, появившиеся в мыслях Амиса, были жестоко разрушены трелью телефонного звонка. Он вскинулся, резко открывая глаза и краем глаза замечая, как поморщился от недовольства Ирман.

- Твой телефон? - уныло и как-то даже обреченно спросил он и Амис кивнул.

Да, звонил именно его телефон. Вот только к чему было беспокоить людей в такую рань, парень не представлял. И все же решил ответить. Мало ли, что случилось.

Ирман вздохнул и, протянув руку к тумбочке, подал Амису его мобильный.

- Да? - чуть хрипло сказал парень, возвращая голову на колени Ирмана и прижимая его ладонь к своей груди.

- Амис, - голос отца звучал довольно спокойно, что немало выбесило парня, - а ты, собственно, где?

Амис вздохнул и мысленно закатил глаза.

- Пап, я, конечно, все понимаю, но ты сам окрестил меня взрослым и потому не думаю, что тебя должно волновать, где я нахожусь далеко за полночь. Откуда вообще в тебе проснулось это беспокойство? Гони его прочь, от него появляются преждевременные морщины и седина.

- Хм... - фыркнул в трубку Грегори, - мне на самом деле глубоко безразлично, где ты шатаешься за полночь, но меня, как твоего работодателя, крайне интересует, где ты шляешься за полдень, когда у твоего кабинета собралась очередь как на экскурсию в Эйфелеву башню.

- Что? - Амис резко вскочил и посмотрел в окно. Да нет же, серо, уныло, угрюмо. Предрассветные сумерки, не иначе. - Ты что, пьян?

- В общем, так, доктор Сеттон, советую Вам, дабы не лишиться зарплаты, явиться на работу в течение часа. И если Вы, доктор, опоздаете, то выговора в личном деле Вам точно не избежать.