Глава 4. звукозрительный монтаж

Связь зрительных и слуховых образов

Никакой звук на экране не может существовать сам по себе. Так или иначе — он всегда связан с изображением, с развитием дей­ствия, с последовательностью зрительных образов.

Звук всегда имеет протяженность во времени. Звук нельзя оста­новить. Он тут же «умрет» на стопкадре. Вся система и последова­тельность звуковых образов может рассматриваться только в про­цессе движения времени, движения зрительных образов.

Для человека зрительный и слуховой каналы служат главными поставщиками информации обо всем, что происходит в мире. Но одновременно они служат целям взаимоконтроля, проверки того, как мы воспринимаем информацию о действиях и движениях ве­щей, предметов и машин в окружающей нас среде.

Лежишь в поле, наслаждаешься запахом трав, голубым небом и стрекотом кузнечиков. Где-то послышался рокот трактора. Мы по удаленности звука понимаем, что он нам не угрожает, но обязатель­но встанем и посмотрим в его сторону, чтобы проверить, а так ли это на самом деле.

А когда что-то вдруг загрохочет за спиной женщины, она с виз­гом вскочит от ужаса и убежит, но потом обязательно обернется и посмотрит: что же произошло?

В этот раз ужас был необоснован: упала всего лишь картонная коробка и по пути свалила две пустые банки из-под пива. Шума много, а угрозы вовсе не было. Но пока дама сама глазами не уви­дит, что ее так напугало, шок не пройдет.

Так устроена наша психика, что мозг постоянно ведет проверку на совпадение звука и зрительного образа, его источника: угрожает— не угрожает.

Взаимосвязь и взаимозависимость зрительных и слуховых обра­зов в деятельности сознания весьма велика. В нашей долговремен­ной памяти хранится информация об этой взаимосвязи. В любую Минуту при восприятии зрительного образа звучащего предмета мы сразу вызываем из памяти присущие ему звуки и наоборот, заслышав какой-то звук, отыскиваем в кладовых памяти его зрительный образ. Обычно мы не фиксируем на этом свое внимание до тех пор пока находим объяснения происходящему. Но стоит появиться чему-то незнакомому и необъяснимому, как тут же начинается интенсив­ная работа по поиску взаимосвязей. Фильмы ужасов и фантастика блистательно эксплуатируют эту нашу «слабость».

Одновременно у нашей психики существует и другая особен­ность. Мы можем разделить, разорвать взаимосвязь работы звуко­вого и зрительного каналов восприятия, но при условии четкого понимания, что информация, поступающая по каждому из каналов, самодостаточна, при уверенности в отсутствии неожиданностей в окружающем пространстве, при возможности прогнозировать спо­койный и безопасный ход событий на определенное время.

Милое дело, например, готовить обед и слушать радио. А теперь

жены и под вещающий телевизор (на говорящую голову можно не

смотреть) без проблем управляются со всем домашним хозяйством.

В авторемонтных мастерских радио работает беспрерывно, что

не приводит к травмам или порче дорогих лимузинов.

Можно и наоборот: читать «накатанную» лекцию и следить за перемещением людей за окном.

История нам рассказывает, что Гай Юлий Цезарь одновременно мог писать, слушать донесение и отдавать приказание. А мы мо­жем? Где предел наших возможностей? Что нам дано и не дано от природы при одновременной работе слуха и зрения? Это один из ключевых вопросов для экранного творчества.

«Эксперимент» проводила одна из крупнейших телевизионных компаний прямо на рядовых зрителях. Мы этот эксперимент повто­рили на профессионалах телевидения, пользуясь той же записью. Идут новости. В кадре долго статично по диагонали лежит газе­та, с легко читаемым текстом. Ведущий в этот момент, не повторя) печатное слово, дает устный текст по поводу статьи, четко и логич но построенный как устная речь.

Новый кадр—другая газета повернута на другой бок. Буквы тек­ста настолько крупные, что слова сами лезут в глаза. А журналист дает следующий кусок устного, комментария ни в чем не повторяя напечатанное. И так происходит несколько раз.

Как ни изощрялись профессионалы, стремясь доказать свое пре­восходство над рядовым зрителем, не одному не удалось одновре­менно воспринять печатный текст и устный комментарий.
Сосредоточишься на голосе — теряешь смысл печатного текста. Читаешь текст — упускаешь содержание речи ведущего. Либо аб­ракадабра перед глазами, либо абракадабра перед ушами! И как ни крути головой — результат одинаковый!

«Новаторы» делали! Посмотришь такие новости и сразу заува­жаешь психологию.

А она говорит, что для сообщений, идущих по звуковому и зри­тельному каналу одновременно, у человека существует только один канал понимания. Где-то там, глубоко в извилинах, на уровне рас­шифровки смысла сообщения, в ситуациях, подобных приведенно­му примеру, происходит выбор канала поступления информации: звуковой или зрительный. Там же отдастся команда сосредоточить внимание на выбранном канале, но на втором неизбежно сам собой «перекрывается кран».

Вот тут-то вдумчивый читатель и поймает автора за палец на компьютере. «Неувязочка у вас, дорогой автор... По вашему выхо­дит, что когда мы смотрим телевизор, то либо текст мы не должны слышать, либо зрительные образы не должны видеть! А мы — и все видим, и все слышим, и даже понимаем!?» «Тогда и в кино ре­жиссеры стали бы нам показывать по очереди кусок изображения без текста, а потом кусок черной пленки, но с диалогам! А они что-то вас не слушаются...»

Чтобы снять вопрос, откроем главную закономерность.

Устная речь и печатный текст, в приведенном «эксперименте», — это два текста одновременно, но с разным содержанием.

Но психологами установлено, что упорядоченная, увязанная меж­ду собой звуковая и зрительная информация воспринимается чело­веком в значительно более крупных количествах в единицу време­ни, чем такая, как в примере с газетами. Если одна часть содержа­ния передается по зрительному каналу, а другая часть того же со­держания по слуховому, и зритель это понимает, связывает эти час­ти по смыслу, то объем информации можно значительно увеличить. Этой феноменальной особенностью как раз предлагали пользоваться наши корифеи кино в своей Заявке «Будущее звуковой фильмы».

Когда мы видим говорящего человека на экране и слышим про­износимый им текст, мы получаем комплексное представление о происходящем. О личности нам рассказывает речь, внешний вид, мимика, прическа, костюм, жестикуляция. По выражению лица на крупном плане можно определить меру искренности или лукавства. Но пройдет десяток секунд и зрительная информация будет исчер­пана. Костюм оценен, мимика станет повторяться, прическа не из­менится и т. д. Тут-то и вступает в полную силу необходимость пред­ложить зрителю на экране новое изображение, следующую порцию информации, но опять связанную с текстом единым содержанием. Таким изображением может быть кадр слушающего собеседника. Однако и ему не дано восседать бесконечно долго. Как лучше про­должить такой экранный рассказ, мы рассмотрим несколько позже на примерах монтажа диалога.

С развитием техники синхронной записи и особенно после осво­ения видеосъемки в экранной документалистике произошел резкий сдвиг в сторону повального увлечения говорящими героями. Мода захлестнула не только телевидение, но и кино. А некоторые «теоре­тики» даже умудрились возвести слово в ранг главной особенности телевидения. В согласии с их позицией, которая прямо противоре­чит психологии человека, и с оглядкой на запад некоторые руководи­тели телекомпаний требуют (не рекомендуют, а именно требуют) от своих подчиненных, чтобы речь и слово беспрерывно звучали на эк­ране. И чем больше слов говориться в минуту, тем лучше, думают они. Но пусть они попробуют бок о бок прожить недельку с беспре­рывно говорящей тещей, которая к тому же требует, чтобы ее внима­тельно слушали. Койка в психлечебнице гарантирована.

Одна крайность породила другую: в противовес болтливым филь­мам и телевидению в кино один за другим стали создаваться бес­словесные фильмы. Их авторы стремились доказать и подтвердить изобразительную, а не словесную первооснову кино, а тем самым отмежеваться от телевидения.

Но зрителю безразлично, с какой пленки соскользнули на экран изображение и звук. Он не подозревает, что эти творцы хотят что-то друг другу доказать, когда беспрерывно их герои, как сороки, трещат с экрана или, как рыбы, набирают в рот воду. Ему подавай и в кинотеатре, и дома с экрана телевизора увлекательную историю или захватывающие сведения. Он даже не знает, что об этом можно спорить.

Получается, что одни тянут нас назад в каменный век немого кино, а другие в бронзовый период тараторящего экрана. Про то, что мы вступили в тысячелетие думающих машин и Интерне­та, они не догадываются и продолжают кромсать содержание своих творений на звук и изображение доисторическими топорами. Действительность для человека существует в обязательной при­чинно-следственной связи видимых и слышимых образов. Потому на экране мы должны создавать модель, подобие звукозрительной картины, хранящейся в нашем воображении. Причина и следствие могут свободно переходить из одного ряда в другой, и это — одна из сущностных характеристик звукозрительного экрана. Из-за кад­ра, из пространства, оставшегося за рамкой, может раздаться выст­рел, а раненый солдат по понятным для зрителя причинам рухнет у него на глазах. Или наоборот, за выговором начальника в кадре, вне рамки, громко хлопнет дверь оскорбленного подчиненного.

В общем случае, в принципиальном понимании природы наше­го вида творчества звук и изображение должны нести зрителю разную информацию о событии, но обязательно взаимосвязан­ную между собой, чтобы в сумме получалось единое содержание. По уже известной вам психологической «причине» существова­ния у человека одного единственного канала расшифровки и пони­мания смысла экранных сообщений нам не дано прочитать и осоз­нать текст титров и одновременно слов песни или диалога, а тем более — авторского комментария.

Прогресс техники привел нас к пространственному звуку в кино и на телевидении, к стереофонии. В арсенале создателей экранных произведений оказалось еще одно выразительное средство. Теперь не только при монтаже изображения требуется соблюдение един­ства пространства, одного из принципов межкадрового монтажа. Возможность возникновения и перемещения источников звука по длинной дуге вдоль рамки кадра и за ее пределами накладывает дополнительные требования к работе звукорежиссеров.

Так, при несоблюдении, например, принципа ориентации в про­странстве при съемке двух сидящих собеседников объемный звук только подчеркнет ошибку в межкадровом монтаже. Голос и речь одного и того же персонажа при нарушении этого принципа будут перескакивать за его изображением в кадре и звучать то справа, то слева. А такого «не может быть никогда».

Последнее напоминание. Для всех без исключения вариантов монтажа изображения и звука действует общая формула Кулешова-Эйзенштейна: сопоставление двух разных кусков должно приво­дить к рождению некоего третьего, больше похожего на произведе­ние этих кусков, чем на их сумму.

С. Эйзенштейн присвоил звукозрительному монтажу термин «вертикальныймонтаж». Суть его состоит в том, что кадры изоб­ражения соединяются последовательно в одну пленку, а все звуки объединяются в другую последовательность на другой пленке. Та­ким образом, каждая из этих пленок монтируется путем соедине­ния однородных образов, звуковых или зрительных, друг за другом т.е. горизонтально. А эффект сопоставления пластических образов со звуковыми достигается за счет не последовательного, а одномо­ментного соединения на экране тех и других. На монтажном столе при работе с кинопленкой и при компьютерном монтаже сопостав­ление происходит наглядно поперек последовательного горизон­тального движения обеих пленок. На дисплее компьютера этот про­цесс обретает буквальный вид монтажа по вертикали.

Интервью в документалистике

Общение между людьми, обмен информацией между ними — одно из главных проявлений человеческой деятельности и челове­ческой активности. Вполне закономерно, что диалог в множествен­ном своем разнообразии занимает так много места в различных эк­ранных произведениях. Интервью, беседа, спор, рассказ, разгады­вание загадок, общение в игре или просто разговор — все это раз­новидности того, что мы называем диалогом. Но так уж сложился в практике наш терминологический аппарат, что термин «диалог» мы относим в основном к приемам игрового кино, а в докумен­тальных и просветительских произведениях общению между людь­ми присваиваем другие названия.

Съемка и монтаж интервью

Никакая съемка не может производиться без предварительной подготовки. Журналист или режиссер обязан заранее предвидеть и учесть возможный ход мыслей и действий своего героя. А для это­го изучаются биография, взгляды, выступления, более ранние съемки и интервью, фотографии и т.д. И обязательно формулируются и го­товятся будущие вопросы. Строго говоря, «наука» о том, как брать интервью, представляет собой самостоятельные разделы журнали­стики и режиссуры, и далее мы не будем на этом останавливаться подробно.

Помимо тех случаев, когда интервью берется на ходу, в коридо­рах, аэропортах, у дверей гостиниц, около автомашин, его можно снять, пригласив героя в заранее обусловленное место. Когда вы выбираете интерьер или натурную площадку и определяете место для съемки, позаботьтесь о том, чтобы они удовлетворяли следую­щим требованиям.

1. Место должно быть тихим, защищенным от громких, резких
и неожиданных шумов.

2. Точки, на которых должны расположиться герой и интервью­
ер, необходимо выбрать на некотором удалении от фона. Поста­
вить гостя близко спиной к стене — значит допустить грубую ошиб­
ку. Такой кадр с героем не будет отличаться элегантностью. У опе­
ратора вы отберете возможность поставить хороший свет и снять
встречный кадр журналиста, задающего вопросы и слушающего
своего героя. На профессиональном жаргоне такая неумелая съем­
ка называется «влепить героя в стену».

3. Нельзя ставить героя на фон окна, за которым полным ходом
идет жизнь. Это будет отвлекать внимание зрителя от малоподвиж­
ного рассказчика движущимися объектами за окном. К тому же боль­
шой перепад в освещенности за окном и в интерьере осложнит ра­
боту оператора и может породить ощущение мрачности обстанов­
ки беседы, если на улице яркий день.

4. Фон позади обоих участников сцены должны быть таким, что­
бы зритель понял, что действие происходит в одном помещении.
Резкое отличие фонов за спиной героя и за спиной журналиста мо­
жет создать впечатление, что они находятся в разных местах.

5. Лучше снимать интервью минимум двумя камерами. Для это­
го тоже требуется дополнительное пространство.

6. Когда известно, что беседа будет длинной, то еще лучше ее
снимать тремя камерами. Тогда возможности для варьирования кад­
рами в монтаже значительно расширятся.

7. До съемки операторов необходимо проинструктировать о воз­
можных интересных ответах и рассказах, во время которых герой
Должен оказаться на самых крупных планах.

8. Учтите, что во время наездов и отъездов трансфокатором, при
монтаже вы лишаетесь возможности вырезать куски текста из-за
нарушения 10-го принципа монтажа кадров. Движение со статикой
не монтируется и с помощью перебивки.

9. В запас всегда должны быть сняты осмысленные перебивки,
Даже если съемка велась одной камерой: слушающий журналист с разными наклонами головы, руки героя (если они своими движе­ниями что-то выражали или подчеркивали), предмет фона, кото­рый символизировал характер интервью или обстановку, слушаю­щий вопрос герой и т. д. Это — ваши «палочки-выручалочки».

10. Если возможно, пишите речь журналиста и речь героя раз­
ными микрофонами на разные дорожки. Это позволит в дальней­
шем обрабатывать, корректировать и улучшать звучание и разбор­
чивость фонограммы.

11. Постарайтесь убрать микрофоны за рамки любых кадров.
Микрофон в кадре — плохой тон. Он как бы выделяет факт прину­
дительного требования ответа, что сразу ставит под сомнение его
искренность: «Пристали с ножом к горлу — получите!»

Пришел час монтажа. Материал снят двумя камерами. Вы по­смотрели его. Из 4-х минут разговора, вопросов и ответов вам нуж-| но оставить всего 90 секунд — только главное и интересное. Допу-1 стим, вашим героем был сам Лев Николаевич Толстой'.

Вспомним: самое дорогое время — время в аппаратной.

И еще. Как вы хотите проделать работу: добросовестно или на­спех, схалтурить? Если тяп-ляп, то можно начинать резать матери­ал сразу. Мы рассмотрим вариант вдумчивого и экономичного от­ношения к своему труду. Поэтому всю подготовительную работу следует проделать дома или на дешевом оборудовании. А значит — переписать на VHS или на домашний винчестер.

Следующий шаг: расшифровать фонограммы с экрана, перепи­сать на бумагу текст в лицах. Так мы и поступим. Каждый просмотр приносит в вашу память нюансы звучания интонаций и поведения героя во время произнесения ответов. А это очень важно помнить, что называется наизусть, чтобы легко монтировался окончатель­ный вариант.

Журналист:Уважаемый Лев Николаевич, скажите, пожалуй­ста, что такое искусство, по вашему мнению?

Толстой:Что такое искусство? Как что такое искусство? Ис­кусство—это архитектура, ваяние, живопись, музыка, поэзия во всех ее видах, ответит обыкновенно средний человек, любитель искусства или даже сам художник, предполагая, что дело, о котором он гово­рит, совершенно ясно и одинаково понимается всеми людьми.

¹ Л. Н.Толстой. Соч.—М.:Т-во И. Н.КушнеровиК⁰,1898.Т. 15, с. 14.

Журналист:Но в архитектуре бывают постройки простые, которые не составляют предмета искусства, и, кроме того по­стройки имеющие претензии на то, чтобы быть предметами ис­кусства, постройки неудачные, уродливые и которые поэтому не могут быть признаны предметами искусства? В чем же признак предмета искусства?

Толстой:Как отделить искусство от того и другого? Средний образованный человек нашего круга и далее художник, не занимаю­щийся специально эстетикой, не затруднится и этим вопросом. Ему кажется, что все это разрешено давно и всем хорошо извест­но. «Искусство есть такая деятельность, которая проявляет кра­соту», — ответит такой средний человек.

Журналист:Так что же такое красота, которая составляет содержание искусства?

Толстой:Предполагается, что то, что разумеется под словом красота, всем известно и понятно. А между тем это не только неизвестно, но после того, как об этом предмете в течение 150 лет, со времени основания эстетики Баумгартеном, написаны горы книг самими учеными и глубокомысленными людьми, вопрос о том, что такое красота, до сих пор остается совершенно открытым.

Под словом красота по-русски мы разумеем только то, что нра­вится нашему зрению.

Высшее осуществление красоты мы познаем в природе, и пото­му подражание природе, по Баумгартеиу, есть высшая задача ис­кусства.

По Зелъцеру, цель всей жизни человечества есть благо обще­ственной жизни. Достигается оно воспитанием нравственного чувства, и этой цели должно быть подчинено искусство. Красота есть то, что вызывает и воспитывает это чувство.

По знаменитому сочинению Винкельмапа, закон и цель всякого искусства есть только красота, совершенно отделенная и незави­симая от добра. Красота же бывает трех родов: I) красота форм, 2) красота идеи, выражающаяся в положении фигуры (относитель­но пластического искусства), и 3) красота выражения, которая возможна только при присутствии первых двух условий. Эта кра­сота выражения есть высшая цель искусства.

Так же понимают красоту Лессинг, Гердер, потом Гете и все выдающиеся эстетики Германии до Канта.

По Шербюпье искусство есть деятельность, удовлетворяющая

1) нашей врожденной любви к образам, 2) вносящая в эти образы идеи, 3) доставляющая наслаждение одновременно нашим чув­ствам, сердцу и разуму.

По Аллену, начало искусства — это игра; при избытке физичес­ких сил человек отдается игре, при избытке воспринимательных сил человек отдается деятельности искусства. Различие оценки прекрасного происходит от вкуса. Вкус может быть воспитан.

Для того чтобы точно определить искусство, надо прежде все­го перестать смотреть на него, как на средство наслаждения, а рассматривать искусство, как одно из условий человеческой жиз­ни. Рассматривая же так искусство, мы не можем не увидеть, что искусство есть одно из средств общения людей между собой. Искусство начинается тогда, когда человек с целью передать дру­гим людям испытанное им чувство снова вызывает его в себе и известными внешними знаками выражает его, а другие люди зара­жаются этими чувствами и переживаю их.

Журналист:Спасибо, Лев Николаевич.

Здесь приведены мысли Л. Толстого из его книги «Что такое ис­кусство». Это отрывки, выбранные из первой трети этого произве­дения.

Вспомним: по объему интервью заняло около 4-х минут. А вам нужно оставить только полторы.

Работаем с тестом

Задача состоит в том, чтобы создать для зрителя иллюзию глад­ко произнесенных вопросов и ответов в сокращенном варианте. Монтаж текста требует от режиссера и монтажера отличных зна­ний интонирования речи. Умение, читая с бумаги текст, услышать внутренним ухом повышение и понижение интонации, паузу и слит­ность звуков приходит не сразу. Но без овладения этим мастерством не обойтись.

Первое: разборчиво переписать весь текст на бумагу последова­тельно с каждой кассеты. Только на бумаге удается объять весь текст глазами одновременно.

Проще всего выкинуть целые фразы, но при этом нужно сохра­
нить общий смысл и логику мыслей героя. В тексте Толстого так
много интересного, что все хочется оставить, но правила игры не­
умолимы.

Первая цель — смонтировать фонограмму на бумаге. Но преж­де, чем вы начнете марать текст, сделайте ксерокопию, одну, а то и две. Тогда можно спокойно ошибаться, делать варианты цветными карандашами и фломастерами, резать и клеить оставленные куски.

Перечитайте текст и выделите подчеркиванием основные слова воп­росов и главные куски ответов. Посчитайте, сколько у вас получилось слов. При нормальном темпе ответов на русском языке произносится примерно 1,5 слова в секунду. 90 секунд—этооколо 130 —140 слов.

Журналист:Уважаемый Лев Николаевич, скажите, пожалуй­ста, что такое искусство по вашему мнению ?

Толстой:Что такое искусство? Как что такое иск уест во? Ис­кусство— это архитектура, ваяние, живопись, музыка, поэзия во всех ее видах, ответит обыкновенно средний человек, любитель искусства, или даже сам художник, предполагая, что дело, о кото­ром он говорит, совершенно ясно и одинаково понимается всеми людьми.

Журналист:Но в архитектуре бывают постройки простые, которые не составляют предмета искусства, и, кроме того, по­стройки имеющие претензии на то, чтобы быть предметами ис­кусства, постройки неудачные, уродливые и, которые поэтому не могут быть признаны предметами искусства? В чем же признак предмета искусства?

Толстой:Как отделить искусство от того и другого? Средний образованный человек нашего круга и далее художник, не занимаю­щийся спеииально эстетикой, не затруднится и этим вопросом. Ему кажется, что все это разрешено давно и всем хорошо извест­но. «Искусство есть такая деятельность, которая проявляет красоту», — ответит такой средний человек.

Журналист:Так что же такое красота, которая составляет содержание искусства ?

Толстой:Предполагается, что то, что разумеется под словом красота, всем известно и понятно. А между тем это не только неизвестно, но после того, как об этом предмете в течение 150 лет, со времени основания эстетики Баумгартеном. написаны горы книг самими учеными и глубокомысленными людьми, вопрос о том, что такое красота, до сих пор остается совершенно открытым.

Под словом красота по-русски мы разумеем только то, что нра­вится нашему зрению.

Высшее осуществление красоты мы познаем в природе, и пото­му подражание природе, по Баумгартену, есть высшая задача ис­кусства.

По Зельиеру, цель всей жизни человечества есть благо обще­ственной жизни. Достигается оно воспитанием нравственного чувства, и этой иели должно быть подчинено искусство. Красота есть то, что вызывает и воспитывает это чувство.

По знаменитому сочинению Винкельмана, закон и цель всякого искусства есть только красота, совершенно отделенная и незави­симая от добра. Красота лее бывает трех родов: 1) красота форм, 2) красота идеи, выражающаяся в положении фигуры (относитель­но пластического искусства), и 3) красота выражения, которая возможна только при присутствии первых двух условий. Эта кра­сота выражения есть высшая цель искусства.

Так лее понимают красоту Лессинг, Гердер, потом Гете и все выдающиеся эстетики Германии до Канта.

По Шербюлье. искусство есть деятельность, удовлетворяющая I) нашей врожденной любви к образам, 2) вносящая в эти образы '■■; идеи, 3) доставляющая наслаждение одновременно нашим чув­ствам, сердцу и разуму.

По Аллену, начало искусства — это игра; при избытке физичес­ких сил человек отдается игре, при избытке воспринимательных сил человек отдается деятельности искусства. Различие оценки прекрасного происходит от вкуса. Вкус может быть воспитан.

Для того, чтобы точно определить искусство, надо прежде всего перестать смотреть на него как на средство наслаждения, а рас­сматривать искусство как одно из условий человеческой жизни. Рассматривая же так искусство, мы не можем не увидеть, что. искусство есть одно из средств оби(епия людей между собой. Ис­кусство начинается тогда, когда человек с целью передать другим. людям испытанное им чувство снова вызывает его в себе и извест­ными внешними знаками выражает его, а другие люди заражают­ся этими чувствами и переживаю их. \)( Журналист: Спасибо, Лев Николаевич.

Сосчитали количество подчеркнутых слов и прослезились — без предлогов и частиц их больше 300. Придется и вырезать интересное, и резать «по живому» тексту. Из этих трехсот слов оставим только самую квинтэссенцию. Все, что будем выбрасывать, зачеркнем на бумаге.

Посчитаем снова. Почти получилось. Найдем еще одну фразу, которую можно выкинуть, и цель достигнута. Такой фразой может быть последняя мысль по Винкельману: «Эта красота выражения есть высшая цель искусства».

Окончательный вариант на бумаге у разных авторов получится разным, но пусть он будет таким. Решетками в тексте обозначены места разрезов фонограмм.

Журналист:#что такое искусство, по вашему мнению ?#

Толстой:^Искусство — это архитектура, ваяние, живопись, музыка, поэзия во всех ее видах, — ответит обыкновенно средний человек. #

Журналист:#Но в архитектуре бывают постройки простые, которые не составляют предмета искусства, #постройки неудач­ные, уродливые и, которые поэтому не могут быть признаны пред­метами искусства?^

Толстой:.#«Искусство есть такая деятельность, которая про­являет красоту», #

Журналист:#Так что же такое красота, #

Толстой:#А между тем, # вопрос о том, что такое красота, до сих пор остается совершенно открытым. #

#подражание природе, по Баумгартену, есть высшая задача ис­ку сстваМ

#По знаменитому сочинению Винкельмана, # красота, # отделен-ная# от добра. # красота форм, #красота идеи #красота выраже­ния, #при присутствии первых двух условий#

#По Шербюлъе, искусство есть деятельность, удовлетворяю-щая# нашей врожденной любви к образам, # вносящая в эти образы идеи, # доставляющая наслаждение нашим чувствам, сердцу и ра­зуму.

По Аллену, начало искусства — это игра... # Различие оценки пре­красного происходит от вкуса. Вкус может быть воспитан. #

#мы не можем не увидеть, что искусство есть одно из средств общения людей между собой. Искусство начинается тогда, когда человек с целью передать другим людям испытанное им чувство снова вызывает его в себе и известными внешними знаками выражает его, а другие люди заражаются этими чувствами и переживаю их.

Журналист:Спасибо, Лев Николаевич.

Получилось примерно полторы минуты. То, что надо.

«Решетки» помогут нам легко ориентироваться при монтаже изображения.

С этим многострадальным листом бумаги можно идти в аппа­ратную монтажа.

Но прежде решите для себя на каких кадрах изображения будут звучать вопросы и ответы журналиста и героя. Перечитайте текст еще раз и задумайтесь: все ли у нас готово к работе? С какого кадра вы начнете показ интервью?

То-то же!

Мы с вами отрезали самые первые слова обращения к Толстому, и стало непонятно кто к кому обращается. Для ликвидации оплош­ности нужен общий план журналиста и писателя, а мы его не сня­ли.

Урок на будущее — в начале съемки или в конце снимайте ситу­ационный план: кто с кем разговаривает. На нем можно разместить титры или слова ведущего программу с представлением участни­ков.

Приступим к монтажу. Работаем в аппаратной. Сначала по бумажно­му монтажу монтируем текст фонограмм. После монтажа его необходи­мо внимательно прослушать. Всели получилось, как задумано. Иногда между вопросами и ответами требуется вставить куски паузы. Помните о той самой микрофонной паузе, чтобы после вопроса или ответа оста­валось место на дыхание, на мгновенное раздумье. Ответы, поставлен­ные впритык к вопросам, могут показаться неестественными.

Схема 1

Схема 1 показывает монтаж текста и кадры, которые вы возьме­те в этот ряд. Мы отрезали начала многих фраз Толстого и у нас нет возможности показать его, слушающего вопросы журналиста. При­дется монтаж делать примитивно: чья фраза звучит, того мы и видим на экране. Но дальше начинаются сложности, которые потре­буют выбора решения.

Семь кусков текста, а говорит только Толстой. Если склеить меж­ду собой кадры Толстого с этими фрагментами текста подряд, то на всех склейках великий писатель будет дергаться, как ужаленный. (Вертикальные линии показывают места разрезов фонограммы).

Ответ вам известен: требуются перебивки. Но как их располо­жить по отношению к тексту (схема 2)1

Схема 2

Предлагаются варианты:

1. От конца 7-го куска до середины 8-го поставить кадр слушаю­
щего журналиста. И от начала 9-го — до конца 13-го тоже.

2. От середины 7-го — до начала 8-го журналист без артикуля­
ции. Короткий план молчащего журналиста на стыке 8-го и 9-го. И
от начала 10-го - до конца 12-го.

3. От последних двух слов 7-го — до начала 9-го. От начала 10-
го до конца 12-го. На 13-м снова поставить Толстого.

Наиболее привлекательным может показаться последний вариант.

Но на вкус автора, ион — не лучший.

Оптимальный вариант смотрите на схеме 3, а потом читайте ком­ментарий.

Во-первых, одновременная смена кадров и голоса говорящего всегда—примитивный ход. Потому лучше искать другой путь. Опыт и практика показали, что самое элегантное — менять изображение, делать склейку и переход с кадра на кадр за 2 слова до конца плана (можно за одно), даже если это перебивка. Несовпадающие по вре­мени звуковые и зрительные переходы создают более плавное впе­чатление хода разговора, сглаживают стыки кадров, которые пока­заны жирными вертикальными линиями в линейке «изображение».

Во-вторых, в разговоре на серьезную тему лучше по возможнос­ти уйти от коротких кадров и не менять частоту (ритм) смены кад­ров по ходу короткого интервью, но поддерживать у зрителя впе­чатление непрерывности разговора.

Схема 3

В-третьих, 10, 11,12, и 13 куски текста настолько коротки, что менять кадры говорящего и слушающего через каждые полсекун­ды — откровенная глупость. Дальше будет так же.

Пользуясь приведенным примером на схеме 3 и советами, вы без труда справитесь с монтажом оставшейся части интервью (схема 4). А далее последует еще одна перебивка и большой последний кусок текста Толстого.

Схема 4

Когда вы смонтируете интервью, не забудьте показать его Льву Николаевичу или любому другому, кто согласился оказаться перед вашей камерой. Этого требуют этические нормы. А вдруг ему что-то покажется компрометирующим или не отвечающим его взгля­дам. Тогда придется переделывать.

Съемка и монтаж диалога

Диалог в документалистике интересен тем, что его порождают не вопросы стороннего человека-журналиста, а он вызывается к жизни самим ходом развития этой жизни. Он куда более непосред­ственен и убедителен, чем интервью. Герои сами ведут разговор о себе и своей жизни, работе, увлечениях без всякого понуждения извне. Он может возникнуть за обеденным столом, во время опера­ции у хирургов, на посиделках между старушками, в кабинете на­чальника — всех жизненных ситуаций не перечислишь.

Диалог документальных героев на экране — всегда результат наблюдения камеры или двух аппаратов за деятельностью и пове­дением людей. Результат более трудно достижимый, но значитель­но более выразительный и воздействующий на зрителей сильнее ответов на поставленные вопросы. В диалоге раскрывается харак­тер героя, его личность, индивидуальные и неповторимые черты, обаяние и душевная красота. По тому, как человек общается с окру­жающими и что им говорит, можно судить о ходе его мыслей, взгля­дах, целях, установках на жизнь.

Как правило, документальный диалог используется в фильмах или в крупных предварительно снятых видеосюжетах для телепе­редач. Все варианты диалогов можно разделить на две категории по методам съемки: скрытого и открытого наблюдения.

Съемка методом скрытого наблюдения осуществляется таким образом, что герои не видят камеры и не знают о том, что в данный момент их действия и разговоры фиксируются на пленку.

Имеется в виду «съемка врасплох», как ее называл Д. Вертов, или, что то же самое, съемка скрытой камерой.

Но иногда по договоренности с документальным персонажем режиссер и оператор осуществляют съемку незаметно, так, чтобы не мешать герою жить своей естественной жизнью. Когда именно будет идти съемка, персонаж, дав на нее согласие, не догадывается.

Съемка методом открытого наблюдения предполагает, что герои могут видеть аппараты и точно знают, что все их действия и слова окажутся на пленке.

Таким методом идет съемка телепередач В. Познера, всякого рода заседаний, дискуссий, пресс-клубов и т.д. Камеры находятся на не­котором удалении и не мешают происходящему.

Но бывает, что приходиться вести съемку в небольших помещениях, в локальных жизненных ситуациях. Аппарат не удается ото­двинуть далеко от действующих лиц и это неизбежно оказывает существенное влияние на их поведение, сковывает героев, может сделать их поведение неестественным. Тогда режиссеры прибега­ют к методу так называемой привычной камеры.

Кто же будет себя вести перед аппаратами, как у себя дома, когда в дом или в кабинет пришли чужие дяди со штативами, осветитель­ными приборами и «черными ящиками»!

Чтобы максимально снизить натянутость ситуации, «приучить» героев расслабляться перед пристальным оком камер, используют метод ложных предварительных съемок. Два-три раза разворачива­ют всю аппаратуру, включают свет, камеры, и режиссер просит уча