Позитивность созависимости (миф о спасении чудовищ любовью)

Выше мы рассмотрели непоучительность любовного сюжета с точки зрения мужского героя, заколдованного принца, получившего полу-пикаперское задание под видом великой истины. Теперь посмотрим, как выглядит сюжет с точки зрения его экранной пары – красавицы Белль, и какие модели поведения героиня транслирует основной аудитории мультфильма, зрительницам-девочкам.

Итак, любовь Белль к чудовищу ложно необходима как условие его перерождения в принца, с чем с точки зрения здравой логики он должен был бы справиться сам, как мы уже говорили выше (если «чудовищный человек» по-настоящему стал способен любить – то это уже решение всего вопроса с перерождением его в «принца»). Здесь же получается так, что, ложно лишив чудовища половины ответственности за исправление своей ошибки и свое спасение (условие «заслужить любовь» переносит 50% ответственности за спасение с чудовища на красавицу) и поставив любовь красавицы как условие перерождения, создатели мультфильма тем самым с психологической точки зрения сформировали метафору отношений созависимой женщины и «проблемного» мужчины, причём в их нереалистично-обманчивом виде. Подробнее далее.

Созависимость – это нездоровый тип поведения в отношениях, характеризующийся одержимостью изменением жизни и характера человека с серьёзной психологической проблемой, разрешение которой зависит преимущественно от него лично (это алкоголизм, наркомания, другие виды зависимости, агрессивность, деспотизм и т.п.). Длительное «спасающее» поведение жён алкоголиков или наркоманов, никогда не приводящее к их выздоровлению – это яркий пример описываемого феномена.

Созависимо-спасающее поведение (=образ «красавицы, спасающей своей любовью») всегда неэффективно и не способствует формированию у зависимого/проблемного человека (= «чудовища») мотивации на работу над собой (=«перерождение в принца») и в результате только усугубляет ситуацию, постепенно ухудшая отношения людей и их жизни. Имеющаяся у человека проблема/зависимость (как символическая «чудовищность») реально полностью подчинена ему, а не наоборот – является какой-то самостоятельной напастью, атаковавшей человека из-за угла и держащей в плену. Однако созависимые (символические «красавицы») верят, что жизнь и исцеление их проблемного партнёра-«чудовища» может зависеть от них и их любви/действий/мыслей, и не понимают, что то, что происходит с их партнёром – это результат его жизненного выбора, за который он несёт ответственность. По-настоящему несение полной ответственности за судьбу и спасение «чудовища», к сожалению, невозможно. Если он и может измениться, то в первую очередь благодаря своему решению и действиям. (Подробнее о созависимости также можно прочитать здесь: http://www.psynavigator.ru/articles.php?code=863, http://www.psynavigator.ru/articles.php?code=862)

Если перевести характер заколдованного принца из «Красавицы и чудовища» с метафорического языка на язык реальности, то получится как раз такой «проблемный» типаж, схожий алкоголикам, наркоманам, тиранам и т.п. Его образ таков:

· бессердечный, эгоистичный, агрессивный человек (=отказ принца в помощи нуждающемуся, его дурной нрав и агрессивное поведение),

· ввиду своего характера социально дезадаптирован и отделён от общества (=становится чудовищем, изолированным от мира в заколдованном страшном замке),

· поставлен высшими силами в тяжелое положение, чтобы пройти личный урок и исправиться: научиться любить, быть отзывчивым, действовать из любви и сострадания (=правильное условие волшебницы полюбить, что единственно, по здравой логике должно «исцелить» героя).

Главный герой метафорически находится в зависимости от личной психологической проблемы, решение которой, если бы не ложный сценарный ход с взаимностью, по-настоящему зависело бы от него и только от него. Однако решающим условием исцеления человека зависимого типажа в «Красавице и чудовище» поставлены не единственно его самостоятельные действия, решения и чувства, как это должно быть, чтобы транслировать зрителю жизнеспособные, поучительные идеи, а ещё и чьё-то любовное отношение к нему, метафорически выступающее символом присутствия и влияния созависимого партнёра.

Красавица, вступая в пару с чудовищем, типажом проблемного человека, метафорически выступает как созависимый партнёр, а её чувства и действия ложно представлены сюжетом как имеющиерешающеезначение в вопросе, останется ли в конце герой проблемным типажом (чудовищем) или станет здоровым, нормальным человеком (принцем). Таким образом, сюжет транслирует зрителям характерные для созависимых негативные психологические установки о возможности «спасения» «чудовища» любовью, т.е. через подстройку своей жизни/чувств/мыслей/действий разрешению подконтрольной только ему психологической проблемы. Тем самым, идеи мультфильма оказываются очень небезопасны для зрительниц, перенимающих модель поведения Белль.

Подобная идея, привитая сюжетами по типу «Красавицы и чудовища», что женская любовь к мужчинам-«чудовищам» – это половина дела в успехе взаимоотношений и превращении таких мужчин в «принцев» (достойных, здоровых людей), может стать очень вредным руководствомдля дальнейшей жизни. Женская вера в свою способность к перевоспитанию метафорического «чудовища» – распространённое заблуждение, которое способно привести женщину к деструктивному, мучительному, разрушающему её союзу. Имея подсознательную программу о спасении «чудовища» любовью и ряд собственных психологических проблем, женщина может стать даже одержимой дисфункциональными отношениями, подсознательно искать их и ожидать, что от её «особенного», «правильного» отношения «чудовище» будет счастливо обращено в принца. Некоторые исследователи называют это «одержимостью любовным мифом».

Здесь важно понимать, что личностные изменения в человеке (перерождение из чудовища в принца или, например, из проститутки в принцессу) способны происходить в первую очередь в результате личных внутренних усилий и решений, а сторонние уговоры, действия, или же чувства (= «спасительная» любовь) смогут выступить не более чем стимулами к исправлению и никогда не станут панацеей и половиной решения, как в рассматриваемом мультфильме. Чудовища превращаются в принцев в первую очередь благодаря своим личным усилиям, а не благодаря тому, что кто-то их полюбит. Также важно помнить, что созависимость не является настоящим действованием из любви к человеку, важность чего упоминалась в положительных сторонах мультфильма, поскольку несение ответственности за чужой психологический выбор невозможно и лишь вводит другого человека в заблуждение, что его можно вот так «спасти». Созависимое поведение также не демонстрирует здоровой реакции на жизненный выбор человека – которая в данных ситуациях была бы бОльшим действованием из любви ради счастья зависимого/проблемного человека.

Людям хочется верить в этот красивый миф о том, что красавица, вступая в пару с чудовищем, спасает его своей любовью, но практически всегда этот сценарий оказывается неработоспособным, поскольку ключ к спасению находится не в руках «красавицы», а внутри самого «чудовища». К слову, очень интересен момент, что «Красавица и чудовище» и другие вариации этого сюжета, в том числе «Аленький цветочек», несущие ложные психологически установки о любовных отношениях, гораздо более популярны и любимы, чем аналогичная сказка с аналогичными типажами, но с корректным уроком на тему «чудовища» и «красавицы». Речь о сказке «Синяя борода», имеющей очень похожую структуру (прекрасная девушка вступает в отношения с чудовищным мужчиной), но подытоживающей повествование корректным уроком, как женщине следует вести себя в подобных дисфункциональных отношениях. Разобраться, что чудовище – это чудовище, и бежать от него. В действительности чудовища редко исправляются сторонней любовью, а их многочисленные прекрасные недо-«спасительницы» просто в том или ином смысле «складируются» как неудавшийся опыт «спасения».

Непоучительность любовного сценария «Красавицы и чудовища» далее раскрывается ещё в нескольких важных мотивах.

Насилие в отношениях

Мультфильм содержит ещё один опасный посыл – нормальность «абьюза» (насилия, как физического, так и психологического) в отношениях.

Помимо того, что чудовище заключает красавицу в плен, что само по себе несёт образ насилия в отношениях, в м/ф также присутствуют и непосредственные сцены агрессии от чудовища к красавице («рявканье» на неё, угроза заморить голодом, крушение всего подряд, когда она оказывается в запрещённом Западном крыле и т.п.). Однако в конце концов моменты агрессии почему-то нисколько не смущают красавицу и не мешают развиться чувству любви между героями. Первоначальное любовное отношение Белль к принцу-чудовищу начинает развиваться также на базе очень обманчивого случая, сопряженного с насилием.

Как мы видим, поначалу чудовище заточает красавицу в неволю (метафора насилия) – и красавица от этого логично страдает. Когда же в одном из эпизодов чудовище в рамках неволи красавицы, в которую её собственноручно поместило, спасает её (сцена спасения Белль от волков) – красавица сразу начинает считать, что не такой уж этот монстр плохой, он же её спас. Сцена с волками при этом не раскрывает мотивацию чудовища к спасению пленницы. Оно происходит на первых стадиях отношений героев, когда принц ещё не поменялся – поэтому мотивацией могли быть не зачатки самоотверженности, а возврат красавицы к себе в плен. Ведь, как мы помним, любовь Белль обеспечивает ему освобождение от заклятья, поэтому он, конечно, должен быть заинтересован в её благополучии, чтобы она смогла его полюбить. Спасение же чудовищем от волков лично для самой Белль – это просто возврат её от одной опасности (быть съеденной волками) к другой (быть пленницей у чудовища).

Тем самым, получается очень обманчивая ситуация. Заточитель спасает своего пленника от сторонней угрозы, тем самым возвращая его к себе во владения, и пленник влюбляется в заточителя. Аналогичным тут будет, например, если один человек психологически или физически мучает другого (символизм плена красавицы у чудовища), а потом внезапно как-то заботится о его благополучии в рамках текущих мучительных отношений (после психологического насилия дарит подарок, после избиения вызывает скорую и т.п.) – стоит ли в таких случаях реально начать считать своего нездорового партнёра «хорошим», «не таким уж плохим монстром»? Кажется, нет.

Выбор из двух зол

В любовном мотиве мультфильма содержится также идея о выборе из двух зол, что раскрывается в смысловом противоборстве Гастона и чудовища как претендентов на брак с Белль.

Принц-чудовище и Гастон противопоставлены и выступают как потенциальные партнёры для Белль – якобы правильный (принц) и неправильный (Гастон). Однако в действительности здесь скрывается ситуация «двух зол», и что один претендент на отношения и брак по смыслу оказывается плох, что другой. В действительности, как уже подробно объяснялось выше, любовь красавицы не является половиной успеха в деле изменения чудовища. И пока чудовище остаётся чудовищем, оно не может быть вариантом для счастливых любовных отношений, каким здесь предложено. Главная героиня истории, тем самым, выбирает себе жениха среди «зол», один из которых (Гастон) – полноценно плох, а второй (чудовище) – чуть получше.

«Золотая клетка»

Присутствующий мотив комфортного для красавицы богатства чудовища, к сожалению, тоже плох – и это касается и «Красавицы и чудовища», и любимого многими «Аленького цветочка».

В обоих мультфильмах совершенно чётко проходит подтекст, что обеспеченность человека-«чудовища» является существенной поддержкой для развития положительного отношения к нему красавицы. Большой вопрос: быстро полюбили бы и полюбили бы вообще красавицы чудовищ, если бы попали к ним в плен в дискомфортные условия – в какой-нибудь подвал, хижину или пещеру, а не дивный замок с золотом, перинами и слугами. В целом, комфортное богатство чудовища как стимул к любовному отношению – это довольно негативный мотив, ведущий к идеям брака по расчету.