Дела в отношении сотрудников НКВД

Сотрудник УНКВД по Калининской области Григорий Иванович Веселов был арестован и содержался под стражей дважды, с 23 ноября 1937 года по 11 мая 1938 года, вторично – с 5 августа 1938 года по 14 мая 1939 года. Справку на его арест 5 августа 1938 года составил начальник 3-го отдела УНКВД по Калининской области капитан госбезопасности Доценко, утвердил начальник УНКВД капитан госбезопасности Никонов. В справке на арест они указали, что Г.И. Веселов является активным участником карельской буржуазно-националистической организации. В тот же день младший лейтенант госбезопасности Асташкин вынес постановление на его арест.

Григорий Иванович Веселов, 7 февраля 1899 г.р., уроженец д. Долганово Толмачевской волости Бежецкого уезда, карел, член ВКП (б) с 1927 года, в органах госбезопасности с 1930 года. С 1931 по 1936 год был оперуполномоченным Толмачевского (Новокарельского) районного отдела НКВД, в 1936 году переведен на должность оперуполномоченного 2-го отделения 3-го отдела УНКВД по Калининской области. Уволен из органов и арестован за антисоветскую деятельность в ноябре 1937 года. Проживал в Калинине, ул. Радищева, д. 30/31, кв. 50, женат, сын Виталий, 12 лет, дочь Александра 10 лет и дочь Антонина, 8 лет.

Сроки содержания под стражей Веселова продлевались вплоть до марта 1939 года. Начиная с 8 августа, Веселов дал многочисленные собственноручные показания на 110 развернутых листах.

Веселов показал, что с сентября 1932 года он проходил курсы переподготовки оперативных работников в Москве. В январе 1933 года к нему пришли И.Е. Лебедев и Ф.И. Жуков, сказали, что в Москве созывается организационное совещание карельского землячества. Оно должно было пройти через 3 дня, за ним зашли Лебедев и помощник секретаря ЦК ВКП (б) Андреева Батурин Матвей Егорович. Инициаторами создания в Москве карельского землячества были В.И. Иванов и А.А. Беляков, но карел собралось мало, и совещание не состоялось.

Во время разговора с ним Алексей Антонович Беляков сказал, что у тверских карел нет ни своей культуры, ни своего литературного языка и письменности. Всеми карельскими районами руководят русские. Тверскими карелами интересуются финны, которые при соответствующей обстановке могли бы нам помочь. В Финляндии есть Карельское Академическое Общество, которое занимается изучением карел, проживающих в Советском Союзе. Во время ночных допросов с пытками и истязаниями Веселов называл фамилии тех карел, которые уже были арестованы. Его допрашивали по ночам одновременно оперуполномоченный 3-го отдела УНКВД Алексеев и начальник того отдела Доценко [156].

Следователи УНКВД пытались любыми методами расширить списки карельской буржуазно-националистической организации. К ней они относили и тех карел, которые проходили арестованными по другим делам. В деле Веселова имеется список арестованных карел по «карельской эсеровской организации», который по требованию следователей УНКВД, составил начальник Новокарельского отдела УНКВД сержант госбезопасности Дудин. Он сообщал, что за 1937-1938 годы по району арестованы 16 человек «карельской эсеровской организации» за антисоветскую деятельность, это жители села Толмачи и деревни Спорное. Позднее большинству из них предъявили обвинение в участии в карельской буржуазно-националистической организации. В числе них:

1. Крылов Алексей Алексеевич, 1877 г.р., уроженец и житель с. Толмачи, арестован 13 июня 1937 года. Приговорен Тройкой УНКВД к расстрелу 13 августа 1937 года, расстрелян 17 августа 1937 года. (Реабилитирован прокуратурой Тверской области 25 мая 1989 года).

2. Гаврилов Ефим Гаврилович, 1887 г.р., уроженец и житель с. Толмачи, арестован 6 августа 1937 года.

3. Томилин Федор Арсеньевич, 1884 г.р., арестован 6 августа 1937 года, предъявлено обвинение по «карельскому делу».

4. Сахаров Иван Моисеевич, 1881 г.р., уроженец и житель с. Толмачи, арестован 6 августа 1937 года, предъявлено обвинение по «карельскому делу».

5. Доброхвалов Василий Семенович, 1889 г.р., уроженец и житель с. Толмачи, арестован 17 августа 1937 года, предъявлено обвинение по «карельскому делу».

6. Лисицын Феоктист Михайлович, 4 января 1872 г.р., уроженец и житель дер. Спорное Толмачевской волости Бежецкого уезда, карел, крестьянин-единоличник, арестован 17 февраля 1938 года. Приговорен Тройкой УНКВД к расстрелу за антисоветскую деятельность 6 марта 1938 года. Расстрелян 8 марта 1938 года, реабилитирован Тверской областной прокуратурой 27 июня 1989 года.

7. Лисицын Дмитрий Феоктистович, 1898 г.р., уроженец д. Спорное Толмачевской волости Бежецкого уезда, карел, проживал в дер. Маханы Новокарельского района, кузнец в колхозе, арестован 17 февраля 1938 года. Приговорен Тройкой УНКВД к расстрелу за антисоветскую деятельность 6 марта 1938 года. Расстрелян 8 марта 1938 года, реабилитирован Тверской областной прокуратурой 15 июня 1989 года.

8. Орлов Иван Яковлевич, уроженец и житель с. Толмачи, арестован 23 февраля 1938 года, предъявлено обвинение по «карельскому делу».

9. Иванова Александра Тимофеевна, учительница школы с. Толмачи, арестована 21 марта 1938 года, предъявлено обвинение по «карельскому делу».

10. Чистяков Иван Петрович, 1900 г.р., уроженец с. Толмачи, арестован 4 апреля 1938 года, предъявлено обвинение по «карельскому делу».

11. Карасев Дмитрий Ипатьевич, уроженец с. Толмачи, арестован 23 февраля 1938 года, предъявлено обвинение по «карельскому делу».

12. Доброхвалов Павел Семенович, учитель школы села Толмачи, арестован 4 ноября 1938 года, предъявлено обвинение по «карельскому делу».

13. Доброхвалова Анна Михайловна, учительница школы с. Толмачи, арестована 4 ноября 1938 года, предъявлено обвинение по «карельскому делу».

14. Батин Максим Иванович, с. Толмачи, арестован 4 ноября 1938 года, предъявлено обвинение по «карельскому делу».

15. Светогоров Александр Михайлович, с. Толмачи, арестован 23 июля 1938 года, предъявлено обвинение по «карельскому делу».

16. Лисицын Терентий Михайлович, д. Спорное Толмачевской волости, дата ареста не указана, предъявлено обвинение по «карельскому делу».

13 мая 1939 года оперуполномоченный 3 отдела УНКВД сержант госбезопасности Митрофанов вынес постановление о прекращении уголовного дела в отношении Г.И. Веселова и освобождении его из-под стражи. В постановлении сказано, что Веселов от своих прежних показаний отказался, заявил, что те показания являются ложными. Ни в какую антисоветскую организацию его Беляков не вербовал и сам он никого не вербовал. Повторно допрошенные 11-15 марта 1939 года арестованные А.А. Беляков, П.И. Луковников, А.А. Демидов, А.И. Киселев, П.П. Смирнов и В.И. Иванов также отказались от своих прежних показаний. Они заявили, что показания давали под пытками и истязаниями.

Митрофанов в постановлении о прекращении уголовного дела установил, что Г.И. Веселов допрашивался бывшим помощником начальника УНКВД Дергачевым, ныне разоблаченным врагом народа, которых применял извращенные методы следствия и показаний добивался путем вымогательства.

На другой день, 14 мая 1939 года Веселов был освобожден из-под стражи после данной им расписки, что после освобождения обязуется никому не разглашать о проведенных методах следствия. За нарушение подписки о неразглашении предупрежден [157].

Алексей Иванович Киселев – оперуполномоченный Карельского окружного отдела НКВД, вел дело М.И. Орлова и других священнослужителей, о которых написано в параграфе «Святотатство», был арестован 7 августа 1938 года. В справке на арест, составленной сотрудниками УНКВД Доценко и Никоновым, сказано, что Киселев является участником карельской буржуазно-националистической организации. Он, будучи сотрудником НКВД, по своей инициативе сопровождал в машине советника финляндской миссии в Москве Соланко во время приезда его в Лихославль в 1937 году.

Постановления на арест Киселева, на обыск, протокола обыска и постановления о привлечении его в качестве обвиняемого в деле нет. Первый раз Киселев был допрошен 20 июля 1938 года и неоднократно допрашивался до 15 августа, сначала, будучи на свободе, а с 7 августа с применением после ареста к нему пыток.

15 августа он написал заявление на имя начальника УНКВД Никонова, что прекращает дальнейшее запирательство и правдиво расскажет о своей деятельности в карельской буржуазно-националистической организации и просит разрешения дать собственноручные показания.

Далее в деле приведены собственноручные показания Киселева о его служебной деятельности на 91 развернутом листе. Следователи к его непосредственной работе дополняли формулировки: «антисоветская деятельность» и «участие в карельской буржуазно-националистической организации» [158].

В постановлении от 3 сентября 1938 года о приобщении к делу вещественных доказательств, четырех фотографий, младший лейтенант госбезопасности Остапенко утверждал, якобы, обвиняемый Киселев признался, что он является финским шпионом. В финскую разведку завербован 22 августа 1937 года представителем финской миссии в Москве Соланко, которого он сопровождал в тот день от Лихославля до деревни Кава и обратно. На одной из фотографий Киселев опознал Соланко [159].

16 июня 1939 года оперуполномоченный 3-го отдела УНКВД сержант госбезопасности Митрофанов вынес постановление о прекращении уголовного дела в отношении А.И. Киселева. В нем было указано, что Киселев арестован 7 августа 1938 года, как участник карельской буржуазно-националистической организации. Киселев признался, что в августе 1937 года был завербован в финскую разведку финским посланником Соланко. Впоследствии Киселев от своих показаний отказался и заявил, что они являются ложными, ни в какую антисоветскую организацию он никем не вербовался.

От своих показаний отказались арестованные: И.С. Беляков, А.А. Беляков, А.А. Демидов. В то же время установлено, что Киселев занимался фальсификацией в следственной работе, на основании чего 28 мая 1939 года ему предъявлено еще одно обвинение.

Следствие по обвинению Киселева в антисоветской деятельности прекратить, меру пресечения ему оставить подписку о невыезде, согласно решению подготовительного заседания Военного Трибунала НКВД Московской области от 7 июня 1939 года [160].

21 января 1940 года А.И. Киселев написал заявление на имя руководителя НКВД Л.П. Берия. В нем он заявлял, что был арестован в августе 1938 года, при аресте у него были изъяты: карманные часы последнего выпуска за 65 рублей, ремень-портупея, нож перочинный стоимостью 34 рубля, кошелек и разные документы.

В июне 1939 года он был освобожден из-под стражи, но изъятые вещи ему не вернули до настоящего времени. Неоднократно писал в УНКВД по Калининской области, обещали выяснить, но вещи не вернули. Просил вмешательства в возврате ему вещей.

8 февраля 1940 года начальник первого спецотдела УНКВД Козохотский направил письмо начальнику тюрьмы города Калинина: «В 1938 году бывшими работниками УНКВД по Калининской области Асташкиным и Остапенко, ныне осужденными, были отобраны часы, ремень с портупеей, нож и кошелек и заключенного А.И. Киселева, ныне освобожденного. В протоколе обыска этих вещей не оказалось. Прошу допросить заключенных Асташкина и Остапенко по существу вопроса».

28 февраля 1940 года Козохотский своим письмом просил начальника Новокарельского районного отдела УНКВД объявить Киселеву, что изъятие у него вещей при допросе Асташкина и Остапенко не подтвердилось. По материалам протокола обыска эти вещи отобранными не значатся, поэтому возвратить их не предоставляется возможным [161].

14 августа 1938 года начальник 5-го отделения 3 отдела УНКВД техник-интендант 2-го ранга Юдельсон вынес постановление об аресте Петра Ивановича Луковникова – бывшего начальника Новокарельского районного отделения УНКВД, в период ареста работавшего заведующим сектором кадров Новокарельского райисполкома.

13 сентября 1938 года ему предъявили обвинение в том, что, будучи на работе в органах НКВД, изменил родине, вступив в карельскую буржуазно-националистическую, шпионско-повстанческую организацию. Путем пыток и истязаний следователи вынудили его писать собственноручные показания на 88 листах. Позднее от всех показаний отказался [162].

В заявлении на имя начальника УНКВД Никонова от 1 декабря 1938 года, которое не было приложено к материалам дела, находясь под стражей, Луковников писал, что все его показания вымышленные и ложные. В них он оговорил не только себя, но и других лиц, и на этих ложных показаниях построено обвинение ему. Луковников заявил, что от прежних ложных показаний он отказывается в категорической форме.

На это заявление начальник 3-го отдела УНКВД Доценко наложил резолюцию: «Асташкину. Переговорите со мной по вопросу об уличении Луковникова. Его ложное заявление надо разоблачить».

Второе подобное заявление на имя Никонова Луковников написал 29 января 1939 года, оно осталось без рассмотрения. В тот же день он написал заявление на имя наркома внутренних дел СССР Ежова, которое не было отправлено по адресату и не приложено к материалам уголовного дела.

7 марта 1939 года Луковников направил заявление о своей невиновности на имя председателя президиума Верховного Совета СССР М.И. Калинина. В нем он писал, что после обращения с заявлением к начальнику УНКВД Никонову, 11 декабря его вызвали Дергачев и Доценко, и требовали переписать заявление и свои показания, в которых оставить лишь принадлежность к карельской буржуазно-националистической организации. На отказ заявили, что сгноят его в тюрьме, и не вызывают на допросы два месяца. А сами просят у президиума Верховного Совета СССР продления сроков следствия и содержания под стражей. Луковников обращался к М.И. Калинину с просьбой принять меры по установлению справедливости. Но это заявление также не было отправлено адресату и не приобщено к материалам уголовного дела.

Нужно сказать, что являясь исполнителем системы, Луковников был далеко не безгрешен. Будучи начальником Новокарельского районного отдела НКВД, он 17 июля 1937 года составил справку на арест жителя села Толмачи Ивана Яковлевича Орлова: «Новокарельским отделом НКВД по Калининской области установлено, что гражданин с. Толмачи того же сельсовета Орлов Иван Яковлевич систематически ведет антисоветскую и контрреволюционную деятельность среди колхозников и других. На основании изложенного, гр-н Орлов подлежит аресту. Подпись Луковникова и печать отдела НКВД». На этой же справке прокурор Новокарельского района от руки записал: «Арест Орлова санкционирую. Прокурор Новокарельского района, подпись и печать».

На основании этой бумаги в пол-листа И.Я. Орлов был арестован 25 июля 1937 года. На другой день дело с обвинительным заключением Луковников направил на рассмотрение тройки. 8 октября дело с тройки было снято и возвращено на доследование. Дело в отношении И.Я. Орлова было прекращено 23 октября 1937 года за недоказанностью его вины. Это был не единичный случай в практике Луковникова и других сотрудников районных отделов НКВД Карельского национального округа [163].

13 мая 1939 года оперуполномоченный 3 отдела УНКВД сержант госбезопасности Митрофанов вынес постановление о прекращении уголовного дела в отношении Луковникова и освобождения его из-под стражи. Луковников арестован 17 августа 1938 года, сначала признавал себя виновным в участии в карельской буржуазно-националистической организации, позднее от своих показаний отказался. Специальной проверкой факты антисоветской деятельности П.И. Луковникова не подтвердились, подрывной антисоветской деятельности следствием не установлено.

Луковников допрашивался бывшим помощником начальника УНКВД Дергачевым, ныне разоблаченным врагом народа, который при допросах применял извращенные методы следствия и показаний добивался путем вымогательства.

Начальник 3-го отдела УНКВД по Калининской области капитан госбезопасности Доценко 5 августа 1938 года вынес постановление на арест оперативного уполномоченного НКВД по Карельскому национальному округу Алексея Алексеевича Демидова.

В справке на арест Доценко указал, что Демидов является агентом финской разведки и вступил в карельскую буржуазно-националистическую шпионско-повстанческую организацию. А.А. Демидов, 1911 г.р., уроженец с. Микшино, карел, окончил Петрозаводский лесной техникум, в 1933-1935 годах проходил службу в Белорусском военном округе помощником командира взвода. Женат, жена Анна Александровна, 25 лет, дочь Валентина 4 года и сын Лев, 1 год.

В сентябре 1937 года Демидов вместе с А.И. Киселевым был направлен из Карельского округа в Калинин для проведения следствия по делу М.И. Орлова и других священнослужителей карельских приходов.

Дело в отношении Демидова было прекращено сержантом госбезопасности Митрофановым 13 мая 1939 года, на другой день он был освобожден из-под стражи. В постановлении указано, что Демидов отказался от всех показаний, данных им под пытками, заявил, что они были ложными. Финским агентом он не был, ни в каких антисоветских организациях не состоял. Специальной проверкой факты антисоветской деятельности Демидова не подтвердились. Следствие по делу Демидова возглавлял бывший помощник начальника УНКВД Дергачев, ныне разоблаченный, как враг народа, который при допросах применял извращенные методы следствия и показаний добивался путем вымогательства [164].

Дело секретаря окружкома ВКП (б) И.С. Белякова

Первый секретарь Карельского окружкома ВКП (б) Иван Степанович Беляков был арестован 9 июля 1938 года. Фальсификаторы уголовного дела считали его одним из организаторов карельской буржуазно-националистической шпионско-повстанческой организации.

И.С. Беляков родился 18 апреля 1902 года в дер. Поцеп Бокаревской волости Бежецкого уезда, окончил 4 класса Карело-Кошевской сельской школы. С мая 1924 по октябрь 1925 года служил артиллеристом-наводчиком в Кронштадте. На время ареста был женат второй раз, жена Роднина Анастасия Дмитриевна, 24 года. От первого брака были дочери Александра 14 лет и Ленгенмира, 8 лет. В деревне Поцеп Сонковского района оставались жить брат и родители: отец Степан Михайлович, 63 года, и мать Аграфена Яковлевна, 62 года, работали в колхозе «За Новый Быт».

Брат Федор Степанович Беляков, 38 лет, проживал в Ленинграде с 1914 года, другой брат Петр Степанович, 34 года, жил на родине в дер. Поцеп, работал сторожем в колхозе «За Новый Быт». Брат Дмитрий Степанович, 23 года, служил в Рабоче-крестьянской Красной Армии кавалеристом в городе Остров.

15 декабря 1938 года председатель Душковского сельсовета Сонковского района И.Д. Баруздин направил справку в органы НКВД на И.С. Белякова в том, что он происходит из середняцкой семьи. До революции они занимались сельским хозяйством, имели 10 га земли, купленной земли не было. Наемной силы не имели, в колхоз вступили в 1931 году, родители его до настоящего времени состоят в колхозе. Родственников, как со стороны отца, так и со стороны матери, лишенных избирательных прав, не было. Твердого задания никому из семьи не доводилось. Жена Белякова была взята из Краснохолмского района, вторая жена им взята из Максатихинского района.

На допросах И.С. Беляков показал, что в 1930 году Максатихинский райком ВКП (б) исключил его из рядов партии за проявление правого оппортунизма и неправильное обвинение бюро райкома партии. В сентябре 1930 года на пленуме Максатихинского райкома партии с отчетом выступал председатель райисполкома Иванов, последним в прениях выступил секретарь райкома Рыжаков.

После пленума он, Беляков, шел к себе на квартиру вместе с редактором газеты Бажановым, председателем контрольной комиссии Левыкиным, заведующим орготделом райкома партии Грот. Он стал говорить им, что Рыжаков в своем выступлении должен был сказать о борьбе с «левыми» загибами, а он этого не сделал. На второй день Грот рассказал об этом Рыжакову, а Беляков в тот же день выехал в Бежецк на заочные курсы по подготовке в вузы. Рыжаков созвал бюро райкома партии, на котором расценил высказывание Белякова по его выступлению, как проявление правого уклона.

Узнав о решении бюро об оценке его высказываний, Беляков написал заявление в райком партии, в котором обвинил бюро райкома и секретаря Рыжакова в зажиме критики. Через месяц, когда Беляков отсутствовал в районе, Рыжаков созвал бюро райкома партии, на котором его исключили из рядов ВКП (б). Он обжаловал решение бюро Максатихинского райкома партии, Московская контрольная комиссия своим решением от 11 декабря 1930 года восстановила его в партии с объявлением выговора.

В 1931 году он просил Московскую контрольную комиссию снять с него и этот выговор, ее решением от 6 июня 1931 года выговор был снят. Он, Беляков, не был согласен с позицией партии и советской власти по национальному вопросу, что на карел не обращают внимания и их угнетают. Он считал, что карелы должны быть выделены в самостоятельную административную единицу, им надо дать возможность развиваться. Карелы не пользовались всеми теми правами, какими пользовались другие национальности.

В 1933 году Беляков возил комсомольцев Максатихинского района в Лихославль на слет физкультурников. Будучи в Лихославле, он познакомился с редактором карельской газеты «Колхозойн Пуолех» Василием Ивановичем Ивановым. Стал работать у него в газете внештатным корреспондентом, в 1933 году написал 2-3 статьи в газету. Иванов говорил ему, что в Москве есть много тверских карел. Алексей Антонович Беляков работал директором Карельского издательства Мособлисполкома, Золина Ольга работала инструктором Мособлисполкома, Качанов – заведующим сектором Мособлисполкома по работе с национальными меньшинствами.

В 1935 году Беляков, работая заместителем секретаря Рамешковского райкома партии, бывал несколько раз в Калинине у Иванова, который тогда был заведующим культотделом Калининского обкома партии. Со временем его, Белякова, избрали первым секретарем Рамешковского райкома партии, а В.И. Иванов был назначен руководителем оргбюро по созданию Карельского национального округа. Когда создавался округ, Беляков выступал на заседании бюро Калининского обкома ВКП (б) и заявлял о необходимости учета мнения карельского населения по вопросу карелизации школ на территории округа.

В конце 1937 года В.И. Иванов, будучи вторым секретарем Калининского обкома партии, рекомендовал его на должность первого секретаря Карельского окружного комитета ВКП (б). Он интересовался у учителей карельского языка и специалистов, как воспринимает население новое единое правописание карельского языка на кириллице.

В феврале 1938 года в Лихославле состоялось совещание по переводу карельской письменности на кириллицу. В его работе принимали участие специалисты Карельского национального округа, а также второй секретарь обкома ВКП (б) Карельской АССР Смирнов и представитель Союза писателей Карельской АССР Соколов. Смирнов на совещании поставил три вопроса:

1.О командировании карел, работников Карельского национального округа, на работу в Карельскую АССР. Было решено командировать в Карелию И.Е. Лебедева, Зиновьева и трех учителей.

2.О созыве объединенных заседаний обкома ВКП (б) Карельской АССР и Карельского окружкома ВКП (б) в Петрозаводске для обсуждения вопросов, связанных с карельской письменностью. Прямо во время совещания было оформлено постановление бюро Карельского окружкома ВКП (б), в котором просили Калининский обком партии ходатайствовать перед ЦК ВКП (б) о разрешении созыва объединенного заседания обкома партии Карельской АССР и Карельского окружкома ВКП (б) Калининской области.

3.О подчинении Карельского национального округа Калининской области Карельской АССР. На совещании приняли к сведению сообщение второго секретаря Карелии Смирнова, что обком ВКП (б) Карельской АССР выйдет с ходатайством в ЦК ВКП (б) и правительство СССР с просьбой подчинить Карельский национальный округ в административном отношении Карельской АССР [165].

Будучи первым секретарем Карельского окружкома ВКП (б), Беляков в феврале 1938 года написал письмо в Калининский обком партии, о нецелесообразности перевода делопроизводства на карельский язык в карельских района округа. Что делопроизводство надо оставить на русском языке.

Тогда же, в феврале 1938 года, издательство Карельской АССР стало распространять в Карельском национальном округе литературу на карельском языке с применением кириллицы, еще без установления единой терминологии. Беляков написал письма в обком ВКП (б) Карельской АССР и в Калининский обком партии, что нельзя распространять эту литературу впредь до установления единых правил правописания карельского языка.

В комиссию по разработке единой карельской письменности входили авторитетные люди. Поскольку правила правописания карельского языка на кириллице были утверждены министром просвещения РСФСР Тюркиным, он, Беляков, считал их правильными. Он ездил к министру просвещения Тюркину 20 июня 1938 года, и говорил ему о сигналах со стороны некоторой части карельского населения, которая высказывала недовольство разработанной письменностью, в части шипящих и свистящих букв.

На многократных допросах Беляков заявлял, что своими действиями он проводил правильную линию по национальному вопросу, а не буржуазно-националистическую политику, что ему вменяют в вину. В связи с тем, что следователи продолжали обвинять Белякова в организации карельской буржуазно-националистической организации, путем избиений и пыток добиваясь его признания вины, Беляков 1 августа 1938 года объявил первую голодовку. Ее он мог выдерживать, не принимая никакой пищи, 10 дней, прекратил голодовку 10 августа.

На допросе 4 октября 1938 года под пытками и истязаниями Беляков заявил об антисоветской деятельности сотрудников НКВД: Матвеева – бывшего начальника Рамешковского отделения, Арсеньева – бывшего начальника Карельского окружного отдела, Киселева – сотрудника Карельского окружного отдела, Судина – начальника Рамешковского отделения, Васильева – начальника отдела милиции по Карельскому национальному округу и Гуминского – бывшего начальника управления НКВД по Калининской области.

Во всех последующих протоколах допросов Беляков заявлял, что от своих показаний от 4 октября он отказывается, так как, об антисоветской деятельности этих сотрудников, ему ничего не известно [166].

На очных ставках с П.П. Смирновым, А.Н. Зиновьевым, А.И. Киселевым Беляков категорически отрицал свою принадлежность в карельской буржуазно-националистической организации.

14 марта 1939 года ему было объявлено об окончании следствия, тот знакомился с делом с 20 час. 30 мин. до 24 час.05 мин. и заявил ходатайство: «Считаю показания в деле по вопросу моего обвинения ложными. Прошу провести очные ставки с М.И. Феоктистовым и В.И. Ивановым». В удовлетворении этого ходатайства ему было отказано. С 20 апреля Беляков начал вторую свою голодовку в знак протеста, она продолжалась по 30 апреля 1939 года. Заканчивая вторую голодовку, Беляков просил военного прокурора ускорить рассмотрение его жалобы.

При допросе 14 мая 1939 года следователь спросил: «Почему Вы 4 октября 1938 года давали ложные показания?» На это Беляков ответил: «Меня вынудили дать ложные показания. В своих показаниях я назвал ряд лиц, как, якобы, участников карельской буржуазно-националистической организации. Но все эти фамилии мне были подсказаны капитаном Доценко и лейтенантом Устиновским. Сам лично я ни одной фамилии следствию не сообщал». Далее Беляков заявил, что на очных ставках его, как участника этой организации, изобличал Киселев, а Матвеев, Судин и Васильев отрицали как свою, так и его, Белякова, принадлежность к карельской организации.

Военный прокурор Бескоровайный 5 мая 1939 года поручил начальнику внутренней тюрьмы перечислить Белякова дальнейшим содержанием за начальником УНКВД по Калининской области.

19 мая 1939 года вновь был составлен протокол об окончании следствия, в котором Беляков заявил ходатайство: «Провести очные ставки с Феоктистовым, Кузьминым, Киселевым и Васильевым. А также приобщить к материалам уголовного дела восемь документов». Сам он этот протокол не подписал, 26 мая был составлен акт о том, что Беляков отказался подписывать протокол об окончании следствия. Мотивировал тем, что хочет приобщить к делу личное собственноручное заявление, в котором подробно описать, как велось следствие в отношении него.

31 мая 1939 года начальник отделения УНКВД лейтенант госбезопасности Архипов отказал в удовлетворении всех ходатайств Белякова.

Третью голодовку Иван Степанович Беляков объявил 3 ноября 1939 года, заявляя, что военный трибунал Калининского военного округа в течение 5 месяцев не разобрал его следственное дело. Итогом голодовки стало прекращение уголовного дела в отношении его и освобождения из-под стражи 11 ноября 1939 года [167].