Я знаю, что тут есть доля преувеличения, но то, что говорит тут же мужик в кафтане с прорванным плечом, уже наверное не преувеличение, а действительность.
При “царе батюшке”, от голода никто не умирал гневно потрясая ручонками заявляют “разоблачители” “проклятых большевиков”, “забывая” (вот такая избирательная память) что именно большевики не только полностью ликвидировали неграмотность, но и обеспечили крестьянство промышленными товарами, а главное, орудиями производства, что позволило не только накормить страну, но и обеспечить экспорт продовольствия, не за счет пухнущего от голода населения, а за счет реальных излишков.
Заявления о том, что при “добром” “крестьянском” царе, крестьяне катались как сыр в масле, а умирали не от голода, а исключительно обожравшись ананасов и черной икры не выдерживает никакой критики.
Это не большевистская агитация. Это свидетельства современников. Жизнь крестьян при царе была совем другой:
«Пища большинства крестьян –самая скудная и исключительно почти растительная- говорится в журнале «Народное хозяйство России»за 1885г. –картофель, да картофель (т.е. варённый да жаренный), да картофельная похлёбка с забелкой в скоромный и с постным маслом в постный день или щи из самой серой капусты с такой же приправой, да в скоромный день немного молока «на верх сыт захлебнуть», как выражается крестьянин, и чёрный хлеб составляют ежедневную в обед и в ужин еду крестьянина.
Завтрак и полдник составляет из ржаной ватрушки с творогом, ржаного пирога с картофелем или репой, а чаще – ломтя чёрного хлеба с варённым картофелем». Вот как описывал М.Пыляев в книге «Старое житьё расточительство аристократов в царской России: «Граф Мусин-Пушкин, живший за счёт своих 40 тысяч крепостных крестьян, удивлял Москву обедами, стоившими огромные деньги. На одни конфеты у него тратилось ежегодно 30 000руб. Расточительность его доходила до того, что он откармливал индеек труфелями, а телят отпаивал сливками и держал в люльках как младенцев. Домашняя птица, назначенная на убой, вместо овса получала кедровые и грецкие орехи, а вместо воды – сливки и вино»
Верещите, теперь, граждане вопреканцы, сколько коров можно было купить на царский рубль…
Свидетелем жизни дореволюционных крестьян в данном посте является граф Л.Н. Толстой (из Полного собрания сочинений в 90 томах, академическое юбилейное издание, том 29)
В первой деревне, в которую я приехал, — Малой Губаревке, на 10 дворов было 4 коровы и 2 лошади; два семейства побирались, и нищета всех жителей была страшная.
Таково же почти, хотя и несколько лучше, положение деревень: Большой Губаревки, Мацнева, Протасова, Чапкина, Кукуевки, Гущина, Хмелинок, Шеломова, Лопашина, Сидорова, Михайлова Брода, Бобрика, двух Каменок.
Во всех этих деревнях хотя и нет подмеси к хлебу, как это было в 1891-м году, но хлеба, хотя и чистого, дают не вволю. Приварка — пшена, капусты, картофеля, даже у большинства, нет никакого. Пища состоит из травяных щей, забеленных, если есть корова, и незабеленных, если ее нет, — и только хлеба. Во всех этих деревнях у большинства продано и заложено всё, что можно продать и заложить.
Из Гущина я поехал в деревню Гневышево, из которой дня два тому назад приходили крестьяне, прося о помощи. Деревня эта состоит, так же как и Губаревка, из 10 дворов. На десять дворов здесь четыре лошади и четыре коровы; овец почти нет; все дома так стары и плохи, что едва стоят. Все бедны, и все умоляют помочь им. “Хоть бы мало-мальски ребята отдыхали”, — говорят бабы. “А то просят папки (хлеба), а дать нечего, так и заснет не ужинаючи”.
От податей.
При “царе батюшке”, от голода никто не умирал гневно потрясая ручонками заявляют “разоблачители” “проклятых большевиков”, “забывая” (вот такая избирательная память) что именно большевики не только полностью ликвидировали неграмотность, но и обеспечили крестьянство промышленными товарами, а главное, орудиями производства, что позволило не только накормить страну, но и обеспечить экспорт продовольствия, не за счет пухнущего от голода населения, а за счет реальных излишков.
Заявления о том, что при “добром” “крестьянском” царе, крестьяне катались как сыр в масле, а умирали не от голода, а исключительно обожравшись ананасов и черной икры не выдерживает никакой критики.
Это не большевистская агитация. Это свидетельства современников. Жизнь крестьян при царе была совем другой:
«Пища большинства крестьян –самая скудная и исключительно почти растительная- говорится в журнале «Народное хозяйство России»за 1885г. –картофель, да картофель (т.е. варённый да жаренный), да картофельная похлёбка с забелкой в скоромный и с постным маслом в постный день или щи из самой серой капусты с такой же приправой, да в скоромный день немного молока «на верх сыт захлебнуть», как выражается крестьянин, и чёрный хлеб составляют ежедневную в обед и в ужин еду крестьянина.
Завтрак и полдник составляет из ржаной ватрушки с творогом, ржаного пирога с картофелем или репой, а чаще – ломтя чёрного хлеба с варённым картофелем». Вот как описывал М.Пыляев в книге «Старое житьё расточительство аристократов в царской России: «Граф Мусин-Пушкин, живший за счёт своих 40 тысяч крепостных крестьян, удивлял Москву обедами, стоившими огромные деньги. На одни конфеты у него тратилось ежегодно 30 000руб. Расточительность его доходила до того, что он откармливал индеек труфелями, а телят отпаивал сливками и держал в люльках как младенцев. Домашняя птица, назначенная на убой, вместо овса получала кедровые и грецкие орехи, а вместо воды – сливки и вино»
Верещите, теперь, граждане вопреканцы, сколько коров можно было купить на царский рубль…
Свидетелем жизни дореволюционных крестьян в данном посте является граф Л.Н. Толстой (из Полного собрания сочинений в 90 томах, академическое юбилейное издание, том 29)
В первой деревне, в которую я приехал, — Малой Губаревке, на 10 дворов было 4 коровы и 2 лошади; два семейства побирались, и нищета всех жителей была страшная.
Таково же почти, хотя и несколько лучше, положение деревень: Большой Губаревки, Мацнева, Протасова, Чапкина, Кукуевки, Гущина, Хмелинок, Шеломова, Лопашина, Сидорова, Михайлова Брода, Бобрика, двух Каменок.
Во всех этих деревнях хотя и нет подмеси к хлебу, как это было в 1891-м году, но хлеба, хотя и чистого, дают не вволю. Приварка — пшена, капусты, картофеля, даже у большинства, нет никакого. Пища состоит из травяных щей, забеленных, если есть корова, и незабеленных, если ее нет, — и только хлеба. Во всех этих деревнях у большинства продано и заложено всё, что можно продать и заложить.
Из Гущина я поехал в деревню Гневышево, из которой дня два тому назад приходили крестьяне, прося о помощи. Деревня эта состоит, так же как и Губаревка, из 10 дворов. На десять дворов здесь четыре лошади и четыре коровы; овец почти нет; все дома так стары и плохи, что едва стоят. Все бедны, и все умоляют помочь им. “Хоть бы мало-мальски ребята отдыхали”, — говорят бабы. “А то просят папки (хлеба), а дать нечего, так и заснет не ужинаючи”.
Я знаю, что тут есть доля преувеличения, но то, что говорит тут же мужик в кафтане с прорванным плечом, уже наверное не преувеличение, а действительность.
“Хоть бы двоих, троих с хлеба спихнуть, — говорит он. — А то вот свез в город последнюю свитку (шуба уж давно там), привез три пудика на восемь человек — надолго ли! А там уж и не знаю, что везти…”