Ранние формы социальной организации и процесс генезиса предгосударственных институтов

Часть первая

Древний Восток

Глава 3

Ранние формы социальной организации и процесс генезиса предгосударственных институтов

История начинается на Востоке… Этот хорошо известный и ныне никем в принципе не оспариваемый тезис убедительно подкрепляется данными современной археологии, материалами палеографии и иными первоисточниками. Но как конкретно шел исторический процесс? Как именно начиналась эта история? Речь ведь не только о развитии материальной культуры – об этом вполне достаточное представление дают археологические находки, по которым можно проследить все этапы становления образа жизни древнего человека, от первых ранненеолитических поселений до ранних государств Египта или Двуречья. Для теоретического анализа – а именно он в данном случае стоит на первом месте – много существеннее выяснить этапы развития структуры в целом, т. е. попытаться найти и проследить процесс развития основных социальных, социокультурных, социально‑экономических и административно‑политических институтов. Причем речь идет о самых общих принципах возникновения и становления этих институтов. Иными словами, перед нами стоит задача сконструировать нечто вроде идеальной совокупной модели, генерального эталона, ориентируясь на который можно было бы представить, хотя и с определенными вариантами, возможный ход формирования предгосударственных институтов, а затем и государства.

Для решения этой задачи современная наука немало сделала. Следуя по пути тщательного изучения многочисленных отсталых и примитивных обществ, этнографы и антропологи – а это очень большой отряд специалистов, активно действующих в сфере культурной, социальной, экономической, политической, даже философской антропологии – не только собрали гигантское количество материалов полевых обследований, но и детальнейшим образом изучили и сопоставили друг с другом эти материалы. На основе этих сопоставлений были сделаны серьезные выводы, способствовавшие выявлению некоторых общих закономерностей формирования и развития примитивных социальных структур, возникновения в недрах этих структур институтов, способствующих их эволюции. Многое из сделанного, особенно в XX в., значительно изменило существовавшие прежде представления. Это коснулось, в частности, проблемы матриархата – ныне считается общепризнанным, что такого этапа в развитии общества никогда не было, что следует говорить лишь об обществах, где господствуют принципы матрилинейности и матрилокальности, причем эти общества ничуть не древнее и не примитивнее патриархальных, просто они иные, функционируют, с социально‑семейной точки зрения, в несколько иной форме. Это затронуло также и некоторые формы описанных в свое время Л. Г. Морганом, а за ним и Ф. Энгельсом брачных связей и систем родства. Современная наука отвергла и универсальность так называемого института «военной демократии», значение которого в XIX в. было преувеличено тем же Морганом. Были поставлены под сомнение и некоторые другие устоявшиеся понятия, как, например, племя, о чем пойдет речь ниже. Были выдвинуты и разработаны многие новые термины, объясняющие заново вскрытые и изученные явления и процессы, о чем тоже будет сказано далее. Словом, едва ли не самым важным итогом развития антропологии XX в. следует считать опровержение многих из тех положений, которые были сформулированы в прошлом, включая и считавшиеся у нас долгое время классическими и потому абсолютно истинными постулаты марксизма, не говоря уже о вульгарных построениях истматовской теории формаций.

Глава 4

Раннее государство

Обычное протогосударство, в том числе составное и даже этнически гетерогенное, несмотря на весьма заметную разницу между крестьянскими низами и верхами управителей, было еще густо опутано системой родственных клановых связей. Более того, именно эти связи играли чаще всего основную роль в его социальной и административной структуре, определяя степень знатности и место человека в обществе. С течением времени и по мере институционализации власти ситуация определенным образом менялась. Прежде всего клановые связи начинали терять свою всеобщность и оказывались свойством немногих, признаком избранности, аристократизма. Дело в том, что эти связи были чрезвычайно важны там, где критерий генеалогического родства определял степень близости к правителю и его клану, т. е. знатность, что давало человеку право иметь соответствующий ранг и титул, а также претендовать на определенную должность и привилегии. Что же касается крестьянских низов, то они, даже если и состояли в отдаленном родстве по боковой линии с каким‑либо из знатных кланов, постепенно практически исключались из счета родства, поскольку для них это уже не имело никакого значения. Кроме того, опасавшиеся притязаний близкой родни на власть правители стремились приблизить к себе преданных лично им чужаков из числа мелких должностных лиц, слуг, а то и иноплеменников‑рабов, явных аутсайдеров. Часть их, закрепившись наверху, со временем тоже давала начало знатным аристократическим кланам. Результатом всего этого было появление в обществе, прежде ориентировавшемся в основном на заслуги и престиж, новых критериев для деления на верхи и низы. Верхи стали комплектоваться из числа наследственных аристократов и причастных к власти должностных лиц, причем те и другие, тесно связанные клановыми связями, образовывали своего рода потомственный слой людей, занятых в сфере управления и включенных в систему социально‑имущественных привилегий.

Такого рода социальная поляризация общества на причастные к аппарату власти привилегированные слои и производителей, прежде всего общинных крестьян (между теми и другими была еще прослойка обслуживающего верхи персонала – рабов, слуг, ремесленников и др.), резко меняла традиционную систему редистрибуции: если прежде избыточный продукт лишь распределялся по воле причастного к власти и служил способом обретения им дополнительного престижа, то теперь этот продукт превратился в средство содержания всех тех, кто встал над обществом и кто обслуживал привилегированные верхи. Иными словами, в новых условиях социальные низы, т. е. крестьяне‑производители, оказались исключенными как из системы генеалогического родства в конических кланах аристократов, так и из сферы редистрибуции. Этот все углублявшийся отныне разрыв между верхами и низами означал, что на смену примитивному политическому образованию типа протогосударства шла более развитая и принципиально отличная от него административно‑политическая структура – раннее государство.

Конечно, непроходимой грани между этими двумя формами политической интеграции нет, но разница все же есть, и немалая. Раннее государство обычно много сложнее и крупнее протогосударства; этническая гетерогенность здесь – уже практически почти обязательная норма, ибо возникает раннее государство преимущественно за счет завоеваний и аннексии соседей. Расширяясь и включая в свой состав многие десятки и сотни тысяч людей, раннее государство обычно оказывалось перед необходимостью усложнить администрацию, следствием чего был дальнейший рост иерархичности структуры в целом: все стоявшие над общиной в свою очередь выстраивались в сложную иерархическую лестницу должностных лиц, прав, статусов, привилегий.

Так, иерархическая лестница управления оказывалась по меньшей мере трехступенчатой; возникали три уровня – высший общегосударственный, средний региональный и местный. При этом на высшем уровне фиксируется заметная специализация административной деятельности – военачальники, жрецы, главы канцелярий или ремесленных служб, администраторы широкого профиля, казначеи и хранители казенных амбаров, управители дворцовых или храмовых служб, домашних покоев правителя и т. п., вплоть до возникновения кое‑где контрольно‑ревизорской службы. И хотя в центральной администрации по‑прежнему огромную роль играли клановые связи, а во главе многих управлений стояли знатные аристократы и родственники правителя, система власти в целом уже заметно тяготела к внеклановому принципу и к использованию способных аутсайдеров и это вполне отвечало далеко еще не забытому принципу меритократии.

Что касается администрации на региональном уровне, то она обычно бывала много проще и имела чаще всего двойное подчинение – главе регионального подразделения и соответствующим службам и управлениям центра. Здесь специализация была много слабее и функции нередко совмещались. Тем более все это было характерно для местного уровня, где по традиции на главу общины падала львиная доля всех административных забот о благосостоянии общинного коллектива, а также о своевременных выплатах ренты‑налога в казну и организации необходимых для коллектива и для государства общественных работ.

Этот последний момент заслуживает особого внимания. Дело в том, что именно в рамках укрупненного раннего государства, в отличие от протогосударства (за редкими исключениями типа раннешумерских), возникает феномен урбанизации, т. е. монументального городского строительства, сооружения дворцов, храмов, мавзолеев, пирамид, каналов, дамб и т. п. Урбанизация стоит дорого, так что далеко не случайно именно с нее начинается обычно отсчет цивилизации. Далеко не все протогосударства могли позволить себе нечто подобное, и подавляющее большинство их так и замирало на доцивилизованном уровне. О немногих исключениях типа древнешумерских храмовых центров уже упоминалось. Что же касается ранних государств, то для всех них урбанизация была непременным условием существования, чем они принципиально отличались от протогосударств. Сооружались же все монументальные городские и иные сооружения (дамбы, каналы, дороги) за счет труда крестьян, привлекавшихся к общественным работам в свободное от сельскохозяйственных забот время, к тому же поочередно. Именно в порядке общественной обязанности, которая по сути восходила ко все той же древней системе реципрокного обмена, крестьяне участвовали в создании престижных сооружений, находясь в эти дни на полном государственном обеспечении и даже получая для работ казенные орудия и средства труда. Стоит специально подчеркнуть, что такого рода общественные работы никогда не считались подневольными отработками, а напротив, всегда рассматривались всеми, включая и массы работников, как сооружения, имеющие важный ритуальный смысл и общественное значение. Не мифические сотни тысяч рабов из‑под палки, как о том обычно писали наши учебники, но именно крестьяне выполняли такие работы, во всяком случае на ранних этапах развития, в рамках ранних государств.

Этап раннего государства обычно совпадал с серьезными изменениями в сфере религиозно‑идеологической, в ходе которых обычная для протогосударства практика сакрализации вождя нередко достигала своего апогея: государь провозглашался сыном бога или даже живым божеством, а вся система богов, имевших теперь внушительные и возвышавшие их статус монументальные храмы в их честь, способствовала укреплению в умах населения представлений о могуществе божественных сил и тем самым обеспечивала необходимый духовно‑идеологический комфорт. Известный американский антрополог Э. Сервис саркастически писал в этой связи: «Как приятно сознавать, что боги нашей общности – величайшие в мире, что их представители на земле священны и что тем самым мы избранный народ! И сколь очевидно удобны такие представления для правящей группы!»

Но, пожалуй, наиболее важное с точки зрения перспектив развития нововведение на этапе раннего государства – это упоминавшаяся уже тенденция к приватизации, начинавшаяся с престижного потребления.

Престижное потребление верхов, реализовывавшееся обычно в строгом соответствии со степенью знатности, рангом, титулом, должностью, выражалось в преобладании изысканных одежд и лучшей пищи, в строительстве богатых домов и гробниц, в создании сложных систем различных удобств и услуг. Все большее количество ремесленников разных специальностей (ювелиры, оружейники, колесничие, архитекторы, ткачи, портные, столяры и др.), слуг (садовники, псари, конюшие, повара, лакеи, евнухи и т. п.) обслуживало возраставшие потребности власть имущих. Как социальный феномен престижное потребление всегда отличается тем, что имеет непременную тенденцию к росту. То, что было достаточным вчера, кажется неудовлетворительным сегодня. Каждый стремился выделиться из числа равных ему, приблизиться по уровню и качеству потребления к стоящим выше. В это соперничество включались правитель и его семья, которые обычно задавали тон. Нельзя было забывать и об имеющем государственный смысл старании выглядеть богаче и щедрее соперника, соседнего правителя, что опять‑таки имеет самое прямое отношение все к тому же высоко ценившемуся престижу.

За счет чего растет престижное потребление? Прежде всего традиционно – за счет редистрибуции избыточного продукта, хранившегося в казенных амбарах и складах. Правитель щедрой рукой раздает его в разных формах, от зерна в мешках до роскошных шуб или изысканных драгоценностей, в обмен за что он вправе требовать и ожидать от своих приближенных и администраторов преданности и беспрекословного повиновения согласно древнему принципу реципрокности. Но на этом дело не кончается. Активная внешняя политика удачливого правителя приводит к расширению границ его государства, увеличению его населения и богатств. В зависимости от сильного государства оказываются его соседи, находящиеся на разном уровне развития, но в любом случае выплачивающие в знак признания своей зависимости определенную дань.

Расширение земель и поток дани создает новые условия и возможности для правящих верхов. Успешно расширяющий свои владения правитель нередко дает своим родственникам – практически теперь уже от своего имени – участки земли, подчас целые области в своего рода кормления. И хотя доход с этой вотчины не принадлежит вновь назначенному владельцу, во всяком случае целиком, часть его становится объектом присвоения со стороны нового владельца. Более того, в условиях ослабления расширившегося государства этот владелец – как, впрочем, и функционально близкий ему региональный администратор – обычно превращается в автономного властителя и узурпирует право от собственного имени наделять родственников и приближенных более мелкими уделами и кормлениями, что способствует возникновению многоступенчатой иерархической структуры вас сально‑феодального типа, столь хорошо известной и древности, и средневековью (речь идет о социально‑политической структуре, а не о формации!).

Но тенденция к приватизации проявляется не только в этом. Власть имущие постепенно приобретают право распоряжаться людьми, оказывающими им услуги или находящимися под их началом. Эти услуги нередко индивидуализируются, а люди – будь то воины, слуги или рабы – становятся объектами присвоения. Но и это еще далеко не все.

В руках чиновников рангом пониже, не имеющих ни удела, ни штата помощников и слуг, концентрируются немалые средства, распоряжение которыми входит в их служебные обязанности. Так, чиновник, осуществляющий, скажем, от имени казны или храма дальние транзитные операции для приобретения нужных изделий или раритетов (иных форм торговли, если не считать мелкого натурального обмена, общество еще не знало), попутно с порученным ему главным делом может произвести выгодный обмен для себя или по чьей‑либо просьбе. Чиновник, ведающий тем или иным видом ремесла, использует лично для себя или еще для кого‑то часть продукта и труда подчиненных ему людей. Служитель при амбаре или складе, заведующий выдачей инвентаря или продуктов призванным для отработок людям, ведущий различные записи писец‑канцелярист – словом, практически каждый на своем месте имеет определенную возможность выйти за пределы строгого выполнения должностных обязанностей с тем, чтобы позаботиться об улучшении собственного материального положения. Я уже не говорю о воинах, возвратившихся с добычей и стремящихся сбыть ее с выгодой.

В результате всего этого в обществе, прежде всего на надобщинном его уровне, возникает определенное количество излишков материального производства, которые пускаются в частнотоварный оборот. Иными словами, излишки, до того не бывшие товаром, теперь становятся им. Возникают товарные рынки и как прямое следствие этого – деньги, всеобщий эквивалент. На товарном рынке с помощью денег реализуются самые различные вещи, сырье, предлагаются услуги. Рабочая сила превращается в товар, следствием чего является институт частного рабства (до того рабы, будучи чаще всего военной добычей, считались коллективным достоянием и от имени коллектива использовались в храмовых и дворцовых хозяйствах, в услужении власть имущих). Но все сказанное является уже не столько элементом раннего государства, сколько институтом государства развитого. Все это возникает на грани перехода раннего государства в развитое и, более того, может считаться едва ли не основным признаком этого перехода, своего рода критерием отсчета. Пока же в заключение сформулируем определение раннего государства.

Раннее государство – это многоступенчатая иерархическая политическая структура, основанная на клановых и внеклановых связях, знакомая со специализацией производственной и административной деятельности. Главными функциями такого государства являются централизованное управление крупным территориально‑административным комплексом с этнически гетерогенным населением, расширение пределов своей территории за счет военных захватов, а также обеспечение благосостояния общества и престижного потребления привилегированных верхов за счет ренты‑налога с производителей, дани с зависимых соседей. Раннее государство хорошо знакомо с урбанизацией и монументальными сооружениями, осуществляемыми населением в счет общественных работ, причем эти работы, как и вся сумма взаимоотношений между верхами и низами, основаны на принципах реципрокности и редистрибуции, рассматриваются как закономерный обмен деятельностью и легитимизирются общепризнанной религиозно‑идеологической доктриной. Именно на этапе раннего государства в процессе развития престижного потребления и тенденции к приватизации закладываются основы новой формы социально‑экономических отношений – отношений частнособственнических, связанных с товарно‑денежным хозяйством и рынком рабочей силы.

Глава 5

Вавилония

Вызванный серьезными экономическими процессами, прежде всего приватизацией, социальный кризис сопровождался заметным ослаблением политической власти и децентрализацией, под знаком которой прошли два века. Это было время ожесточенной борьбы соперничавших друг с другом государств и династий различного происхождения – аморейских, эламитских и собственно месопотамских, среди которых на рубеже XIX–XVIII вв. до н. э. стала выделяться Вавилония. Новый центр Двуречья Вавилон, со временем превратившийся в величайший город мира, стал возвышаться с начала правления шестого представителя вавилонской династии, Хаммурапи (1792–1750 гг. до н. э.). За долгие годы успешного правления Хаммурапи сумел поочередно разгромить соседей‑соперников, объединив под своей властью всю Месопотамию.

Заново на развалинах далекого прошлого правитель Вавилонии создал могущественное и процветающее централизованное государство. И хотя оно просуществовало не слишком долго и уже при преемниках Хаммурапи появилась тенденция к некоторому упадку, следствием чего были вторжения эламитов, а затем и завоевавших Вавилонию в XVI в. касситов, именно Вавилонию царя Хаммурапи можно считать первым в Западной Азии развитым государством в полной смысле этого слова. Речь идет не о централизованной эффективной администрации на большой территории – это было в Двуречье со времен Саргона Аккадского. Суть в ином: вавилонское государство уже представляло собой ту сложную структуру, которая в дальнейшем была характерна (в многочисленных вариантах) для всех достаточно развитых обществ традиционного Востока, да и не только Востока.

В государстве Хаммурапи свойственные ранним структурам клановые и родственные связи уже были заметно оттеснены связями административно‑территориальными, а вассально‑иерархическая пирамида власти превратилась в централизованный бюрократический аппарат, эффективно действовавший через своих чиновников. Соответственно укрепился и институционализировался влиятельный и достаточно многочисленный слой специалистов‑профессионалов, занятых в сфере управления и примыкающих к ней сферах обслуживания, – администраторы, воины, ремесленники, торговцы, слуги и др. Возник и весьма многочисленный слой неполноправных выходцев из числа пленных иноплеменников или потомков разорившихся полноправных общинников. И хотя между первым и вторым отмеченными здесь слоями была существенная разница в социальном положении, имущественном цензе и образе жизни (эта разница отражалась в документах, терминологии – неполноправные работники обозначались особым сводным термином мушкенум), общим между ними было то, что все они считались и именовались царскими людьми, т. е. людьми, непосредственно занятыми в системе администрации или причастными к ней, обслуживавшими ее. Именно в этом плане все царские люди обоих слоев‑категорий противопоставлялись остальному населению, т. е. земледельцам‑общинникам, права и статус которых были объектом внимания и заботы со стороны правящих верхов.

Государство Хаммурапи обладало монополией силы, твердо опираясь на фиксированный закон и связанные с ним формы принуждения. Выдвижение на передний план кодифицированного законодательства с достаточно строгой системой наказаний было связано с тем, что развитие частнособственнических отношений, товарно‑денежных связей и особенно ростовщичества с его внушительными процентами (20–30% годовых) вело к быстрому разорению общинников и обогащению за их счет частных собственников.

Как известно, частное предпринимательство обладает само по себе огромными потенциями; его внутренняя сила – если ей не поставить преград – способна за короткий срок кардинально изменить облик общественных отношений, всю структуру общества, как то было наглядно продемонстрировано несколько позже античной Грецией. В Вавилонии Хаммурапи потенции частного сектора уже давали о себе знать с достаточной очевидностью. На фоне этих возможностей централизованной администрации стало ясно, что прежние псевдолатифундистские методы хозяйства на царско‑храмовых землях экономически неэффективны, что они изжили себя. На смену этим методам пришла практика раздачи царско‑храмовых земель (они, по некоторым подсчетам, составляли до 30–40% пашни) в виде должностных наделов царским людям первой категории – это была форма их жалованья – и в виде неотчуждаемых обязательных наделов царским людям второй категории, выплачивавшим за пользование этим наделом долю урожая в казну. При этом наделы царских людей первой категории, как и наделы родовитых сановников и жрецов, включая и поля правителя, обычно обрабатывались примерно на тех же началах обязательной аренды, что и остальные земли храмов (обязательные наделы), хотя в этом случае в качестве арендаторов могли выступать как зависимые царские люди второй категории, так и полноправные общинники.

Особо следует сказать о полноправных общинниках. Этот слой в Месопотамии всегда преобладал. И хотя не всегда общинники были в одинаковом правовом и социально‑экономическом положении, важно подчеркнуть, что различия обычно касались потенциальных возможностей, но не реального их статуса, как раз определявшего место этого слоя в обществе. В частности, применительно к Вавилонии Хаммурапи необходимо заметить, что хотя формально процесс приватизации охватывал все земли и всех людей, кроме царско‑храмовых земель и связанных с ними царских людей, фактически ситуация была много сложнее. Не следует представлять дело таким образом, что, коль скоро товарно‑денежные отношения вторглись в недра крестьянской общины, она была тем самым уже заведомо обречена на быстрое превращение в коллектив частных собственников, строящий свои взаимоотношения на основах товарного хозяйства и рыночных связей, что не могло бы не привести к быстрому разложению общины.

В отличие от античности на Востоке не было условий для такого развития. Напротив, были мощные силы, действовавшие в ином направлении. Централизованная власть, которая здесь была нормой, диктовала свои условия развития. Применительно к общинной деревне это означало, что государство принимало энергичные меры для предотвращения деструктивного процесса гибели традиционной общины. Вот почему, хотя некоторое количество беднейших общинников, несмотря на все ухищрения противодействовавших этому властей, все‑таки разорялось и продавало свои земли соседям, этот процесс обычно ограничивался лишь небольшой частью общины и был к тому же обратимым. В результате подавляющее большинство общинников, пусть с трудом сводя концы с концами, продолжало вести свое по преимуществу натуральное хозяйство, и это было нормой, переходящей из поколения в поколение. Отсюда и результат: сфера действия нового частнособственнического сектора в пределах социально‑экономической структуры в целом была не столь значительна, чтобы поколебать и тем более преобразовать по своему образу и подобию всю структуру.

Не сумев этого добиться, частнособственнический сектор достаточно гармонично и непротиворечиво вписался в издавна существовавшую систему отношений, приведя ее к некоторой модификации. Суть модификации сводилась к тому, что государство, опираясь на древнюю основу – неотчуждаемые коллективные общинные и царско‑храмовые земли, – допускало существование частнособственнического сектора в виде включенного в товарооборот небольшого клина земель, наемного труда, частной аренды, ростовщичества, долгового рабства и вообще системы товарно‑денежных отношений. Все это было необходимо для нормального функционирования большого развитого социального организма. Но при всем том государство достаточно жестко ограничивало и контролировало реальные возможности, сферу влияния и вообще потенции частного сектора.

Законы Хаммурапи

Именно эта политика и нашла свое отражение в знаменитых законах Хаммурапи – первого в истории достаточно полного и многостороннего свода правовых норм и административных регламентов, сложившихся на основе более ранних законов и весьма четко определявших права и обязанности населения, в частности ограничивавших сделки частнособственнического характера. Законы, начертанные на каменном обелиске, состояли из краткого введения, заключения и 282 статей (в самом тексте нумерации статей нет), в которых нашли отражение различные и в большинстве, видимо, опиравшиеся на прецеденты судебные казусы, а также многие реальные формы взаимоотношений, анализ которых дает представление о вавилонском обществе XVIII в. до н. э.

В судебнике не выделены четко не только статьи, но и разделы. Однако специалисты вычленяют несколько групп параграфов, посвященных разным вопросам: общим принципам отправления правосудия; охране собственности царя, храмов и населения; статусу имущества, полученного от царя за службу; операциям с недвижимостью и торговле; семейному праву; наказаниям за телесные повреждения; операциям с движимым имуществом. Статьи о семейном праве, например, свидетельствуют о господстве моногамной семьи с заключением брачного контракта, в котором оговаривались права обеих сторон. Право на семью имели все, включая рабов, дети которых при этом считались полноправными. На развод имели право обе стороны, но за неверность жена наказывалась строже. Приданое жены принадлежало ее детям, которые делили между собой наследство после смерти родителей.

В судебнике выделяются три группы людей по их правоспособности: полноправные, мушкенум и рабы. Каждая изних по‑разному отвечала за те или иные проступки. Так, за ущерб, нанесенный какому‑либо мушкенуму, штраф был меньше, чем за ущерб полноправному. Что же касается раба, то он «стоил» еще дешевле, а за правонарушения, совершенные им, применялись наиболее строгие меры и жестокие наказания. Вообще рабы, если иметь в виду частных, считались собственностью хозяев – беглых ловили, укрывателей наказывали. Но при всем том раб имел и определенные права – на семью, хозяйство, имущество. Что касается мушкенумов, то это были, как упоминалось, зависимые царские люди, которые могли иметь хозяйство, нередко рабов, а подчас и должность, и достаточно высокий административный статус.

Группа статей, касающихся собственности, – едва ли не самая большая в судебнике. Признавая собственность как институт (воры и укрыватели либо покупатели краденого наказывались), законы вместе с тем основную свою цель видели в ее регулировании и ограничении. Прежде всего они строго запрещали отчуждение в любой форме пожалованных царем наделов, особенно наделов воинов. Статьи обстоятельно регламентировали условия найма и размер платы за наемный труд; скрупулезно рассматривались все случаи аренды и норма арендной платы, условия залога имущества.

Наибольшего внимания заслуживают те из статей, которые касались условий кредита и ростовщичества. Все они были направлены на ограничение произвола заимодавцев и стремились дать должнику максимальные шансы. При неурожае его долг откладывался. Если за долг человек был вынужден отдать в долговое рабство кого‑либо из своей семьи, кредитор нес ответственность за приобретенного таким образом раба‑должника: в случае, если от дурного обращения последний умирал, кредитор наказывался. В любом случае срок долгового рабства не должен был превышать трех лет – после этого срока должник освобождался, а долг считался погашенным. Был установлен и размер долгового процента – он не должен был превышать 20% при денежном и 30% при натуральном займе.

Наказания за серьезные преступления были суровыми, часто преступник карался смертью. Основной принцип назначения наказаний – талион, т. е. воздаяние по принципу «око за око», «руку за руку», «сына за сына», «раба за раба». Вообще же чтение всех 282 статей судебника показывает, что лейтмотивом его была защита традиционных прав и имущества собственного, т. е. вавилонского, населения – особенно в тех случаях, когда вавилонянин или его имущество оказывались под угрозой. Попавшего в плен воина следовало выкупить, а если для этого не хватало средств, необходимую сумму должен был дать храм его поселка либо дворцовое хозяйство, т. е. казна. Если пленник стал рабом, то после его выкупа он возвращался домой. Вообще все свое, вавилонское, население и особенно полноправные обеспечивались максимальной поддержкой закона, бывшего как бы гарантом неприкосновенности их личности и имущества перед натиском со стороны врагов – от неприятеля, могущего взять их в плен и продать в рабство, до собственника, выступавшего в роли ростовщика, хозяина, нанимателя, арендодателя.

Что касается мушкенумов, то они имели меньшую правоспособность не потому, что были более эксплуатируемым слоем населения. Очень похоже на то, что в этом смысле они были наравне с полноправными, а в административном плане часто стояли выше их. Разница между мушкенумом и полноправным общинником была в том, что царские люди чаще всего не имели корней в общинах Вавилонии и в силу этого не могли считаться полноправными. Что касается рабов, то многое в судьбе их и их потомков зависело, видимо, от случая; есть основания считать, что в рабы‑чужаки достаточно быстро могли приобрести статус мушкенума, особенно если их сажали на храмовые земли. Рабы, оказавшиеся во владении общинных групп, обычно включались в состав семьи на правах ее младших членов со всеми вытекавшими из этого следствиями. Иными словами, во втором поколении рабы, как правило, рабами быть переставали. Это была, таким образом, как бы временная категория, переходная (напомню, что речь идет о рабах‑иноплеменниках, рабах‑пленниках, рабах‑чужаках, и только о них, – о долговых рабах речь только что шла особо).

* * *

Подводя итоги, обратим еще раз внимание на динамику исторического развития ранних очагов урбанистической цивилизации в ее шумеро‑вавилонском варианте. Сначала возникает группа соседних и параллельно развивающихся шумерских протогосударств с весьма характерной для них храмовой формой администрации. Административно‑политическая структура такого типа благоприятна для формирования стабильно и эффективно функционирующего механизма редистрибуции: параллельно с налогами от общин казна приобретает и закрепляет за собой храмовые земли и все доходы от них. Увеличение количества храмовых и, позже, царско‑храмовых земель в рамках укрупненных государств Саргона или правителей третьей династии Ура создает условия для упрочения сильной централизованной власти, причем этому же способствуют процесс приватизации и появление в рамках социума немалого количества безземельных вчерашних общинников, вынужденных арендовать храмовые и царские земли. Обилие неполноправных арендаторов на царско‑храмовых землях времен третьей династии Ура привело к возникновению здесь системы псевдолатифундий с массовым использованием лишенных собственности и находившихся под жестким контролем администрации невольников, о статусе и образе жизни которых свидетельствуют массовые документы хозяйственной отчетности, создающие впечатляющую картину коммунистической казармы.

Неэффективность казарменного коммунизма в форме труда подневольных на псевдолатифундиях выявилась достаточно быстро, так что в Вавилонии времен Хаммурапи от этой формы хозяйства отказались, раздав царско‑храмовые земли служащим в качестве платы кормления, и всем остальным, включая неполноправных мушкенумов, в виде аренды. Общинники, сохранившие земли, по‑прежнему платили налоги в казну. Возникшие частные собственники тоже их платили, но статус частнособственнических земель выгодно отличался от статуса земель общинных тем, что их можно было продать беспрепятственно, – обстоятельство, которым порой не брезговали и правители, покупавшие в собственное пользование те или иные поля из частнособственнического клина земель.

Шумеры и вавилоняне были первыми, кто шел по пути становления государственности, так что их вариант политогенеза и развития форм хозяйства и форм собственности заслуживает особого внимания. Он во многих отношениях был эталонным для тех, кто шел вслед за ними, хотя, разумеется, существовали и иные варианты, о которых речь пойдет ниже. Но прежде чем закончить изложение материалов и выводов, касающихся этого варианта, стоит хотя бы вкратце упомянуть о том вкладе, который внесли жители древнего Двуречья в мировую культуру.

Это, во‑первых, шумерское иероглифическое письмо, достаточно быстро трансформировавшееся в массовой документации царско‑храмовых хозяйств в упрощенную клинопись, что впоследствии сыграло решающую роль в возникновении алфавитной системы. Во‑вторых, это постоянно развивавшаяся усилиями жрецов система календарного счисления, тесно связанного с астрономическими наблюдениями, а также элементарная математика. Тот алфавит, те сведения о календаре и звездном небе с его знаками зодиака, та десятеричная система счета, которыми мы пользуемся и сегодня, восходят именно к древнему Двуречью. Религиозные представления с множеством богов и храмов в их честь, интереснейшие мифы с описанием жизни, приключений и похождений богов и героев, наиболее знаменитым среди которых считался Гильгамеш, развитое изобразительное искусство, особенно каменные рельефы и бар<

Наши рекомендации