Роль на промышленном и сельскохозяйственном рынке.Опт и розница. Город и деревня.

Роль частной и в частности капиталистической торговли можно подсчитывать двумя способами. Либо по сумме оборотов, т. е. по сумме всех продаж и покупок в стране, с выделением из них тех сделок, какие приходятся на долю частных торговцев, либо по массе товаров, т. е. по той части существующих в стране продаваемых предметов, какая прошла через частную продажу. У нас почти исключительно распространен первый способ подсчета, ибо он легче. Для него есть готовый материал в виде данных Наркомфина об облагаемом (по промысловому налогу-«уравнительным сбором») торговом обороте. Но эти данные по самому характеру государственного и частного оборота создают значительное искажение картины того, какая часть товаров проходит через частную торговлю.

Частная торговля, как известно, имеет дело главным образом с пред-метами потребления (промышленными и продовольственными-ср. выше в разделе о промышленности то обстоятельство, что и частная промышленность тоже производит главным образом предметы потребления). Между тем в государственной торговле играет чрезвычайно значительную роль торговля средствами и материалами производства, какую ведут одни тресты и синдикаты; с другими трестами и синдикатами. В разделе о промышленности приведено, что из всей валовой продукции государственной промышленности меньше половины приходится на средства потребления.

Между тем в силу нашей организационной системы материалы и средства производства должны быть несколько раз проданы одними госорганами другим госорганам, для того чтобы пойти в дело. Например до революции крупная хлопчатобумажная фабрика Коновалова сама закупала для себя хлопок в Туркестане пли Закавказья у мелких скупщиков-и кончено. Теперь же местные торги, хлопкомы и т. п. госорганы закупают хлопок у тех же мелких скупщиков и непосредственно у крестьян (дехкан). Потом у этих госорганов хлопок покупает Главхлопком. Потом у Главхлопкома этот хлопок покупает Всесоюзный текстильный синдикат. Потом у Текстильсиндиката этот хлопок покупает какой-либо хлопчатобумажный трест. И потом трест передает этот хлопок одной из своих фабрик для переработки. Обороты внутри треста налоговой статистикой не учитываются. Но все остальные повторные продажи между госорганами того же самого хлопка на пути от Средней Азии до фабрики каждый раз наново записываются (и облагаются). Еще больше повторных продаж, пока железная руда обратится в плуг и т. п. Та же история происходи с углем и другими средствами и материалами производства. В государственной промышленности происходит, таким образом, ряд повторных оптовых продаж того же самого предмета раньше еще, чем он начинает свое путешествие в преображенном виде окончательно готового для потребления изделия от фабрики к потребителю.

Между тем частная промышленность почти не занимается сама изготовлением средств производства. Она покупает необходимые ей материалы в готовом виде у госорганов (металл и т. д.) или у крестьян ,и т. п. (сырье для пищевой, кожевенной и др. отраслей). Она знает, конечно, как и государственная промышленность, несколько звеньев в продвижении уже готовых изделий от фабрики к потребителю. И то, благодаря характеру ее производства, этот путь оказывается у нее сплошь и рядом имеющим меньше звеньев, чем у государственной фабрики. Г осу дарственная фабрика сдает изделие тресту, тот продает синдикату, тот продает Центросоюзу, тот продает областному союзу, тот продает окружному (или губернскому), тот продает районному и тот продает первичному кооперативу. И уж первичный кооператив продает потребителю. Скорость оборота и меньшее количество звеньев по продаже чувствуются в частной торговле, как показало в частности обследование Наркомторга (опубликованное в сборнике под ред. т. Залкинда), весьма заметно.

Таким образом, налоговая статистика Наркомфина не может дать представления, какая часть товаров проходит через частную торговлю, ибо в ней сложены не сравнимые слагаемые. Хлопок засчитан по нескольку раз, ибо при нашей организации госорганы должны его несколько раз продать друг другу, чтобы доставить на фабрику. И притом еще один трест продает иногда другому пряжу, и уж только другой трест начинает делать и продавать ткань. А частная фабрика прямо начинает с покупки пряжи и продажи выделанной ткани. Таким образом, налоговая статистика Наркомфина по самому своему свойству должна преувеличивать и преувеличивает долю, приходящуюся на долю государства и кооперации. Ибо она считает не товары, а обороты. И если, например, налоговая статистика показывает (по «Контрольным цифрам» Госплана), что в 1925/26г. в оптовой торговле на долю частной торговли приходится 9,4 %, то это отнюдь не значит, что через частный опт прошло только 9,4 %товаров. Это значит лишь то, что если в государственной части хлопок, металл и т. д. считать по нескольку раз, пока они доберутся до фабрики,-чего по самому ее свойству никоим образом не может быть в частной доле,-то доля частной торговли в сумме оптовых оборотов будет 9,4 %. Очевидно, нам очень легко было бы, если б зачем-нибудь понадобилось, свести эту долю статистически к 2 %или к 1 %. Стоит только приказать всем синдикатам и трестам еще раз продать взаимно через биржу друг другу хлопок, металл, руду и т. д. Но очевидно, что заниматься такими статистическими фокусами для вящшего посрамления частного капитала нам не к чему. Потому мы должны обратиться к другому методу-к выяснению того, какая часть товаров проходит через частную торговлю и какая часть товаров попадает по окончательному назначению без посреднического участия частных торговцев.

Для того, чтобы определить проходящую через частную торговлю часть промышленной продукции страны, надо рассмотреть отдельно оптовую и отдельно розничную торговлю, ибо целый ряд изделий (например непосредственно продаваемая кустарями часть кустарной продукции) про-дается потребителю, не проходя капиталистическую оптовую и полуоптовую торговлю.

Через капиталистическую оптовую и полуоптовую торговлю проходят следующие части промышленной продукции страны:

1) продукция капиталистической промышленности, в том числе домашней системы ее;

2) часть продукции трудовой кустарной промышленности, скупаемая капиталистическими скупщиками;

3) часть продукции государственной промышленности, легально продаваемая частному опту и полуопту;

4) часть нелегально скупаемой частными торговцами государственной продукции (через подставных перекупщиков в. государственных и кооперативных розничных лавках).

Продукция капиталистической промышленности (включая лжекооперативы и домашнюю систему) составила в 1925/26 г., как мы видели, около 11,7 %. Часть этих изделий капиталисты продают госорганам и кооперативам, так что потребитель получает эти изделия иногда не из частных лавок, но во всяком случае первоначально сбыли их госорганам капиталисты, так что через капиталистическую торговлю они прошли целиком.

О том, какая доля из всей кустарной продукции (в том числе организованной в «домашнюю систему капиталистической промышленности») продается через частных скупщиков, имеется довольно много сведений. На 1 апреля 1926 г. по СССР из всех кустарей участвовало в кооперативах, входящих в систему корпорации, только 9 % т. е. 280 тыс. чел. Кроме того, участвовало в «диких» кооперативах, не входивших в эту систему, т. е. почти сплошь в лжекооперативах, еще 11 %. Наконец совсем не входило ни в какие кооперативы 80 % всех кустарей (цит. по статье т. Цылько, стр. 75 журнала «На аграрном фронте» за 1927 г.). Но даже и кустари, участвующие в кооперативах, входящих в систему, все же оказываются подверженными в значительной степени зависимости от частного скупщика. По данным Все-российского союза промысловых кустарей-Всекопромсоюза, опубликованным в журнале «Плановое хозяйство», № 2, за 1927 г., на стр. 28, кооперативы, входящие, в систему кооперации, продают через частника 30 % своей продукции. Это по РСФСР. По Украине же они продают через частника даже 40 % своей продукции. Это кооперативы, входящие в систему кооперации. Что же касается кооперативов, не входящих в систему кооперации, то они продают еще в большей мере, почти сплошь. Роль частника в сбыте промышленных изделий всей сети промысловой кооперации РСФСР оказывается в результате: по деревообделочному промыслу 65 % , по кожевенному промыслу 38 % и т. д. (Цылько, стр. 75). Наконец что касается кустарей, не входящих ни в какие кооперативы,-а таких кустарей у нас 80 %,-то, по всем имеющимся данным, они продают свои изделия в подавляющей части через частного скупщика. Например «в реализации валяной обуви роль частника по Калязинскому, Иваново-Вознесенскому и Вятскому районам определяется в 80 % всех заготовок, по Уральской области-85 %» и т. д., а в итоге, даже по Всекомпромсоюзу, для кустарной промышленности в целом (включая кооперацию) «роль частника в сбыте кустарных изделий определяется не менее чем, в 60-70 % даже в наиболее кооперированных районах» (Цылько, стр. 74). Следовательно, в среднем надо считать никак не менее 75 %. Но мы знаем уже, что из всей кустарной продукции около 25 % организовано в «домашнюю систему капиталистической промышленности». Вычтя это, получим, что из остальной, т. е. из трудовой кустарной продукции все же никак не менее половины скупается капиталистическими скупщиками (точнее-около двух третей). В разделе о промышленности мы видели, что из всей промышленной продукции СССР на трудовое частное; производство приходится около 10 %. Следовательно, на скупаемую для перепродажи капиталистическими скупщиками часть трудового частного промышленного производства приходится не менее 6 % всей промышленной продукции СССР.

Часть продукции государственной промышленности, легально продаваемая синдикатами, трестами, торгами и т. д. частному оптовику и полу оптовику, сравнительно невелика. Для 1925/26 г., по отчетным данным Наркомторга, т. Дволайцкий определяет ее следующим образом: «Непосредственное снабжение частной торговли госорганами и кооперацией в части, касающейся индустриальных товаров, составляет около 15 % всей госпромышленной продукции, поступающей на широкий рынок» (стр. 126 сборника «На путях социального строительства»). Вся государственная продукция, как известно, составляла в 1925/26 г. около 80 % промышленной продукции СССР, причем около половины государственной продукции шло на широкий рынок (46% по «Контрольным цифрам» Госплана). Значит передававшиеся частникам из этой половины 15 % составляют около 6 % всей промышленной продукции СССР. Как было уже указано, тресты и синдикаты (имели дело приэтом почти всегда не с частным розничником, а с частным оптовиком и изредка с полуоптовиком.

Наконец та часть изделий государственной промышленности, какая попадала в частную торговлю нелегально (через подставных перекупщиков в госрознице и кооперативах), определяется для 1925/26 г. Наркомторгом в 20 % всех изделий государственной промышленности, поступающих на широкий рынок (та же статья т. Дволайцкого, стр. 127). Это определение ре является произвольным, а сделано Наркомторгом на основании данных о рабочих и прочих бюджетах и о торговле госизделиями в частной рознице. Легко подсчитать, что 20 % от поступающих на широкий рынок изделий госпромышленности составляет около 8 % всей промышленной продукции СССР. Во втором разделе (глава о перекупке) мы пришли уже к заключению, что более половины этой нелегальной скупки через наемных подставных лиц из советской розницы организуется именно крупными торговцами. Следовательно, таким путем капиталистическая торговля получает до 5 % промышленной продукции СССР (и затем перепродает в другие города, а частью кустарям для переработки, например для выделки белья и платья, и в магазины того же города).

Всего, таким образом, через капиталистическую оптовую и полуоптовую торговлю проходит не менее четверти всей товарной промышленной продукции СССР (точнее-около 28 % в 1925/26 г.). Под «полуоптовой» имею в виду торговлю таких частных оптовиков, какие одновременно занимаются в известных пределах (иногда для прикрытия) и розницей. Надо заметить еще, что если изо всей массы промышленных товаров через капиталистического оптовика-скупщика проходит не менее четверти, то из промышленных товаров для широкого-рынка еще более значительная часть. Ибо есть ряд промышленных товаров, которыми капиталисты в СССР вовсе не торгуют и не могут торговать-например, паровозы, рельсы, винтовки, ткацкие станки и многое другое из области средств и материалов производства и специального снабжения (особенно в оптовой торговле). Из всех 28%, которые выше установлены, на предметы для широкого рынка (средства для личного потребления и домашнего и мелкого хозяйства) должно приходиться около трех четвертей (если руководиться процентом, какой средства потребления составляют, по Госплану, во всем частном промышленном производстве). А так как на предметы широкого рынка по всей промышленной продукции страны приходится около половины, то значит из них через капиталистический опт и полу-опт в 1925/26 г. проходило до 40 %.

Понятно отсюда величайшее значение для удорожания жизни и для понижения реальной зарплаты столь крупного фактического участия капиталистического опта в проведении тех промышленных товаров, с покупкой которых непосредственно только и имеет дело трудящийся гражданин. Ибо ни один рабочий или крестьянин не покупает для себя лично или для членов своей семьи такие товары, как паровоз, рельсы, винтовки, ткацкий станок и т. д., потому на его семейном уровне жизни весьма мало непосредственно отражается то обстоятельство, что паровозы или ввозимые из-за границы ткацкие станки проходят у нас на все 100 % только через государственную торговлю. Наоборот, на нем отражается весьма ощутительно, что через руки крупных частных торговцев проходит до 40 % тех промышленных товаров, какие являются предметом покупок рабочего, служащего и крестьянского населения и всех вообще обывателей. Ибо доказано с совершенной неопровержимостью, что именно частный оптовик является застрельщиком непомерного вздувания цен. Оптовик снабжает затем и частную розницу основною частью тех промышленных товаров, какими она торгует, и снимает и с нее сливки: кладет в свой карман главную часть той, увеличившейся с 1923/24 г. накидки, какую частная розница делает, несмотря на то, что отпускные цены производственных органов (трестов, фабрик и т. д.) с 1923/24 г. понизились. Это понижение не доходит в основном до частной розницы, оно в главной части остается в кармане оптовика.

Понятна отсюда практическая важность намечаемых в настоящее время мер по усилению замещения капиталистического оптовика деятельностью госорганов и кооперации. Та доля промышленной продукции страны, какую частный торговый капитал получает участием в легальной оптовой торговле изделиями госпромышленности, незначительна, всего около 6%. Но при помощи совокупности всех источников своего снабжения он проводит через свои руки много больше-до 40 % всех промышленных товаров, вообще поступающих на широкий рынок (т. е. за вычетом производственного снабжения госпромышленности, за вычетом транспортного и военного оборудования, за вычетом внешнеторгового промышленного оборота и т. д.). Это имеет уж столь крупное значение, что вполне объясняет направление торговой политики государства в сторону усиления замещения госорганами и кооперацией деятельности частного оптового капитала, в то время, как с частной розницей (при продолжении, конечно, общего курса на постепенное замещение и ее) вопрос не стоит так остро. Наоборот, ставится задача об отрыве ее от влияния частного оптового капитала и об использовании в качестве дополнительной товаропроводящей сети в той доле, в какой кооперация не в силах еще охватить весь товарооборот и в какой частную розницу окажется возможным подчинить ограничению цен и наживы.

Само собой, если бы фактическое участие частного опта в проведении промышленных товаров свелось бы всего к нескольким процентам, то почти потеряла бы значение его удорожающая практика и почти исчезла бы зависимость от него широкого рынка. Теперь же мы подчеркиваем значение борьбы за его замещение именно потому, что в снабжении широкого рынка (т. е. населения) ему принадлежит еще весьма заметная роль, и оптовик является из всех частных торговцев наиболее паразитическим, т. е. удорожающим товар без обоснованной пропорциональности с оказываемыми им услугами по продвижению товаров.

Вот это фактическое участие частного оптовика в проведении промышленной продукции СССР на 28 % ее массы, а для широкого рынка-даже на 40 % всех промышленных товаров, превращается при оценке доли частного опта во всем оптовом обороте только в 9,4 % (за тот же 1925/26 г.-по «Контрольным цифрам» Госплана). Как было уже указано, в этих разных подсчетах нет никакого противоречия, здесь только две различные формы подхода к одному и тому же факту. Для налоговых целей важна сумма всех продаж (оборот), хотя бы в том числе некоторые товары в оптовой же торговле продавались обязательно по нескольку раз. А для социально-экономических целей важно установить, какая часть товаров проходит через капиталистический опт, безотносительно к тому, сколько раз тот или иной товар будет приэтом перепродан из рук в руки в оптовой же торговле.

Что касается того, какая часть промышленных изделий проходит через частную розницу, то из величины для частного опта (28 %) надо вычесть ту часть капиталистической продукции, какая капиталистами продается оптом госорганам (вряд ли более 2 % или 3 %), и прибавить ту часть трудового кустарного производства, какая продается самими кустарями (это составит из 5 %, оставшихся у них после скупки капиталистами, примерно около 4 %, ибо около 1 % идет через госорганы и кооперацию), и затем прибавить ту часть, какая нелегально скупается в госрознице самими частными розничниками (около 3 %). Таким образом, через частную розницу проходит около трети всей товарной промышленной продукции СССР (считая, как указано, и то, что сами кустари непосредственно продают заказчикам и потребителям).

Если взять только промышленные изделия для широкого рынка, то из приведенных данных легко вывести, что из промышленных изделий для широкого рынка через частную розницу в 1925/26 г. проходила по меньшей мере половина-50 %. Полученная величина (50 %) не особенно сильно отличается от других исчислений, если вспомнить, что другие исчисления не принимали во внимание продукцию лжекооперативов и т. п. Так, по исчислению ВСНХ, за 1925/26 г. эта величина составляет 42 %, по подсчетам Норкомторга-43 %, по подсчетам Госплана-43,3 %.

Эта крупная величина еще более подчеркивает влияние частника на общий уровень цен, особенно в деревне. Ибо в деревне до двух третей всех промышленных товаров проходит через частного торговца, в то время как в городе-только одна треть. Разумеется, приэтом мы имеем в виду все промышленные изделия (и частных фабрик, и кустарные, и т. д.), а не только изделия государственной промышленности. Если принимать во внимание одни только изделия государственной промышленности, как это у нас часто делается, то получился бы результат, что и в деревне большая часть промышленной продукции проводится уже через кооперацию и госорганы. Но подобное «отвлечение» от кустарных и частно-фабричных изделий столь же неправильно, как и распространенные способы измерения уровня цен по подбору только нескольких товаров из числа госизделий, притом почти стандартизованного типа, наиболее поддающихся регулированию цен, как соль, керосин, спички и т. п. (см. список восьми товаров, по которым определяется обычно уровень цен Статья т. А. Львова в № 2 «На аграрном фронте» за 1927 г.). Этот подход неправилен. Нужно принимать во внимание и некоторые другие изделия. В частности для деревни, как указывает там же т. Львов,-масло подсолнечное и селедки; в северной части страны-и муку, которую там привозят отчасти в деревню. На правобережьи Украины из всей рыбы частник завозит 30 %, да и из завозимой госорганами еще сбывается через частника половина (из обзора Наркомторга СССР за октябрь-декабрь 1926 г.). А цена рыбы (селедки) в исчисление уровня цен вовсе не входит. Таких примеров ряд, и непринятие их во внимание искажает представление и о доле частника в сельской торговле промышленными товарами и о роли его в образовании уровня цен.

Для оценки роли частной торговли в сбыте продуктов сельского хозяйства надо иметь в виду, что вся товарная продукция сельского хозяйства (без леса) составила в 1925/26 г., по «Контрольным цифрам» Госплана, только 3 640 млн. довоенных рублей (стр. 342; для перевода в червонные по ценам производителей, согласно Госплану, надо помножить эту величину на 1,4). Проверка этих данных по окончании отчетного года дала немного большую цифру, так как оказался недоучтенным внутрикрестьянский оборот (отчетная статья т. Громана в «Экономической жизни» от 2 апреля 1927 г.). Под внутри крестьянским оборотом имеются в виду продажи сельско-хозяйственных продуктов одними крестьянами другим крестьянам (например беднота обычно полгода покупает хлеб, подрабатывая для этого средства на стороне; то же делают сельские кустари, лишь отчасти занимающиеся земледелием, и т. п.). На эти внутрикрестьянские продажи, согласно отчетным данным Госплана, пришлось 1 882 млн. довоенных рублей (та же статья т. Громана), а остальное продано было из деревни в город. Эта, определенная Госпланом отчетная величина продаж из деревни в город почти точно совпадает с величиной, подсчитанной для этих сельскохозяйственных заготовок за 1925/26 г. Наркомторгом СССР (в декабре 1926 г.-см. сборник «На путях социалистического строительства», стр. 130). По Наркомторгу, получается для таких продаж за пределы сельскохозяйственного населения всего 2725 млн. руб. червонных, что при переводе по тому же индексу (1,4) дает около 1900 млн. руб. довоенных.

Таким образом, из всех проданных крестьянами в 1925/26 г. продуктов сельского хозяйства лишь около половины вывозилось из деревни в город. Из этой половины, по подсчетам наших официальных органов, приходилось примерно по одной трети: 1)на продукты полеводства, луговодства, садоводства и огородничества вместе, кроме сырья для промышленности (приэтом на садоводство и огородничество вместе лишь одна шестая этой трети; картофель отнесен к полеводству); 2) на продукты животноводства и рыболовства, кроме сырья для промышленности (в частности на рыболовство-менее шестой части этой трети);3)на сельскохозяйственное сырье для промышленности (масличные семена, лен, пенька, хлопок, табак, махорка, кожи, сахарная свекла, шерсть, щетина, пушнина, цикорий и т. д.).

Если взять то, что уходит из деревни, т. е. ту половину сельскохозяйственной товарной продукции, какая отчуждена за пределы деревни в город, то, по подсчетам Наркомторга, довольно детальным и вполне правдо-подобным, из нее приходилось на скупку оптовиками-капиталистами 25 %, на продажу непосредственно трудовыми элементами, привозящими в город свои изделия на базары и т. п.,-15 % и на заготовку государственных и кооперативных органов-60 % (сборник «На путях» стр. 128-131, расчет за 1925/26 г.). Получается на первый взгляд как будто бы не так уж плохо, так как из всего того, что из деревни уходит в город, из своей сельско-хозяйственной продукции, отчужденной для города и для экспорта, только 25 % проходит через капиталистическую торговлю. На первый взгляд это как будто противоречит общеизвестному явлению, что торговля мясом, овощами и многими другими продовольственными продуктами находится в наших городах преимущественно в руках частников. Это кажущееся противоречие станет понятным, если из общей доли сельскохозяйственных продуктов, уходящих из деревни, исключить ту часть которая на широкий рынок не поступает, т. е., если исключить сырье для промышленности, заготовку для экспорта и заготовку для армии. Если эти три вещи исключить, как на рынок для покупки населением не поступающие, а взять остальную часть, т. е. то, что покупается и потребляется в городах и в фабричных местностях населением, то получится совсем другой результат. Из той части сельскохозяйственной продукции, которая идет для населения городских поселений, на долю частной торговли приходится уже не 25, а семьдесят пять процентов, в то время, как на долю государственной и кооперативной торговли вместе-только 25 %. Значит, из всей товарной сельскохозяйственной продукции, уходящей из деревни, государственные и кооперативные органы заготовляют 60 %. Но так как главная часть их заготовки идет для экспорта, для сырья промышленности и для армии, то в сельскохозяйственной продукции, потребляемой городским населением, доля государственных и кооперативных органов составляет только 25 %, а 75 % проходит через частную торговлю. В том числе более 45 % проходит сначала через капиталистический опт и потом уж поступает в частную розницу, а почти 30 % идет прямо через частную розницу, т. е. продается на базаре приезжающими крестьянами, молочницами и т. д., привозящими свои продукты на телегах и продающими их в значительной мере непосредственно розничникам, минуя крупный опт, либо непосредственно потребляющему населению тут же на рынке.

Таким образом, на городском потребительском рынке сельскохозяйственных продуктов мы имеем такое положение, при котором не менее 75 % покупаемого населением продовольствия сельскохозяйственного происхождения покупается жителями у частных торговцев. Понятно, что в этой области решающее значение для уровня цен при таких условиях также имеют пока цены частные, а не цены государственные и кооперативные. Отсюда всеобщие заявления наших газет, что население почти не чувствует снижения цен на продовольственные продукты, производимого кооперацией. Для такого «чувствования» необходимо прежде всего увеличить долю кооперации в заготовках и продажах мяса, масла, яиц, картофеля, овощей, фруктов и т. д. В этом заключается сейчас одна из основных задач в области внутренней торговли. Успехи в разрешении ее не только увеличат и укрепят реальное значение денежной зарплаты, но и значительно облегчат дальнейшую интенсификацию крестьянского сельского хозяйства и повышение его трудоемкости. Ибо замещение частного скупщика кооперацией означает не только удешевление для городского потребителя, но и увеличение выручаемой крестьянином цены сравнительно с получавшейся им от капиталиста (то и другое за счет упразднения сверх наживы капиталиста). Между тем, как раз все эти продукты относятся к числу таких, какие повышают интенсивность хозяйства, требуют больше рук, позволяют обходиться меньшим размером площади и уменьшают возможность аграрного перенаселения и выталкивание безработных в города.

Если взять вместе торговлю промышленными и сельскохозяйственными продуктами на широком рынке (т. е. без производственного снабжения промышленности, без экспорта, без снабжения армии, без оборудования транспорта и т. д.), то окажется, что в городах, считая крестьянский привоз на базары, через частную розницу население получает в общем около 50 % всех товаров (треть промышленных и три четверти сельскохозяйственных). А в деревне, если считать и внутренний крестьянский оборот, эта величина будет больше 80 %, а если не считать продаж сельскохозяйственных продуктов крестьянами крестьянам, но она все же будет больше половины всех продаваемых товаров. Это и определяет роль частной розницы в установлении у нас уровня цен, а следовательно и курса червонца, и реального значения номинальной зарплаты, и т. д. Выше мы уже показали, в какой части приэтом за спиной частной розницы и над нею стоит частный оптовый капитал, диктующий ей уровень цен. Но и в той части, в какой частный розничник выступает самостоятельно, без предварительного руководящего посреднического участия частного оптового торгового капитала,-а часть эта не так уж незначительна,-розничник также вздувает цены не хуже оптовика. Основной директивой для удешевления цен поэтому, как правильно еще раз подтвердил Совет труда и обороны в мае 1927 г., остается стремление к замещению кооперацией и частной розницы. Пока же это в достаточной мере невозможно, надо как паллиатив по крайней мере оторвать соответствующую часть этой розницы от подчинения оптовым капиталистам и подчинить ее ограничивающему цены регулирующему влиянию государства.

4.Удорожающее влияние частной торговли. Экономическое и социальное значение проблемы розничных цен.

В марте 1926 г. я прочел в сравнительно узком кругу доклад на указанную в заголовке тему. Через несколько дней я получил письмо (опубликованное затем в журнале «На аграрном фронте») от т. Ф. Э. Дзержинского. В этом письме т. Дзержинский, между прочим, пишет:

«... С вашим основным положением, что высокие розничные цены на промизделия являются основным звеном наших затруднений, я вполне согласен и полагаю, что преодолеть все трудности (одновременно изучая их в процессе борьбы) можно успешнее всего, ухватившись именно за это звено, т. е. против уровня розничных цен... Я думаю, надо нещадно разоблачать частный капитал так, как вы это делаете,—одновременно искать и указать путь подчинения этого частного капитала нам, устанавливая отведенный ему участок работы (ибо не всегда его надо пускать) и определяя размеры его накопления. Вместе с тем мы должны развить огромнейшую работу по усилению кооперации, как будущего могильщика частного капитала. Ведь сила частного капитала и вытекает из слабости кооперации... Без хорошей и дешевой кооперации нас частник будет бить, и мы из наших хозяйственных затруднений не вылезем...»

Тов. Дзержинский в этих строках превосходно формулировал основную мысль: вопрос о розничной торговле является вопросом не только об этой розничной торговле, но и об «основном звене всех наших затруднений». Утверждение это многим тогда казалось чем-то парадоксальным, странным, преувеличивающим. Наиболее вдумчивый из крупных практиков нашей хозяйственной жизни—т. Дзержинский, как он пишет, «вполне согласен» и пришел к тому же основному выводу, что «преодолеть все трудности можно успешнее всего, ухватившись за это именно звено», к какому пришел и я на основании общего социально-политического анализа трудностей нашего хозяйственного роста и путей их преодоления.

Задача борьбы за понижение розничных цен поставлена нашей партией совершенно непререкаемо. Но далеко не все полностью усваивают тот социально-политический смысл и то значение ее для всей экономики страны, какие на деле имеют место. Тот круг мыслей по этому поводу, в какой вводит моя постановка, пытается поставить вопрос о розничной торговле в деревне не как узкую хозяйственно-техническую задачу, а как «общественное отношение». Насколько правильно или неправильно во всех частях—другой вопрос. Но только постановка вопросов советской хозяйственной действительности как конкретных вопросов классовой борьбы может вести нас вперед в понимании этой действительности, а не в простом плавании по морю легковесной болтовни, заменяющей нередко искание социальных корней явлений.

Раз пока нет социального единства всей хозяйственной жизни, раз она не едина, а есть существование и борьба разных классов (организовавшийся в государство пролетариат; буржуазия, преимущественно торговая; разные группы крестьянства и частная трудовая промышленность), то всякого рода трудности в нашем хозяйственном развитии могут быть поняты, только если мы их сведем к их социальным корням. Если же мы будем ограничиваться только подсчетом арифметических ошибок в нашем плане,—я не говорю, что это несущественно, это тоже надо подсчитывать, учитывать и взвешивать,—но если мы не будем отдавать себе отчета, что именно за этим скрывается, что идет дальше, то мы будем стоять перед опасностью впасть в плановый фетишизм.

Как в капиталистическом товарном фетишизме отношения между вещами заслоняли общественные отношения между людьми, так и в нашем обществе такого рода «плановый» фетишизм может заслонить представления о борющихся социальных силах в нашей стране. Тем самым он не дал бы возможности правильно и достаточно твердо наметить те социальные пути, те социальные узлы, на которых должно быть сосредоточено внимание хозяйствующего пролетариата. Я никоим образом не высказываюсь против усиления планового начала в нашем хозяйстве вообще. Во всем ходе нашей плановой организации и укрепления идеи планового начала в нашем хозяйстве я был всегда на стороне укрепления и развития этого планового начала. Теперь я только хочу указать, что если бы увлечение плановым началом превращалось в забвение тех социальных отношений, которые в жизни существуют, т. е. если бы объяснения экономических затруднений начали бы сводиться только к установлению «просчетов» в области плана, то это явилось бы перенесением в наши условия, в новые условия нэпа, таких объяснений, которые—и то лишь отчасти—допустимы были в условиях военного коммунизма, но сейчас означали бы попытку от социального содержания жизни спрятаться за одни только арифметические ошибки.

Если подойти к социальному объяснению хозяйственных затруднений, проявившихся в 1925/26 г., то, мне кажется, нужно особенно обратить внимание на две вещи. На эти вещи нужно обратить внимание больше, чем это иногда при анализе наших хозяйственных затруднений делается. Эти две вещи заключаются в том общеизвестном факте, что мы, советское государство с пролетарской диктатурой, живем в таких условиях, когда, с одной стороны, вне нас существуют другие, буржуазные государства с весьма крупной хозяйственной ролью иностранной буржуазии, а с другой стороны—внутри нашего государства при наличности власти и диктатуры пролетариата все таки не исчезла еще хозяйственная роль буржуазии, которая имеет еще довольно существенное значение. Эти два обстоятельства—существование рядом с нами, с одной стороны, независимой и не подчиненной нам хозяйственной деятельности иностранных буржуазных государств и, с другой стороны—хозяйственной деятельности буржуазии внутри СССР,—эти два обстоятельства играют (и не могут не играть) весьма крупную роль в объяснении замедления темпа нашего хозяйственного роста сравнительно с ожиданиями, которые имели место перед началом 1925/26 хозяйственного года.

Здесь прежде всего надо остановиться, хотя бы вкратце, на иностранной буржуазии. У нас довольно распространено мнение, что так как Европа находится в состоянии экономического упадка, то роль европейских государств, как возможного рынка для потребления наших товаров и как возможного рынка для снабжения нас иностранными капиталами, вопервых, не очень велика и, вовторых, имеет тенденцию все больше уменьшаться, так как в общей мировой экономике среди буржуазных стран роль Европы все больше падает, процент ее производства в мировом производстве уменьшается, а вместо того все больше и больше возрастают роль и размеры производства Соединенных штатов Северной Америки.

Я думаю, что это освещение однобоко и потому неверно. Сектор мирового хозяйства Госплана СССР, по моей просьбе, сделал сопоставление данных, имеющихся по всем государствам мира, в которых ведется какая-нибудь статистика или хотя какое-нибудь подобие статистики, по целому ряду основных отраслей хозяйства. Сделал не по данным довоенным, военного времени и первых годов после войны, а по данным, вопервых, сравнительно свежим (за 1924 и 1925 гг.), а вовторых—обнимающим не какие-нибудь случайно выхваченные, отдельные три-четыре-пять государств, а около пятидесяти государств земного шара. Если присмотреться к этим данным, то окажется, что распространенное представление о все ускоряющемся падении хозяйственного значения Европы является пережитком тех впечатлений, которые создались у нас во время империалистической войны и в первые :годы после нее, когда, действительно, европейское хозяйство, чрезвычайно расстроенное, обескровленное, лишенное миллионов рабочих рук, весьма значительно упало. И место его, в процентном отношении к мировым величинам, было занято прежде всего Соединенными штатами Северной Америки. Но оказывается, что после того, как десятки миллионов людей, бывших до 1919 г. и отчасти в 1919 г. под ружьем, были демобилизованы, были возвращены к труду, оказывается, что после этого европейс<