Новая политика императора - Александра III

Новый курс у либеральных историков конца XIX - начала XX в. получил название «контрреформ», т.е. преобразований, направленных против Великих реформ 1860 - 1870-х гг., призванных вернуть дореформенные порядки. Александр III против Александра II? Нет, все было сложнее. Происходила корректировка правительственного курса, он приобретал черты, не свойственные ни николаевской России 2-ой четверти XIX в., ни эпохе Александра II. Либеральный общественный деятель В. А. Макланов отмечал: «Я не могу себе представить, чтобы кто-нибудь в эти 80 - 90-е гг. мог серьезно желать не только восстановления крепостничества, но и возвращения к прежним судам, к присутственным местам времен «Ревизора» и «Мертвых душ» и т. д. Это кануло в вечность».

Если попытаться вкратце описать внутриполитические мероприятия императора Александра III, то следует, конечно, начать с первоочередной задачи правительства - борьбы с революцией. Уже 14 августа 1881 г. было принято «Положение о мерах к охранению государственного спокойствия и общественной безопасности», которое позволяло в любой губернии и области России временно (сроком на 3 года) вводить усиленное или чрезвычайное положение, дававшее местной администрации широчайшие полномочия, включая права на запрет периодических изданий и административную ссылку «подозрительных» и «вредных» лиц, возможность отстранять от исполнения своих полномочий представителей выборных органов самоуправления. По данному Положению, а также «Правилам о местностях, объявляемых состоящими на военном положении» (от 8 июня 1892 г.) даже гражданские лица могли попадать под юрисдикцию военных судов. На усиленную охрану, чрезвычайное и военное положение правительство переводило те местности, которые являлись или, чаще, могли стать очагами «смуты» или революции.

Был усилен репрессивный аппарат. В рамках ведомства внутренних дел еще в последний год правления Александра II образовали департамент полиции, который, помимо собственно: вопросов охраны правопорядка, ведал вопросами политического розыска, внутренней и заграничной агентурой, открытым и негласным надзором за гражданами и контролировал ход политических дознаний. Значение этого органа подчеркивает то обстоятельство, что его директора В.К.Плеве и П.Н.Дурново позже сами возглавили министерство внутренних дел (начало 1900-х гг.). Полиция стала работать на опережение, не дожидаясь, когда «неблагонадежные» граждане начнут метать бомбы. Еще более оперативно работали создаваемые на местах секретно-розыскные (позже - «охранные») отделения. Они отслеживали деятельность подозрительных лиц и организаций, перлюстрировали почту, внедряли своих агентов в общественное движение. Не было практически ни одной общественной организации в России, в том числе правого и монархического толка, в которой охранка не имела бы своих агентов.

По данным члена Верховной распорядительной комиссии генерала М. И. Батьянова, к воцарению Александра III в России уже насчитывалось 400 тысяч лиц под надзором полиции, а за два последних царствования число их более чем удвоилось: В.Б. Жилинский, обследовавший сразу после Февральской революции архив Департамента полиции, обнаружил в них до 1 миллиона карточек наблюдения. Только за период с июля 1881-го по 1890 год, по официальным данным, подверглись политическим репрессиям - от ареста до виселицы - 21012 человек, то есть в среднем по 2100 обвиняемых в год; поэтому за1891 - 1894 год можно смело прибавить в «актив» Александра III еще 8 тысяч репрессированных. При Александре III прошли 98 судебных процессов против более 400 «политических», вынесены 86 смертных и 210 ссыльно-каторжных приговоров.

Большинству смертников казнь через повешение Александр III заменял вечной каторгой (как тогда говорили, «казнью через пожизненное заточение»), где в жутких условиях смертники гибли - умирали и кончали с собой, если не теряли рассудок - зачастую в первые же годы.

Казнили противников самодержавия при Александре III с редким даже для азиатчины варварством. Тимофей Михайлов был повешен три раза, так как дважды, уже повешенный, он срывался с виселицы. Такого не бывало в Росси ни раньше, ни позже. Очевидец этой казни, немецкий журналист, писал 16 апреля 1881 года: «Я был свидетелем дюжины казней на Востоке, но никогда не видел подобной живодерни». На живодерню походила и казнь Евграфа Легкого: палач уже повесил его, но веревка оборвалась, Легкий - еще живой - упал на помост и был повешен еще раз. А Лев Коган-Бернштейн, тяжко раненный охранниками, был внесен на эшафот (как и ранее в суд) прямо в кровати, поднят с нее и вдет в петлю, после чего кровать из под него выдернули.

Ссыльно-каторжный режим для политических при Александре III был «самым жестоким» за всю историю царской тюрьмы с 1762 года. Именно Александр III в 1884 году открыл зловещую «Государеву тюрьму» в Шлиссельбургской крепости, а вслед за тем (в 1866 году) - политическую каторгу на Сахалине. Злодеяния его тюремщиков возмещали и российскую, и мировую общественность. Две трагедии 1889 года - Якутская 22 марта (когда царские опричники застрелили и закололи штыками шесть ссыльных протестантов, включая женщину - Софью Гуревич, а затем после суда над остальными еще троих повесили) и Карийская 7 ноября (когда первое в России телесное наказание женщины-политкаторжанки - по личному велению Александра III - повлекло за собой ее и других каторжан массовое самоубийство) - вызвали на Западе настоящий взрыв протеста против царского деспотизма.

Первоначально правительству могло показаться, что меры по борьбе с «крамолой» имели должный успех. К середине 80-х гг. удалось уничтожить «Народную волю», убившую предыдущего императора. Новых серьезных организаций бомбометателей на политическом горизонте пока не было, либеральная общественность, подавленная сменой курса, переживала кризисную эпоху, реакционеры торжествовали… Но с начала 90-х гг. призрак революции опять поднялся во весь рост и стало ясно, что внешние меры успокоения только загоняли болезнь внутрь. Никакие, даже самые талантливые и деятельные представители полиции и охранки не могли справиться с революцией, поскольку, как они и сами понимали, нужно было бороться не с симптомами болезни, а целенаправленно лечить сам недуг.

Правительство по-своему видело причины болезни. Оно усматривало их в «развращении» молодежи революционными идеями, разложении сословного строя и ослаблении государства (как следствия дарования обществу «излишней» свободы). Эти язвы правительство и пыталось врачевать.

Вторым из двух главных направлений в политике самодержавия при Александре III были контрреформы - крестьянская, земская, городская, судебная, образовательная. Смысл их заключался в «исправлении» реформ Александра II, то есть представлял собой попытку повернуть Россию вспять, к дореформенному бытию, опираясь при этом на дворянские верхи против народных масс.

Контрреформы Александра III

Образование

Новый министр народного образования И.Д. Делянов делал все возможное, чтобы ограничить само «народное образование». Получив поддержку Делянова, обер-прокурор Синода Победоносцев по правилам 13 июня 1884 г. подчинил церковному ведению «школы грамоты» - низшие начальные учебные заведения. Победоносцев неоднократно замахивался и на земские школы, но у правительства хватило все же мудрости оставить их в покое. Здесь необходимо вспомнить, что земская школа - школа, существовавшая при земских органах самоуправления, - была по качеству обучения и по материальному обеспечению лучшей в России начальной школой, в то время как церковноприходские школы часто влачили самое жалкое существование. Передача земской школы в ведение Святейшего Синода могло похоронить систему начального образования для простого народа.

Другая мера коснулась гимназий. Министр внутренних дел Толстой еще в бытность свою главой народного образования сделал немало, чтобы ввести классическое образование и становить между гимназическим начальством и учениками полицейские отношения. Однако доступ в гимназии (хотя бы теоретически) по-прежнему оставался открыт даже для выходцев из самых низов. Делянов быстро восполнил «пробелы», оставленные его предшественниками. 5 июня 1887 г. был издан циркуляр, печально известный как «Циркуляр о кухаркиных детях». Им предписывалось ограничить доступ в гимназии «детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детей коих, за исключением разве одаренных необыкновенными способностями, вовсе не следует выводить из среды, к коей они принадлежат». «Каждый сверчок знай свой шесток» - так расценила общественность «заботу» правительства об образовании народа. Само же правительство исходило из убеждения, что для народа образование «сверх меры» не только не полезно, но и вредно и способно «развратить» подрастающее поколение.

Толстой и Делянов убедили императора, что следует вплотную заняться и университетами, где угнездилась «революционная зараза». 23 августа 1884 г. был введен новый университетский устав, который уничтожил традиционное для всего образованного мира университетское самоуправление. И преподаватели, и студенты попали в зависимость от чиновников - попечителей учебных округов. Хуже всего пришлось студентам. Они не только лишились возможности слушать лекции прекрасных профессоров, которые покинули университеты, но и вынуждены были платить намного больше за свое обучение, а поступление в университет и получение стипендии определялись главным образом политической благонадежностью. В случае неповиновения начальству студент быстро оказывался за стенами университета и по всеобщей воинской повинности его ждала служба в армии в качестве рядового. Тогда же в России была введена обязательная форма для студентов. Форма была красивой, нравилась девушкам-гимназисткам, демонстрировала принадлежность молодого человека к престижной социальной группе. Но введение ее диктовалось чисто утилитарными соображениями: при каких-либо «сборищах», митингах, уличных беспорядках по форме очень легко было отличить студента в толпе людей.

Консервативный публицист М.Н.Катков в «Московских ведомостях» приветствовал новый университетский устав как символ поворота правительственной политики. Если, как считал Катков, либеральный устав 1863 г. был «началом системы упразднения государственной власти», то устав 1884 г. ознаменовал ее возрождение. «Итак, господа, - возвещал Катков, - встаньте, правительство идет, правительство возвращается!»

Университетский устав 1884 года похоронил автономию университетов, введенную Александром II, и отдал всю внутривузовскую жизнь под контроль правительственных чиновников. Согласно этому уставу, политически неблагонадежные, хотя бы и с мировым именем, ученые изгонялись из университетов (как это случилось, например, с М.М. Ковалевским, С.А. Муромцевым, В.И. Семевским, В.С. Соловьевым, Ф.Г. Мищенко, И.И. Дитятиным, О.Ф. Миллером, Ф.Ф. Эрисманом), либо их выживали (как Д.И. Менделеева, И.И. Мечникова, А.С. Пескова).

Печать

По временным правилам от 27 августа 1882 г. правительство создавало специальный контрольный орган, ведавший прессой, - Особое совещание четырех министров (внутренних дел, юстиции, народного просвещения и обер-прокурора Синода). По этим новым Правилам, во-первых, вводилось такое положение, что те органы печати, которые были временно приостановлены после трех предостережений, могли вновь начать выходить исключительно только под особого рода предварительной цензурой, именно: для газет устанавливалось, что каждая подвергшаяся этой каре газета вновь может выходить только с таким условием, чтобы каждый ее номер накануне выхода в свет, не позже 11 часов вечера, представлялся в цензуру. Это, разумеется, было почти совершенно неосуществимо для ежедневных газет, потому что газеты, на обязанности которых лежит именно сообщать самые последние новости, печатаются ночью, вплоть до самого момента рассылки, и, таким образом, не могут быть готовы к 11 часам вечера накануне или же должны поступаться новизной сведений. Поэтому, как только это правило было применено к «Голосу» Краевского и «Стране» Полонского, которые выходили в Петербурге и являлись тогда наиболее резкими либеральными газетами, то этим газетам пришлось прекратить свое существование. Вторым правилом, которое было вновь введено, являлось учреждение особого ареопага из четырех министров: министра народного просвещения, министра внутренних дел, министра юстиции и обер-прокурора Святейшего Синода, которым предоставлялось право в случае обнаружения вредного направления какого-нибудь журнала или газеты навсегда прекращать это издание, причем они могли вместе с тем и совершенно лишать права также навсегда редактора этой газеты или журнала издавать какие бы то ни было органы печати.

С особенной строгостью применялись к журналам и газетам, в особенности в первые годы толстовского режима, все те драконовские меры, которые устанавливались и новым и прежним законодательством о печати. Так, на органы-печати сыпались такие кары, как лишение права печатать объявления, как многочисленные предостережения, которые вели в конце концов к приостановке и затем, по новому закону, к отдаче под предварительную цензуру, как лишение права розничной продажи, что больно било газеты в экономическом отношении. Очень скоро применен был и новый способ окончательного прекращения журнала по решению четырех министров: именно таким образом были прекращены «Отечественные записки» с января 1884 г. и некоторые другие либеральные органы печати того времени.

В конце толстовского режима, именно в 80-х годах, в последние два-три года жизни Толстого число таких кар значительно уменьшилось, и можно было, как замечает К.К.Арсеньев, даже подумать, что это являлось симптомом смягчения режима; но такое уменьшение числа кар на деле, как объясняет тот же историк цензуры, зависело от того, что не на кого и не за что было их налагать, так как значительное число либеральных зависимых органов печати было или совершенно прекращено, или поставлено в такое положение, что они не смели пикнуть, и в случаях сомнения сами редакторы наперед объяснялись с цензорами и выторговывали себе ту небольшую область свободы, которая им представлялась самою цензурою. В таких обстоятельствах выжили в этот трудный момент лишь немногие из либеральных органов печати, как, например, «Вестник Европы», «Русская мысль» и «Русские ведомости», которые, впрочем, постоянно чувствовали над собой дамоклов меч, и их существование висело также все это время на ниточке.

Суд

Не отвечал представлениям правительства о сильной центральной власти и независимый суд, учрежденный уставами 1864 г. «Судебная республика», по определению М.Н. Каткова, или «безобразие судов», как считал сам государь, были для либерального общества символом общественной и частной независимости. Правительство не устраивала «непокорность» судов, случаи, когда судебные учреждения, даже вопреки законам, выгораживали государственных преступников (как в нашумевшем случае с революционеркой В.З асулич, совершившей покушение на петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова и при очевидной уголовной квалификации ее деяния оправданной судом присяжных в 1878 г.). Более всего раздражал администрацию тот дух свободы, который царил в новом суде. Но ни прежний министр юстиции Д.Н. Набоков, ни новый (с1885 г.) министр А.Н. Манасеин не провели судебной контрреформы по примеру земской и городской, так как понимали, что без эффективного суда невозможно само существование государства. Суд эпохи «Великих реформ» подвергся только частичным ограничениям: везде, за исключением шести крупных годов и столиц, был упразднен мировой суд (впрочем, его эффективность и так оставляла желать лучшего), ограничивалась гласность судебного процесса, повышался ценз для присяжных, из ведения общих судов изъяли политические дела, Сенат получил более реальные права увольнять с должности судей-правонарушителей.

Крестьянство

На первом плане стоял вопрос об облегчении положения тех крестьян, которые уже раньше перешли на выкуп, т.е. вопрос о понижении выкупных платежей. В 1881 г. все бывшие помещичьи крестьяне переводились на обязательный выкуп, отменялось их зависимое временнообязанное положение, понижались выкупные платежи.

Был разработан и проведен ряд мер, направленных к борьбе с крестьянским малоземельем. В этом отношении следует указать три главные меры: во-первых, учреждение Крестьянского банка, при помощи которого крестьяне могли бы иметь дешевый кредит для покупки земель; во-вторых, облегчение аренды казенных земель и оброчных статей, которые отдавались или могли отдаваться в аренду, и, наконец, в-третьих, урегулирование поселений.

Было постановлено, что Крестьянский банк должен помогать крестьянам независимо от того, какие крестьяне и в каком размере покупают землю.

В 1884 г. в правилах об аренде казенных земель сказано, что по закону земли отдавались в 12-летнюю аренду и притом без торгов могли их брать только те крестьяне, которые живут не далее 12 верст от арендуемой оброчной статьи.

Что касается до переселенческого вопроса, который стал в это время заявлять о себе в довольно острых формах, то следует заметить, что были утверждены правила о порядке переселения малоземельных крестьян за Урал (1889).

Следует упомянуть о тех законах по рабочему вопросу, которые были изданы начиная с 1882 г. Впервые русское правительство стало с этого времени на путь защиты - если не всех рабочих, то, по крайней мере, малолетних и женщин - от произвола фабрикантов. Законом 1882 г. впервые ограничена была продолжительность рабочего времени малолетних и женщин и более или менее поставлены под контроль правительственных отраслей условия их работы, а для надзора за исполнением этих постановлений были учреждены первые должности фабричных инспекторов.

Однако эти меры в целом не улучшили благосостояния крестьянского населения.

Наши рекомендации