С василисой антоновной буяновой
Хозяйка встречает меня с миской в руках. В миске – цементный раствор. Промазывает щели в новом своем жилище. Василисе Антоновне – 58 лет, но работает в колхозе до сих пор. И от пенсии (что за причуда!) отказалась. Жила она с моим дедом Федором Арефьевичем в Малой Шалеге через два дома, замуж не выходила и слыла в деревне нелюдимкой. Я весьма смутно представлял, чем живет наша соседка. Понятен оттого к разговору с ней особенный мой интерес.
- У мамы я поздней и единственной дочерью была,- рассказывает Василиса Антоновна.- Сорок лет ей было, когда я на свет появилась. Жили бедновато, а жить лучше все как-то не получалось. Отец активистом был. Это когда колхозы организовывались…
- Не через то ли его в деревне недолюбливали?
- Видимо. Перед войной он еще скот по недопоставкам изымал. Кому это понравится? Ну, а слава отцов на детей ложится. И ко мне недоверие сложилось. А ведь я всю жизнь честно в колхозе проработала, и сегодня еще работаю. А чего еще остается делать-то? На работе умереть. Скорей бы меня бог прибрал…
- Да что вы, Василиса Антоновна!- искренне возмущаюсь я.- Разве можно так о собственной жизни говорить? Один раз она дается.
- Нет уж. Вижу, что зря я с Малой Шалегой не умерла. С переездкой этой волокиту затеяла. Кому да на что это нужно? Дом этот…
Что мне ответить Василисе Антоновне? Единственное – что нестарая еще она женщина, силы еще есть и дом вести, и огород. Бог даст, еще и с мужчиной каким сойдется. В деревне такое издавна заведено – на склоне лет одинокие люди друг к другу прибиваются. Слабым, однако, это будет утешением для человека, не видящего смысла в прожитой жизни.
Что ж мы наделали, что может простить нас, погубивших деревню Малая Шалега и тысячи других деревень российского Нечерноземья? Простят ли нас если не ныне живущие малошалежцы, то их дети, родившиеся в Большой Шалеге, Песочном. Титкове, Арье, Урене, Горьком, Москве и многочисленных местах прочих?
Простят ли нас потомки наши?
Я бегу из дома Василисы Антоновны, форменным образом бегу. Но куда мне скрыться от самого себя, ведь я тоже чувствую себя ответственным за печальную судьбу Малой Шалеги и малошалежцев?
(PS: спустя несколько лет в одну из ночей Василиса Антоновна вместе с приемным сыном во время пожара в своем доме сгорела… Зловещий символ судьбы многих российских деревень).
На улице морозно, но мне жарко от воспаленных мыслей. Прошел домов пять и только сейчас ощущаю, что иду с непокрытой головой. Мне жарко. Оттого, наверное, что вспоминается минувшее жаркое лето. Летом я побывал с группой ребят в велосипедном походе на руинах бывшей деревни. Торчали еще останки дома Анны Крайней, остов дома Александра Филипповича Охлопкова, баня Фотея Игнатьевича Ходыгина, колодец моего деда Федора Арефьевича…Подхожу к колодцу, отодвигаю тяжелую крышку, заглядываю внутрь. Там, далеко-далеко внизу – моё отражение. Колодец помнит и мое детское отражение, и отражение моего отца, и отражение моего деда, и прадеда – Арефия Петровича. Стало быть, через колодец я общаюсь со своими предками?..
Я не мог не побывать и на кладбище, ибо добрая четверть, а то и треть похороненных там, - из рода Киселевых. Иду туда. Входные ворота уцелели, и даже крошечный образок из верхнего бруса не выдрала недобрая рука. Уныло оглядываю покосившийся - повалившийся забор. Замечаю в глубине кладбища фигуру человека. Приближаюсь. Признаю: Юрий Захарович Киселев, двоюродный брат моего отца. На малошалежном кладбище у него вся родовая. Здороваемся, словно мы на поселке в обыденной обстановке встретились, а не в пяти километрах, в безлюдном месте.
- Братца моего Бориса не видел?- спрашивает Юрий Захарович.- Должен был сюда подойти…
- Нет,- отвечаю,- не видел.
- На той неделе я один приходил, а сегодня решили напару…
Очнулся от воспоминаний и лишь сейчас ощущаю крепкий морозец и что не на кладбище я. Вот дом Анны Петровны Тороповой, а вот – Ивана Гусева, Василия Назарова, Федора Назарова. Так это же малошалежная улица! Только где она, сама Малая Шалега? Где ты, великая Малая Шалега?
Что ж ты наделала, великая моя Родина?.. 1989 год.
ЭПИЛОГ ПОСЛЕ ЭПИЛОГА
Прошло еще 22 года
При написании книги «Пески» об истории и дне сегодняшнем сельхозпредприятия «Песочное», в состав которого входила на закате своего существования деревня Малая Шалега, я не мог не побывать и у земляков своих, описанию которых посвятил несколько глав книги «Простите нас». Судьба еще более разметала их, а иных уже и в живых нет. Встреча с земляками и потешила, и растревожила мою душу.
Наведался в Карповский дом-интернат милосердия, в который изъявил желание переселиться, овдовев, из своего дома Василий Григорьевич Охлопков. В новом его жилище, в одной из комнат проживали трое таких же одиноких людей. Кому доводилось пожить в гостинице в компании с незнакомыми людьми, знает, что не так-то просто иной раз с ними сойтись, а тем более сдружиться. Пожилым людям это труднее вдвойне. У каждого сложная жизнь за плечами, потрепанные нервы, проблемы со здоровьем и проч, и проч.
Приветствовал меня Василий Григорьевич тепло и по-дружески, смахнул со стола лишнее. Располагайся! А день был выборов в депутаты областного Законодательного собрания. И стоило мне полюбопытствовать у одного из троих постояльцев его выбором и высказать свое отношение к выборной системе, как на меня был обрушен шквал обвинений и претензий по поводу политических пристрастий. Мой оппонент, неплохо подкованный политически, сначала смешал с грязью всех «дерьмократов», затем принялся расхваливать нынешнюю власть с таким жаром и апломбом, что нам с Василием Григорьевичем сложно было словом перекинуться.
- Вот всегда так,- шепнул мне земляк,- стоит задеть устанца за живое, полночи прокричит.
Вот вам и вывод: как с такими людьми ужиться? Пожалуй, в подобной ситуации проще век бобылем доживать да без компании скандалистов.
- Что поделаешь,- огорченно произнес Василий Григорьевич,- деваться некуда. Поскорей бы меня смерть прибрала…
А вспомните, в главке «Год 1991-й» я представил супругов Охлопковых как полноправных хозяев на доверенном им рабочем месте – откорме 160 телят. И своей самостийностью оба были весьма довольны.
- Работой доволен,- заявил он мне тогда.- Сами себе хозяева, потому как на подряде мы.
Вот и поймете потому, каково живется в коллективном доме со всеми удобствами этого дома не хозяину.
- Ой, да ладно,- совсем сник Василий Григорьевич,- сыт, обут, одет, ну и слава богу. Мне ведь тут не жить, а доживать…
В расстроенных чувствах я покидал трехместную келью, в которой доживает бывший передовик Песочновского колхоза Василий Григорьевич Охлопков.
Еще в тот раз я навестил Александра Ивановича Назарова. Родился он в 1933 году, военного тылового лиха хлебнул сполна. Поработал за жизнь кузнецом, полеводом, конюхом. Очень любит Александр Иванович лошадей. Эта любовь ему в наследство от отца Ивана Лазаревича досталась, а у того отец Лазарь лошадником был. Что не говорите, а конюх в недавние времена на деревне был фигура заглавная. А отличают Александра Ивановича особенное прямодушие и доброта. Разговаривать с ним одно удовольствие – память у него необычайная и на все свое суждение имеется.
Александр Иванович Назаров с гибелью деревни перебрался в Песочное и неплохо здесь устроился, даже лошадью обзавелся. Вот он с «Зорькой» и внучкой у двора нового своего дома в Песочном. Помню колоритную фигуру его отца, Ивана Лазаревича, и даже деда его Лазаря, до снега ходившего по деревне босиком и в белой на роспуск рубахе. У деда и отца – бороды лопатой, и у Александра Ивановича до недавнего времени тоже на груди такая же красовалась. А сегодня пришел в огромную домину земляка – ан, нет бороды!
- Что ты, милой сын! (любимое обращение малошалежцев к человеку, который хотя бы на пару лет был моложе). Жарища-то летошная была какая? Спасу нет! Бороду хоть отжимай от поту, да и чес пошел. Вот и сбрил.
- А лошадка твоя что? Слыхал, пала…
- Беда..,- разом опечалился собеседник.- Сковырнулась по дороге сердешная, и уже не поднялась. Второй год без нее тоскую. А до чего умная была! Только назови деревню, куда идти надо, туда и пойдет. Зорька, в Безводно, Зорька в лес, Зорька в Титково! туда и пойдет. Беда…
Да, лошадь для Александра была первой подругой. Особенно после того, как десять лет назад умерла жена его, Анна Михайловна. Но сейчас за стареющим отцом – восемь десятков лет как-никак доходит - присматривает дочь Ольга, по мужу Мухина. Тоже в Песочновской округе личность известная – обшивает земляков не хуже городского ателье первого класса. Отец ей в избе целую комнату под мастерскую отделил.
- А что, Александр Иванович,- спрашиваю,- с лошадью какой-никакой да калым был, кому сена, кому дров подвести…
- Оно так, конечно, да мне и пенсии с лишка хватает. Десять тыщ я на ферме-то я ни в жись не заробатывал! А одному много ли надо.
Что ж, пенсия действительно неплохая. И это один из немногих плюсов, которым может, на мой взгляд, похвалиться нынешнее правительство. Стариков у нас, слава богу, не обделяют.
Двадцать два года назад для встречи с «другами игрищ и забав» я побывал в старом в здании мастерской, что напротив нынешнего, и какой-то пустотой и безлюдностью веяло от него. Не то сегодня. В новом здании, несмотря на затянувшуюся зиму, царило оживление. Готовились к недалекой пахоте и посевной. Приятель мой Михаил Мухин в здоровенного такого дядю превратился за годы проживания в Песочном.
А вот и еще один приятель мой малошалежный, механик главный - Алексей Федорович Торопов. Много когда-то было в колхозе Тороповых, да время пораскидало всех, вот Тороповы в единственном числе в Песочном и остались. Но один Алексей чего стоит! Весь в колхозных наградах как Брежнев в орденах! Мужик, одним словом, и я им горжусь.
А он, механик, гордится, конечно, техникой, которая поступает в последнее время в хозяйство, такой как железный монстр MEGA-CLAAS, немецкий зерноуборочный комбайн. Нелегко, то бишь, недешево было такое чудо техники приобрести, да затраты окупились сторицей, и никакой отечественный комбайн ему сейчас в подметки не годится.
А еще, конечно, Алексей гордится детьми своими, которых у него трое: Надежда, Сергей и Наташа. Особенно Надеждой, которая не променяла деревню на город. Имея высшее образование, работает бухгалтером в «Песочном». Стаж работы в этой должности не особо большой, но дело свое она освоила в совершенстве. Разумеется, теоретические знания, приобретенные за годы обучения в вузе, мертвы без их применения на практике, и Надежде было у кого учиться – У Евдокии Кузьминичны Целиковой, конечно. В Уренском районе Целикова одна из самых грамотных главных бухгалтеров. Впрочем, у этих двух служительниц калькулятора сотрудничество взаимообразное. Чего забыла старшая, напомнит младшая; чего не знает младшая, подскажет старшая. Одним словом, хорошая у Евдокии Кузьминичны смена подрастает.
- А лично ты как к городской жизни относишься?- спрашиваю у Алексея.
- Да ну ее к черту! Суета одна.
- Бывал в каких городах, насуетился?
- Да нигде, по правде говоря, подолгу не бывал, и не тянет.
Узнаю натуру Тороповскую. В Малой Шалеге отец его Федор Павлович жил тоже безвыездно всю жизнь и к удобствам жизненным очень был нетребовательным. Велосипед да самовар – вот и вся роскошь.
- И ты транспортным средством не обзавелся?- интересуюсь теперь у сына его.
- Нельзя мне, со зрением проблемы…
Знаю, тоже у Тороповых наследственное. Но вот просидел за рычагами трактора Алексей долгие годы, а всего родному колхозу отдал без малого сорок лет жизни. На таких «Песочное» и держится.
Авось и не погибнет окончательно российская деревня благодаря таким вот радетелям за судьбу ее?
