С Василием Григорьевичем Охлопковым

Из Малой Шалеги в Большую Василий Григорьевич перебрался довольно рано – в 81-м. Как передовому работнику, ему предлагали квартиру на центральной усадьбе, но Василий Григорьевич отказался. В собственном дому сам себе хозяин. Купил в Большой Шалеге дом за 4 тысячи. До 1984-го Василий Григорьевич не расставался с трактором. А сегодня на попечении супругов Охлопковых 160 телят. Особой механизации на ферме нет. Стало быть, есть особая физическая нагрузка. Василию Григорьевичу – 58 лет, супруге Евдокии Тарасовне – на два года меньше.

- Удовлетворение от работы есть?- спрашиваю прямиком у Охлопкова.

- Приятного мало, когда изо дня в день одно и то же. Но работать надо,- помолчал.- А работой доволен. Сами себе хозяева, потому как на подряде мы.

- Василий Григорьевич,- задаю вопросы дальше,- а как вы думаете, будущее за такого размера колхозами, как ваш имени Калинина?

- Не за такими,- уверенно отвечает,- мельчить дело надо.

- Одна деревня – один колхоз, как раньше?

- Хотя бы. В большом колхозе и «сачков» больше. В малом же все на виду. Оттого и малошалежный колхоз жалко,- Василий Григорьевич неминуемо выходит на самую больную тему.

- И все-таки не фермерство, а колхозы?

- Ну, не знаю,- замялся собеседник.- Одно знаю: пора нам отвыкать от иликанья-то.

- Не понял,- удивляюсь я новому слову.

- И понимать нечего. Кому – колхоз, кому – фермерство. И никаких «или». А малошалежный колхоз жалко. Вот и все. Старики сказывают, артельный труд в деревне всегда в чести был. И до колхозов еще. Мост ли через речку Шалежку, дорогу ли на Титково, выгон ли в лесочке – удобней скопом-то делать.

- На полосе, однако, врозь?

- Врозь, это да. Но не всегда. То и дело для работы спаривались. Без помочи не обходилось. Лошаденкой, бороной, народом – всегда друг друга выручали. Дом сгорит – всей деревней строили.

- Василий Григорьевич, а ведь те же старики утверждают, что далеко не всем хотелось в колхоз идти.

- Согласен. Крепким мужикам не хотелось. А голи от нужды некуда было деваться: лучше в колхоз, чем по миру с сумой. Вот и надо было колхозы для бедноты создавать, а крепкий мужик и без колхоза бы обошелся, да еще и страну бы накормил.- Василий Григорьевич глянул на часы.- Ну, ладно, хватит. Мою точку зрения ты прояснил. Мне работать надо, на ферму идти. Извини, другой раз договорим.

Прощаюсь с хозяином и иду в Титково, к Федору Назарову, затворившему за собой последнюю дверь в Малую Шалегу.

Встреча десятая

С Федором Назаровым

- В марте 1985-го, вот когда Малая Шалега умерла,- рассказывает Федор под согласные кивки жены и сына.- А дочь моя Оля и сын моего брата Коля - последние дети Малой Шалеги, родились в 81-м и 82-м соответственно.

- Оля да Коля,- невесело смеется жена Галина.

- И нет Шалеги боле,- невесело досочиняю я.

Невесело веселимся, и разговор продолжается дальше.

- А кто перед тобой деревню покинул?

- Ходыгин Юрий.

- И как в одиночестве в деревне жилось?

- А как в одиночестве волку живется? Вот так, примерно, и нам. Хотя вру. Цыгане по одно время в Малой Шалеге объявились. Пустых домов навалом стоит, вот они и выбрали себе. Слава богу, ничего не спалили. Да и эх!- рубит Федор воздух ладонью.- Сгори вся Малая Шалега синим огнем, не береди душу.

Помолчали.

- Да, проснешься иной раз, в сени уйдешь и скулишь там потихоньку. И все не верилось, что одни мы в деревне остались. Не может, не может такого быть! Чего вот все разъехались? Чего испугались? Все верилось, что вернутся. Знал ведь, что не вернутся, а верил… Ну, вроде как в бога. Ну, и нечего делать. Нечего ждать. Перебрался я за Ходыгиным в Большую Шалегу. Год там жил. Пока дом из Малой Шалеги в Титково перевозил. Всем братьям не до меня, своими домами занимаются. Спасибо, отец покойный помог, да сынишка. А техники в колхозе не дают. Где за вино, где как с трактористом договоришься. Не почитали у нас тех, кто в Титково перебирался. Тут, де, и до поселка недалеко, на завод на работу пешком ходить можно. Да нет, зря грешили на нас. Все, вроде, в колхозе работают. Ну, да ладно. Позабыто все. Пообжился я. Печь сложил. Сам. Свет провел. Тоже сам. С собственным домом всему научишься. Живу… Батьку только жалко. Восемьдесят лет старику, трубка в боку от желудка выведена, а он чертоломил, сыновьям сноровку плотницкую выказывал. Вот такие дела…

- Земля, я гляжу, вам выделана неважнецкая под усады.

- Неважнецкая, это да. Никудышная земля, бросовая. Теперь ее удобрять и удобрять, жизни не хватит. Корову еще и из-за этого держу. Она ведь не только молоко, она фабрика удобрений. Картошки, однако, нынче тридцать мешков накопал. Должно хватить. Ничего. С голоду не умрем…

Успокаивает сам себя Федор Иванович,- думаю я,- а голос дрожит. Каково это – последним деревню покидать? Сколько нервов надо порастратить? А с голоду Назаровы действительно не умрут. На то и Назаровы.

На очереди у меня, однако, посещение еще одного дома в Титкове. Прощаюсь с Федором, спешу туда.

Встреча одиннадцатая